Выходные на даче, или Зачем мы все это делаем

Я всегда думала, что дача — это место, где люди добровольно лишают себя городского комфорта, чтобы почувствовать единение с природой и вчера, когда я откапывала из земли полусгнивший садовый шланг, попутно отбиваясь от комаров размером с воробья, я лишь расширила эту догадку: дача — это еще место, где человек добровольно превращается в крепостного крестьянина, только без барина. Хотя нет, барин есть — это огород.

Всё началось в пятницу, когда муж сказал фразу, от которой у меня сразу начинается нервный тик: «Давай на выходные съездим на дачу, отдохнём».

Сейчас объясню, почему слово «отдохнём» в контексте дачи вызывает у меня приступ истерического смеха.

Итак, представьте: пятница, вечер, час пик. Мы с Димой (это муж) и нашими детьми — Машей и Петей — плюс кот Барсик в переноске и несколько сумок с провизией, будто мы не на два дня едем, а эвакуируемся из зоны бедствия, загружаемся в автомобиль.
— Ты взяла средство от комаров? — спрашивает Дима, пытаясь затолкать в багажник пятую сумку.

— Нет, думала, ты взял, — отвечаю я, мысленно представляя жуткие отеки от укусов (реакция у меня такая).

— А сапоги резиновые? Там же после дождя...

— Блин, забыла.

И так каждый раз. Мы собираемся на дачу с таким энтузиазмом, словно едем на курорт, а потом полпути проводим в перечислении вещей, которые забыли. Маша тем временем ноет, что у неё сел телефон, а Петя спрашивает, заедем ли мы в «Точку» (надеюсь, пояснять не надо, что это). Барсик в переноске выражает своё отношение к происходящему единственным доступным ему способом — воет так, что водители соседних машин оборачиваются. У нас бенгал, поэтому свои эмоции он может выражать более, чем сотней способов и вой - не самый худший из них.

По пробкам мы выезжаем из города два часа. Дима держится за руль так, будто от этого зависит судьба человечества, и комментирует маневры других водителей. Я всегда говорю ему, что его выражения не стоит слышать детям, на что он отвечает: «Пусть привыкают к реальной жизни». Реальная жизнь, судя по его комментариям, та ещё штука.
Когда мы наконец добираемся до дачи, уже темно. Дети вываливаются из машины, как картошка из мешка — сонные, помятые и недовольные. Дима идёт проверять, не отключили ли нам электричество за неуплату (каждый раз забываем оплатить), а я стою посреди участка и думаю, стоило ли вообще сюда ехать...

Первая ночь на даче — это всегда приключение
Это лето дождливое и холодное, поэтому дом нужно прогреть. Мы разжигаем камин, но дети все равно недовольны и укладываются спать с таким выражением лица, будто их отправили в ссылку.

— Мам, а интернет здесь есть? — спрашивает Маша, зная ответ заранее.

— Конечно, доченька, его привезут завтра на лошади вместе с пиццей и кондиционером, — отвечаю я.

— Очень смешно, — Маша закатывает глаза так, что я боюсь, как бы они не застряли в таком положении навсегда.

Ночью я просыпаюсь от странного звука. Сначала думаю, что это Барсик решил устроить ночную охоту на мышей, но потом понимаю, что это Дима пытается закрыть окно — на улице начался дождь. Завтра нас ждёт не просто мокрая трава, а настоящее болото.

Утро субботы начинается с традиционного «Ой, что это у меня на ноге?» Петя обнаруживает на себе клеща размером с булавочную головку и поднимает такой крик, будто на него напала анаконда. А клещ просто полз по своим делам и даже возможно, был безобидным.
За завтраком Дима объявляет план на день, и я понимаю, что «отдохнуть» в его понимании означает перекопать половину участка, починить забор и наконец разобрать сарай, который накренился ещё при прежних хозяевах. Дети смотрят на отца с ужасом, а я мысленно прощаюсь с мечтой почитать книжку в гамаке.

— А может, просто погуляем? — робко предлагаю я.

— Конечно, погуляем, — соглашается Дима. — По пути в строительный магазин. Нам нужны гвозди, шурупы и доски.

Строительный магазин в ближайшем посёлке — это отдельная вселенная. Там продаётся всё: от гигантских бочек для воды до крошечных саморезов, названия которых Дима произносит с такой уверенностью, будто всю жизнь только ими и занимался.

На самом деле он бухгалтер и единственный инструмент, с которым он обращается виртуозно — это калькулятор. Но здесь, в царстве железок и деревяшек, он преображается в сурового мужика, знающего толк в настоящей работе.
Мы возвращаемся на дачу, нагруженные покупками, и начинается то, что мой муж называет «мужской работой». Петя с важным видом подаёт отцу инструменты, хотя явно мечтает сбежать к соседским мальчишкам, которые вот уже битый час радостно обсуждают как сделать ракету из подручных материалов.

Маша сидит на крыльце и только по ее радостным вскрикиваниям “Ура! Две палочки!” я понимаю, что интернет не безнадежен, сама же пытаюсь радоваться прополотым грядкам. Ну надо же чему-то радоваться.

Есть что-то медитативное в прополке, когда выдираешь сорняки и представляешь, что это твои проблемы на работе. Особенно здорово выкорчёвывать пырей — такой живучий, как ежемесячные платежи по ипотеке.
К обеду у меня болит спина, руки в земле по локоть, а на лбу отпечаток от панамки. Дима с гордостью демонстрирует починенный забор, который, честно говоря, выглядит так, будто его пытались отремонтировать, но что-то пошло не так. Но я говорю: «Отлично, дорогой!», потому что годы брака научилили понимать ценность выражения “ложь во имя спасения”.

Обед на даче — это отдельный ритуал
Мы едим на веранде, отмахиваясь от ос и слепней, которые считают наш стол общественной столовой. Есть еще собачьи мухи, треугольные такие, к ним у меня особая нелюбовь. Потому что они тихие. Не предупреждают о своем появлении.

Дима рассказывает о планах на следующие выходные — поставить теплицу, к которой у нас уже третий год лежат детали в сарае.

— Ты же работу в офисе бросать не собираешься? — уточняю я.

— Почему ты спрашиваешь? — удивляется он.

— Потому что твоих планов хватит на полноценную работу садовником, строителем и немного ландшафтным дизайнером.

Дети хихикают, а Дима делает вид, что обиделся, но через минуту уже рассказывает, как мы будем запускать на участке систему автоматического полива.
После обеда Петя всё-таки сбегает к соседским мальчишкам, Маша находит в доме старую книгу и, за неимением интернета, увлекается сюжетом. Дима с видом первопроходца отправляется разбирать сарай, а я иду собирать вишню, в этом году ее, как никогда, много.

Есть в этом что-то первобытное — собирать ягоды, которые выросли на твоей земле. Ты смотришь на них и думаешь: «Я создала это!» Хотя, если быть честной, создала это природа, а ты только немного помогла и очень много мешала своими неумелыми действиями.

К вечеру у Димы заканчивается энтузиазм по поводу сарая, у детей — терпение находиться без интернета, а у меня — силы притворяться, что мне все это нравится. Мы разжигаем мангал, и вот тут начинается настоящий отдых.
Шашлык на даче — это не просто еда, это священнодействие
Дима колдует над мясом с таким видом, будто готовит не шашлык, а эликсир бессмертия. Дети носятся по участку с фонариками, пугая лягушек, а я наконец-то сижу в кресле с бокалом вина и думаю, что, может быть, в этой дачной жизни что-то есть: вечер на веранде, звёзды (которых в городе не видно из-за светового загрязнения), душевные разговоры, на которые в городе никогда нет времени.

— Пап, а почему звёзды мерцают? — спрашивает Петя.

Дима начинает объяснять что-то про атмосферу и преломление света, потом сбивается и признаётся, что точно не помнит. Мы все смеёмся, и в этот момент я чувствую какое-то странное единение с семьёй, природой и даже с этой чёртовой дачей, которая отнимает столько сил.

Ночью я просыпаюсь от того, что Маша трясёт меня за плечо.

— Мам, там какой-то шум на крыше, — шепчет она испуганно.

Я прислушиваюсь и действительно слышу шуршание и постукивание. В городской квартире такие звуки означали бы, что пора вызывать полицию или экзорциста, но на даче это может быть кто угодно: от упавшей ветки до соседского кота, решившего проверить, насколько прочна наша кровля.

— Это ветер, — уверенно говорю я, хотя сама не очень-то верю в это объяснение.

Маша не выглядит убеждённой, но всё же возвращается в свою комнату. Я лежу и думаю о том, как странно устроена жизнь: в городе мы боимся шума соседей, а здесь — шорохов природы. И что страшнее — непонятно.
Воскресное утро начинается с того, что мы обнаружили полное отсутствие питьевой воды. Дима героически отправляется в магазин, дети решают помочь мне с уборкой дома перед отъездом, что само по себе подозрительно.

Дима возвращается с водой, батоном хлеба и странным выражением лица.

— Я встретил Николаича, — говорит он, и я понимаю, что наш отъезд откладывается минимум на час.

Николаич — наш сосед, пенсионер, который знает всё обо всех в радиусе пяти километров. Разговор с ним — это как просмотр всех серий «Санта-Барбары» за один присест. Ты узнаёшь, кто с кем развёлся, кто построил баню без разрешения, и почему председатель садового товарищества — «жулик и проходимец».
— И что нового? — интересуюсь я, заранее смирившись с тем, что домой мы поедем затемно.

— У Петровых колодец обвалился, Семёновы продают участок и переезжают в Испанию, а на общем собрании решили поднять взносы на ремонт дороги, — перечисляет Дима новости, как диктор программы «Время». — И еще Николаич считает, что этим летом будет нашествие колорадского жука, потому что зима была теплая.

— Господи, как интересно, — говорю я с таким энтузиазмом, что дети фыркают от смеха.

— А еще наш Петька вчера к нему в огород залез...

Я смотрю на Петю, который уже пятился в сторону выхода из кухни. Теперь понятно, откуда такое рвение помочь.

— Ему же своей вишни мало...— продолжал муж. — Николаич не в обиде, но просил передать, что выламывать доски в заборе необязательно, пусть в следующий раз через калитку заходит.

Петя стоит красный как рак, мне кажется, что я тоже.

— Надо заехать к Иванычу, пусть извиниться. — Я киваю на сына.

— Заедем, надо посмотреть, что он там сломал, я на следующих входных пообещал починить. И Петя пойдет! Да? — Дима пробуравил взглядом сына, но тот лишь кивнул в знак согласия.

Сборы домой — это отдельный квест
Нужно собрать все вещи, которые мы привезли, плюс урожай с огорода, плюс то, что мы нашли в сарае и решили забрать в город («Эта лампа нам точно пригодится!»). В итоге багажник нашей машины превращается в филиал барахолки, а я пытаюсь вспомнить, зачем мы вообще привезли с собой вафельницу, если на даче нет миксера, чтобы приготовить крем.

Дети занимают свои места, Барсик, который успел за выходные поймать двух мышей и одну ящерицу, с достоинством устраивается в переноске. Дима в последний момент решает проверить, выключен ли газ, свет и закрыты ли все окна, хотя мы уже трижды всё проверили.

— Знаешь, почему мы постоянно что-то забываем? — философски спрашиваю я, когда он наконец садится за руль.

— Потому что у нас склероз? — предполагает Дима.

— Потому что подсознательно мы хотим оставить часть себя здесь, чтобы был повод вернуться.

Дима смотрит на меня с подозрением:

— Ты пила вино с утра?

Обратная дорога всегда короче
Может, потому что мы едем не в час пик, а может, потому что возвращаемся к привычной жизни. Дети дремлют на заднем сиденье, уставшие от свежего воздуха и отсутствия гаджетов. Я смотрю в окно на проносящиеся мимо дачные посёлки и думаю о том, что в каждом домике сейчас кто-то так же, как и мы, пытается совместить городскую жизнь с загородной идиллией.

— О чём думаешь? — спрашивает Дима, не отрывая взгляда от дороги.

— О том, что мы, городские жители, странные существа. Всю неделю мечтаем сбежать из города на природу, а оказавшись там, тащим с собой все городские привычки.

— И что с того? — пожимает плечами Дима. — Зато детям бывать на свежем воздухе полезно.

Вот оно, главное оправдание всех родительских неудобств: «детям полезно». Ради этой фразы мы готовы терпеть комаров, чинить покосившиеся заборы и решать вопросы с соседями.
И ведь действительно, дети на даче другие — более живые, любопытные, меньше сидят в телефонах.
— Знаешь, — говорю я, поворачиваясь к Диме, — иногда мне кажется, что мы ездим на дачу не столько ради огурцов и помидоров, сколько ради этих моментов. Когда мы все вместе, и никто никуда не спешит.

Дима бросает на меня быстрый взгляд и улыбается:

— А говорила, что ненавидишь дачу.

— Я и ненавижу, — упрямо отвечаю я. — Но это как с родственниками — иногда бесят, но всё равно родные.

Когда мы подъезжаем к дому, дети просыпаются. Машины, шум, суета — городская жизнь встречает нас своим ритмом. Мы выгружаем вещи, и каждый тащит что-то своё: Дима несёт сумки, Маша — пакет с клубникой, Петя — свой рюкзак и коробку с «сокровищами», найденными на участке (камни, шишки и какая-то ржавая штуковина, назначение которой мы так и не определили).

Вечером, когда дети уже спят, а мы с Димой сидим на кухне и пьём чай, я замечаю у него на шее след от укуса комара размером с пятирублёвую монету.

— Курортный сувенир, — комментирую я.

— Зато какие воспоминания, — отвечает он. — Признайся, тебе понравилось?

Я задумываюсь. Понравилось ли мне провести выходные, вкалывая на огороде, отбиваясь от насекомых и краснее за сына? Наверное, со стороны это выглядит как изощрённый мазохизм. Но было в этих выходных что-то такое... настоящее. Без фильтров, без дедлайнов, без бесконечной гонки за успехом.
— Знаешь, — говорю я наконец, — понравилось!

Дима смеётся и предлагает тост:

— За дачу!

— За дачу, — соглашаюсь я. — И за то, что у нас ещё целая неделя до следующих выходных.

Утром понедельника, стоя в душной маршрутке по дороге на работу, я ловлю себя на мысли, что скучаю по запаху скошенной травы и тишине, нарушаемой только пением птиц.
Коллега спрашивает, как я провела выходные.

— На даче, — отвечаю я.

— Отдохнула? — интересуется она.

И тут я понимаю главный парадокс дачной жизни: мы едем туда не отдыхать, а жить иначе. Это как параллельная вселенная, где действуют другие законы — более простые и понятные. Вскопал грядку — увидел результат. Посадил семечко — выросло растение. Починил крышу — не течёт. В городе всё сложнее: работаешь-работаешь, а результат часто эфемерный, неосязаемый.
— Знаешь, — говорю я коллеге, — на даче не отдыхают. На даче живут
Она смотрит на меня с недоумением, а я вдруг чётко осознаю, что уже в четверг Дима скажет: «Давай на выходные съездим на дачу, отдохнём». И я снова соглашусь, потому что в этом бесконечном круговороте дачных выходных есть что-то правильное и настоящее. И снова начну собирать сумки, а в пятницу снова будет этот спор про резиновые сапоги, и дети будут ныть про интернет, и Барсик будет возмущённо мяукать в переноске.

В конце концов, дача — это не место для отдыха. Дача — это место, где городской человек добровольно играет в крестьянина, чтобы вспомнить, кем были его предки до изобретения кондиционеров, интернета и службы доставки еды. Это место, где ты понимаешь, что можешь выжить без Wi-Fi, но не без воды. Место, где твои дети узнают, что клубника растёт не в пластиковых контейнерах, а на грядках, и что звёзды на небе — это не спецэффекты.
И, может быть, именно в этом и заключается смысл всех этих дачных выходных: не в помидорах и огурцах, не в шашлыках и даже не в «свежем воздухе для детей», а в том, чтобы хотя бы ненадолго почувствовать себя человеком, а не пользователем; жителем планеты, а не потребителем услуг.

Так что да, мы поедем на дачу в следующие выходные
И забудем сапоги. И будем отбиваться от комаров. И Дима снова будет чинить забор, теперь уже не свой. И Петя опять что-нибудь натворит. И Маша будет страдать без интернета. И я буду ворчать, что мы могли бы провести выходные в спа-отеле. Но мы всё равно поедем.

Потому что дача — это не место. Дача — это состояние души. Состояние, в котором ты вдруг вспоминаешь, что жизнь — это не только карьера, ипотека и статусы в соцсетях. Иногда жизнь — это просто сидеть на крыльце с чашкой чая и смотреть, как садится солнце за соседским забором. И этого, пожалуй, стоят все комариные укусы мира.