Аноним. часть первая. глава 7

  ГЛАВА 7

  Шелковистые волосы, подкрашенные глаза, соблазнительный блеск украшений, черное платье с пуговицами из стекла, узкие рукава и юбка со шлейфом.

 В зеркале – идеальный образ благородной дамы.

 Лишь голос выдавал его.

 Но со временем и с Божьей помощью это тоже изменится.
 Закрыв глаза, он замер, прислушиваясь к нарастающей, нарастающей, нарастающей волне удовольствия.

 Поправив перед зеркалом парик золотисто-голубого шелка, он покачал серьгами и кончиком пальца провел по изгибу цепочки, теряющейся в глубоком вырезе.

  Как ты мне нравишься.

Содрогнувшись, он потянулся за сваленными в груду женскими украшениями: драгоценностями, лентами, шалями ... и попросил обезьянку подать ему черную ленту.

Зверек так и сделал.

 Обмотав ее вокруг шеи, он полюбовался собой. Красиво, подумал он, прижав ленту к себе.
 
Раздался лязг цепей — пленник очнулся.

 Обезьянка прыгнула вперед, заинтересованная происходящим, но он оставался в тени, наблюдая,  как закованный в цепи человек поднимает голову со слипшимися, тяжелыми, как камень, волосами и вглядывается в темноту с редкими бликами света.

— За что вы так со мной? — пробормотал пленник.

—Проснулся, Анджело.

— Кто вы? Подойдите ближе. Позвольте увидеть ваше лицо.

— Не-е-ет, — протянул он. — Слушай внимательно мои вопросы.  Тебя зовут Анджело Руффо и родственник своего тезки кардинала?

— Да. Если вы хотите попросить выкуп, думаю, мы найдем взаимовыгодное соглашение.

— Ты здесь не поэтому.

— Тогда почему? — пленник взывал к милосердию Божьему, молился и плакал.  - Отпустите меня. У меня болят руки. Мне тяжело дышать.
 
— Смотри. Я кажусь тебе красивой?

— Вы не женщина.

— О, нет, —   он озорно хихикнул, —  но однажды я ею стану.

— Как ваше имя?. – прикованный устало сплюнул. — Как зовут моего палача?

— Все называют меня Инноченцо, – прошептал он пленнику на ухо. — но мое настоящее имя Фабиано.

— Освободите меня, пожалуйста.

Не отвечая, Фабиано  молча перемешивал в котле бурлящую черную смесь.
 Вновь улыбнувшись своему отражению , он затанцевал с ложкой в руке, играя своей шелковистой шевелюрой, повторяя себе, что однажды он станет светловолосой женщиной.

 —Ты должна родить этот ужас, этот восхитительный ужас! — завопил он.

Прикованный разразился безнадежным плачем.

— Я хочу как следует накормить тебя, Анджело. Я знаю, тебе будет нелегко говорить, но если ты не ответишь на мои вопросы и вопросы моего друга, тебя ждет страшный конец. Понимаешь?

— Я не вижу никого, кроме вас.

Третий голос, принадлежащий кому-то, скрытому в темноте, спросил:

— Где прячется Аноним?

— Отвечай! — крикнул Фабиано.

— Я ничего не знаю, — простонал прикованный.

— Спрашиваю еще раз, — произнес скрытый голос. — Где прячется Аноним? Мне нужна рукопись, в которой он раскрыл секреты своей живописи. Ты ведь знаешь, где мы можем ее найти, верно?

— Нет, нет, я, правда, не знаю. Я всего лишь купил несколько картин.

— У кого?

— Освободите  меня, мне плохо.

— У кого?

— Прошу вас.

— Моли не меня, а моего благородного другу, - промурлыкал Фабиано, покачиваясь в такт музыке, звучавшей в его голове. — Как я выгляжу?

— Ты прекрасна, — ответил безликий голос.

  Узник, руками и ногами прикованный к четырем кольцам, вогнанным в стену, был слишком подавлен, чтобы говорить или даже молиться; он приберег остатки дыхания для своей последней молитвы. Теперь его подбородок покоился на груди, шея и руки затекли и ныли.  На благословенный миг он потерял сознание, но подняв голову,  обнаружил перед своим лицом ложку, полную темной и блестящей пасты.

— Ешь! — Фабиано  загремел со всей силой, что была в его легких, открывая пасть на уровне его глаз.

— Теперь я понимаю, кто ты, я узнаю тебя, —  прикованный повис на своих цепях, мотая головой. — Ты — «Обезьяна».

— Как ты смеешь, мерзавец?

— Ты Иноченцо дель Монте, кардинал-племянник папы Юлия III. Ты сын нищенки, ты был смотрителем обезьян, и тебя подростком усыновил брат папы.

— Вот видишь, как много тебе известно, а теперь расскажи, о чем тебя просят.

— Ты был любовником папы Юлия, его игрушкой, его маленькой обезьянкой. Я знаю все о тебе и твоих пороках. Держу пари, что я в камере башни Сант-Анджело.

— Угадал!

— Кто твой друг? — закричал  он, рыдая. — Покажись!

Ему не ответили.

— Я стану женщиной и рожу детей — Фабиано приподнял юбку спереди и, показав ему свой набухший член, жестом руки имитировал порез лезвием.

Скрытый голос издал демонический смешок. Фабиано тоже рассмеялся, а потом протянул ложку узнику.

— Ешь.

Анджело Руффо повиновался.

— Мой друг хочет узнать, где находятся твои мерзкие друзья и этот проклятый художник, которые угрожают плохо говорить о моем друге. Этот художник и его шабаш узнали о нас что-то неподобающее. Они угрожают раскрыть нас и это нехорошо. Что они рассказали тебе?

— Ничего. Я никогда не встречал Анонима. Я не знаю ни о каком шабаше. Я думал, ты арестовал меня за запрещенные книги, которые я хранил у себя дома.

— И за это тоже.

— Но я не знаю ничего, о чем вы спрашиваете.

— Я терпелив, и если ты знаешь, ты заговоришь. Мы зажмем тебя между двумя лодками, с лицом, обмазанным молоком и медом. И оставим на солнце…

—Убей меня немедленно, во имя Бога. Ты кардинал. Человек Церкви. И ты должен быть на конклаве, прямо сейчас! Помилуй!

Фабиано жеманно захохотал ему в лицо.

— Во имя Бога? Сумасшедший, кто в это верит!

—Сумасшедший, кто в это верит! — вторил ему другой голос, громко смеясь.

Внезапно став серьезным, в то время, как его скрытый друг заходился от хохота, Фабиано вновь протянул узнику ложку.

— Ешь!
 
— Знаешь , я не хочу превращаться в женщину. Я бы предпочел остаться в своем мужском статусе. Но я абсолютно не могу избежать высшего замысла. Загробная жизнь для меня и всего человечества может быть завоевана только ценой моей трансформации.

— Да, да,  — тот, другой в темноте, смеялся теперь до слез.

Узник проглотил еще один комок рвоты.

— Я  долго жил без желудка. Без кишечника и почти без легких, с разорванным пищеводом, без мочевого пузыря, с разбитыми ребрами и.…

Неудержимый хохот заполнил пространство камеры.

— Ты более развратен и распущен, чем то, что говорят вокруг, — ужаснулся узник.

— Иногда вместе с едой мне случалось глотать гортань…

 — Ты совершенно безумен!