Синдром палиндрома или банда Двойникова

Кто является альтернативным рассказчиком в повести Юрия Трифонова «Дом на набережной»?

Создающий противотягу Глебову периферический Рассказчик №2 имеет интересную примету – занимается как исследователь истоками советской литературы, научно разрабатывает тему острых дискуссий об искусстве, приключившихся в двадцатые годы, когда революционная лава полилась в холодные серебряновечные водовороты. Разрабатывает, или, точней сказать, дочёрпывает, поскольку первым к этой теме обратился – и нешуточно – Глебов, взявший в разработку Ганчука на первом же курсе и добившийся симпатий экспрессивного профессора благодаря вниманию к его историям о периоде закономерного собирания по-феодальному раздробленной на первых порах советской литературы, периоде её складывания пополам, в четвёртую часть, в одну восьмую - вплоть до карманного фармата, о литературных раздорах и усобицах двадцатых годов, деятельным участником которых был Ганчук; попутно Глебов по привычке чутко регистрирует политически сомнительные факты из биографии начерно намечаемого тестя – пригодилось! Глебов и Рассказчик №2 не только учились в одной школе и в одном классе, но, похоже, их дорожки и в дальнейшем далеко не расходились и они закончили один институт по одной и той же специальности. Граф Анри и мистер Икс – один и тот же человек?

Сходство персонажей подсвечивается кольцевой структурой повествования: на первых страницах с Шулепниковым случайно пересекается Глебов, в финале с ним же неожиданно сталкивается Рассказчик №2; подобно Глебову, Рассказчик №2 также не сразу признаёт школьного товарища –вопреки своему дару памяти и несмотря на почтение к Мнемозине, ему тоже есть что забывать и не ко всяким событиям своей жизни, и не ко всяким старым знакомцам  он желает с охотой возвращаться. Можно возразить: такого рода неправдоподобные совпадения присущи художественному миру Трифонова и органически свойственны его творческой манере. Например, во «Времени и месте» двойничество внутреннего автора и его героя писателя Антипова специально акцентируется – они даже внешне почти что близнецы, – но это, очевидно, не означает, что писатель Антипов нереален и принадлежит сфере воображения автора. Или нет? 
 
Действительно, подозрения здесь вполне уместны. Нет, по-видимому, качественной разницы между Антиповым и фрактальными литераторами «Синдрома Никифорова», телескопически выползающими один из другого на манер полых колен подзорной трубы. Как и Никифоров, Антипов пишет роман о писателе, пишущем роман о писателе, сам являясь персонажем чужого текста, и в результате его онтологический статус несколько запотевает и затуманивается. Более того, прототип больного мелкоэгоистичным «страхом перед жизнью» и спрятавшегося за Гогой Никифорова обнаруживается среди знакомцев внутреннего автора – это отчим Лёвки Гордеева, развлекавшийся сочинительством и страдавший «непонятной неохотою жить», - то есть, неудовлетворённым литературным тщеславием, и сваливавший бытовые заботы на печи жены. Не составляет труда продлить перечень параллелей. 

Конечно, даже антагонисты могут типологически объединяться, не теряя сюжетной независимости, – так и киты имеют обтекаемую форму тела и плавники, но киты – не рыбы, – и, однако, интригующие признаки преднамеренного расщепления, присутствующие в личности Рассказчика №2, – не слишком выраженные и недостаточные для безошибочного заключения о ненадёжности, – требуют внимания и дальнейшего анализа.