Эгоист

В детстве я был худосочным ребенком. Причем это странное слово (особенно если анализировать его по слогам) в детстве мне не казалось каким-то особенным. Видимо, оно витало в семейной атмосфере. Даже мой лучший друг, когда писал одноименное сочинение, употребил понравившиеся учительнице проникновенные слова: «Мой друг жив умом, подвижен, хотя и немного худосочен».

Сестра говорила проще: «Шкелетина».

Родители часто жаловались, что я плохо ем с самого раннего моего детства, что, мол, «посмотри на Андрюшу», что у меня не будет сил учиться, если я так плохо буду есть, что «твой брат Коля всегда хорошо кушал, и это его спасло, когда он очень сильно болел в полтора года! И, конечно, он бы не смог преодолеть ту страшную болезнь, если бы не его завидный аппетит». Короче, видимо, меня допекло.

И тут подвернулся случай.

Мне было лет семь, первый класс. Родители редко оставляли меня одного, но тут случилось именно так. Видимо, это был выходной: я проснулся в доме один, родители вместе уехали по каким-то делам. На кухне была записка от мамы. Среди прочего там было написано, что курица на плите.

Я наслаждался одиночеством: порисовал папиными масляными красками на фанерке, посмотрел телевизор и захотел есть.

На плите стояла большая кастрюля, а внутри в жирном бульоне плавала огромная курица.

Видимо, когда я увидел эту курицу, мне и пришла мысль удивить родителей — взять и съесть всю ее целиком!

Надо сказать, что в нашей семье самым ценным в курице считалось белое мясо. Я в то время даже не сомневался, что в курице грудка — это и есть важнейшая часть. Бульон я есть не стал, выловил курицу и срезал белое мясо с одного бока. Первую порцию я ел достаточно легко, почти с аппетитом. Со второй было сложнее. Но поскольку я уже предвкушал, как удивятся родители, как мама скажет: «Ну вот, другое дело — мужчина растет, а не какой-нибудь хлюпик!» (Мамино слово «хлюпик» я особенно не любил).

Мама пойдет и покажет кастрюлю папе. А папа скажет: «Растущий организм! Скоро папу перерастет!»

Третью порцию я ел уже с трудом. Когда белое мясо кончилось, я откромсал ножку, с легким отвращением обглодал ее и положил обратно в кастрюлю.

Мне казалось, что, увидев обглоданные кости, заглянувший в кастрюлю скорее подумает, что вся курица съедена и внутри плавают одни ошметки.

Кстати, так и получилось.

Мама, когда открыла крышку, спросила: «А кто съел всю курицу?!»

Вот тут я гордо и сказал: «Я!»

Мама сначала не верила своим глазам, а потом спросила: «У тебя совесть есть? В твоем возрасте уже нельзя быть таким эгоистом!»