Туман - 10

Глава 10

Утро началось с оглушительного рёва корабельного гудка, который заставил вздрогнуть даже привыкшего ко всему Джеда. Он выскочил на палубу и увидел то, что ещё несколько дней назад показалось бы невозможным. В бухту Золотой Рог, расталкивая, словно ледокол, мелкие суда, входил гигантский круизный лайнер. Он был огромный, многопалубный, белый, с тысячами тёмных прямоугольников балконов. На его борту золотыми буквами было выведено название: «Королева Пасифика».

Лайнер медленно и величественно швартовался к центральному пирсу Морского вокзала, который военные, очевидно, держали в резерве именно для таких случаев. Едва с бортов на причал перекинули трапы, на них хлынул человеческий поток. Тысячи людей, с рюкзаками, чемоданами, детьми на руках, начали выливаться на пирс. Это были американцы, канадцы, новая волна беженцев, совершившая отчаянный бросок через океан.

Джед наблюдал за этим с палубы «Странника», стоя у лееров и неторопливо раскуривая сигару. Он видел, как немногочисленные российские пограничники, стоявшие в оцеплении, пытались остановить толпу. Они кричали что-то в мегафоны, жестами приказывая остановиться, выстроиться для проверки. Но люди, впервые за много дней почувствовавшие под ногами твёрдую землю, их не слушали. Они, как единая, неуправляемая масса, двигались вперёд, стремясь поскорее попасть в город, подальше от корабля, ставшего для них и спасением, и тюрьмой.

Раздались первые выстрелы. Предупредительные, в воздух. Люди закричали, на мгновение отхлынули назад, но задние ряды продолжали давить, и толпа снова устремилась вперёд. Началась давка. Кто-то падал, и его тут же затаптывали. Что именно там происходило, старик не мог разобрать из-за расстояния, но он видел достаточно, чтобы понять, назревает бойня.

В середине толпы произошло какое-то шевеление. Снова несколько коротких, злых выстрелов. Это уже стреляли не в воздух. Несколько человек в передних рядах упали. Толпа взревела от ужаса и ярости. Пограничники отступали, готовясь открыть огонь на поражение.

И тут со стороны города с воем сирен подлетели несколько военных грузовиков «Урал». Из них на ходу выпрыгивали солдаты Росгвардии в полной боевой экипировке, в шлемах «Сфера» и с автоматами наперевес. Они быстро выстраивались в цепь, оттесняя толпу. С рёвом подкатил бронеавтомобиль «Тигр», разворачивая в сторону пирса башню с пулемётом. Только вид тяжёлого вооружения и нескольких десятков бойцов, готовых открыть огонь, наконец остудил пыл вновь прибывших. Толпа остановилась, загудела, но подчинилась. Люди, спотыкаясь и ругаясь, принялись медленно выстраиваться в змеящуюся очередь, ведущую в здание Морского вокзала для проверки документов.

— Что там? — поинтересовался Джек, поднимаясь из каюты и останавливаясь у борта.

— Таможня даёт добро, — коротко ответил Джед.

Сплюнув за борт, он спустился по трапу на пирс.

— Ты куда? — окликнул его Джек.

— Пойду пройдусь немного. Разомну ноги.

— Я с тобой, — тут же вызвался Марк, который тоже вышел на палубу.

Ему осточертело сидеть в замкнутом пространстве яхты.

— А я останусь, — предупредил Джек. — На всякий случай. Мало ли что.

Джед кивнул. Это было разумно. Оставлять «Странник» без присмотра в этом кишащем улье все-таки было опасно, несмотря на охрану.

Мужчины двинулись по Корабельной набережной в сторону города. Воздух был тяжёлым, пах соляркой. Они прошли мимо легендарной подводной лодки С-56, установленной на постаменте. Сейчас она выглядела не как памятник, а как ещё одно застывшее, неуклюжее чудовище среди всеобщего хаоса. У её подножия сидели люди, спали, ели, кормили детей, испражнялись. Вся набережная превратилась в огромный стихийный лагерь. Справа над ними нависал исполинский Золотой мост, его ванты терялись в сером, промозглом небе.

Они свернули на Нижнепортовую улицу, одну из старейших в городе. Здесь было тише, но грязь и запустение ощущались острее. У переполненных мусорных баков, источавших невыносимый смрад, копошились крысы размером с кошку. Они дрались за объедки с тощими, одичавшими собаками. Когда Джед и Марк проходили мимо тёмной подворотни, из неё выскочили двое. Молодые парни, лет двадцати, смуглые, с лихорадочным блеском в глазах. Явно не местные. Скорее всего, латиноамериканцы, каким-то чудом добравшиеся сюда.

— Эй, амигос! — сказал один из них, преграждая им путь.

В его руке блеснул нож.

— Give me money. Watches. Everything. Быстро!

Второй зашёл сбоку, тоже вытаскивая лезвие.

Марк застыл, похолодев от страха. Он никогда в жизни не попадал в подобные ситуации. Джед же даже не изменился в лице. Он посмотрел на парней так, как смотрел на вредителей у себя на ферме, с холодным, безразличным презрением.

— Идите к чёрту.

— Что?

— Последний раз говорю, — медленно, отчётливо произнёс Стоун по-английски. — Убирайтесь к чёрту.

— Ты что-то вякнул, плешивый?

Парни, видимо, не поняв угрозы, сделали шаг вперёд.

Старик без лишней суеты сунул руку под куртку и вытащил свой «Смит и Вессон». Тяжёлый револьвер выглядел в его руке абсолютно естественно. Щелчок взводимого курка в тишине переулка прозвучал громче выстрела.

— Или я проделаю в вас несколько лишних отверстий, чтобы выветрилась вся ваша дурь, — закончил он.

Увидев оружие, грабители мгновенно сдулись. Их напускная храбрость испарилась. Они что-то испуганно залепетали на испанском, развернулись и бросились бежать, спотыкаясь о мусор.

Старик опустил револьвер и убрал его обратно под куртку.

— Не знаешь даже, как поступить лучше в такой ситуации, — со вздохом сказал он.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Марк, всё ещё не пришедший в себя от пережитого. — Ты же прогнал их.

— Я их отпустил, не став стрелять. Сохранил этим дуракам жизнь.

Джед посмотрел на Марка тяжёлым взглядом.

— Но вот, сохранив им жизнь, я почти уверен, что через час они попытаются ограбить ещё кого-то. Какую-нибудь женщину или старика, у которого не окажется с собой револьвера. И возможно, на этот раз всё закончится смертью. Так что вот тебе и дилемма. Иногда доброта порождает ещё большее зло.

Они пошли дальше, оставив этот вопрос без ответа. Поднявшись вверх по склону по одной из безымянных, крутых улочек, они вышли на улицу Пушкинскую. Здесь начинался жилой массив. Типовые пятиэтажные дома, которые русские называли «хрущёвками», стояли плотными рядами. Их обшарпанные фасады были увешаны спутниковыми тарелками и кондиционерами. На лоджиях, застеклённых и открытых, сушилось бельё, пёстрое знамя несломленного быта. Дворы заставлены машинами так плотно, что пройти можно было с трудом. Автомобили стояли на газонах, тротуарах и даже на детских площадках, ржавея под дождём.

— Смотри, — сказал Марк, кивая на один из дворов. — Качели, песочница… Интересно, где они сейчас, дети?

— Там же, где и все, — глухо ответил Джед.-Либо в очереди за едой, либо в поезде на запад, либо… либо уже нигде.

Воздух здесь был другим. Если в порту пахло морем и соляркой, то тут, сыростью, прелой листвой и чем-то кислым, идущим из подвалов. И ещё, едой. Из открытых окон доносились запахи жареного лука, варёной капусты, какой-то каши. Люди продолжали жить, готовить, существовать, игнорируя нависший над миром приговор.

Они часто встречали военных. Патрули по трое, в полной выкладке, неторопливо прохаживались среди толпы с напряжёнными взглядами. Такое присутствие не успокаивало, а наоборот, подчёркивало хрупкость местного порядка. Иногда они останавливали кого-то, грубо проверяли документы, а потом так же безразлично отпускали.

Марк чувствовал себя неуютно. Он, выросший в просторном пригороде, привыкший к личному пространству, задыхался в этой плотной, разноязыкой толпе.

— Такое чувство, что весь мир собрался в этом городе, — сказал он, уворачиваясь от женщины с двумя огромными баулами.

— Так и есть, — ответил Джед. — Это последний ковчег. И он уже трещит по швам.

Они вышли на широкую, шумную Светланскую улицу. Здесь движение было ещё более интенсивным. Старые советские «Жигули» и «Волги» соседствовали с современными японскими и корейскими внедорожниками. Между ними сновали мотоциклы и скутеры. Всё это гудело, чадило, создавая невыносимую какофонию. Старинные здания, построенные ещё в начале двадцатого века, с их лепниной и изящными балконами, смотрели на этот хаос с молчаливым укором. Стены были исписаны граффити на десятках языков, объявлениями о поиске пропавших родственников и отчаянными призывами.

У стены обшарпанного дома, под выцветшим граффити с изображением амурского тигра, сидела семья, мужчина, женщина и двое детей, мальчик и девочка лет семи-восьми. Судя по светлым волосам и европейским чертам лица, они были не из местных. Они не просили милостыню. Они просто сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели в пустоту. Их одежда была грязной, лица серыми от недоедания и пыли. Рядом с ними стоял единственный чемодан на колёсиках, обмотанный скотчем.

— Сколько они так просидят? — тихо спросил Марк, стараясь не смотреть на них в упор.

— Пока не умрут с голоду, или пока не заберут в какой-нибудь лагерь, или пока не найдут способ продать что-то, чтобы купить еды на сегодня, — буднично ответил Джед, даже не повернув головы. — Может, ждут кого-то. Родственника, который обещал встретить. Друга, который не пришёл. Надежда — самая паршивая вещь в таком мире. Заставляет цепляться за то, чего уже нет.

Чуть дальше, на углу, стоял седобородый старик в лохмотьях, когда-то бывших, видимо, сутаной священника. Он держал в руках самодельный крест из двух палок и что-то бормотал на смеси испанского и итальянского. Голос оказался скрипучим, но в нём слышались нотки фанатичного экстаза. Он говорил о каре небесной, об очищающем огне и о том, что это лишь начало. Толпа обтекала его, как река обтекает камень, не обращая на него никакого внимания. Каждый был погружён в собственное выживание.

— Проповедники, — хмыкнул Стоун, вспоминая недавно видевших сумасшедших. — Всегда появляются, когда пахнет жареным. Предлагают вечное блаженство в обмен на последнее, что у тебя есть. Удобный бизнес.

— Ты ни во что не веришь, да, Джед? — спросил Марк.

Старик на мгновение остановился и посмотрел на Марка тяжёлым, пронизывающим взглядом.

— Я верю в то, что вижу, парень. Я вижу, что люди — это просто животные в красивой упаковке. Сними упаковку, поставь на грань выживания, и они начнут жрать друг друга. Не в прямом смысле, хотя и до этого дойдёт, а в переносном. Они уже жрут. За банку консервов, за литр бензина, за место под крышей. А все эти разговоры про бога, человечность, взаимопомощь… это для сытых времён. Сейчас время голодное. Пошли.

Они двинулись дальше. Какофония звуков давила на уши. Плач ребёнка, переходящий в надрывный кашель. Ругань на арабском из-за места в очереди за водой. Монотонный гул портативного генератора, к которому тянулись десятки проводов-зарядок. И над всем этим, разноязыкий гомон тысяч голосов, сливающийся в один тревожный, низкий гул, похожий на гудение растревоженного улья.

Наконец, они вышли на одну из центральных площадей. У витрины большого магазина электроники собралась толпа. Люди молча смотрели на несколько десятков телевизоров, выставленных в витрине. Все они показывали один и тот же новостной канал. Шёл репортаж на русском, но внизу бежала строка с субтитрами на английском. Джед и Марк протиснулись поближе.

Народ у витрины был на удивление тихой. Эта тишина была тяжелее криков. Люди стояли плечом к плечу, корейцы, американцы, русские, индусы. Их лица выражали одно и то же: смесь ужаса и странного, почти гипнотического оцепенения. Они смотрели на экраны, как древние люди смотрели на огонь в пещере, с благоговением и страхом перед стихией, которую не в силах контролировать.

На экране показывали другие города России. Краснодар, Ростов-на-Дону. Кадры с воздуха демонстрировали бескрайние палаточные лагеря, раскинувшиеся на полях, где ещё недавно колосилась пшеница. Палатки стояли так плотно, что между ними едва можно было пройти. Диктор говорил о двадцати миллионах беженцев только на Кубани. «Гуманитарная катастрофа», — гласила надпись на английском. Затем показали Иркутск, Самару, Ставрополь. Картина была везде одинаковой: переполненные города, нехватка воды и продовольствия, вспышки холеры и тифа. Огромный рост преступности. В некоторых городах местные жители выходили на протесты, требуя от властей прекратить приём новых беженцев. Камера крупным планом выхватила лицо женщины, кричащей в объектив:

— У нас у самих и-за вас жрать нечего! Убирайтесь!.

Затем сюжет переключился на Беларусь. Минск, Брест, Гомель, те же кадры. Люди спали прямо на улицах, на тротуарах, в машинах, на лавках в парках. Где только можно было прилечь. Европейцы, американцы, азиаты, все смешались в одну серую, бурлящую массу. Репортаж показывал импровизированный госпиталь в здании бывшей школы в Гомеле. Коридоры были забиты ранеными и больными. Врач с кругами под глазами, похожий на зомби, говорил устало:

— У нас нет антибиотиков. У нас почти нет бинтов. Люди умирают от заражения крови после обычных царапин. Мы ничего не можем сделать.

Рядом с Марком стоял высокий темнокожий мужчина в дорогом, но уже изрядно потрёпанном костюме. Он смотрел на экран и беззвучно плакал. Слёзы текли по его щекам, но он их даже не вытирал.

А потом показали Москву. Столица была превращена в крепость. Улицы патрулировали броневики, на крышах зданий сидели снайперы. Шла жёсткая зачистка. Людей без московской прописки или специального разрешения, нелегалов, хватали и вывозили за пределы города, в фильтрационные лагеря. На экране мелькали кадры, как ОМОН в тяжёлой броне грубо запихивает людей в автозаки. Женщина кричала, цепляясь за руку солдата. Её оттаскивали от ребёнка. Постоянно выли сирены.

— Боже, это просто… — не мог подобрать слов Марк. — Они же просто выкидывают людей.

— Они пытаются спасти свой город, — безэмоционально ответил Джед. — Когда тонет корабль, капитан спасает не всех пассажиров, а тех, кого может. Иначе утонут все. Жестоко, но логично.

И сразу после этого, резкий, почти тошнотворный контраст, который ударил по глазам, как вспышка магния. Кадры с голодающими беженцами сменились глянцевой картинкой ночной Москвы. Камера медленно плыла вдоль вереницы чёрных, бронированных седанов и внедорожников, остановившихся у ярко освещённого входа, над которым неоновыми буквами горело одно слово: «SANCTUM». У входа, за бархатными канатами, стояла суровая охрана в идеально сшитых костюмах, с наушниками в ушах и выпуклостями под пиджаками, которые не оставляли сомнений в их полномочиях.

— А пока миллионы людей по всей стране борются за выживание, — бесстрастным голосом продолжал диктор на фоне пульсирующей музыки, — для столичной элиты жизнь, кажется, не остановилась ни на секунду. Сегодня состоялось грандиозное открытие нового, ультраэксклюзивного частного клуба «Sanctum», который уже называют самым безопасным и самым дорогим убежищем в городе.

Камера переместилась внутрь, и Джед с Марком увидели картину, достойную последних дней Римской империи. В огромном зале с высокими потолками, украшенном ледяными скульптурами и хрустальными люстрами, двигалась, пила и смеялась толпа людей, чьи лица, казалось, были вырезаны из другого, до апокалиптического мира. Женщины в вечерних платьях от кутюр, усыпанные бриллиантами, которые могли бы накормить небольшой город. Мужчины в смокингах и сшитых на заказ костюмах, с дорогими часами на запястьях. В центре зала бил фонтан из шампанского, которое официанты в белоснежных перчатках тут же разливали по бокалам.

Камера выхватывала отдельные лица. Вот заместитель министра по чрезвычайным ситуациям, Анатолий Воронин, громко смеётся, обнимая за плечи известного торговца оружием из ОАЭ. Вот постаревшая поп-дива Катрина Волкова, чьё лицо от пластических операций превратилось в неподвижную маску, делает селфи с молодым, циничным блогером Стасом «Гэтсби» Орловым, который прославился тем, что вёл прямые трансляции из задыхающихся городов, комментируя апокалипсис с саркастической усмешкой. В углу, у бара, скучающе потягивал виски голливудский актёр боевиков второго эшелона Джакс Райдер, который застрял в России во время съёмок и теперь, очевидно, нашёл себе новых покровителей.

Люди танцевали под оглушительный, тревожный бит тёмного техно, который глушил вой сирен снаружи. Они не просто танцевали, они двигались с лихорадочной, почти животной энергией, пытаясь перетанцевать страх, перекричать собственную совесть.

Это был не праздник. Это была истерика. Пир во время чумы, устроенный теми, кто был уверен, что чума их не коснётся. Они отгородились от умирающего мира бронированными дверями, толстыми стенами и толстыми пачками денег, продолжая свою вечную игру в статус и власть, пока за стенами их святилища миллионы людей продавали обручальные кольца за буханку хлеба.

— Одни жируют, другие дохнут, — язвительно процедил фермер. — Ничего не меняется, в какой бы стране ты ни оказался.

На каждом углу находились нищие. Или, вернее, люди, которых нынешние обстоятельства сделали нищими. Бывшие клерки, инженеры, продавцы сидели на грязном асфальте с протянутой рукой, прося милостыню на всех языках мира. Марк не выдержал и отдал пожилой женщине с лицом Мадонны, державшей на руках спящего ребёнка, все наличные доллары, что у него были. Женщина молча взяла деньги и кивнула. В её глазах не было благодарности, только бесконечная усталость.

Они пошли дальше. Марк ещё долго не мог отделаться от образа этой женщины. Он чувствовал себя одновременно идиотом и бессильным.

— Думаешь, это ей поможет? — неожиданно спросил Джед, не поворачивая головы.

— Что? — не понял Олсен.

— Деньги, — уточнил старик. — Ты отдал ей последние наличные. Думаешь, это что-то изменит?

— Не знаю, — честно признался мужчина. — Наверное, нет. Но я… я не мог просто пройти мимо. Она с ребёнком.

— Сегодня ты дал ей денег на еду. Через десять минут у неё их отберут. Или она потратит их, а послезавтра снова будет голодать. Ты не накормишь их всех, парень.

— Я знаю! — почти выкрикнул Марк, и тут же понизил голос, оглянувшись. — Я всё понимаю, Джед. Умом понимаю. Но сердцем… я смотрю на них и вижу Сару, Эмму, Лео. Посмотри вокруг. Этот мужчина…

Он кивнул на человека, сидевшего у стены, привалившись к облупленной штукатурке.

— У него дорогой костюм, вернее, был дорогим. Brioni, я разбираюсь. А теперь он сидит на картонке и смотрит в одну точку. Как это вообще возможно?

Мимо них, шаркая ногами, прошла пара американцев.

— …продал часы за две банки тушёнки, — донёсся до них обрывок фразы. — Две банки! Это были часы моего отца…

— Костюм — это просто тряпка, — философски заметил старик. — Когда ты голоден, ты готов обменять его на тарелку супа. Внешняя оболочка слетает первой. Потом слетает всё остальное: гордость, мораль, человечность. Остаётся только одно, желание прожить ещё один день.

— Здесь вообще есть какие-то правила? Полиция? Я вижу только военных, но они просто стоят, как статуи, и смотрят сквозь людей.

— Правила есть, — усмехнулся Джед. — Главное правило — у кого ствол, тот и прав. А у военных приказ, не допускать массовых бунтов. Отдельные грабежи, драки или убийства, их не волнуют. Это называется «поддержание стабильности». Пока толпа не штурмует правительственные здания, всё в порядке.

Они прошли мимо группы людей, столпившихся у импровизированной доски объявлений.

— …вырвали сумку прямо из рук, средь бела дня! — плакала женщина, обращаясь к мужчине, который лишь гладил её по плечу. — В ней были все наши документы!

Марк покачал головой.

— Это безумие. Вон там…

Олсен указал на кафе с чистыми окнами, внутри которого виднелись силуэты людей.

— люди пьют кофе. Сидят, разговаривают. А в десяти шагах от них женщина пытается продать детские ботинки. Как они могут? Как можно оставаться спокойным посреди этого ада?

— если не найду сегодня антибиотики, ему станет хуже, — прошептала кому-то по-английски молодая азиатка, стоявшая неподалёку. — У него жар уже третий день…

— Человек ко всему привыкает, Марк, — со вздохом ответил Джед. — К голоду, к страху, к смерти за углом. Он строит себе маленький мирок, в котором всё ещё есть кофе и чистая чашка. Иначе можно сойти с ума. Это защитный механизм. Ты отгораживаешься от чужого горя, потому что если впустишь его в себя, оно тебя сожрёт.

— Я не могу к этому привыкнуть, — остановился Марк и сжал кулаки. — Я смотрю на всё это и думаю о своей семье. Я привёз их сюда, Джед. Я обещал им безопасность. А что я им дал? Этот… этот город-помойку. Что, если нам придётся вот так же сидеть на тротуаре? Что, если у нас отберут яхту? Что, если кто-то из детей заболеет? Где искать врачей, лекарства?

Он говорил быстро, сбивчиво, его голос дрожал от смеси ярости и бессилия. Он находился на грани срыва.

Старик остановился и положил тяжёлую руку ему на плечо, заставив посмотреть на себя.

— Послушай меня, парень. Ты сейчас видишь только хаос. И это правильно. Но ты смотришь не туда.

— А куда мне смотреть?

— На нас, — просто сказал Джед. — Поэтому мы и не будем здесь сидеть. Поэтому мы держимся вместе. Поэтому у нас есть яхта, крыша над головой и припасы. И поэтому ты сейчас идёшь рядом со мной, а не валяешься в канаве с пробитой головой. Ты держишься за своих, парень. За Сару, за детей. За Джека с Моникой. Это единственное правило, которое работает всегда и везде, в любом мире, старом или новом. Всё остальное, шелуха. Понял?

Марк несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Он посмотрел в спокойные, уставшие глаза старика и медленно кивнул.

— Понял.

— Вот и хорошо, — убрал руку Стоун. — А теперь пошли. Нам ещё нужно найти администрацию порта. И перестань раздавать деньги. Лучше прибереги их на банку консервов. От неё будет больше пользы.

Они пошли дальше, вдыхая загазованный воздух. Рёв тысяч автомобилей оглушал. Но теперь Марк старался смотреть на окружающий хаос немного иначе. Не как на приговор, а как на препятствие, которое им нужно преодолеть. Вместе.

Они свернули на боковую улицу, которая превратилась в один сплошной чёрный рынок. Здесь торговали всем, что имело хоть какую-то ценность в новом мире. На расстеленных на асфальте одеялах и кусках картона лежали банки с консервами неизвестного происхождения, помятые и без этикеток. Рядом, мутные жидкости в пластиковых бутылках с надписями «Вода», «Бензин», «Спирт». Продавали медикаменты: россыпи таблеток без упаковок, ампулы с антибиотиками, шприцы. Никто не мог гарантировать их подлинность или стерильность.

— Смотри, — толкнул Джед локтем Марка, кивнув в сторону.

У стены стоял худой парень с лихорадочным блеском в глазах, явный наркоман. Он торговал оружием. На его «прилавке», на грязной тряпке, лежали несколько пистолетов разной степени убитости, ржавый охотничий нож и пара самодельных гранат, сделанных, судя по всему, из консервных банок и петард.

— Хочешь купить себе немного уверенности? — спросил Джед с кривой усмешкой. — Правда, есть шанс, что эта уверенность взорвётся у тебя в руке. Или что продавец пырнёт тебя ножом, как только ты отвернёшься.

Они прошли мимо. Атмосфера на рынке была напряжённой до предела. Сделки совершались шёпотом, покупатели и продавцы с подозрением разглядывали друг друга. Здесь не было места доверию, только расчёту. Внезапно тишину нарушил резкий крик.

Двое здоровенных мужиков в камуфляжных штанах тащили по земле тощего подростка. Тот пытался вырваться, но его держали крепко.

— Воровать у своих вздумал, крысёныш! — рычал один из них.

Они подтащили его к столбу и выволокли на всеобщее обозрение. Третий, видимо, главный, подошёл к пареньку. В его руке блеснул нож.

— Что будем делать, люди? — громко спросил он, обращаясь к толпе торговцев. — По законам нового времени?

Толпа молчала. Никто не хотел вмешиваться.

— Молчание, знак согласия, — удовлетворённо кивнул мужик. Он схватил левую руку паренька, прижал её к столбу и резким, отработанным движением отхватил ему мизинец.

Подросток закричал так, что у Марка заложило уши. Кровь брызнула на грязный асфальт. Парень тут же обмочился.

— Чтобы помнил, как чужое брать, — бросил палач, вытирая нож о штаны воришки. — Убирайся, пока всю руку не отняли.

Они отшвырнули паренька в сторону. Тот, зажимая искалеченную руку, поскуливая от боли, пополз прочь, оставляя за собой кровавый след. Рынок на мгновение затих, а потом торговля продолжилась, как будто ничего не произошло.

— Вот тебе и правосудие, — тихо сказал старик. — Быстрое, эффективное. И никаких апелляций. Пошли отсюда, Марк. Нечего нам здесь делать.

Марка мутило. Он чувствовал, как к горлу подкатывает желчь. Он молча кивнул и поспешил за стариком, прочь с этой улицы первобытной жестокости.

Внезапно где-то впереди, в паре кварталов от них, раздался оглушительный взрыв. Земля под ногами дрогнула. Через секунду из-за крыш домов в небо стал подниматься столб чёрного, жирного дыма.

Толпа, до этого двигавшаяся подобно вязкой реке, превратилась в обезумевший поток. Люди с криками бросились врассыпную, не разбирая дороги. Матери хватали детей, кто-то падал, и по нему тут же пробегали другие. Давка началась мгновенно, превращая панику в смертельную ловушку. Марк и Джед, оттеснённые к стене здания, с ужасом смотрели на этот хаос.

— Держись ближе! — прорычал Старик, перекрикивая шум. — Не дай нас разделить!

По улице, распугивая людей, промчался броневик «Тигр», устремляясь к месту взрыва. Его рёв смешивался с воем сирен, который нарастал с каждой секундой. Следом за ним, несколько военных «Уралов», набитых солдатами в полной экипировке. Грузовики тормозили, из кузовов спрыгивали бойцы, быстро и слаженно занимая позиции, выставляя оцепление. Они действовали жёстко, отталкивая прикладами тех, кто мешался под ногами. Никто не пытался помочь упавшим или раненым в давке. Их задачей было оцепить район, а не спасать гражданских.

— Смотри, — кивнул Джед на одного из солдат.

Совсем молодой парень, лет девятнадцати, сжимал автомат так, что побелели костяшки. Глаза испуганно бегали по сторонам. Он явно боялся толпы не меньше, чем она его.

— Такие самые опасные. Палец на спусковом крючке дрожит. Одно неверное движение, и он положит тут половину улицы.

Из-за угла выбежала женщина с окровавленным лицом. Она кричала что-то бессвязное, размахивая руками. Один из солдат грубо схватил её и отшвырнул назад за импровизированный кордон.

— Теракт? — снова, почти шёпотом, спросил Марк, глядя на эту сцену.

— Неважно, — отрезал Джед. — Теракт, газовый баллон, короткое замыкание, результат один. Паника, кровь и усиление контроля. Власти это даже на руку. Лишний повод закрутить гайки. Сейчас начнут шмон, будут хватать всех подозрительных. Нам надо убираться отсюда, и побыстрее.

Он схватил Марка за рукав.

— Пойдём лучше обратно на яхту. Признаться, мне как-то не по себе здесь.

Старик согласился. Он тоже видел достаточно. Они ускорили шаг, почти бегом направляясь в обратный путь, к своей маленькой плавучей крепости в порту, стараясь держаться тёмных переулков, подальше от военных и эпицентра хаоса. Слишком много произошедшего и увиденного за один день.

Оба возвращались по тем же улицам, но теперь мир вокруг казался ещё более враждебным. Взрыв, который они слышали, изменил настроение толпы. Люди стали более настороженными, подозрительными. На лицах читался страх. Патрули военных усилились, они останавливали людей чаще, а их проверки стали более жёсткими.

Мужчины шли быстро, стараясь не привлекать к себе внимания. Марк то и дело оглядывался. Его нервы были натянуты до предела. Он постоянно думал о своей семье, оставшейся на яхте. Правильно ли они поступили, оставив их одних? Что, если какие-нибудь отморозки решат, что дорогая яхта, лёгкая добыча?

— Успокойся, парень, — сказал Джед, заметив его состояние. — Джек — парень неглупый. И Моника с Сарой, женщины с головой. Они справятся. Наша задача сейчас, просто вернуться.

— Я знаю, просто… — не закончил мужчина.

Их худшие опасения оправдались. На выходе из очередного переулка на более широкую улицу они наткнулись на патруль. Не трое, как раньше, а целое отделение, человек восемь. Они перегородили улицу, методично проверяя всех, кто пытался пройти. Командовал ими хмурый лейтенант с нашивкой морской пехоты.

— Стоять! — рявкнул на них молодой сержант, вскидывая автомат. — Документы!

Джед спокойно достал из кармана свои бумаги, разрешение на стоянку в порту и американские документы. Марк, похолодев, полез за своим паспортом и портовым пропуском.

Лейтенант взял их бумаги, неторопливо изучая. Его взгляд был холодным и оценивающим. Он посмотрел на Марка, потом на его американский паспорт.

— Турист? — с усмешкой спросил он по-русски.

— Он со мной, — вмешался Джед, объясняя на своём языке, с русскими выученными словами. — Член экипажа. Мы с яхты. Идём в порт.

Лейтенант перевёл взгляд на старика.

— Яхта, значит. Богатые, наверное. Много у вас там добра? Топливо есть? Еда?

В его голосе звучала неприкрытое издевательство. Марк напрягся, готовый к худшему.

— Всё по норме, гражданин начальник, — спокойно ответил Джед, глядя лейтенанту прямо в глаза. — Всё задекларировано. Разрешение от коменданта порта имеется. Если есть вопросы, можете связаться с капитаном первого ранга Сорокиным. Он в курсе.

Упоминание конкретного звания и фамилии, видимо, произвело эффект. Лейтенант нахмурился. Уверенность слегка пошатнулась. Он не мог знать, блефует старик или нет, но проверять не хотелось.

— А это что? — он ткнул пальцем в сумку Марка. — Оружие? Наркотики?

— Личные вещи, — ответил Марк по-английски, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Всякая мелочь.

— Открой, — приказал лейтенант.

Марк расстегнул рюкзак. Сержант бесцеремонно запустил туда руку, вываливая на грязный асфальт бутылку с водой, сигареты, жвачку и пачку галет.

— Чисто, — доложил он.

Лейтенант ещё с минуту смотрел на них, словно решая, стоит ли связываться. Наконец, он швырнул им документы.

— Проваливайте. И чтобы я вас здесь больше не видел.

Они не заставили себя упрашивать. Быстро подобрав вещи, они пошли прочь, чувствуя на спинах тяжёлые взгляды солдат.

— Едва не нарвались, — выдохнул Марк, когда они отошли на безопасное расстояние.

— Они просто прощупывали почву, — проворчал Джед. — Искали, на кого можно надавить. Увидели иностранца и решили, что это лёгкая добыча. Хорошо, что я фамилию коменданта запомнил. Иногда имя действует лучше пистолета.

Этот инцидент окончательно выбил Марка из колеи. Он больше не чувствовал себя просто наблюдателем. Он был частью этого хаоса, потенциальной жертвой.

— Просто поверить не могу, что это всё происходит, — пожаловался мужчина.

— Уже пора привыкнуть. И лучше не будет.

Они уже почти дошли до портовой зоны, когда, проталкиваясь сквозь толпу на узком тротуаре, Марк случайно задел плечом женщину, которая шла ему навстречу в сопровождении крепкого, коротко стриженного мужчины. Женщина была в простой одежде, джинсы и рубашка, и в тёмных очках, но даже в этой серой массе она выделялась.

— Эй! Осторожней!

— Извините, — пробормотал он по-английски, даже не глядя на неё, и пошёл дальше.

Но через пару шагов он остановился и обернулся. Что-то в её осанке, в линии подбородка, показалось ему до боли знакомым. Он продолжал смотреть ей вслед, пока она и её спутник не скрылись в толпе.

— Кого ты там увидел? — поинтересовался Джед, тоже останавливаясь и глядя назад, пытаясь понять причину любопытства Марка.

— Да вроде бы… — потёр глаза мужчина, не веря самому себе. — Вроде бы, если я не ошибаюсь… это была Скарлетт… Скарлетт Йоханссон.

— Кто? — переспросил его старик с недоумением.

— Актриса, — пояснил Марк. — Голливудская актриса. Очень известная. У меня сын, Лео, он обожает фильмы «Марвел». И эта актриса играла там одну из главных ролей, Чёрную Вдову. Я видел эти фильмы сотню раз. Да, точно, я почти уверен, это была она.

Джед пожал плечами. Он никогда в жизни не слышал ни о каких Йоханссонах, и тем более о каком-то «Марвеле». Для него это имя не значило ровным счётом ничего. Просто ещё одно лицо в толпе обречённых.

— Ну, актриса так актриса, — проворчал он. — Они тоже люди. Тоже хотят жить. Пошли давай, актёр. Нас ждут.

Они двинулись дальше. Но Марк ещё долго не мог прийти в себя. Встретить здесь, в этом аду на краю света, голливудскую звезду первой величины… Это было настолько сюрреалистично, что окончательно ломало все привычные представления о мире. Это означало, что катастрофа действительно была всеобщей. Она не пощадила никого: ни фермеров из Монтаны, ни айтишников из Сиэтла, ни даже тех, кто, казалось, жил на Олимпе, в мире грёз и красных ковровых дорожек. Перед лицом тумана все оказались равны. Все стали просто беженцами.

Эта мысль не приносила утешения. Наоборот, от неё становилось только страшнее.

* *

Дамиан Адамс сидел в кожаном кресле на двадцать пятом этаже одного из всё ещё немногих уцелевших и функционирующих бизнес-центров Владивостока. Отсюда, через панорамное окно, открывался вид на бухту Золотой Рог, забитую судами, и на серый, суетливый город. Но миллиардер не смотрел на город. Он глядел на человека, сидевшего напротив.

Фрэнк Хеннесси был из тех людей, которые в любой катастрофе чувствуют себя как рыба в воде. Бывший лоббист, бывший консультант по «деликатным вопросам», он сохранил свои главные активы, связи и полное отсутствие совести. Именно Фрэнк организовал помощь ему здесь, в России, не оказаться в общем лагере для беженцев.

— Всё готово, Ди, — сказал Фрэнк, закидывая ногу на ногу и поправляя манжету безупречной рубашки. — Пропуск на внутренний рейс до Москвы будет у тебя через час. Борт вылетает сегодня в восемнадцать ноль-ноль. Частный, разумеется. Место для тебя я забронировал.

— Прекрасно, — лениво бросил Адамс, делая глоток из бокала с виски.

Фрэнк усмехнулся.

— Я и сам сегодня улетаю этим же рейсом. В Москве сейчас гораздо интереснее.

Адамс самодовольно улыбнулся, представляя себе эту картину. Он снова будет в своей стихии. Шикарные апартаменты, закрытые клубы, общество таких же, как он. Тех, кто успел, кто смог, кто доказал своё право на жизнь. Вся эта грязь, толпы нищих, этот старик, фермер с револьвером, всё это останется позади, как дурной сон.

— Кто из наших сумел выбраться сюда? — поинтересовался он. — Слышал что-нибудь про Маркуса или Дельгадо?

— Маркус успел перевести активы в Цюрих, но сам застрял в Берлине. Говорят, там сейчас полный бардак.

Фрэнк достал тонкую сигару.

— Дельгадо пытался отсидеться в своём поместье на Лазурном берегу. Плохая идея. По последним слухам, во Франции власть в крупных городах захватили исламисты из пригородов. Никто не знает, что с ним стало. Европа вообще гиблое место.

— Я так и думал, — с удовлетворением кивнул Адамс. — Я всегда говорил, что их толерантность их и погубит. А Британия?

— С Британией ещё веселее. Королевская семья пыталась эвакуироваться. Самолёт потерпел крушение недалеко от Австралии. То ли теракт, то ли просто что-то отказало. Никто толком сказать не может. В Лондоне анархия. Так что да, Россия, как ни странно, оказалась самым стабильным местом. По крайней мере, здесь есть власть, которая не боится стрелять в своих и лебезить перед сильными.

Адамс кивнул. Да, он сделал правильный выбор. Всегда делал.

Через двадцать минут чёрный бронированный «Мерседес» мчал их по улицам Владивостока в сторону аэропорта Кневичи. За рулём сидел молчаливый водитель, нанятый Фрэнком. Адамс с отвращением смотрел через тонированное стекло на город. На грязные улицы, на толпы людей, на стихийные рынки, где продавали остатки прошлых жизней. Жалкие неудачники. Черви. Они не смогли приспособиться, не смогли просчитать риски. Они заслужили свою участь.

— Смотри, не испачкайся об них, — усмехнулся Фрэнк, заметив его взгляд.

— Ещё чего, — фыркнул Адамс. — Главное — выбраться из этой клоаки. В Москве, я надеюсь, почище.

— В центре, да. Если у тебя есть правильный пропуск. Остальных вышвыривают за сотый километр. Но для нас с тобой, Ди, все двери будут открыты.

Фрэнк подмигнул.

— Мир изменился, но правила игры остались прежними. Деньги и связи решают всё.

Адамс самодовольно откинулся на спинку сиденья. Да, всё так. Он победитель. Он всегда им был. Он пережил конец света и сейчас летел первым классом в новую жизнь. Ему даже стало немного жаль того старого фермера. Старик был по-своему крут, но он был реликтом. Он не понял главного, неважно, какой мир за окном. Наверху всегда остаются те, кто умеет договариваться и платить.

«Скоро всё это останется позади», — думал он, глядя, как машина выезжает на широкую дорогу. «Вся эта суета, эта грязь…»

И в этот момент что-то произошло.

Прямо перед их «Мерседесом», вынырнув из плотного потока, вильнул старый мотоцикл «Урал» с коляской. Водитель, видимо, пытаясь объехать яму на дороге, сделал резкое движение влево.

Водитель Адамса, среагировав, инстинктивно выкрутил руль вправо. Тяжёлый бронированный автомобиль занесло на мокром асфальте. Он вылетел на встречную полосу, которую в этот момент никто не занимал, но водитель уже не мог справиться с управлением. Машину несло прямо на обочину.

А на обочине стоял военный бензовоз, от которого тянулись шланги к двум броневикам Росгвардии. Солдаты как раз проводили дозаправку.

Последнее, что увидел Дамиан Адамс, это огромная зелёная цистерна с надписью «ОГНЕОПАСНО», которая стремительно заполняла всё лобовое стекло. Он даже не успел закричать.

Оглушительный взрыв потряс окрестности. «Мерседес», как игрушечный, врезался в бензовоз. Десятки тонн топлива детонировали в одно мгновение, превратившись в гигантский огненный шар, который взметнулся к серому небу, поглощая и автомобили, и солдат, и случайных прохожих.

Чёрный, жирный дым поднялся над городом. Именно его и увидели в нескольких кварталов оттуда старый фермер и бывший айтишник. Для них это был лишь ещё один тревожный знак рушащегося мира. А для Дамиана Адамса это был конец. Быстрый, огненный и абсолютно безразличный к его миллионам и связям, конец.