Репетитор с большим опытом

     Репетитор с большим опытом Вера Андреевна, закончив дистанционное занятие с одиннадцатиклассницей, прилегла отдохнуть. С ужином можно было не торопиться: сегодня четверг,  приём  у мужа заканчивается в шесть, но он вряд ли и к семи освободится. Кардиолог в детской поликлинике один, из других районов  мамочки с детишками тоже стараются попасть к Виктору Ивановичу Корневу: тридцать восемь лет стажа и  добрая слава сделали его известным.

     Курлыкнул телефон: на карточку Сбербанка поступила тысяча за проведённое занятие. Родители Кати пунктуальны, перечисляют деньги в тот же день. Мама семиклассника Матвея вообще платит накануне: считает, что это дисциплинирует мальчика, воспитывает ответственность. Хотя Матвей и так дисциплинированный: серьёзно занимается плаванием; тренировки, спортивный режим — всё по расписанию.

     С третьим своим учеником, десятиклассником Колей, Вера Андреевна встречается по понедельникам, он приходит  к ней в шестнадцать ноль-ноль, точно минута в минуту. А вот деньги родители переводят не очень точно, в разные дни, то с карточки мамы Ольги Николаевны, то с карточки папы Дмитрия Сергеевича. И в прошлом учебном году случилось так, что оплаты двух занятий Вера Андреевна так и не дождалась. Коля уже сдал ОГЭ, позвонил и похвастался хорошим результатом, а перевод всё не приходил. В середине июня доказать, что два занятия остались неоплаченными, никак не получалось: даты занятий нечем подтвердить, а переводы в последнее время    приходили то два раза в неделю, а то две-три недели не было.  У Веры Андреевны появилась тогда мысль, что Колины родители специально стали весной переводить деньги совсем уж нерегулярно, чтобы запутать её и не всё заплатить. Но раз нет документальных доказательств, то вопрос поднимать не следует: могли ведь закрутиться, забыть — так сказать, добросовестно заблуждаться.

     Своими подозрениями она ни с  кем не поделилась: слишком незначительной показалась проблема. А муж вообще не переносит подобных щекотливых ситуаций. «Да Бог с ними, с этими деньгами, забудь: не последний кусок доедаем» — так или почти так он мог бы отозваться о недополученных двух тысячах.  Но расстроился бы Виктор сильно: низкие поступки людские заставляют  его подолгу переживать. Странный случай пришлось как бы вычеркнуть из памяти, и, когда Коля позвонил в первых числах сентября, Вера Андреевна согласилась заниматься с ним и в этом учебном году. Тем более, что мальчик  к ней привязался, рассказывал школьные и домашние новости, спрашивал совета и сиял от радости, когда изредка, обычно накануне праздников, она угощала его чаем или кофе с конфетами.

     В следующий понедельник Коля, как всегда, явился минута в минуту. Деньги за прошлое занятие так и не пришли, но не говорить же ребёнку об этом, он-то  ни при чём. Мальчик с порога начал делиться новостью: в пятницу с танцевальным ансамблем едут в Белоруссию на фестиваль. Вернутся во вторник, так что занятие на следующей неделе перенесли на среду. В половине шестого Коля ушёл, а Вере, принявшейся за домашние дела,  вспоминалось знакомство с ним и его родителями.

     Два года назад в один из последних дней августа позвонила одноклассница Марина — учительница химии в семьдесят второй школе. Младшему брату её выпускницы Насти Кузнецовой нужен репетитор по русскому языку, и не абы какой, а «репетитор с большим опытом» — это мама мальчика повторила несколько раз.
     — Такого аса, как ты, у нас в городе точно нет, — говорила подруга. — Честно-честно: я лесть не переношу.
Вера задала два обычных вопроса, которые задавала в таких случаях: о платёжеспособности потенциальных клиентов и способностях ребёнка.
     — Мама — воспитательница в детском саду для детей с задержками развития, а папа то ли бригадир, то ли мастер на станкостроительном — платят там хорошо. А насчёт способностей… Настя четыре года назад школу закончила, училась между тройкой и четвёркой,  наверное, и брат не блещет интеллектом.
     — Способности средние, — резюмировала Вера. А Марина, между тем, продолжала:
     — Зато жизненная хватка что надо: замуж Настя первая из моего класса вышла, в июне аттестат получила, а в августе свадьбу сыграли. Правда, в октябре ей уже девятнадцать исполнилось.
     — Красавица, наверное.
     — Вообще никакая. Маленькая, ни лица, ни фигуры. А парня видного отхватила, старше лет на десять, и материально обеспечен: у них с отцом своя авто мастерская,  и, как я слышала, не одна. Уже двое детей. Настя в Одноклассниках постоянно новые фотографии выкладывает: с мужем, с малышами, за рулём машины.
     — А где учится?
     — Да нигде. В одиннадцатом классе мать все уши прожужжала: у Насти и по математике репетитор, и по обществознанию репетитор, она с утра до вечера готовится, будет в экономический поступать. Но никуда и не поступала.
     — Женское счастье… — усмехнулась Вера.
     — Был бы милый рядом, ну, а больше ничего не на-а-до, — пропела Марина.

     Где-то через неделю позвонила Ольга Николаевна. Жаловалась, что Коля получил травму в спортивном лагере (сломал два пальца на ноге) и в школу пока ходить не может (вернее — ездить: учится он в кадетской школе, а дорога туда неблизкая). Договорились, что в ближайший выходной Вера Андреевна сама к ним придёт: это всего три остановки от её дома и прогуляться по нежаркому сентябрьскому солнышку только в радость. Ещё Ольга Николаевна сказала, что занималась с сыном русским, но ничего вдолбить не смогла.

     В субботу Вера с утра пораньше была у Кузнецовых. Встретили все трое: Коля с костылём и родители. И папа, и мама толстые, с круглыми животиками, на которых они одинаково скрестили руки. Мама низенькая, едва по плечо высокому папе. «Как две белки: большая и маленькая» — усмехнулась про себя Вера. Ольга Николаевна заулыбалась,  заговорила, и крупные, выдающиеся вперёд верхние зубы сделали её ещё больше похожей на белку. Бросились в глаза массивные золотые цепочки у старших Кузнецовых и серьги-многокаменки у мамы, сильно оттягивавшие мочки. Не бедствуют товарищи. И квартира в новой девятиэтажке просторная, в большой нише перед комнатой мальчика целый спортзал: шведская стенка, перекладина, с потолка свешиваются боксёрская груша и кольца.

     После занятия родительница спросила: «Ну, как там у него, не двойка?» Вера ответила, что самая обычная тройка, но взглядом постаралась показать Ольге Николаевне, что при мальчике не стоит обсуждать его знания. Та не поняла и начала жаловаться: сын совсем не читает, домашние задания делает быстро, не старается. Коля с тревогой смотрел на мать. Вера свернула разговор, сославшись на неотложные дела, и попросила позвонить вечером.

     Когда Ольга Николаевна позвонила, Вера прежде всего спросила, нет ли рядом Коли. Потом мягко, но серьёзно сказала, что обсуждать неуспехи детей ни в коем случае не следует при них: они сами видят свои проблемы, переживают, хотя стараются скрыть  переживания за показным равнодушием.
     — Да я, чтоб подстегнуть его, чтоб старался, не лодырничал… — и Ольга Николаевна принялась повторять то, что говорила раньше: уроки сын делает наспех, почерк никуда не годится, читать не заставишь.
     Вера слушала, изредка вставляя слово-другое, а думала о том, что книг-то в доме новых клиентов как рази  не наблюдается: ни в большой комнате, ни в Колиной ни книжного шкафа, ни книжной полки, только на письменном столе стопка школьных учебников. Cейчас, конечно, многие читают со смартфонов и планшетов. Но то, что  Колина семья нечитающая,  видно.

     Она побывала у Кузнецовых ещё раз, а потом мальчик стал приходить к ней. Жили Вера Андреевна и Виктор Иванович в частном секторе, расположенном среди высотной застройки, пять минут — и уже на центральной улице: двенадцати-четырнадцатиэтажные дома, торговые центры, кинотеатр, и Коля сразу сказал, что они здорово устроились: одновременно и  город, и свой дом. С интересом рассматривал двухэтажные коттеджи на их улице, обратил внимание на  трёхэтажный, решил, что стоит такой крутой очень дорого. Мальчик оказался хозяйственным, поговорить любил, и через месяц Вера уже знала, что у его дедушки и бабушки большой  дом в тридцати километрах от города,  плюс два сарая, огород сорок соток, сад, много кур, уток и кроликов, есть своя баня. По пятницам родители подъезжают к Дворцу культуры, где Коля занимается танцами, к восьми вечера, и все вместе они едут в деревню. Выходные посвящаются сельхоз работам и отдыху: грибы, рыбалка, в тёплое время года купание в озере.

     Разговоров во время занятия Вера Андреевна не поощряла, но мальчик успевал много рассказать, пока раздевался, доставал из рюкзака книги и тетради. Собираясь и одеваясь, тоже что-либо рассказывал или спрашивал. Вера понимала, что Коле комфортно с ней, и это хорошо: он не стесняется  говорить, чего не знает или не понял, старается, но его успехи не радуют: средние способности — это твёрдая тройка, а  до четвёрки тянуться и тянуться. Из мальчика вряд ли выйдет интеллектуал, а вот хороший хозяин — это точно про него. Маленький садочек  Веры Андреевны он внимательно изучил, сразу определил, что растут там две яблони, груша, молодые ещё вишенки. Небольшой дом на фоне двухэтажных коттеджей выглядел, конечно, весьма скромно, но Коля отметил веранду, которую Виктор Иванович с помощью зятя пристроил семь лет назад: двадцать квадратных метров, две стены — почти сплошные окна — прекрасная летняя комната, которой Вера Андреевна с мужем гордились.

     Своего внука Егора, сына старшей дочери Юли, невольно сравнивала с Колей. Егор учится на класс младше, а по возрасту на два года моложе, но то, что с учеником разбирали и закрепляли по месяцу — причастия, деепричастия — внук схватывал моментально и уже не забывал. Конечно, способности — это от природы, но Егорка с пяти лет читает, а Коля ни в девятом, ни в десятом классе не прочитал ни одного программного произведения. Да и некогда ему читать: три раза в неделю танцы, четыре раза — тренировки (карате), а в выходные, если нет соревнований и концертов, — деревня, где труд на благо семьи чередуется с отдыхом.

     Так размышляла Вера Андреевна, пока не запел  песенку телефон. Звонила сватья, или, наверное, правильнее бывшая сватья — мать бывшего Юлиного мужа Любовь Петровна. После развода Юли и Олега общение с ней прервалось, но последние два года, с тех пор как Олег ушёл на СВО, сватья звонила часто, и они  подолгу разговаривали. Конечно, судьба отца Егорки не могла не волновать, да и  переживания Любови Петровны были очень понятны, и Вера Андреевна, искренне ей сочувствовавшая,  пыталась, как могла, поддерживать.

     Сватья, пересказав сегодняшний телефонный разговор с сыном, принялась за  любимую тему: обсуждение Тамары — женщины, с которой он жил последние годы. Любовь Петровна считает, что на войну Олег пошёл только потому, что по наущению Тамары набрал множество кредитов, платить по которым не было никакой возможности, а самый большой кредит — миллион — на крутую машину. Теперь машина стоит в съёмном гараже, гражданская жена  требует заключения законного брака, а Олег ставить штамп в паспорте не хочет. Сватья мечтает, чтобы сын «сошёлся» с Юлей.  Мечта сватьи  кажется Вере абсолютно несбыточной. Олега знает с детских лет: они с дочерью одноклассники, и понимает, что, кроме Егора, ничего общего у дочери и её бывшего мужа нет.

     В политехнический Олег после школы не поступил, в октябре исполнилось восемнадцать и его призвали в армию. Юля училась в финансово-экономическом и честно ждала жениха. После армии  тот снова не поступил в вуз. «Всё по блату, всё за деньги!» — возмущалась Любовь Петровна, хотя возмущалась, скорее всего, зря: в школе Олег учился на тройки, и никакими занятиями спортом этого нельзя было оправдать, тем более, что и в спорте особых успехов не наблюдалось. Поженились, когда дочь закончила четвёртый курс. Через полтора года родился Егорка. Олег в заочный платный колледж поступил, но училась за него по большей части Юля. Сынишке исполнилось два года, когда она  впервые пожаловалась родным на мужа: поднимает крик по любому поводу, в гостях вступает в перепалки с хозяевами, так что за него становится стыдно.

     «Я вспыльчивая, — говаривала про себя сватья победным тоном, будто это было большое достоинство. — И Олег в меня вспыльчивый. Но отходчивый». Вере и Виктору такая  вспыльчивость казалась элементарной невоспитанностью, но они даже с Юлей не обсуждали  этого вопроса: дочь взрослый, серьёзный человек и  сама строит свою семейную жизнь. Хотя после её рассказа  об очередной ссоре с мужем  расстраивались. На то, что зять как-то изменится, надежды не было. Воспитала его рабочая теплицы Любовь Петровна, не блещущая культурой, считавшая себя всегда и во всём правой, чуть что не по ней, срывавшаяся на крик. Сразу после свадьбы она стала называть Веру с Виктором на «ты» и по именам, к чему они, честно говоря, готовы не были. Но пришлось это принять. Хотя Веру коробило, когда сватья, говоря с ней по телефону, спрашивала, «как там у Витьки дела?» или предавала привет «Витьке».

    Когда к грубости и ничем не оправданным претензиям мужа прибавились выпивки, Юля решилась на развод. Родители давно поняли, что Олег не пара дочери, и не отговаривали: она уже заведует экономическим отделом на стекольном заводе, хорошо зарабатывает, а муж больше года ни на одной работе не задержался, уходил со скандалом. С Егоркой и Олег, и Любовь Петровна встречались часто, но с Юлей и со всеми её родственниками общаться перестали. Что скорее обрадовало Веру, которая со сватьей общалась наиболее плотно, и далеко не каждый разговор радовал.  Любовь Петровна могла ни с того ни сего заявить: «Тебе хорошо, у тебя муж врач! А мой ходок к молодой смылся, в сорок пять лет второго ребёнка завёл!»  или «Конечно, ты в чистоте и в тепле  работаешь! А попробовала бы в теплице раком восемь часов постоять!» Что интересно: своего бывшего мужа Бориса Михайловича сватья всегда называла  ходоком и испытывала непреодолимую неприязнь не только к его второй жене, но и к маленькой дочке.  Вера с мужем видели свата несколько раз: на свадьбе и на днях рождения Олега  — и Борис Михайлович им понравился: серьёзный, рассудительный, работал водителем на междугороднем автобусе, к спиртному был равнодушен. Его дочка, рыженькая хохотушка Анютка, быстро подружилась и с Юлей, и с Егоркой, рассказывала о своих школьных успехах Вере с Виктором.

     Впрочем, все обиды на сватью давно в прошлом, осталось только сочувствие и жалость.
     — Вер, — между тем спрашивала Любовь Петровна, — ты за Олега каждый день молишься?
     — Конечно, утром и вечером обязательно за воина Олега.
     — Мы на прошлой неделе в церковь ходили с сестрой. Может, в субботу с тобой сходим? К тебе же ребятишки по субботам не приходят заниматься?
     — Сходим, Люба. Обязательно сходим.


     На следующий день муж сказал, что его очень просят хотя бы на полставки поработать ещё в одной детской поликлинике: молодая кардиолог рассчиталась.
     — Это далеко? — поинтересовалась Вера.
     — На проспекте Строителей.
     — Край белого света, туда же ехать минут сорок!
     — Да транспорт сейчас хорошо ходит, пока доеду в автобусе, посижу, отдохну.
     — А если вспомнить, сколько тебе лет?
     — Понимаешь, там заведующей сейчас Света Фомина. Как ей отказать? Да и не для себя она просит.
     Вера только вздохнула. Света Фомина — жена, а вернее вдова Игоря Фомина, однокурсника и друга   Виктора, работавшего в красной зоне и в январе 2021-го умершего от КОВИДа. 

     Со следующей недели муж стал три раза в неделю вести приём в поликлинике на проспекте Строителей. По понедельникам, средам и пятницам к восьми утра на основную работу, к часу приходил домой, обедал, отдыхал немного и ехал на вторую  работу. Уставал смертельно, но Света обещала до его отпуска, до августа, раздобыть кардиолога на постоянную работу.


     Вера со сватьей, как и собирались, вечером в субботу побывали в церкви. Отстояли службу и шли к остановке, когда Любовь Петровна ни с того ни с сего подняла крик:
     — Да, ты живёшь себе, в ус не дуешь: у тебя две девки! А у меня сын! Один он у меня, и его, может, уже ранили или убили! Ты ничего не понимаешь!
Резко развернувшись, сватья пошла в противоположную от остановки сторону. Вера, постояв немного и посмотрев ей вслед, удивилась сама себе: крик Любови Петровны на этот раз её не обидел: привыкла, наверное.

     Между тем, муж возвращался с новой работы молчаливый и угрюмый. Вскользь  заметил, что после рассчитавшейся молодой коллеги им со Светой приходится много всего «разруливать». В подробности не вдавался, а Вера и не спрашивала. В молодости она задавала мужу много вопросов о его работе, но после одного случая перестала это делать.

     Случай запомнился во всех подробностях, потому что это был первый день её отпуска — первое июля. Жили они тогда с родителями Веры, были молоды, здоровы и счастливы. Родители ушли на работу, Вера отвела дочек в детский сад и, напевая, принялась за домашние дела. Настроение было прекрасное: впереди два летних месяца, отпуск Виктора и поездка на море — в Геленджик, к его  родственникам. От стирки отвлёк телефонный звонок: тётя Клава, сестра свекрови, сообщала, что её дочь Марина родила мальчика. Произошло это на две недели раньше, чем ожидали, но малыш крепенький, весит без малого три килограмма, так что всё в порядке. Вере поручалось пригласить к семи вечера, когда снова позвонит тётя Клава, свекровь, у которой не было телефона, как и у других жителей частных домов района, бывшего тридцать лет назад городской окраиной.

     Переодевшись и подкрасившись, Вера побежала в детскую поликлинику, чтобы сообщить Виктору радостную весть, а потом уже ехать к свекрови. Войдя, столкнулась с пожилой сестрой-хозяйкой Варварой Михайловной и попросила позвать мужа.
     — Пойдём в зал совещаний, там подождёшь, а я скажу Виктору Ивановичу, чтобы, как отпустит пациента,  туда пришёл.
     Залом совещаний громко называлась комната раза в два побольше врачебного кабинета, где стоял стол, покрытый зелёным сукном, и десятка полтора стульев. Вера присела у стола, и её взгляд упёрся в пачку толстых медицинских карточек, туго перевязанную шпагатом. Высотой пачка была сантиметров сорок, а сбоку  прикреплена перфокарта с надписью чёрным фломастером: «Умершие». Вера почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она не смогла ничего сказать, только полными ужаса глазами посмотрела на Варвару Михайловну. Та поняла и, глубоко вздохнув, ответила на безмолвный вопрос:
     — Умирают детки. Онкология, почки, порок сердца…  — и добавила: Мне эти карточки в архив надо везти, а ты пока посиди, подожди.

     Яркий солнечный день мгновенно померк в глазах Веры,  она никак не могла поверить, что двенадцати или пятнадцать ребятишек, тех, чьи карточки повезла в архив сестра-хозяйка, уже нет на свете: остались мамы и папы, бабушки и дедушки… и маленькие могилки на кладбище, покрытые венками, цветами, игрушками и конфетами...


     После майских праздников как ни в чём не бывало позвонила сватья. Сообщила о поздравлении Тамары с Днём Победы. Сожительница Олега пришла с бутылкой коньяка, за час выпила половину (сватья один глоточек, да и то через силу: запах показался странным), говорила только о том, что им с Олегом надо узаконить отношения, а Любовь Петровна должна сына к этому склонить.
     — Начало темнеть, и она позвонила кому-то: «Я скоро выхожу», — рассказывала сватья. — Я встала вроде бы как шторы задёрнуть, подошла к окну, а внизу Мишка — брат Тамаркин около машины курит, и в машине ещё кто-то сидит. Кто не разглядела, но баба это точно, может, мать их, а может, жена Мишкина. Всем семейством на кровные Олежкины деньги навалиться хотят. Ты слышишь, Вер?
     — Да-да, я слушаю, — отозвалась Вера. — Интересная история получается.
Хотя, если честно, никакого интереса к чужой жизни она не испытывала. Вернулся бы Олег живым-здоровым. А на ком он женится  или  не женится  вовсе — какая ей, или Виктору, или Юле разница. 

     Вера никак не ожидала, что сватья про визит Тамары расскажет Егорке. Но та рассказала во всех подробностях. Зачем? Егорка после бассейна пришёл позаниматься русским и литературой (ему через две недели сдавать ОГЭ) и с недоумением сообщил, что к бабе Любе приходила Тамара с коньяком и требовала, чтобы отец на ней женился. 
     — Ба, а если эта тётка полбутылки коньяка выпила, то она совсем пьяная была? — спрашивал внук. — Она что, алкоголичка?
     Мальчик переживал за отца, и Вера, подкладывая ему сырники, старалась  успокоить  и перевести разговор на другую тему. Потом занялись русским, но  Егорка несколько раз спрашивал про Тамару, которой Вера в глаза не видела и видеть не хотела. Договорились с внуком, что ни дедушке, ни маме он про визит Тамары не скажет, чтобы не расстраивать. «Конечно, конечно», — серьёзно, по-взрослому покивал Егорка, когда Вера его провожала. Потом поливала взошедшие укроп и петрушку, а мысленно ругала сватью за то, что навалила на мальчика, которому не исполнилось и пятнадцати, взрослую проблему. 

     На следующий день тоже не шла из головы эта Тамара, двадцатисемилетняя маникюрша, задействовавшая свою семью для устройства личной жизни. И со словами сватьи, что на кровные Олеговы деньги «навалиться хотят», не соглашаться не получалось. Вспоминались фотографии Олега, которые на своём смартфоне показывал Егорка: бывший зять выглядел похудевшим, усталым, возле глаз целая сетка мелких морщин. Ох, как тяжко там ему, в окопах, под обстрелами, под дронами, от которых трудно укрыться.


     Приближались экзамены, и Верина ученица-одиннадцатиклассница попросила заниматься чаще, два раза в неделю. Деньги за занятия прилетали сразу, как и от другого дистанционного ученика. А вот оплата за Колю совсем спуталась, и одно из майских занятий осталось неоплаченным. Но Вера на этот счёт не беспокоилась: с сентября Коля на полях тетради ставит дату занятия, время оплаты можно проверить в личном кабинете на сайте банка. Так что напомнит о неоплаченных занятиях, если родители сами не вспомнят.

     С желанием учеников не заплатить за занятие она встречалась и раньше, но совсем редко: все случаи можно по пальцам одной руки перечесть. Тогда ещё не переводили деньги на карточки, а отдавали наличными. Детям, конечно, сумма, которую они несли репетитору, казалась большой, и завладеть ею значило что-то себе купить или сходить в кафе. Утаённую один раз оплату Вера прощала, а если пытались сделать это второй раз, звонила родителям и отказывалась заниматься с учеником.  Не ругалась, не упоминала о недополученных деньгах, а говорила, что ребёнку занятия с ней не в радость и лучше им взять репетитора помоложе, с которым  легче найти общий язык. Особо настораживали случаи (их было три или четыре за тридцать с лишним лет репетиторства), когда ученики,  отправившись, вроде,  на занятия, до Веры не доходили, а возвратившись домой, говорили, что всё в порядке: отзанимались и заплатили.  Такие случаи по-настоящему пугали: где проводил время подросток с деньгами в кармане, что делал, с какой компанией связался? И тут уже Вера отказывалась от занятий резко, не принимала никаких извинений родителей и никаких обещаний, что больше подобное не повторится.



     Весной девятнадцатого младшей дочери Маше предложили повышение — работу в областном аптекоуправлении. На семейном совете решили, что отказываться не стоит: счастливый случай, как сказал зять Кирилл, может не пройти мимо тебя во второй раз. В сентябре их дочка Ксюша станет первоклассницей, а это значит, что из школы её надо будет забирать в половину двенадцатого, а в первой четверти ещё раньше. Рабочий день в аптекоуправлении с девяти до шести, раньше уйти никак нельзя, а вот задерживаться придётся. Родители Кирилла совсем далеко — в Омске,  помочь ничем не могут. Так что придётся Вере, заработавшей уже выслугу и маленькую пенсию, рассчитаться и заниматься внучкой, пока та будет учиться хотя бы в первом и втором классе. Вера была не только не против, но даже рада: тяжёлый учительский труд подорвал здоровье, да и совсем расставаться с профессией не придётся: она продолжит заниматься репетиторством. Сначала думала, что скоро вернётся в школу, но КОВИД, изменивший жизнь многих людей, её планы разрушил.

     Осенью двадцатого заболел муж: десять дней на кислороде, потом ещё три недели в больнице, потом  два месяца на больничном: почти каждый день ходил в  реабилитационный центр. Одышка, бессонница ночью и слабость днём не проходили, и Виктор рассчитался с работы. Выслугу и небольшую пенсию и он уже заработал, но туго пришлось бы им с Верой, если бы не репетиторство, которое стало дистанционным. Учеников направляли три  коллеги, с которыми сдружились, двадцать с лишним лет проработав в одной школе, да и бывшие ученики, сдавшие ЕГЭ на высокие баллы и поступившие в вузы, рекомендовали Веру Андреевну  знакомым. Однако на дистанционные занятия соглашались не все. Запомнился телефонный разговор с мамочкой, желавшей, чтобы её сын приезжал к Вере домой и назвавшей занятия в скайпе «неполноценными». Вера тогда удивилась:
     — Учитель видит и слышит ребёнка, ребёнок видит и слышит учителя, здания в чат прилетают мгновенно.  Почему же занятия неполноценные?
     — Как почему? Как почему?! — взвизгнула мамаша. — И вообще, я плачу такие деньги, а вы не хотите пойти навстречу!
     — Кому платите? Какие деньги? Я вас никогда не видела и говорю с вами не более двух минут! — возмутилась Вера.
Ответа не последовало. 
     — На этом мы разговор закончим, — спокойно сказала она в молчащую трубку, — и попрошу больше меня не беспокоить.
     — Как это закончим? — тоном ниже заговорила ожившая трубка. — Мне вас рекомендовали как одного из лучших преподавателей в городе.  Моему сыну нужны очень высокие баллы, он будет поступать в московский вуз!
     Вера не стала  ничего отвечать и занесла телефон истеричной родительницы в чёрный список.

    Индивидуальные занятия с ребёнком предполагают довольно близкое общение и с его родителями. Общение это не всегда радует. Но что было поделать, когда бушевал КОВИД, муж никак не мог оправиться от его последствий, маленьких пенсий не хватило бы, чтобы свести концы с концами, а Верино репетиторство — единственное подспорье? Правильно: терпеть. И она терпела лень и ложь ученика, не готовившегося к занятиям и в своё оправдание сочинявшего целые истории; капризы молодой мамочки, три раза за неделю переносившей занятия дочери по каким-то надуманным причинам. Терпела, со всем соглашаясь, чтобы время от времени услышать курлыканье телефона и облегчённо вздохнуть: ну вот, ещё пятьсот или семьсот рублей прибавилось к их куцему бюджету. Мужу и дочерям говорила, чтобы не беспокоились: денег вполне хватает. Но, похоже, Юля с Машей не совсем в это верили. Потому что, младшая два, а то и три раза в месяц клала деньги родителям на телефоны (в гости тогда не приезжала, боясь принести инфекцию). Старшая работала дистанционно, у неё машина, и к родителям она приезжала часто. Привозила, вроде бы, фрукты «папе для поправки здоровья», но после её визита в холодильнике обнаруживалось многое, чего Вера тогда не имела возможности купить: сыр, или ветчина, или малосольная сёмга (которую, кстати, Виктор с горячей картошечкой очень любил). 

     Прошло полгода после выписки мужа из больницы, прежде чем он почувствовал, что силы  понемногу возвращаются. Стал ухаживать за клумбой, поливать крошечный огородик в три грядки, в маске и перчатках ходить в магазин. А когда в сентябре рассчиталась очередная молодая кардиолог, вернулся к  своей прежней работе в детской поликлинике. Коллеги Виктора, с которыми довелось встречаться Вере, говорили, что КОВИД, которым он переболел, был средней тяжести.  Сама она заразилась уже после прививки: три дня температура до тридцати девяти, потом стала снижаться, но началось осложнение — гайморит. Проболев две недели, похудела на четыре килограмма, и  это была лёгкая форма КОВИДа.

     Когда пандемия пошла на спад, а внучка перешла в четвёртый класс, у Веры появилась мысль вернуться к школьной работе. Тем более, что старинная приятельница, теперь директор школы, очень звала: учительницы русского языка у неё все молодые —  уходят в декрет, рассчитываются, приходят новые — , и нужен опытный, надёжный специалист, который мог бы подсказать и посоветовать молодым, объединить их вокруг себя. Вера  думала о предложении приятельницы, потому что в «родную» школу, куда тоже звали коллеги, возвращаться не хотелось. Не то чтобы она там с кем-то рассорилась или ушла по-плохому, нет, такого не было. Но с директором из молодых да ранних понимания не случилось.

     Игорь Петрович стал директором, когда ему не исполнилось и сорока. В первый его год на руководящей должности Верина ученица выиграла городскую, а потом и  областную олимпиаду по литературе. Сама Вера получила  небольшую премию, а директору за победу на предметной олимпиаде учащегося его школы по существующим правилам полагалась ежемесячная доплата в течение года. Сколько это было в материальном выражении, никому из учителей узнать не удавалось, хотя было весьма любопытно.

     В новом учебном году директор стал требовать, чтобы учителя готовили детей к олимпиадам, и требования эти звучали на каждом совещании и педсовете. У Веры, как обычно, были старшие классы, но одарённых гуманитариев среди учеников не наблюдалось, а посылать на олимпиаду кого угодно просто ради участия —  заведомый провал. О чём она и сказала директору, когда он после уроков зашёл к ней в кабинет всё с тем же разговором. «Но ведь Пономарёва выиграла и городскую, и областную олимпиады, значит, можно и других подготовить!» — возвысил голос Игорь Петрович. Такой аргумент показался Вере совсем уж дурацким, но она терпеливо, как ребёнку, объясняла, что Альбина Пономарёва — одарённая девочка, каких мало. Что она поступила в МГУ и первую сессию сдала на одни «пятёрки». Что она из интеллигентной семьи, её родители, бабушка и дедушка — музыканты: преподают в колледже искусств, играют в областном симфоническом оркестре, а семья, ближнее окружение определяет уровень развития ребёнка.
     — Что вы мне тут лекцию читаете, как студенту, — обиделся директор. — Хороший учитель сумеет подготовить к олимпиаде!
     — Любого ученика? — удивилась Вера.
     — Конечно!

     В конце следующего учебного года она подала заявление на расчёт, и директор выдал трудовую книжку молча. А после, уже за её спиной, стал говорить, что Корнева рассчиталась из-за того, что боялась выпускать одиннадцатые классы, боялась, что не сумеет подготовить учеников к ЕГЭ. Вера выпустила шестнадцать одиннадцатых классов, девять из которых уже во времена ЕГЭ, её методические разработки размещались не только на областных, но и на федеральных педагогических сайтах. Завучи и учителя напоминали директору об этом, но он делал вид, что не слышит. Коллеги не подписывали никаких документов о неразглашении и, разумеется, разговаривая с Верой по телефону или встречаясь, передавали его слова.


     Прятельница-директриса, между тем, сообщила, что одна из учительниц русского языка в октябре уходит в декрет и на её месте она будет рада видеть Веру. С одной стороны, Вере хотелось вернуться к школьной работе, снова почувствовать себя нужным человеком, ощутить ритм жизни,  с другой стороны, тревожили мысли о здоровье, которое за три года пенсионерской жизни лучше не стало. Виктор, считавший себя здоровым, крепким человеком и давно уже справившийся с последствиями КОВИДа, к Вериным гипертонии и стенокардии относился серьёзно, каждую весну и каждую осень колол ей необходимые препараты и время от времени возил к своим знакомым врачам на консультации. Так что выходить на работу он ей вряд ли посоветует. Впрочем, впереди почти три месяца лета и принимать решение пока рано.

     Через пару дней после разговора с приятельнице-директрисой к Вере в гости приехала школьная подруга Марина с мужем. Виктор пришёл с работы, и они вчетвером пили чай в беседке под яблонями, наслаждаясь тихим, теплым вечером и слоёным тортом. Зашёл разговор о школьной работе. Крупная, громкоголосая Марина эмоционально рассказывала новости про ОГЭ и ЕГЭ, сдабривая услышанные от коллег истории своими колкими замечаниями.  Вера вспомнила о приглашении  в школу.
     — Это Митина, что ли, тебе звонила? — спросила Марина.
     — Ну да, — подтвердила Вера.
     — В пятьдесят вторую работать зовёт? А ты как решила?
     — Да я пока как-то особо не задумывалась.
     — А ты задумайся. В пятьдесят второй под две тысячи учащихся. Две смены. Там по полторы ставки минимум  учителя ведут, а русаки и математики и больше. Нам, пенсионерками, это уже вряд ли по силам.
     — Да я больше ставки и не взяла бы сейчас.
     — Ты сама-то работаешь, пенсионерка, а Веру отговариваешь, — вмешался в разговор  муж Марины Николай.
     — Я химик в маленькой школе, у меня четырнадцать часов: три дня в неделю работаю, четыре отдыхаю, обеды-ужины тебе готовлю, — усмехнулась подруга и продолжала, обращаясь к Вере: А на тебя Митина сразу навалит методическое объединение; выпускные классы — это само собой. А там ОГЭ-ЕГЭ, пробники…
     — Итоговое сочинение в одиннадцатом классе, — продолжала Маринину мысль Вера, — ВПР…
     — А это ещё что за зверь? — спросил Виктор, тоже заинтересовавшийся разговором.
     — Всероссийские проверочные работы, — пояснила Марина, — их весной по всем предметам пишут в классах, которые не сдают экзамены.
     — А потом проверяют, анализируют результаты, и учителей, у которых много учеников получили двойки, едят поедом, — сделал вывод Николай. — Как же хорошо, что у меня в цеху ни контрольных, ни экзаменов!
     — Зато аварии случаются, за которые всегда отвечает начальник цеха,  — Марина ткнула пальцем в сторону своего мужа.
     — Это — да,  — согласился он. — За что мне только не приходилось отдуваться. Так ведь платят хорошо. Где ещё столько заработаешь?
     — Только не в школе, — засмеялась Вера.
     — Да, — подтвердила Марина, — в школе грамоту вручат на педсовете и дружно похлопают, а премию директор получит. И за победу на олимпиаде, и за участие в конкурсах всяких. Учитель занимается с детьми, готовит их, тратит своё личное время, а ему — раскрашенную бумажку. За труд надо платить. Потому что серьёзный, тяжёлый труд — это потеря здоровья. И чтобы возместить такую  потерю, надо на курорте подлечиться, сменить обстановку: отдохнуть на море или какие красивые места посмотреть, воздухом свежим подышать. Сможешь ты, дорогая Вера, на то, что заработаешь в школе, в Сочи поехать или Байкал увидеть? Смешной вопрос, правда?


     Пришёл сентябрь, и вместе с ним обычный, рабочий распорядок жизни. Поделав домашние дела, Вера шла встречать Ксюшу из школы, кормила её обедом, потом внучка садилась за уроки, а бабушка за компьютер, дистанционно заниматься с учениками, которых в этом году  четверо. Если не было дождя, вечером гуляли, потом Вера или Виктор, когда он работал в первую смену, отводили внучку домой. По выходным к обеду собирались дочери и внуки, по праздникам приезжали подруги  Марина и Света с мужьями, брат Лёша с женой и сыном. И когда в середине октября позвонила приятельница-директриса и повторила своё приглашение, Вера ответила, что со школой рассталась навсегда и возвращаться не хочет.


     Между тем май 25-го подходил к концу. Вера уже попрощалась с учеником-семиклассником и пообещала его маме в следующем учебном году заниматься с младшим сыном. Семья  порядочная, культурная, и общение с мамой и старшим сыном только в радость. С одиннадцатиклассницей Катей и её родителями тоже сложились тёплые отношения, девочка старается и балл за ЕГЭ по-русскому  получит высокий. На последнем занятии с Колей исписала целых две страницы заданием на лето, мальчик обещал, отдохнув в июне в спортивном лагере, подналечь на русский и прочитать несколько программных произведений к одиннадцатому классу.

     Занятие было в понедельник, двадцать шестого, но ни во вторник, ни в среду родители Коли денег не перечислили. Вера понимала, что надо об этом напомнить, но прежде решила с кем-нибудь посоветоваться. С кем? Ясно, что не с мужем и не с детьми: не хочется выглядеть пред ними «терпилой», боящейся заявить свои права: ведь, чтобы объяснить ситуацию, надо обязательно рассказать и про прошлогоднюю недоплату, о которой не решилась напомнить «забывчивым» клиентам. И не с братом. Лёша, прослуживший двадцать пять лет в ракетных войсках и преподающий в военном институте, человек смелый, и нерешительность сестры его, скорее всего, разозлит. Да и вообще, он, хоть и помладше Веры с Виктором, любит их поучать. Маринке никак нельзя жаловаться на родителей Коли: это ведь она познакомила с Кузнецовыми, расстроится, что клиенты оказались с гнильцой. Остаётся Света, верная подруга детства, с которой жили когда-то в одном подъезде, с трёх лет лет вместе играли, потом учились в одной школе, потом были свидетельницами на свадьбах друг друга… Света — директор музыкальной школы, сейчас там экзамены, так что освободится она только часам к шести. Вот тогда-то Вера ей и позвонит.

     Подруга примчалась в семь. Увидев её встревоженное лицо, услышав ласковый голос, Вера едва сдержала слёзы: милая Светка, она поймёт, она посоветует, она поможет. Наливая в тарелки холодную окрошку, начала рассказывать о прошлогодней недоплате. По мере рассказа серые глаза подруги, окружённые тонкими морщинками, грустнели, уголки губ опускались вниз.

     — Получается, что год назад я прогнулась под них. Есть, правда, и другой вариант: у меня так много учеников и мне на карточку приходит так много денег, что я не заметила недостачи. Но всё равно: в глазах мелких обманщиков я дурочка и они меня перехитрили. Так ведь.
     — Так, — невесело кивнула Света. — Тот, кто не рвёт глотки за свои деньги, по их понятиям, лох, или дурак, или терпила.
     — Ну, а вдруг всё-таки просто забыли. Есть на это какая-то надежда, как ты думаешь?
     — Ни малейшей. Вспомни, что мой бывший говорил (первый муж Светы был следователь): у вора или мошенника нет и десятка схем, по которым он действует, вот по «почерку» его и  вычисляют. Но он считает себя невероятно умными, а тех, у кого крадёт, кого обманывает и кто его ловит, тупыми и недогадливыми, на чём и попадается. Твои Кузнецовы и прошлой, и этой весной действовали по одной схеме: одну оплату задерживали, другую переводили в день занятия, потом опять долго не переводили — запутывали тебя.

     Вере вспомнились круглые лица папы и мамы Кузнецовых, их глазки, утонувшие в складках жира…  Она включила компьютер, открыла личный кабинет в банке, пододвинула Свете календарь и назвала даты занятий.
     — Ну и наглецы! — возмутилась подруга. — Четыре раза отзанимался, два раза заплатили. Кстати: что за цена у тебя такая — тысяча за пару, за полтора часа? Сейчас тысячу берут за час, и это как минимум. Я слышала, люди и две за час платят.
     Вера пожала плечами: как можно назначать такие бессовестные цены, она понять не могла.

     Сочинили со Светой смс: «Ольга Николаевна, проверьте переводы за май в личном кабинете банка. Я получила два перевода: 8.05 и 24.05. Даты занятий проставлены в Колиной тетради его рукой». Последнее предложение привело Свету в восторг:
     — Ты гений, Верка! Уела их на красоту! Не отвертятся теперь.
     Отправив смс, стали пить чай и продолжили беседу. 
     — Если люди более или менее порядочные, извинятся и деньги пришлют, — говорила Света.
     — Я тоже думаю, что ссориться со мной им невыгодно: мальчик слабый, а ему  предстоит Итоговое сочинение и ЕГЭ, ко мне он привык, появились и успехи.
     — Да и где они за такие деньги такого учителя найдут?  Детей моих знакомых сколько с тобой занималось! Все получали высокие баллы, все поступали в вузы, от тебя были просто без ума!


     Ольга Николаевна позвонила на следующий день. Говорила быстро, весело, как теперь принято выражаться «на позитиве»: Веру Андреевну они  ценят, к оплате относятся со всем вниманием, никаких задержек себе не позволяют, Колю учительница хвалит, в десятом классе он по русскому чуть-чуть не дотянул до «четвёрки», в следующем учебном году обязательно продолжит занятия с Верой Андреевной. Потом стала рассказывать успехах сына на танцевальном поприще, потом о его спортивных успехах. Вера только слушала, не успевая вставить ни слова, и когда словесный поток собеседницы иссяк, с облегчением попрощалась. Многословие Ольги Николаевны, её неожиданная напористость удивили, но Вера объяснила их смущением: кому же будет приятно, когда ему намекают на попытку отвертеться от оплаты. Она ждала, что телефон вот-вот курлыкнет и придёт перевод на две тысячи. Дело, конечно,  не в деньгах, без них вполне можно  обойтись, а в элементарной человеческой порядочности. Однако прошёл день, потом другой, потом третий, а телефон всё не курлыкал и никаких переводов на карточку не поступало. А потом она, закрутившись, перестала вспоминать про невозвращённый долг.

     Всё внимание теперь переключилось на внуков, её голубоглазые, румяные солнышки были рядом: у Ксюши начались каникулы, и она до отпуска родителей перебралась к бабушке с дедушкой; Егорка приезжал каждый день: он уже решил, что станет военным корреспондентом, и под руководством бабушки серьёзно готовился к сдаче ОГЭ по литературе. А потом подоспела неожиданная и такая долгожданная новость: Маша беременна. Они с Кириллом приехали из женской консультации счастливые, сидели на диване в обнимку и каждую минуту целовались. «Слава тебе, Боже! Слава тебе, Господи!» — повторяла Вера, накрывая на стол к ужину. 

     Теперь они с Виктором каждый день ждали новостей от младшей дочери: какой срок ставят, какие результаты анализов, нет ли осложнений? Всё оказалось в порядке, и к новому году должен был появиться на свет внук или внучка. Сватья тоже сообщила новость: в отпуск приехал сослуживец Олега, привёз от него письмо. Олег жив-здоров, пишет, что выпивка у них не приветствуется, да и не тянет на спиртное, когда голова всегда должна быть светлой, а рука твёрдой. А вот что их по-настоящему радует, так это шоколадные конфеты. Любовь Петровна купила по килограмму «Ромашек» и «Ласточек» — гостинец сыну. Вера взяла в «Чижике» десяток Бабаевских шоколадок, Юля прибавила растворимый кофе и сгущёнку, и всё это добро Егорка отвёз сватье, а она передала сослуживцу Олега.

     Приближался срок последнего экзамена внука — литературы, и они с Верой повторяли «Капитанскую дочку», «Ревизора», анализировали «Судьбу человека» и «Матрёнин двор» — программные произведения, но в школе дело до них так и не дошло: наскоро пробежались по «Мёртвым душам»  — и учебный год закончился. Вере казалось, что Егорка хорошо подготовлен к экзамену, однако, когда настало шестнадцатое июня  и внук сообщил, что он походит к школе и выключает телефон, она почувствовала дрожь в руках и даже где-то в груди. Чтобы перебороть волнение и скоротать время до конца экзамена и звонка Егорки, занялась варениками с картошкой — их любимым семейным блюдом. Ксюша с готовностью присоединилась к бабушке, и работа закипела.

     В начале одиннадцатого позвонила Света: у неё сегодня первый день отпуска, завтра летят с мужем в Москву к сыну, заканчивающему консерваторию. Вера рассказала про весточку от Олега, про экзамены Егорки. О беременности Маши по их с Кириллом  просьбе пока никому не говорила. Когда стали прощаться, Света вдруг воскликнула:
     — А про самое-то главное я и забыла спросить!
     — Про что? — удивилась Вера.
     — А про долг твоих клиентов. Вернули?

     Никаких поступлений на карточку за прошедшие со времени звонка Ольги Николаевны две с лишним недели не было. У Веры в голове мгновенно высветилась мысль: а ведь матушка ученика говорила с ней так долго и эмоционально вовсе не потому, что была смущена предъявленным обвинением,  — она «забалтывала», чтобы не платить!

     Мыслью тут же поделилась с подругой, а сама включила компьютер и стала открывать сайт банка.
     — Точно: забалтывала, — откликнулась Света. — А я-то несколько раз вспоминала об этих твоих клиентах, думала: не слишком ли резкое послание мы сочинили, не обидели порядочных людей?
     — И я первые два дня так думала, а потом и забыла про этих клиентов: столько своих дел и проблем… Да вот у меня личный кабинет на сайте банка открылся: после двадцать четвёртого мая никаких поступлений от Кузнецовых не было.
     — Так, значит, они решили, что перехитрили тебя, раз ты больше  им не пишешь и не звонишь — не ругаешься.
     — Ну, перехитрили они, скорее, самих себя…

     Попрощавшись с подругой, репетитор с большим опытом Вера Андреевна занесла в чёрный список оба телефона Кузнецовых: и Коли, и Ольги Николаевны. Может, они и не позвонят больше: постыдятся после того, как не заплатили за занятия. А если начнут звонить, то будут слышать: «Абонент вне зоны действия сети». Мальчика, конечно, жаль: он привязался к ней. Но не замечать «плевков» Кузнецовых-старших она  больше не может. И — главное — не хочет.