Незнакомка...

Александру Блоку

Это началось не сразу. Сначала, как усталость, ну как усталость, вот ты сидишь вечером в одиночестве на кухне, где капает кран, холодильник гудит, и стакан сам собой наполняется. Из бутылки, которая, вроде бы, не открывалась, а потом вторая, день за днём.

Ты сам себе не алкоголик. Просто не в настроении, просто всё через одно место и текст не тот редактору послал.

Решил бар сменить на кофейню, хотя бы попробовать. Модная, с названиями на доске, которые ты даже выговорить не можешь. Я там, как попугай на приёме у терапевта.

И вот заходит она. Всё в ней не к месту. Пальто, будто из другого времени. Губы - алые, как мой первый и последний пионерский галстук. И идёт, как будто воздух перед ней расступается. Садится не глядя, не заказывая.

Спрашиваю у баристы:
- Кто она?
А он глядит, как на прокажённого:
- Кто?

Ну, конечно, ведь её никто не видит, как не чувствует моего похмелья.

С тех пор она стала приходить. Не каждый день, когда особенно тошно. Когда вроде держался неделю, а потом сорвался, потому что «жизнь коротка», «сердце болит», «душа требует».

Утро всегда начиналось одинаково,  с боли. Сначала в животе,  а после в голове.  И с липкого страха, будто кто-то стоит за спиной.

И на своё отражение в зеркале смотреть тоже больно. Там - не ты, а нечто, что осталось от тебя. Только один способ выключить это кино - глоток. Маленький, как лекарство. А затем и второй.

Она сидит, пристально смотрит. И говорит, не словами, а взглядом:
- Ну что, поэт, допился?
- Ин вино веритас. - умничаю я.

Иногда она исчезает прямо перед глазами. А иногда - остаётся даже после того, как я просыпаюсь. В кресле-качалке напротив, в тёмном квадрате телевизора.

Нарколог давит на гниль: "Галлюцинации на фоне хронического алкоголизма, визуально женские образы - это классика".

 Он хороший человек, у него руки не дрожат. Но он не понимает главного, она - не галлюцинация, она - правда. Правда, которую ты видишь только тогда, когда у тебя отобрали всё, кроме способности чувствовать. И вот в эту щель между миром и сознанием приходит она - тонкая, холодная, идеальная.

***

Это случилось, я больше не пью. Год и три месяца, если быть точным. Чай с лимоном, вместо вина ситро. Вместо утреннего мрака - таблетки и режим. В холодильнике - кефир, в шкафу - гречка. Всё как у живых, даже зубы лечу.

Говорят: ты молодец, ты выбрал жизнь. Я киваю и улыбаюсь и ни в коем случае не говорю вслух, что иногда мне её не хватает.

Той самой - в пальто, с глазами, в которых было всё, кроме надежды или наоборот - только она. Она приходила в те вечера, когда уже ничего не хотелось. Когда руки дрожали, как школьник у завуча, а мысли были вязкие, как сырой табак.

Она не осуждала, но и не спасала. Просто была и этого хватало, чтобы ты чувствовал, что в тебе есть ещё глубина. Пусть и страшная, но своя.

Иногда, когда прохожу мимо той кофейни, где всё началось, я торможу шаг. Вглядываюсь в стекло, вдруг она там? Просто сидит, держит в руках чашку и ждёт, пока я зайду.

Но нет, там - подростки с телефонами, малышня с эклерами, и какой-то парень в толстовке читает Пелевина. Она туда больше не ходит. И вообще, похоже, ушла в те миры, где теперь обитают мои срывы и полночные бредни.

А иногда очень тихо я её слышу. Не словами, а шорохами. В бормотании кипящего чайника, в шелесте листьев за окном.

- Тебе скучно, - говорит она. - А я реальнее, чем вся твоя трезвая жизнь.

Я мысленно киваю. Да, скучно и предсказуемо. Честно говоря, не всегда хочется быть живым, если за это платишь отсутствием чуда.

Иногда я думаю: что, если она вернётся? Что, если я снова встречу её взгляд - в метро, в зеркале, во сне? Смогу ли я уйти, если она сядет напротив - в пальто, в вуали, с прозрачным взглядом, даже зная, чем это может закончиться? Некоторые встречи стоят своего последнего стакана, жаль я свой давно выпил.