Семь снежинок 6 - Рождественский концерт

В самом сердце измученной деревни, где летом земля была выжжена солнцем, а осенью изнурена дождями, жила семья, для которой наступили трудные времена: тот год выдался неурожайным, и как ни старалась мать семейства, которой изо всех сил помогали её ещё юные дети, ей не удалось вырастить достойный урожай, который поддержал бы семью до следующей осени. Да ещё мор напал на домашнюю живность: один за другим погибли все кролики, а потом и все куры. Недаром говорят: беда не приходит одна.

Отец семейства был сапожником и тачал замечательные сапоги, башмаки и чёботы, он сутками не выходил из мастерской, стараясь сшить как можно больше пар обуви отменного качества, и надорвал здоровье – в августе-сентябре не смог разогнуться и поехать на ярмарку продавать свои изделия. А потом пошли затяжные дожди – дороги размыло, а лошади у них не было. Сапожник рад был бы продать свою обувь даже по дешёвке своим соседям, но у всех у них уже была его обувь отличного качества, которая не снашивалась годами. Только мельник, поторговавшись, купил три пары за бесценок, но эти деньги вернулись ему же в уплату за его муку, которая, впрочем, закончилась через два месяца.

Другие семьи были в чуть лучшем положении: у одних участки были покрупнее, либо расположены более удобно (их не заливало водой), у других семьи были побольше и дети постарше, чтобы успевать укрывать участки в заморозки и поливать их в иссушающую жару. У третьих, как у мельника, было достаточно денег, чтобы нанять работников для трудов в поле. Крестьяне и мельник собрали приличный урожай и часть его успели продать на ярмарке – у них было достаточно запасов, чтобы радостно встретить Рождество и благополучно дожить до следующего урожая.

И вот наступил Сочельник. Во всех домах горели свечи, и вкусно пахло рождественским ужином. Только в доме сапожника праздник не обещал быть весёлым: у них осталось всего две картофелины. Еда закончилась: не было больше ни муки, ни яиц, ни растительного масла, и даже ни одной луковицы. Дрова тоже почти закончились: их хватило на то, чтобы затопить печь и сварить картошку, но дом протопить не получилось – к утру он совсем остынет.

Жена сапожника не знала, как они будут жить дальше. Ей было не из чего приготовить рождественский ужин. Она отварила картошку в мундире, чтобы не потерять ни грамма в очистках, разрезала каждую картофелину пополам, посыпала солью, сухим укропом и подала на стол. Её глаза блестели от невыплаканных слез.

Увидев такое скудное блюдо, сапожник тяжело вздохнул, а его жена украдкой смахнула слезу. Их маленькие сын и дочь не понимали печали своих родителей и были рады варёной картошке. Жена мельника положила на тарелки сыну и дочери по половинке картофелины и обе половинки другой – на тарелку мужа, заверив его, что не голодна. Но муж, конечно, не поверил ей и переложил половинку картофелины на её тарелку.

Голодные дети хотели сразу накинуться на картошку, но отец и мать взяли их за руки и произнесли благодарственную молитву. Над столом повисла благоговейная тишина, но отец вдруг сказал:

– А давайте представим себе, что у нас сегодня – настоящий рождественский пир. И это вовсе не картошка, а жареная курочка, и запечённая с овощами баранина, и пирог с рыбой.

– Да, а на сладкое у нас – яблочный пирог и овечий сыр с клубничным вареньем! – с воодушевлением подхватила его жена.

Дети мечтательно прикрыли глаза и зачмокали губами от нарисованного воображением пира.

– А завтра утром под ёлкой мы найдём подарки! – размечтавшись, воскликнула дочь.

– Да, и маленького кролика, и цыплёнка. Они вырастут, поженятся, и у нас будет много кроликов и курочек! – радостно заявил сынок, и вся семья весело рассмеялась над его забавным пожеланием.

– Так начнём пировать! – сердечно пригласил семью к ужину отец, и в кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь чмоканьем детей, стремительно жующих картошку. Увидев их пустые тарелки, мать горестно улыбнулась, переложила свою половинку картофелины на ближайшую тарелку – тарелку сына – и поцеловала его в макушку. Тогда отец поменял местами свою тарелку с тарелкой дочери и погладил её по голове. Впрочем, надолго растянуть две картофелины им не удалось… Дети и вторые половинки тут же умяли за обе щеки. Рождественский ужин закончился, у сапожника свело живот от голода, а у его жены засосало под ложечкой.

Дети загрустили над пустыми тарелками.

– Не время грустить! – скрепя сердце, объявила мать. – Посмотрите, какая курочка, и пирог с визигой – загляденье! Накладывайте побольше! И баранину, баранинку с овощами не забывайте! – Она поднялась и достала из комода большие тарелки, поставила их на стол и добавила к ним раздаточные ложки, чашки и стаканы. – А потом будем пить чай с яблочным пирогом, и сыром, и с клубничным вареньем!

– Вот это пир! – поддержал жену сапожник. – Ну-ка, мне кусочек побольше! – Он взял раздаточную ложку и сделал вид, что накладывает еду из больших тарелок детям, жене и себе. – С Рождеством, мои дорогие! С Рождением Господа нашего Иисуса Христа!

– Как вкусно! – вторила отцу дочь. И её маленький брат тоже включился в игру:

– Вкуснятина! Спасибо, мамочка!

– Да, спасибо, мамочка! – поддержала брата сестра.

– Спасибо, дорогая! – улыбнулся жене сапожник.

– Тебе спасибо, мой дорогой! – Жена улыбнулась ему в ответ.

– Ой, малыш, ты опять весь измазался соусом от баранины! – притворно всплеснула руками сестра.

– Ну да, ну да, а ты-то сама – вся в клубничном варенье! – с видом знатока заявил маленький братик. И вся семья снова рассмеялась, на этот раз легко и искренне.

– А скоро придёт весна, пригреет солнышко, и расцветёт наш маленький сад. На огороде вырастут овощи, много овощей, а на участке – море картошки! – размечталась мать семейства.

– Да, а потом мы все вместе поедем на ярмарку, продадим всю обувь и накупим подарков: маме – новое платье и шаль, доченьке – новую шубку и куклу, а сыночку – новую шапку, и валенки, и лошадку, – поддержал её мечты сапожник.

И вот вся семья – все четверо – объединились за рождественским столом, их улыбки и смех смешивались с теплом их мечтаний и тревогой за завтрашний день, да и за сегодняшнюю ночь тоже, учитывая их скудный ужин и отсутствие дров. Но всё же у них на ужин была не просто картошка – это была картошка с ломтиком тепла и капелькой надежды.

Когда они закончили свой скромный рождественский ужин, пришло тихое осознание: им удалось создать целый пир всего лишь из двух картофелин. Делясь своими мечтами, фантазиями, улыбками и смехом, они обрели сокровище намного более ценное, чем скудный ужин.

Той ночью, когда они засып;ли в объятьях друг друга под старым ватным одеялом, отец семейства прошептал так, чтобы было слышно его жене и детям: «Неважно, насколько скромным был наш ужин, важно, что мы есть друг у друга. Вместе мы всё выдержим. Мы всё преодолеем».

Сапожник обнял сына, его жена – дочь, свернувшуюся калачиком, и под сочувственным взглядом далёкой луны их окутало чувство взаимной любви и надежды, согревая от холода, что крепчал снаружи. Завтра их ждала неизвестность: голодные и уставшие в остывшем доме утром они могли и не проснуться. Но ведь наступило Рождество, а значит, мир был полон веры в чудеса и надежды на лучшее.

*     *     *
Когда добрая Снеговая Туча раскрыла свои заботливые объятья, и её милые воспитанницы поспешили на волю, часть из них последовала своему предназначению и спокойно устремилась к земле, но некоторые снежинки хотели большего – их вела жажда свершений, мечта об особенном, труднодостижимом и очень важном. Таких снежинок было больше, много больше, чем семь, но из мириад снежинок, кружившихся в метели, отважных мечтательниц всё равно было меньше, чем их послушных и покладистых сестёр.

И шестой из бунтарок, стремившихся узнать своё предназначение, была Северина. Она не хотела спокойно и чинно опускаться на землю, чтобы стать частью могучего сугроба или украсить собою ветки пушистой сосны, – нет, она была уверена, что сможет больше, что ей под силу многое, что её ждёт необыкновенная судьба.

Кружась по воле шутливого ветерка, который отнёс её к деревне, Северина подлетела к окну одного из домов и заглянула внутрь. Она мельком увидела четыре фигуры, собравшиеся за столом, их смех смешивался с горьким оттенком печали. Эта печаль отозвалась болью в хрупких лучах снежинки. Северина не знала, что такое Рождество, но ей страстно захотелось, чтобы печаль этих славных людей сменилась радостью.

Движимая состраданием, Северина осторожно спустилась ниже, слегка касаясь замёрзшего оконного стекла. Увидев глубокую печаль на лицах взрослых, маленькая снежинка сжалась от сочувствия, и её маленькое сердечко стиснули грусть и скорбь. Северина не знала, чем помочь несчастным людям, ведь она была лишь крошечной снежинкой, спускавшейся с небес. Что же делать? Ей одной не справиться! И тут Северину осенила догадка: ну, конечно! Она придумала, как помочь бедной семье!

«Не отчаивайтесь!» – прошептала она, но её едва слышный голосок разлетелся хрустальным звоном в морозном ночном воздухе. – «Я постараюсь помочь вам».

Но сначала ей нужно было заручиться поддержкой! Преисполнившись решимости и надежды, Северина обратилась к доброй Снежной Туче и силам зимы и попросила их помочь ей.

Внутри Снеговой Тучи раздался гром, и ледяное дыхание зимы закружилось в морозном порыве, ответив на согревающий душу призыв Северины. С мерцанием искр надежды на карнизах крыши начали расти сосульки – сверкающие ледяные конусы разной толщины и длины, ловящие лунный свет в хрустальном блеске льда.

И вот, к рождественской полуночи по замыслу Северины на карнизах крыши дома сапожника выросли сосульки – множество заострённых ледяных палочек разной толщины и длины, торжественно сверкавших в лунном свете. Но никто не заметил бы этого чуда: ведь бедная семья уже легла спать, а их соседи собрались за своими столами, празднуя Рождество: у одних была более обильная трапеза, у других – более скромная, но все сидели по домам и не могли видеть ряды сосулек, выросшие на карнизе бедного домишки. Да и какой прок от сосулек? Эка невидаль – сосульки зимой!

Но внезапно налетел лёгкий ночной ветерок и закружился в воздухе, заигрывая с Севериной и её сестрами-снежинками. И в этот миг началось волшебство.

Полуночный ветерок запутался во множестве сосулек, свисавших с карниза: воздушный поток метался от одной сосульки к другой, но сосулек было много – несколько рядов, и он никак не мог вырваться, петляя в их ледяном строю, – и вдруг зазвучала музыка: сначала тихо и робко, а затем всё громче и ярче.

Музыка продолжала звучать, нерешительная, но прекрасная, окутывая деревню, как тепло забытых снов. По мере того, как мелодия становилась смелее и громче, она наполняла морозный воздух яркими пассажами, ниспадающими с сосулек, как хрустальные капли чистого звука, мерцающие и живые, пока не превратилась в невероятную, торжественную, всеобъемлющую симфонию.

Свет луны искрился и мерцал на гладких боках толстых и тонких сосулек. Ветерок толкал сосульки, бился в них, гладил их, задевал их тонкие кончики, и они вдруг ответили ветерку звуком, точнее, целой симфонией звуков. Казавшиеся обычными на вид, сосульки, выросшие на карнизе дома сапожника по просьбе Северины, обладали особым даром – они, как хрусталь, отвечали чистым мелодичным звучанием на усилия ветерка.

Ветерок, услышав, как многочисленные сосульки реагируют на его шалости, ещё резвее взялся за дело, и вот сосульки потолще и подлиннее начали гудеть, сосульки потоньше – звенеть, а совсем тонкие – нежно тренькать и дребезжать на ветру. Их мелодия переплеталась с посвистом ветра: чудесная гармония, которая начиналась робко и мягко, как застенчивый шёпот в темноте, стала разрастаться в ночной тишине, шириться, становясь всё громче, всё ярче, всё торжественнее.

Как сокровенная магия, порождённая морозом и ветром, музыка разливалась по округе, превращая заснеженную деревню в убежище очарования, – грандиозная, торжественная, всепоглощающая симфония, которая, казалось, тронула самую зиму до глубины души.

Первыми чудесную мелодию услышали ближайшие соседи сапожника – они выглядывали из окон, выходили из дверей, но поначалу не могли обнаружить источник прекрасной музыки. Одна из соседей – жизнерадостная вдова, известная своими золотистыми яблочными пирогами, первой толкнула свою дверь: любопытство потянуло её на освящённую луной улицу. «Ах, что это за чудесные звуки?» – воскликнула она, и её щеки порозовели от холода и волнения. Её сердце наполнилось восторгом, внемля волшебным мелодиям, танцующим в морозном воздухе, и даже её старая собака, бежавшая перед хозяйкой, казалось, слегка покачивалась в такт чарующим звукам.

А шаловливый ветерок всё продолжал носиться между рядами сосулек вдоль и поперёк – не успела дозвучать одна прекрасная мелодия, как тут же начиналась другая, и вот уже все жители деревни мало-помалу собрались возле дома сапожника и, подняв головы, заворожённо смотрели на ряды сосулек, сверкавшие в лунном свете, и благоговейно слушали чудесную музыку, лившуюся со старого карниза.

В первых мелодиях улавливалась невинность детства, а в следующих музыкальных фрагментах были слышны более глубокие, душевные тона, отражавшие обещание светлого завтра. Казалось, даже морозный воздух искрился, распутывая клубок отчаяния и создавая из нитей чувств гобелен надежды.

Не потребовалось много времени, чтобы восхитительная музыка достигла ушей и более дальних соседей, и все они, удивлённые и заинтригованные, начали собираться снаружи с широко открытыми от удивления глазами. Вскоре у дома сапожника собралась небольшая толпа – все соседи внимательно слушали необыкновенный концерт, их сердца наполнялись восторгом в ритме чудесной музыки, а души возносились в небо по серебристому свету луны. И в ту рождественскую ночь вся деревня вдруг преисполнилась чем-то б;льшим, чем просто морозный воздух зимы или даже радость Рождества – это был дух милосердия и любви к ближнему, который был давно позабыт из-за невзгод, обрушившихся на жителей деревни.

Северина, полная радости и предвкушения чуда, порхала на крыльях игривого ветерка, метавшегося средь сосулек, сплетая нити музыки с песнями звёзд, и каждая новая мелодия вытекала из предыдущей. «Вы не одиноки, дорогие мои! В самый тёмный час пусть вера и сила музыки направляют вас», – пела Северина, мысленно обращаясь к сапожнику, его жене и их детям, и её едва слышный хрустальный голосок переплетался с чарующей симфонией льда и ветра.

И когда последняя нота повисла в воздухе, отражаясь в лунном свете, как далёкое воспоминание, крепко спавшая семья сапожника вдруг ощутила, как внутри их дома разливается тепло – напоминание о том, что даже в самую суровую из зим надежда не умирает, и чудо может возникнуть ниоткуда.

Волшебный концерт продолжался больше часа – соседи сапожника, привлечённые невероятными мелодиями к его дому, устали стоять и замёрзли, но, когда последние ноты чарующей симфонии растворились в свежем ночном воздухе, тепло и радость, наполнившие скромный дом семьи, начали распространяться по деревне. Возвращаясь по домам, соседи были преисполнены ощущения чуда, несказанной радости и рождественского счастья.

Когда последняя хрустальная нота затихла, на мгновение задержавшись на старом карнизе, жители деревни ощутили себя причастными к рождественскому чуду. А ещё они прониклись признательностью к сапожнику и его семье, и к их старому дому, на карнизе которого выросли чудесные сосульки. Не сговариваясь, все соседи решили поделиться с семьёй сапожника рождественской радостью, и по заснеженной улице потянулась процессия: матери семейств несли завёрнутые в тряпицы корзинки с рождественскими блюдами, а отцы семейств несли что потяжелее – кто вязанку дров, полмешка картошки или брюквы, кто мешочек крупы или муки.

Подойдя первым к двери дома сапожника, деревенский кузнец стукнул в дверь и, не получив ответа, постучал вновь. Услышав во сне громкий стук, сапожник не сразу очнулся от тяжёлого забытья и неспешно пошёл к двери: он был уверен, что ему показалось, будто он слышал стук. И действительно, кто бы мог стучать в его дверь в рождественскую ночь?

Открыв дверь, сапожник не поверил своим глазам: на пороге стоял кузнец – дюжий детина, известный своим железным рукопожатием. Поздравив сапожника с Рождеством, он протянул ему вязанку дров и тёплую ещё форму с мясным хлебом. 

Но не успел сапожник отнести блюдо и дрова в кухню, как в дверь опять постучали – и тут уж с постели поднялась жена сапожника. Открыв дверь, она увидела других соседей: сосед-крестьянин протягивал полмешка картошки, а его жена – крынку с молоком, а в ней, как она объяснила, плавали комочки сливочного масла. Оба, и сосед, и соседка, благодарили сапожника и его жену за рождественскую симфонию и желали им всяческих благ. Растроганная жена сапожника пожелала соседям всего самого доброго и, закрыв дверь, понесла неожиданные подарки в кухню. Но не успела она дойти до кухни, как в дверь постучали снова, и её муж, недоумённо и весело улыбнувшись жене, поспешил ко входной двери.

Распахнув дверь, сапожник увидел ближайших соседей: они благодарили его за чудесную музыку, соседка протягивала блюдо, покрытое чистой тряпицей, а сосед пытался пропихнуть в дверь сапожника вязанку дров, уверяя его, что соседи должны помогать друг другу. Пожав сапожнику руку и поздравив его с Рождеством, соседи распрощались, и расчувствовавшийся сапожник закрыл дверь.

И тут же вновь старая дверь содрогнулась от стука, сапожник едва успел поставить в сторону вязанку дров и передать жене покрытое тряпицей блюдо. На этот раз пришли соседи из центра деревни – жена соседа принесла корзинку, из которой высовывались какие-то баночки, а сам сосед притащил полмешка муки и столько же пшена. Не успел сапожник закрыть дверь, как подоспели другие соседи и вручили жене сапожника маленький противень, а сапожнику – ещё одну вязанку дров и полмешка брюквы. Сапожник с женой не успевали обмениваться с соседями добрыми рождественскими пожеланиями, рукопожатиями и поцелуями, а их подоспевшие малыши – сын и дочь, разбуженные очередным стуком в дверь, – как челноки, принимали у порога подарки, относили или оттаскивали их в гостиную или в кухню и вновь спешили к порогу за очередными гостинцами.

Эта ч;дная рождественская канитель длилась не меньше часа: соседи всё подходили и подходили, и все как один благодарили сапожника и его жену за волшебную музыку, за рождественскую симфонию, за незабываемое Рождество.

С каждым новым рождественским подарком радость пуще расцветала в маленьком доме сапожника. Он, его жена и дети и думать не думали, что голодная рождественская ночь превратится в чудесный общий праздник, окутавший своим теплом всю деревню от края и до края.

Среди множества блюд, которыми были теперь заставлены столы и даже стулья в доме сапожника, он и его семья почувствовали, как их накрывает волна благодарности и горько-сладкое напоминание о том, как любовь и доброта переплетаются с тяготами их жизни. Жена и дети сапожника снимали тряпицы с блюд и противней, с тарелок и корзин, и жена сапожника решала, какие блюда ставить на стол, какие противни и банки – в шкаф, а что вынести на ледник, чтобы блюда замёрзли, а после, размороженные, подогретые, могли радовать семью сапожника ещё многие дни.

Когда эта работа была окончена, сапожник, его жена и их малыши вновь собрались вокруг стола: их глаза искрились от нетерпения, когда они расставляли угощения по столу, и их лёгкий смех смешивался с ароматами, витавшими в воздухе. Заняв свои места за щедро уставленным столом, все члены семьи сапожника решительно взялись за руки и возблагодарили Господа за Его рождественское чудо: благодаря доброте их соседей теперь у них было достаточно готовой еды на пару недель, а ещё у них были картофель и брюква, мука и разные крупы, и запас дров на несколько недель.

Сапожник, его жена, их дочь и сынишка не сразу набросились на еду, зачарованно глядя на неожиданное съестное великолепие. Каждая тарелка рассказывала свою историю: овощное рагу с запечённой бараниной, казалось, улыбалось, как эхо смеха, раздававшегося вокруг стола; жареная курочка, а к ней жареный рис с яйцом волновали аппетитными запахами и призывали скорей угоститься хотя бы крылышком, хотя бы ложечкой риса, а рыбный пирог, скрывавший до поры тайны местных рек, готов был поделиться ими с семьёй сапожника.

Яблочный пирог с золотистой корочкой шептал о закатах, которыми можно наслаждаться всей семьёй на залитой закатным солнцем веранде, а овечий сыр напоминал о беззаботном детстве и жаждал соединиться с клубничным вареньем или мёдом, которые вместе с другими чудесными баночками теперь ждали своего времени в старом буфете.

Поставив перед своими любимыми – мужем и детьми – праздничные тарелки и положив на них по славному кусочку курочки с рисом и баранины с овощами, жена сапожника воскликнула: «Посмотрите, как две наши славные картофелины превратились в настоящий рождественский пир! Пир любви и дружбы! Ведь наши соседи осыпали нас своей добротой!»
 
И ночь, ещё недавно полная неопределённости и опасений за будущее, превратилась в истинный праздник – свидетельство доброты и признательности, милосердия и благодарности, которые живут в мире людей, ожидая пробуждения в добрых сердцах, готовых поверить в чудо. Так в мерцании снега, в танце крошечных снежинок, искрившемся в лунном сиянии, открылась новая страница истории деревни, полная надежд, обещаний и света в самый тёмный месяц зимы.

Слёзы радости блестели в глазах жены сапожника, отражая множество чувств, переполнявших её сердце. «Это настоящее рождественское чудо, наполнившее наш дом и наши сердца», – тихо сказала она, держа в руках тёплый хлеб и чувствуя, как былой уют и уверенность в завтрашнем дне наполняют их дом.

Сапожник и его близкие приступили к рождественской трапезе, по очереди накладывая в тарелки вкусные блюда, вместе радуясь и смеясь, обмениваясь впечатлениями и смакуя каждое мгновение. Тоскливая ночь превратилась в радостный рождественский пир: звон столовых приборов о тарелки прерывали слова благодарности и попытки припомнить или угадать, какая соседка принесла какое блюдо, – каждый звук был данью вновь обретённой любви.

Когда поздний вечер растворился в объятиях ночи, семья сапожника снова легла спать, но теперь уже в протопленном доме: сапожник с женой, а дети в своих кроватках, вытянувшись во весь рост в тепле отчего дома.

Проснувшись поутру, отдохнувшие сапожник и его жена вновь поблагодарили Господа за чудесное спасение. Жена сапожника протопила печь и разогрела остатки вчерашней трапезы. Вскоре за столом собралась вся семья, и они с наслаждением позавтракали вкусными блюдами, которыми их одарили добрые соседи. Выпив чаю с яблочным пирогом и овечьим сыром, домашние занялись своими делами: сапожник принялся готовить свою обувь к продаже, жена прибирала их скромное жилище и хлопотала по дому, дочка пыталась помогать матери, а сынок играл с котёнком, который теперь тоже был сыт и полон сил.

В приятных хлопотах прошёл весь рождественский день. Днём семья собралась за обеденным столом и с удовольствием доела баранину и курицу, и на ужин оставались ещё рыбный и яблочный пироги, овечий сыр, варенье и мёд. А на леднике дожидалась своего часа целая куча вкусных праздничных блюд.

В радостных хлопотах день незаметно перешёл в вечер, лунный свет залил округу, и чудесные сосульки разной длины и толщины, свисавшие с крыши, мерцали теперь, как драгоценные камни, отбрасывая радужные отблески на задумчиво сверкающий снег.

Пришло время ужина, и жена сапожника начала накрывать на стол. Когда добрая женщина, всё ещё не верившая своему счастью, поставила последнее разогретое на печке блюдо на стол, в окно постучался лёгкий ветерок, и сосульки на карнизе отозвались мелодичным звоном, напомнив о чуде предыдущей ночи.

Внезапно раздался стук в дверь. Сапожник и его жена обменялись недоумёнными взглядами, их сердца затрепетали от волнения и предвкушения чуда. Когда жена сапожника открыла дверь, и поток прохладного воздуха ворвался внутрь, переплетаясь с теплом, которое теперь наполняло её уютный дом, она увидела удивительное зрелище: соседи собрались перед их домом, их улыбки сверкали в свете луны, как сосульки, покрывавшие карниз их крыши.

Жена сапожника моргнула о неожиданности, пытаясь осознать увиденное. «Что... что происходит?» – пробормотала она, от неожиданности отступив на шаг назад.

Одна из соседок – жена мельника – заговорила первой:

– Вчера у вашего дома мы слушали чудесную музыку!

– Да, – подхватил и сам мельник. – Мы пришли, надеясь на ещё один концерт!

– Концерт? – переспросил сапожник, с недоумением взглянув на жену и детей, на лицах которых отразилась неуверенность.

– Но мы не знаем, как вновь сотворить это чудо! – пояснила жена сапожника. – Мы – это просто... мы!

Соседи растерялись тоже, но, как только в их души начали закрадываться сомнения, лёгкий морозный ветерок поцеловал оконное стекло, и по воле Северины вновь начал танцевать между рядами сосулек, висящих на карнизе. Славный ветерок, направляемый нежной просьбой Северины, ласково задевал сосульки, заставляя их звенеть в лунном свете – началась прелюдия к концерту, которого они все так ждали. Соседи ахнули, и хрустальная музыка, как ручей, полилась с крыши старого дома. Морозный воздух наполнился знакомыми, яркими нотами – ветер играл на изящных ледяных заострённых палочках, как на небесном орг;не, исполняя симфонию зимней ночи.

Одевшись потеплее, сапожник и его семья вышли, наконец, на улицу и тоже смогли увидеть источник чудесных звуков. Невидимый ветерок кружил между рядами невероятных сосулек, сверкавших в свете луны. Пошёл лёгкий снегопад, и на улице стало теплее. А слушателям казалось, что снежинки переплетались с ветром, словно дирижируя небесным оркестром, и сосульки звенели и тренькали, как небесные чел;сты и колокольцы.

Симфония нарастала, разворачивалась: завораживающая, воодушевляющая музыка захватывала слушателей в свои объятья, притягивая дух зимы и зажигая окружавшее их пространство светом веры и надежды. Соседи брались за руки, обнимались, покачивались в такт волшебных мелодий, их сердца парили, захваченные незабываемым моментом.

Ощущение чуда охватило семью сапожника и их соседей; они едва могли поверить, что божественная мелодия родилась из их собственной любви – вызвав отклик в крошечном сердечке неведомой им снежинки Северины и в сердце каждого соседа. По мере того, как симфония нарастала, семья сапожника вместе с соседями внимала чуду, очарованная музыкой и теплом сердец, согревавшим даже самые холодные ночи.

В этот вечер симфония завершилась радостным крещендо, которое эхом разнеслось по долинам, напоминая, что каждое сердце может резонировать с музыкой любви и душевного единства. Счастливые возгласы соседей эхом разносились по зимней улице, смешиваясь с музыкой, по мере того как ночь становилась глубже, и луна бросала одобрительные взгляды на собравшихся. Сосульки мерцали и искрились под лунным светом, превращая обычную ночь в симфонию любви, и в танцующих тенях под лунным светом смех искрился и смешивался со светом звёзд, неся обещание светлого завтра.

Когда симфония завершилась, и последние хрустальные звуки вознеслись к небесам, соседи, поблагодарив семью сапожника, разошлись по домам, но многие из них вскоре вернулись, принеся подносы и корзины, полные восхитительных угощений: воздушные картофельные клецки, пикантное свиное жаркое со сладкой подливкой и большую миску красочного зимнего салата со свёклой и пикантной заправкой. В довершение всего жена пекаря принесла ягодный бисквит и засахаренные фрукты, которые привели в восторг детей сапожника.

Следующим вечером полная луна поднялась высоко в небе, озарив серебристым сиянием тихую деревню. После необычайных событий предыдущей ночи семья сапожника с нетерпением ждала нового концерта. Радость от предыдущей симфонии всё ещё жила в их сердцах, надёжно защищая их от зимнего холода. Когда чудесная музыка сначала тихо, а потом всё громче заполнила зимнюю ночь, удивление на лицах сапожника, его жены и детей сменилось выражением благодарности, и северный ветер тихо завыл снаружи, добавляя элемент предвкушения.

Чудесные ледяные концерты повторялись каждую ночь, и сапожник и его жена удивлялись, как быстро их скромный дом стал сердцем деревни – где рождественское чудо, радость и любовь процветали в каждой ноте.

                *    *    *
По мере того как дни превращались в недели, волшебные концерты продолжались еженощно после той первой Рождественской ночи, перерастая в любимую традицию, неизменно наполнявшую всю деревню радостью и теплом. Каждый вечер, когда закат раскрашивал небо последними полосками пурпура и золота, быстро растворявшимися в ночной дымке, соседи целыми семьями собирались вокруг маленького домика сапожника, Северина звала себе в помощь силы зимы и весёлый ветерок, и чарующая симфония мелодия за мелодией эхом разносилась под звёздным небосводом.

Совсем скоро ночные концерты превратились в заветную традицию, которая привлекала всё больше людей со всей округи, подчёркивая общие для всех темы рождественской радости, милосердия и доброты.

Концерты привлекали всё больше слушателей – соседей, их друзей и их семьи – в уютные объятия зимы, рядами сосулек свешивавшиеся с карниза маленького домика, где каждая сосулька – большая и маленькая – добавляла свой голос в прекрасную музыкальную гармонию, вместе с которой танцевали весёлые огни уютного дома сапожника, чьи окна отбрасывали тёплое сияние, разливавшееся по улице.

Слухи о небесных концертах быстро распространились за пределы их маленькой деревни. Вскоре начали прибывать любопытные жители соседних деревень, стремившиеся своими ушами услышать чудесную музыку, своими глазами увидеть волшебство, окутавшее дом сапожника. «Вы слышали истории о музыкальных сосульках?» – спрашивали они знакомых, и глаза их сверкали от предвкушения чуда. Приезжие из других деревень и даже близлежащих городов множились день ото дня. Тем, кто приезжал засветло, сапожник догадался предлагать сшитую им обувь, и, оценив по достоинству высокое качество его изделий, приезжие вскоре раскупили весь запас и даже оставили заказы на будущее. Семья сапожника выбралась из нужды, у них появилась уверенность в будущем.

Когда приблизилась весна, дразня воздух теплом и лёгким ароматом первоцветов, ледяные концерты продолжились с прежним величием, и люди приезжали даже издалека, привлечённые вестями о ледяных концертах.

Но вот весна пришла окончательно и бесповоротно – сугробы осели и потемнели, а по сосулькам сначала побежала звонкая капель, а потом и сами сосульки побежали вслед за зимой.

Пока оставались последние сосульки, славный ветерок, очарованный Севериной, старался играть на них чудесные мелодии, но это уже не были прежние симфонии – торжественные и триумфальные, хотя и короткие звонкие мотивы по-прежнему завораживали слушателей, и каждый концерт ветра и сосулек, даже короткий, был наполнен улыбками слушателей, их смехом и чувством принадлежности к чему-то гораздо большему, чем собрание слушателей у дома сапожника.

Всю обувь, сшитую сапожником за лето, раскупили ещё зимой, и он снова взялся за дело, выполняя оставленные ему заказы, а слава о его добротных сапогах, ботинках и чёботах разнеслась далеко за пределы деревни, и почти каждый любитель музыки, приезжавший в деревню, считал своим долгом оставить сапожнику заказ на его знаменитую обувку. И к весне сапожнику пришлось нанять двух подмастерьев, чтобы справиться со всеми заказами, – жизнь его семьи изменилась к лучшему навсегда. Его жена с трудом верила в удивительное преображение их жизни и со слезами на глазах благодарила Господа за чудесное спасение.

А что случилось с хрупкой красавицей Севериной? Никто точно не знает… Но я надеюсь, что добрый ветерок, помогавший ей всю зиму создавать волшебную музыку, унёс Северину на своих лёгких крыльях на Северный полюс и остался с ней в Царстве Зимы, как верный рыцарь подле своей прекрасной дамы.