Горячие игры холодных сердец 15
– Неужели мои рецензии столь плохи на ваш взгляд? – говорила Вера, гневно дыша в трубку. – Значит так, Карлос! Такие игры не по мне! Не пришлась ко двору, ищите других почитательниц, я такое не прощаю. Мне дорого моё время, в отличие от вас. Поигрались, и будет. С меня довольно!
– "Я не сбегу, не надейся" – бросаешь мне вызов? – парировал Данилов тем же тоном. – Сбежишь! Я большой оригинал – ты права! Как и ты, я так же умею играть словами. В отличие от тебя, я говорил правду – я ещё тот мерзавец! А потому, не позволяю играть с собой. Мятежный буревестник... Отвергнутый ангел... Красиво говоришь... но... сбежишь... Девочки долго не задерживаются со мной – боятся моего дурного вкуса! У мальчика только мордочка смазливая, а на самом деле, он ещё та бяка!
– Не давай повода. Тебе бы, не понравилось, если бы рвали твои рецензии, – отвечала Вера, уже более спокойно, видимо резкий тон Данилова возымел своё действие. – И дело не в характере, а в воспитанности. Можно рвать плохие рецензии, но мои – что я пишу сердцем, разве не так?
Данилов не ответил. Скривив лицо в надменной ухмылке, он бросил трубку, саданул что есть силы кулаком по столу и замер на месте. Его переполненные злобой глаза пробежались по населявшим стол предметам и снова остановились на телефоне.
– Кулешов, выпить хотите? – спросил он, снимая трубку.
– Спрашиваешь! – донеслось с потолка.
– Друг мой, это Данилов из спаленки, – проговорил он в трубку, когда послышался голос дежурного, – слетай-ка на кухню, да прикажи пару бутылочек кьянти.
– Бери три, и пива, – снова донеслось с потолка.
– Три, – добавил Данилов. – Три кьянти и пива! Да, и похавать чего-нибудь. Ну, там: бычков в сметане, – Данилов поднял голову кверху и подмигнул Кулешову, продолжая говорить в трубку: – рёбрышек, шейку, горячей телятины, колбаски, огурчиков солёных… Кстати – девочки есть?.. Нет, я не людоед… Пошустри там по-бырому… Сам понимаешь: плоть горит, а я с прошлой ночи без пихалова… Что-что… Пихалку мне сними каку-нидь, местную… С подругой! Я не один… А чёрт его знает… Кулешов зависает… Всё… Жду…
Данилов бросил трубку. Прошёлся по комнате, глянул на себя в зеркало, что висело между ванной и туалетом. В зеркале, «на заднем плане» отражалась кровать, стоявшая напротив. Побарабанив пальцами по стеклу, Данилов подошёл к кровати и опустил своё изнурённое от усталости дня тело в её мягкость; ощущая, как тёплая волна нежности пронеслась по телу, он уставился в то место на потолке, где зависал Кулешов.
– Виктор Николаевич, вам удобно? – пошутил Данилов, заложив руки за голову, и согнув ноги в коленях. – Так и не врублюсь: в чём смысл данного фокуса?
В дверь постучали.
– Entrara, – крикнул Данилов.
Дверь приоткрылась, на пороге появилась миленькая девочка лет пятнадцати с тележкой, на которой стояло всё, что заказал постоялец. Спиртное горой высилось на подставке внизу. Пока девочка катила тележку к столу, Данилов успел рассмотреть её. На ней была белая футболка и узкое трико, соблазнительно обтягивавшее бёдра; короткая стрижка делала её похожей на мальчика. Данилов подошёл к столу, помогая девочке расставить тарелки с «деликатесами».
– Чего, постарше там у вас никого нет? – спросил он, чувствуя неловкость в присутствии юной особы так вульгарно одетой, – Эксплуатируют детский труд, паразиты.
– Нет синьор, – ответила девочка высоким голосом. – Сегодня я один.
– Не понял?
– Сегодня – я коридорный, – ответила девочка, по-прежнему используя мужской род.
Решив, что он снова ослышался, Данилов оглядел девочку, задержав взгляд на её передке, и его взору открылась хорошо очерченная выпуклость в области паха.
– Так ты чего – пацан? – как из ружья, выстрелил Данилов этим вопросом.
– Да, синьор, – зарделся коридорный, прикрывая ладонью своего птенчика.
– Офигеть, – присвистнул Данилов. – Кто это тебя так вырядил? Или здесь такая форма одежды? – мальчиков одевают девочками… и наоборот.
– Это маркиз так велел, – краснея на глазах, как вишенка на солнце, отвечал прелестник.
– Де Сад? – пошутил Андрей.
– Нет, синьор, – ещё больше краснея, ответил мальчик. – Маркиз – это мой отец. Он директор этого отеля. Так его здесь называют.
– Ну ладно, не тушуйся, – успокоил Данилов. – Помню в детстве, я играл Петрушку на детском утреннике, так меня тоже вырядили во что-то похожее. ***ло торчало как у бегемота. Кристинка только знай, облизывалась. Клёвая краля… была когда-то! Сейчас не узнать. Замужем. Вся жиром заплыла. Не женись, пацан – это страшно портит фигуру и морду.
Порывшись в карманах, Данилов вытащил две купюры номиналом в 1000 рублей, и протянул мальчику.
– На, вот тебе, за труды.
– Нет-нет, что вы синьор, – как от огня, отмахнулся мальчик, от денег, сильно побледнев. – Отец выпорет, если узнает, что я беру деньги с постояльцев.
– Хотел бы я посмотреть на это, – сама собой вырвалась у Данилова, и эта фраза.
– Приходите вечером в мою комнату – увидите, – произнёс мальчик смиренно.
– Сегодня вечером пацан, я буду валяться где-нибудь в канаве с простреленной от выпивки башкой, – признался Данилов, добавив: – Ладно, кыш отсюда. И одень что-нибудь поприличнее – ты же мужик!
Мальчик, прикрываясь ладошкой, покинул номер. Данилов старался не смотреть на него – такие видения были вредны для его нервной психики, подкреплённой стендалевскому воображению, а потому, заняв место за столом, он приступил к трапезе. Глянув на потолок, где «зависал» Кулешов, он с грустью отметил – что того уже не было.
Протянув руку к бутылке, он услышал шум воды, доносившийся со стороны ванной, а через мгновение, на пороге показалась грузная фигура Виктора Николаевича.
– Лучше напиться вусмерть и валяться в грязи – ведь у окружающих нет способа убедиться, что это обман, – чем с уставом в руках подсчитывать, сколько, кому полагается, – говорил Кулешов, вытирая руки о махровое полотенце, что прихватил из ванной.
– Кулешов, вы философ! – произнёс Андрей, наполняя бокалы. – Кстати, вы видели то же, что и я – сейчас?
– А это каждый волен решать сам – что он видит! – занимая место за столом сбоку от Андрея, ответил Кулешов. – Я могу смотреть на тот же предмет, на который смотрите вы, но видеть его иначе. Всё зависит от воображения, которое посылает нам наша нервная система, парень.
Выпалив эту тираду, Кулешов схватил бокал, и всё, что в нём было, тут же перекочевало в его жаждущее нутро. Данилов подлил ещё.
– Себе! – сказал Виктор Николаевич, как при карточной раздаче и, не дожидаясь, когда Данилов наполнит бокал, снова приподнял свой, с надрывом в голосе продекламировав: – «Скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною? И скоро ль, на радость своих я врагов, могильной засыплюсь землёю?» – а после, с придыханием влил в себя и эту порцию.
– Мастер! – восторгался Андрей, держа бутылку наготове.
– Э, нет – не дождётесь, мать вашу ети! – добавил Кулешов, силой опуская бокал на стол, а после – зачерпывая пальцами бычков в сметане – бросал их в рот. Данилов только дивился – как поэт с аппетитом пьёт и ест.
– Так ты мне расскажешь, что это за бабёнка? – спросил Данилов, когда Кулешов покончил с бычками.
– Баронесса? – вытирая рот и руки о всё то же махровое полотенце, прочавкал Виктор Николаевич.
– Так она ещё и баронесса! – подивился Данилов, услышав какой-то странный шум позади себя.
Обернувшись, он увидел камин, стоявший справа от входной двери, появившийся только что, – это Данилова ничуть не удивило. На мраморной полке громоздились часы в виде медведя – это они издавали шум, что привлёк Данилова, – часы методично отбивали удары – было шесть часов вечера.
– Оба-на – камин! – поворачиваясь к столу, рассмеялся Данилов. – Точно, как в моей новелле «Отель». Слышите, Куле… – он не договорил – застыв, как и фраза – в пространстве. Кулешова за столом не было. Его не было и на потолке, куда Андрей резко вскинул голову.
– Ну, что ж, Андрей Викторович – приключения продолжаются! – сказал он самому себе, хлопнув бокальчик.
Свидетельство о публикации №225070801015