Было, да сплыло

~~~@~~~^~~~@~~~^~~~@~~~

Номер люкс тонул в полумраке. Шторы были плотно задернуты, заглушая вечерние огни большого города. В гостиной, пропитанной роскошью, чувствовалось нечто тревожное, недосказанное. Сумрак скрывал не только детали интерьера, но и душевное смятение его обитателя.  Сергей Павлович, мужчина с усталым взглядом и коротко стриженными, начинающими седеть на висках волосами, сидел, утопая в кресле, обитом бычьей кожей, и пил коньяк.

Сергей Павлович был директором крупной компании по строительству и производству современных строительных материалов. Под его руководством предприятие пережило период бурного роста, превратившись из регионального игрока в лидера отрасли. Он обладал редким даром видеть перспективные направления, умел рисковать и не боялся внедрять смелые решения.

Его кабинет, расположенный на последнем этаже офисного здания, напоминал скорее штаб-квартиру, чем рабочее место руководителя. За панорамным окном открывался захватывающий вид на город, словно напоминая о масштабе ответственности, лежащей на его плечах. Впереди его ждали сложные переговоры, рискованные сделки и ночи раздумий, но он был полон решимости и уверенности, ведь знал всю эту кухню, как свои пять пальцев.

Сергей Павлович, с его безупречной репутацией, был столпом стабильности. Двадцать пять лет брака, двое взрослых детей, солидный счет в банке – все говорило о предсказуемости и порядке.

Все когда-то подходят к рубежу в своей жизни, когда продолжать прежнюю жизнь не представляется возможным, все надоело до зубовного скрежета. Когда подходит возраст подведения итогов? Говорят, что после 50-ти приходит осознанность поступков, объективный взгляд на прожитые события и ситуации со стороны. Сергею Павловичу было 45, и к нему пришло понимание, что он подошел к краю пропасти, за которой или падение, или взлетная полоса в новою жизнь. Он не поехал домой, а оплатил номер в отеле и пил коньяк.

Он подошел к окну, слегка отодвинув штору, вышел на балкон. Внизу кипела жизнь: машины, яркие вывески магазинов и кофеен. Закурил.

Ему отчаянно хотелось с кем-то поговорить. Он давно уже не полагался на других, решал все сам. Друзья постепенно отдалились, бизнес-партнеры - всего лишь компаньоны по сделкам. Жена?  Эта дама с вечно поджатыми губами и вопрошающим взглядом, как будто он ей все время что-то должен, с постоянным чувством жертвенности, которую она принесла в угоду ему и детям. Он устал от нее.

Вернулся в номер, распустил узел галстука, лег на кровать и включил новостной канал, неспешно смакуя коньяк.

Диктор говорил о грядущей аномальной жаре, которая будет продолжаться весь месяц. Он переключил канал, погрузился в сюжет фильма, где Алек Болдуин и Николь Кидман пытались обмануть страховую компанию и простофилю мужа. Сюжет зацепил, но поганое настроение еще более усугубилось, то ли избыточной порцией коньяка, то ли от того, что людское коварство неистощимо. Его еще глубже засасывало в депрессивное состояние.

Порывшись в бумажнике, набрал номер, записанный на клочке бумаги. Голос в трубке был вежливым и профессиональным. Несколько коротких фраз, обсуждение деталей, гарантии конфиденциальности. Сумма была названа без колебаний, будто это обычная транзакция.

Положив трубку, Сергей Павлович посмотрел в зеркало. В отражении был уставший семейный мужчина, обремененный заботами и работой. Он провел рукой приглаживая волосы, вздохнул. Бизнес, деньги, власть - все это оказалось недостаточным. В душе зияла пустота, которую он надеялся заполнить хотя бы на несколько часов.

* * *

Она была студенткой инЯза.  Отец известный дирижер, мать - билетер театра. У них никогда не было времени на дочь. Она пыталась занять время книгами, фитнесом, клубными тусовками, но все быстро приедалось. Однажды с подругой они зависли в ресторане и познакомились с двумя солидными мужчинами. Утром она проснулась у одного в номере. За выходные она испробовала все позы Камасутры и к вечеру воскресенья осталась с золотым колечком и честно заработанными 300 долларами.

С тех пор её жизнь обрела новый смысл. Институт отошёл на второй план, хотя она и продолжала посещать занятия, чтобы не вызывать подозрений у родителей. Но теперь после пар она не спешила домой, а отправлялась в дорогие отели и рестораны в центре города. Она быстро научилась распознавать в мужчинах щедрых спонсоров, умела поддержать любой разговор, а главное - знала, чего они хотят.

Деньги текли рекой. Она обновила гардероб, стала посещать салоны красоты и ни в чем себе не отказывала. Родители, конечно, заметили перемены, но списывали все на повышенную стипендию и подработку. Она умело скрывала правду, играя роль прилежной студентки и послушной дочери.

Её жизнь превратилась в череду роскошных ужинов, дорогих подарков, ни к чему не обязывающих встреч. Она чувствовала себя свободной, независимой и офигенной.

Она не задумывалась зачем ей такая жизнь, не задумывалась о мужчинах, к которым приходила, об этичности своих поступков. Ей просто была в кайф такая жизнь. Жизнь- игра, где она исполняла роли: наивных школьниц, страстных куртизанок, строптивой девочки, властной госпожи. Новые люди, шикарные ужины, ухаживания, развлечения, все лучше, чем  чахнуть над учебниками одной дома.

* * *

Звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Он затушил сигарету. Снова посмотрел в зеркало, провел рукой по подбородку, проверяя щетину, и медленно пошел открывать. За дверью стояла молодая девушка. Она улыбнулась.
"Здравствуйте, Сергей Павлович," - произнесла она нараспев. "Я – Алина."

Она стояла на пороге в черном лакированном плаще, перевязанном в талии и в такой же черной фуражке. Платиновая блондинка с внешностью  куколки пин-ап, с румяными щеками, с сочными губами, обрисованными ярко-красной помадой.

Он кивнул, пропуская Алину в номер. Она была молода, гораздо моложе, чем он предполагал. Он бы предпочел девушку не с такой яркой внешностью, впрочем, какая разница, он же не жениться на ней собрался, всего лишь провести время.

Помог ей раздеться, аккуратно повесив плащ на плечики и убрав в шкаф. Оставшись в шелковой блузке, в красной мини-юбке, обнажающей стройные загорелые ноги в колготках в сетку и туфлях на шпильке, она прошла в комнату. Он скользнул любопытным взглядом по ее ногам: почему девушки этого сорта так любят колготки в сетку? С его точки зрения, ноги в них напоминали колбасу в авоське, разве это может считаться красивым? О чем с такой девушкой можно говорить? Она, наверняка,  из мира брендовых шмоток, духов, салонов красоты и  клубных тусовок. А он, он вечеров  в раздумьях над ходом за шахматным столиком, чтением томика восточной поэзии, и изучением Буддийских трактатов.

Он сел в кресло, оценивая ее силуэт. Запах ее парфюма, животного магнетизма, сигарет и коньяка витал в воздухе. Она кокетливо улыбалась, поворачиваясь то так, то эдак, принимая провокационные позы, зная, что каждое ее движение сейчас оценивается.

"Вы даже красивей, чем мне рассказывали", - он довольно ухмыльнулся, прицокнув.
 
"Надеюсь, ваши ожидания оправдаются", - с женским кокетством проворковала она.

Он кивнул, приглашая ее жестом приблизиться. Она подошла, ее глаза изучали его лицо, пытаясь прочитать его мысли. Он был старше, чем ей хотелось бы, в его взгляде не было игры, он был серьезен.

Она присела на край кресла, ее рука коснулась его руки. "Я здесь, чтобы исполнять ваши желания". Ее пальцы скользнули по его ладони. "Расскажите мне о них".

"Я хочу честности", - сказал он, его глаза встретились с ее глазами. "Никаких игр, никаких масок". Он взял ее за руку и повел в спальню, где царил полумрак и на кровати ждали шелковые простыни. Ночь только начиналась.

Спальня дышала роскошью и тайной. Лунный свет не проникал сквозь плотные шторы. Она заметила коробку шоколадных конфет, бутылку шампанского в серебряном ведерке со льдом и два тонкие хрустальных бокала на прикроватном столике.

Он отпустил ее руку и подошел к окну, отодвинул штору, глядя на ночной город. "Я хочу, чтобы ты была со мной честна", - повторил он, не поворачиваясь. "Я хочу, чтобы ты отдалась мне без остатка. Я хочу, чтобы ты стала моей музой, моей страстью, моей одержимостью".

Он обернулся, и в его глазах она увидела глубокую, почти безумную боль. "Я знаю, что это звучит безумно", - сказал он, его голос стал хриплым. "Но я верю, что ты – та, кто поможет мне. Та, кто сможет убрать мою беспросветную тьму".

"Тьму?" – прошептала она, ее голос едва слышно прозвучал в полумраке комнаты.

Он кивнул, его взгляд не отрывался от нее. "Во мне есть то, что я не могу контролировать. То, что пожирает меня изнутри. Я пытался бороться с этим, но это бесполезно. Это сильнее меня". Он сделал несколько шагов к ней, его движения были как у хищника, приближающегося к своей жертве. "Но я верю, что ты можешь помочь мне. Твоя молодость  может стать моим спасением".

Она почувствовала, как страх сковывает ее. Она хотела бежать, спрятаться, исчезнуть. Но что-то удерживало ее на месте. Любопытство? Коварное женское любопытство.

Он остановился в шаге от нее, его дыхание коснулось ее лица. "Не бойся", – прошептал он, его голос был полон нежности и отчаяния. "Я никогда не причиню тебе вреда. Я просто хочу, чтобы ты была рядом. Чтобы ты освещала мою тьму своей молодостью и беззаботностью". Он протянул руку и нежно коснулся ее щеки. "Позволь мне показать тебе, кто я есть на самом деле. Я буду любить тебя".

На мгновение в его глазах промелькнуло нечто такое, что заставило ее замереть от ужаса – нечеловеческая, устрашающая бездна. Но это видение исчезло так же быстро, как и появилось, оставив лишь отголоски страха в ее душе.

Его пальцы пытались расстегнуть пуговицы на ее блузке. "Что ты делаешь?" – прошептала она, хотя и знала ответ. Его взгляд, теперь уже просто горящий, был красноречив. В нем смешались похоть и отчаяние, мольба и требование.

"Позволь мне…" – произнес он, словно заученную фразу, и попытался снова прикоснуться к ней. Она перехватила его руку, чувствуя, как бешено колотится его сердце. "Нет, не так."  Плавными кошачьими движениями Она сняла с него рубашку. Опускаясь к брюкам. Ее волосы коснулись его груди.

Каждая клетка отзывалась на ее прикосновения. Он затаил дыхание. Ремень расстегнулся, молния медленно поползла вниз. Он почувствовал, как ее пальцы коснулись его кожи, обжигая кончиками пальцев.

Она отбросила брюки в сторону, и он стоял перед ней, охваченный пламенем страсти. Ее глаза изучали его, проникая в самые потаенные уголки его желаний.
Она провела языком по его губам. Что ты  чувствуешь?
И он понял, что готов на все. Он взял ее лицо в свои ладони и нежно поцеловал, опускаясь ниже и осыпая ее грудь поцелуями, попутно освобождая ее от одежды.

Ее дыхание участилось, кожа покрылась мурашками. Он чувствовал, как под его пальцами бьется ее сердце, как она трепещет от его прикосновений. Запах ее кожи пьянил, сводил с ума, заставлял забыть обо всем на свете. Он хотел утонуть в ней, раствориться, стать единым целым, и в ее глазах увидел такое же безумное желание. Никаких слов не требовалось, все было понятно без них. Она сама потянула его к себе, обвила руками его шею и прижалась всем телом.

Он ответил на ее порыв с жадностью и страстью. Поцелуи становились все глубже, все требовательнее. Руки блуждали по ее телу, лаская каждый изгиб, каждую ложбинку. Он чувствовал ее дрожь, ее возбуждение, и это распаляло его еще больше.

Мир вокруг перестал существовать. Остались только они вдвоем, их тела, их чувства, их страсть. Он готов был отдать все, лишь бы этот момент длился вечно.

В ту ночь они отдались своим желаниям без остатка. И когда все закончилось, и они лежали в объятиях друг друга, уставшие, но счастливые, они знали, что это только начало.

* * *

Утро встретило их робким солнечным лучом, пробившимся сквозь щель в плотных шторах. Смотря на ее спящую, он нежно коснулся ее лица, и она, открыв глаза, улыбнулась. - Мне теперь не нужно солнце, - произнес он, - меня будет греть твоя улыбка. Она осторожно высвободилась из его объятий, подошла к окну, раздвинула шторы. Он подошел сзади, обнял и прошептал на ухо: "Волшебное утро". Она повернулась и обняла его. Он уткнулся носом в облако ее волос: "Спасибо за прекрасную ночь, надеюсь день будет таким же чудесным! Я закажу нам завтрак."

Они позавтракали в тишине, нарушаемой лишь легким звоном чашек. Слова были не нужны. Все и так было понятно. Он оделся, положил деньги на туалетный столик. - Тебя подвезти? - Нет. не нужно! Он протянул ключи: - Будешь уходить, отдай портье. Убрав мешающую прядь волос, нежно прикоснулся к ее губам. Увидимся.

* * *

Она позвонила подруге. - Представляешь, я раскрутила богатого папика!- Воодушевленно воскликнула она. Номер люкс, шелковое белье, все дела. Ты не понимаешь, какая передо мной открылась перспектива. Повелся на раз.  К первой паре не успею, приду ко второй.

– Ну ты даешь! Я всегда подозревала, что в тебе есть бульдожья хватка, – восхищенно проговорила подруга. – Признаюсь, завидую.

– Да ладно тебе, – отмахнулась Алина. – Сама знаешь, как бабки зарабатываются. А тут – все само плывет в руки. Главное – правильно себя подать. И не забывай, внешность – это половина успеха, еще и актерские навыки нужны. Ну, ты поняла, я всегда в этом деле на высоте.

– Я тоже не в лаптях щи хлебаю, – обиженно буркнула подруга. - Кстати, а как он выглядит? Старый хрыч с пузом? Или еще ничего?

– Да нормальный он! Не молодой, конечно, но и не урод. Деньги, знаешь ли, щедро компенсируют возраст. И вообще, какая разница, как он выглядит? Главное, что он богатый и не жлоб.  Ладно, мне пора. Надо еще марафет навести. До второй пары, чмоки!


Сергей Павлович смотрел проектную смету, но ничего не видел. Перед глазами мелькало тело Алины. Её упругая грудь, гладкие бедра и нежная кожа. После 25 лет верного брака, как глоток пьянящего нектара, которого пить  не напиться. В голове то и дело возникали дерзкие фантазии. Ее близость опьяняла, аромат дорогих духов кружил голову. Сергей Павлович почувствовал, как внутри поднимается волна желания, с которой он не мог справиться, он  отгонял мысли о ней, но непроизвольно опять возвращался к ним. Сошел с ума от первой распутной девки, - ругал он себя.
Он откашлялся, пытаясь вернуть себе самообладание.

– Здесь нужно усилить конструкцию, – продиктовал он помощнику, пытаясь придать голосу деловые нотки , тыкая наугад в чертеж пальцем.

Он выделил в новострое квартиру, обставил ее с маниакальным вниманием к деталям. Шелковые обои с экзотическими цветами, будуар, мягкие банкетки и диваны, вазы, набитые цветами, зеркала, иранские ковры. Идеальная декорация для его маленькой куколки. Уже год Алина была у него на содержании, словно редкая орхидея в оранжерее, требующая постоянного ухода и внимания.

Квартира, с видом на ленту реки, была его тайным миром, местом, где он мог забыть о строгом графике, о заседаниях совета директоров, о натянутой улыбке перед женой. Здесь он снимал маску и становился просто мужчиной, желающим тепла.

Она получала все, что хотела. Шкаф ломился от платьев мировых дизайнеров, бриллианты, подаренные им, тускло мерцали на ее тонких пальцах.

Юная, дерзкая, с глазами цвета серого дымчатого тумана и неукротимой энергией. Она ворвалась в его жизнь, как вихрь, принеся с собой ароматы свободы и приключений. Сергей Павлович, закаленный годами рутины, почувствовал, как в нем просыпается давно забытый юноша.

Алина видела в нем не серьезного начальника, а интересного мужчину, полного нераскрытых возможностей. Он рассказывал ей о своих увлечениях, проектах, о жизни. Она внимательно слушала, заливисто смеялась над его шутками и так нежно прижималась белой головкой к его груди. В нем поселилось чувство какой-то непередаваемой тихой, щемящей нежности.

Он нашел любовь всей жизни.
Что теперь будет? Этот вопрос сверлил сознание, но тонул в океане новых, опьяняющих ощущений. Чувства настолько затмили разум, что он все время улыбался, что придавало его прежде солидному лицу некую несвойственную счастливую дебильность. Коллеги шептались за спиной, жена пристально изучала его лицо. Но Сергей Павлович, как завороженный, шел навстречу этой новой, головокружительной страсти.

Иногда ему приходили мысли, что он должен одуматься, вернуться к привычному укладу. Но как можно отказаться от этого магнетического влечения, от этого чувства полета, от этого искрящего счастья, которое он испытывал рядом с ней?

* * *

Однажды ночью, когда жена мирно спала в соседней комнате, Алина прислала сообщение: "Сдала на права. Будем объезжать бибику. Возьми паспорт. Жду у вокзала через час." Сергей Павлович долго смотрел на экран телефона, сердце колотилось, как у подростка. Тихонько, стараясь не разбудить жену, Сергей Павлович на цыпочках прокрался в прихожую. Паспорт лежал в верхнем ящике комода.

У вокзала был припаркован, подаренный ей на день рождения Форд-Мустанг. Ее темные глаза горели в полумраке. Она улыбнулась, увидев его: "Мы уезжаем, Сергей", - прошептала она, протянув к нему руку, и он почувствовал, как мир вокруг сжимается до размеров ее ладони. Она тронула машину с места, и они помчались сквозь ночь, пожирая километры.

За окном проносились пейзажи, завораживая своим великолепием, а на душе разгоралась надежда на незабываемые моменты. Автомобиль уносил его все дальше от надоевших будней, серого города, полного суеты и пыли, все дальше от привычной жизни, от долга и обязательств. Дорога петляла среди холмов и лесополосы. Он жадно вдыхал полной грудью воздух свободы и снова чувствовал себя бесшабашным и счастливым. Галстук был заброшен на заднее сиденье вместе с пиджаком, ветер трепал волосы, смешиваясь с ароматом луговых трав и живительной свежестью ночи.

Они ехали довольно долго, меняясь за рулем. Дорога вилась бесконечной змеей, отмеряя километры монотонным шелестом шин. За окном мелькали сонные пейзажи: выцветшие поля, редкие рощицы, приморские домики. Внезапно она резко сбросила скорость. Он удивленно вскинул брови, прогоняя дрему. Через минуту она припарковала машину  перед маленьким двухэтажным отелем на берегу моря.

*   *   *

Расслабленный отдыхом, он наблюдал, как она, в ярком цветном купальнике, грациозно входит в пенистые волны, ловя солнечные блики в лазурной воде. Её смех, звонкий и беззаботный, растворялся в солёном бризе.

Днем они бродили по узким улочкам прибрежного городка, теряясь в лабиринте сувенирных лавок, кафе и ресторанчиков. Он покупал ей мороженое, дарил смешные ракушки, найденные на пляже, покупал соломенные шляпки и горы пляжной атрибутики.

День был наполнен неспешными разговорами, солнечными поцелуями и строительством песчаных замков, которым суждено было пасть под натиском прилива. Вечером, устроившись на террасе небольшого кафе, они уминали морепродукты, наблюдая за закатом, окрашивающим небо в багровые и золотые тона. Или сидели на берегу, слушая плеск волн и шепот звезд. Он рассказывал ей о своих мечтах, а она - молча слушала. И это было всё, что ему было нужно.

Казалось, время остановилось, оставив только их двоих на этом маленьком кусочке рая. Он чувствовал, как крепнет их связь, как исчезают все тревоги и заботы, оставляя место лишь для тихой радости и нежности. Ночи были наполнены звёздным небом и шёпотом волн, убаюкивающим их в объятиях друг друга. В каждом взгляде, в каждом прикосновении чувствовалась глубина их близости. Этот отдых был больше, чем просто смена обстановки; это было исцелением души и подтверждением того, что они  нашли друг друга. Они вернутся домой другими, обновлёнными и полными любви, которую подарило им море. Он слушал плеск волн и шепот звезд, но слышал только ее имя, затерянное в шуме прибоя. 

Иногда, ночью, лежа в ее объятиях, он спотыкался в мыслях о жене и детях, в вопросе, что будет дальше? Мягкий свет ночника рисовал причудливые тени на Алинином обнаженном плече, и тепло ее тела дарило ему наполненность жизнью. Он вдыхал аромат ее волос, смешанный с запахом дорогих духов, ее гладкой кожи и не мог от этого отказаться.

Он знал, что это неправильно. Каждый ее поцелуй, каждое прикосновение было предательством жены, детей. Иногда жгучее раскаяние обжигало его изнутри. Но как объяснить это все? Как сказать, что уйдет от них не к ней, а от себя прежнего?
Он взглянул на ее спящее лицо. Красивая, беззаботная, она не знала всей глубины его раздумий и его терзаний.

*   *   *

Вера Михайловна сидела за столиком кафе и жаловалась подруге, что ее семейная жизнь пришла к краху. Светлана, отхлебывая обжигающий латте, сочувственно кивала. - 25 лет брака, двое взрослых детей, и вот – финал, все разваливается. Какая-то всепоглощающая отчужденность поселилась между нами.

– Он даже не подходит, понимаешь? – Вера вздохнула, откусывая бисквит и запивая капучино. – Раньше придет с работы, я на кухне готовлю, сядет, рассказывает как день прошел, а сейчас даже не подходит. Просто не замечает. Как будто меня и нет вовсе. Спрошу что-нибудь, он вечно занят или ему надо срочно куда-то идти.

– Может, кризис среднего возраста? – предположила Светлана, беря пирожное с блюдечка.
Вера Михайловна махнула рукой.
– Какой кризис? Просто разлюбил, наверное.
Внезапно Вера замолчала. Ее лицо исказилось гримасой … страха. - У него любовница, я знаю, я чувствую это.

Светлана поперхнулась латте.
– Да ладно! Сергей? Да не может быть!
Вера Михайловна кивнула, глаза наполнились слезами. - Уже несколько месяцев как. Понимаешь, женщины всегда чувствуют такие вещи. У него глаза не сияют, глядя на меня. И потом, у нас нет интима. Он все время занят, то у него подписание важных контрактов, то срочно надо рассмотреть сметы строительства, то командировки.

Светлана вздохнула.
– Контракты, сметы… Типичная отговорка. Знаешь, у моего бывшего тоже внезапно появилась страсть к строительству дач, когда он решил уйти, – Светлана попыталась поддержать подругу, но вышло неудачно.

–  Представляешь, вчера закидывала в стирку его рубашку, она вся пропахла сладкими духами. А я ведь ему доверяла, как себе. Думала, мы будем вместе до самой смерти. А теперь… Как представлю, что он ее целует, обнимает… Мерзко становится.

Она достала из сумочки платок и промокнула глаза.
– Может, тебе стоит поговорить с ним? Прямо спросить?
Вера покачала головой.
– Не хочу. Боюсь услышать правду. А что мне с ней делать?
Отдать какой-то шмаре на блюдечке с голубой каемочкой мужчину, в которого столько вложила? С чего она заслужила такой обалденный подарок? Не пьет, работает, заботливый, все в дом. Нет, не готова я вот так запросто разрушить, все, что создавала годами.
Обида клокотала в Вере. 25 лет коту под хвост? Чтобы какая-то вертихвостка воспользовалась плодами ее трудов?
Она крепче сжала сумочку. Нет, так дело не пойдет. Она не позволит так с собой обращаться.
– И что же ты решила? Будешь унижаться? Выпрашивать крохи любви? Разве это решит ситуацию? – Светлана допила кофе и отставила чашку.

Вера подняла глаза. Лицо ее стало жестким, словно высеченным из камня. Она смотрела на Светлану в упор, и та поежилась под этим взглядом.

– Унижаться? Нет, Света. Унижаться – это не про меня. Я, может, и вчерашний день, но не дура. Выпрашивать любовь? Нет. Я поступлю иначе.
Вера Михайловна достала из сумочки телефон.
– Я решу эту ситуацию. По-своему.

Она набрала номер Сергея.

– Сережа, это я. Да, все хорошо. Слушай, тут такое дело… Мне срочно нужны деньги. Много. На лечение. Да, небольшая косметическая операция, ничего страшного, но нужно срочно. Завтра утром уже должны быть. Нет, это не обсуждается. Спасибо, дорогой. Я знала, что на тебя всегда можно рассчитывать.
Она отключила телефон и довольно улыбнулась.
– Лечение, говоришь? – Светлана приподняла бровь.
– Лечение от наивности и дурости, Света. И от одинокой старости. Завтра я иду в салон красоты. А потом – в магазин. Нужно подобрать что-то… подходящее.

Светлана, наблюдая за ее лицом, обеспокоенно спросила:
– Что ты собираешься делать?
Вера Михайловна улыбнулась. В ее глазах больше не было слез.
- Я лечу отдыхать. Не собираюсь растекаться у его ног.

Светлана опешила. - Отдыхать? Сейчас, когда ваша семья рушится?
–  Надеюсь, с Сергеем?
Вера презрительно скривилась.
– С Сергеем? Уволь. Одна. На Мальдивы.
– Мальдивы? Вера, ты уверена? Может, стоит сначала поговорить с ним?
Вера Михайловна отмахнулась: -О чем? О том, как он меня предал? О том, что я ему надоела и стала ему неинтересна? Нет, я не буду этого делать. Я лучше буду плескаться в лазурной воде и загорать под солнцем. А он пусть дальше подписывает свои контракты.

Она достала из сумочки солнцезащитные очки, надела их, словно закрываясь от всего мира.
- Я заслужила отдых, Света. Надоело все до чертиков. Я не буду тратить нервы на выяснения и пустые разговоры. Мальдивы. Отличное решение. Лучший способ отомстить – показать, что ты счастлива, что ты свободна.  А он, пусть тонет в своих контрактах и утешается в чужих объятиях. Посмотрим кто от этого выиграет.
 
Светлана молчала, глядя, как подруга, преобразившись, покидает кафе. В ее походке появилась легкость, в осанке - уверенность.

*  *  *

Вера откинулась на спинку кресла, вдыхая соленый воздух. Бирюзовая вода плескалась у самого бунгало, солнце ласково грело кожу. Она чувствовала себя заново рожденной. Больше не было места слезам и обидам. Лишь безмятежность и предвкушение чего-то нового.

Каждый день она проводила на пляже, купалась, загорала, пила экзотические коктейли. Вечерами ужинала в лучших ресторанах, флиртовала с официантами, чувствовала себя желанной и красивой.

На пятый день она познакомилась с Марко. Итальянский фотограф, харизматичный и обходительный. Он предложил ей фотосессию на закате. Вера согласилась. И когда он обнял ее за талию, чтобы поправить позу, она не отстранилась. В его глазах она увидела восхищение.

Вернувшись в номер, она увидела сообщение от Сергея: "Вера, ты хочешь меня наказать? Почему ты уехала?"
Нет, наказывать она никого не хотела. Просто жила. И впервые за долгие годы – для себя. Она набрала ответ: "Сережа, я просто счастлива. Пожалуйста, не мешай мне." И выключила телефон.
Она смотрела на волны, которые лизали белоснежный песок, и чувствовала, как нарастает уверенность.

Фотосессия с Марко получилась волшебной. Вера увидела себя в новых ракурсах – чувственной, свободной, желанной. Марко был очарован ею, и это пьянило. Он предлагал ей остаться на Мальдивах еще на неделю, уехать с ним в Рим.

И Вера согласилась. Она не искала новую любовь, она просто хотела отгородиться от прежней жизни и мучительного выбора. Она искала себя.

В Италии Вере понравилось. Квартирка-студия выходила окнами в маленький дворик, который весь был усажен разносортными лилиями различного окраса. Здесь были лилии цвета бордо, шампань, розовая, оранжевая, кремовая, красные и белые. Но больше всего Вере понравилась бледно-желтая с белесой прозрачной окантовкой по лепесткам. Она была настолько нежной с обворожительным запахом, что Вера постоянно выходила в сад, чтобы полюбоваться и вдохнуть этот восхитительный аромат. Снаружи дворик был густо обвит виноградом, так что невозможно было догадаться, что за этой зеленой изгородью такое чудо.

В садике также стояли два плетеных креслица и столик, на который прямо из окна можно было подать чай. Вечера Вера проводила здесь, наслаждаясь тишиной и благоуханием лилий. Сколько продлится такая жизнь она не знала, просто дала себе волю ни о чем не думать.

*  *  *

Вечером Сергей Палыч с Алиной устроились в ресторане с видом на море. Шум прибоя и теплый ветер создавали романтичную атмосферу.  Сергей наслаждался изысканными блюдами, заказывая лучшие из меню, а Алина, смеясь, флиртовала с ним, и пила шампанское, которое вскоре закончилось. Когда он возвратился из бара с бутылкой вина, взгляд его невольно отметил танцующую пару. Чувства тревоги и недоумения охватили Сергея, когда он увидел, как Алина смеется и кокетливо поправляет волосы, совсем забыв о нем, все теснее прижимаясь к партнеру по танцу. Когда танец закончился, она, смеясь, наклонилась к чужому столу, и что-то прошептала молодому человеку. Он отошел покурить, исподволь наблюдая за происходящим. В этот момент он понял: её смех — это не его мелодия, он предназначается другому. Томительная обида разлилась по телу. Как в замедленном кино сознание отмечало детали: вот рука партнера опустилась ниже ее талии, вот он целует ее в шею, убрал завиток с ее лба. Она что-то игриво шепчет ему, его и ее губы все ближе, вот они сомкнулись. Сергей почувствовал, как внутри что-то треснуло. Он понял, что это конец. Собрать свою волю в кулак и исчезнуть из ее жизни, пока не натворил глупостей. Но ноги не слушались. Он стоял, как прикованный, наблюдая за ними, становясь все более безумным. Он потратил годы, шлифуя свою репутацию человека-скалы, и все это могло рухнуть из-за неконтролируемой вспышки гнева. Наконец, взяв еще неоткрытую бутылку, и quietly покинул ресторан.

Сергей собирал вещи. Его лицо было искажено болью и решимостью. Наспех застегнув чемодан, он бросил последний взгляд на смятую постель, где еще 2 часа назад они были счастливы. Сейчас здесь царила лишь пустота, густая и липкая, словно предвестие неминуемой бури. Вышел из номера, сел в машину и попытался вырулить на автостраду. Каждый поворот ключа, каждое нажатие на газ отзывалось гулкой болью в груди.


Алина, выходя из ресторана в обнимку с новым знакомым, хохотала, запрокинув голову. В свете неоновых огней ее волосы казались еще более золотыми. Вдруг она увидела, что красный Мустанг покидает отель. Сердце пропустило удар. Это был ее Мустанг. Не раздумывая, она вырвалась из объятий спутника и бросилась к дороге.

Она вцепилась в дверцу, пытаясь на ходу заскочить в автомобиль. Сергей с силой ударил ее по рукам: - "Пошла вон, дешевая шлюха!"

Алина не поняла. Адреналин кипел в крови. "Сергей! Что ты делаешь?! Куда ты?"

Он смотрел на нее глазами, полными отчаяния. "Все кончено, Алина. Между нами все кончено."

Резкий рывок, и машина вылетела на автостраду, оставляя ее одну, с разбитыми коленями и размазанной по лицу тушью. Алина смотрела вслед удаляющемуся Мустангу, и в ее душе рождалась страшная злость. Не гнев, не обида, а именно злость, холодная и расчетливая, как лезвие ножа. Он посмел вот так уехать, бросить ее, словно сломанную куклу. Он заплатит.

Она поднялась, отряхнула грязь с платья, не обращая внимания на саднящие стертые коленки. Подняла оброненную сумочку, выудила из нее телефон. Пальцы дрожали, но она быстро набрала номер: - Приезжай и забери меня, этот старый козел бросил меня!

*  *  *

Он сходил с ума от ревности. Стрелянный воробей, интуитивно чувствующий людей, как он так глупо попался? А л и н а ! Её имя эхом отдавалось в его воспаленном мозгу, как предсмертный крик подстреленной птицы.

Он пил не просыхая. Не мог побороть тоску и никчемность существования. Как он залип на эту дешевую девку. Ха, дешевую? Она бесстыдно выманивала у него огромные суммы. "На телефон последней модели, на новый ноутбук, на постоянные бутики и рестораны, на дизайнерские платья и драгоценности. И он, как последний идиот, стал ее кошельком. Тонул в этой сладкой лжи, как в болоте, зная, что дно близко, но не пытаясь выбраться.

Дом превратился в помойку, он стал тенью себя прежнего, бледной и больной.

Однажды утром, курьер принес письмо, написанное ее корявым почерком. "Спасибо за все, дурачок. Ты был полезен". В конверте лежала пачка фотографий. На них она, счастливая и беззаботная, в объятиях другого. Деньги, видимо, пошли на оплату их совместного отдыха, - зарычал он, рассматривая снимки.  - Эта дешевая потаскуха заплатит за все!

Ярость захлестнула его, как волна цунами. Ревность – это болезнь. А его вакцина – месть. Комната сузилась, предметы потеряли четкость. Он схватил со стола первый попавшийся предмет – тяжелую пепельницу – и швырнул в стену. Керамика разлетелась на мелкие осколки, оставив грязный след на обоях. Он задыхался от злости и унижения. "Ах, полезен… полезен я был! Да я жизнь за нее был готов отдать!"

Он оглядел комнату, словно ища выход. На глаза попался его старый охотничий нож, лежавший на полке среди книг. Лезвие поблескивало в лучах утреннего солнца, словно насмехаясь над его болью. Мысль мелькнула в голове, как вспышка молнии. "Заплатит… она заплатит сполна."


Нож удобно лег в руку, словно продолжение его воли. Он представил ее лицо, перекошенное от страха, молящее о пощаде. Улыбка, полная злобы и предвкушения, искривила его губы.


Он вышел из квартиры, как зомби, ведомый единственной мыслью – отомстить. Мир вокруг казался серым и безжизненным, словно отражал пустоту и отчаяние, поселившиеся в его душе. Он шел, не чувствуя усталости, не замечая прохожих. В его глазах горел огонь ненависти, готовый испепелить все на своем пути. Скоро она поймет, какую ошибку совершила. Очень скоро.
В голове пульсировала лишь одна мысль: "Она должна заплатить". Каждый шаг приближал его к цели, нож в руке давал чувство уверенности, и того, что наказание неминуемо.


Он подкараулил ее, когда она шла с занятий. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Он ждал, словно хищник, учуявший добычу. Он выскочил из-за угла, и затянул ее за пышный куст отцветшей сирени. В глазах ее мелькнул испуг. Он не дал ей опомниться. Она попыталась закричать, но он был быстрее, зажал ей искаженный ужасом рот. Достал из кармана нож и поднес к ее лицу. В ее глазах читался ужас, мольба о пощаде. Он смотрел на нее, наслаждаясь ее страхом, и понимал, еще минута, и он сдастся. Он закрыл глаза и вонзил нож до самой рукоятки ей в сердце. Ярость начала отступать, сменяясь отчаянием. Он отпустил ее руки, и выдернул нож. Кровь хлынула потоком. - Прощай моя любовь, и моя погибель.. Он развернулся и пошел прочь, оставив ее лежать в луже крови. Он понял, что месть не принесет ему облегчения, ужас содеянного начал рвать на части.

Он зашел в бар, пил стакан за стаканом. Её больше нет и свет померк. Мир перевернулся. Свет погас. Не осталось ничего, кроме оглушающей тишины и тупой боли, расползающейся по всему телу, зияющая бездна отчаяния. Он понял ничего больше нет. Не осталось ни надежды, ни смысла, ни веры. Просто – ничего. Он допил водку, вяло оглядел полумрак бара. Все так глупо закончилось. Ее больше нет в его жизни, и нигде нет.

Спокойно вышел из бара и поехал в офис. В пустом, гулком здании пахло пылью и разочарованием. В его кабинете – тем же самым. Он сел за стол, закурил. Включил компьютер. На экране – цифры, графики, отчеты. Все то, что когда-то казалось важным, наполненным смыслом. Теперь – как будто чужая никчемная жизнь.

Он открыл ящик стола, достал конверт. Глупо уставился на чистый лист. С усилием накалякал: "Вера, прости!" Встал, подошел к окну, распахнул его. Город гудел внизу, светило солнце. Он курил. стряхивая пепел на пол. Но для него этот мир уже не существовал. Ветер ворвался в комнату, разметая бумаги. Докурил сигарету, неспешно осматривая панораму города.

Он помнил себя другим. Успешным, уверенным, любимым. Но все это было погребено под слоем лжи, предательства и горькой правды о собственной слабости. Не справился с жизнью, слабак! Руки не слушались, но он крепко держался за подоконник. В голове крутились обрывки воспоминаний, лица, голоса. Он видел Веру, детей. Промелькнуло Верино сообщение. "Я просто счастлива. Пожалуйста, не мешай мне".  У него больше нет никого.

И внезапно он понял, что единственное, что у него осталось, единственное, что принадлежит только ему, право покончить со всем этим.
Он нагнулся и отпустил подоконник.

Тело на мгновение замерло в воздухе. Все звуки отключились, оставив лишь ощущение стремительного падения. Какое-то странное умиротворение охватило его. Будто он наконец-то освободился от груза, который так долго носил в себе.

Сергей видел расплывающиеся силуэты домов, деревьев, машин. Слышал обрывки криков, но они казались нереальными, словно доносились из другого мира. Внизу стремительно приближалась земля. Он не чувствовал страха. Только какое-то безумное любопытство. Что ждет его там, в конце этого полета?

Удар. Боль. Тьма.

Люди в ужасе смотрели на окровавленное тело, лежащее на асфальте. Кто-то звонил в скорую, кто-то кричал. Но ему было уже все равно.

Жизнь – хрупкий дар, который может оборваться в любой момент. И только умирая, понимаешь, как мало времени у тебя было на самом деле. Как много возможностей  упустил, как много любви недодал, как много слов не сказал. И уже ничего не исправить. Лишь синее небо, равнодушно взирающее, и яркое солнце, все так же ласкающее своими лучами, а тебя больше нет.