Сектор памяти

                Часть первая

Глава 1. Старый рынок
Толкучка была такой же, как и пятнадцать лет назад, когда Стас приходил сюда за военными ботинками.
Только теперь ботинки его не интересовали.
Ряды палаток, сложенных из брезента, начинали шевелиться. Продавцы в потрёпанных куртках доставали из коробок материнские платы, жёсткие диски, корпуса без крышек, и клали их на покрытые плесенью клеёнки, как будто предлагали не хлам, а реликвии.
Он шёл, прихрамывая, вдоль рядов с мотками провода, «материнками», железом без памяти.
Каждый шаг отдавался в колене — будто что-то внутри щёлкало, как сломанный механизм в старых часах. Занозистая боль, ставшая за столько лет привычной, как фон, как шум ветра за окном, не мешала — просто напоминала.
Ранение было давним. Не из войны — из службы, той, что не отмечается медалями и не афишируется в семейных архивах. Тогда, много лет назад, всё было почти буднично: поездка по заданию, точка в горах, миг промедления, взрыв — не громкий, но коварный. Осколок пробил ниже колена. Кость зажила, но в суставе что-то осталось — не то металл, не то память.
После госпиталя его списали. Спокойно, без церемоний. Вышел с формулировкой: "ограниченно годен, без восстановления". С тех пор его жизнь изменилась радикально: из мира дисциплины и приказов он попал в тишину и неопределённость. Исчезли распорядки, старые знакомства, цель. Остался шрам, скрип в колене и странная пустота. Он перебрался на окраину города, начал возиться с тем что ему знакомо - радиодеталями, проводами, старой техникой. В этом новом ритме — медленном, упрямом — он пытался собрать себя заново, по кусочкам. Иногда сидя за столом с паяльником, он вспоминал семью, которая распалась - причина была в его простой, новой гражданской жизни. Он никогда не говорил о боли, не делился страхами, не просил поддержки. После госпиталя стал ещё более замкнутым. Жена привыкшая к безбедной жизни в прошлом - замкнулась в себе, и однажды просто ушла. Дочь подросла, стала реже звонить. И он остался — с паяльником, треском старого приёмника и воспоминаниями, в которых всё чаще стал задерживался подолгу. 
Люди на рынке, если и замечали его хромоту, то не спрашивали. Думали, наверное — производственная травма. Или годы. Или просто судьба.
Он же знал точно — это цена, которую он заплатил, чтобы жить без легенды, но с памятью.
Памятью о приказах, которые нельзя списать, забыть насовсем.
С тех пор, как ушёл со службы, он слишком долго жил стороной. Исправлял розетки, чинил антенны, собирал ламповые радиоприёмники — делал вид, что ничего больше его не интересует.
Но где-то в нём всегда тлел тот огонь — внутренний — мужской, прямой.
Тот, который делает поступок, даже если никто этого не видит.
Иногда останавливался — не для покупки, просто чтоб глянуть. Ничего конкретного — просто бродил, среди коробок с радиодеталями, платами не известного происхождения и вентиляторов с седой, застывшей пылью.
На барахолке он бывал часто — больше из привычки, чем по нужде.
Иногда ему казалось, что здесь ещё бродит дух электроники девяностых — металлический запах старых блоков питания, полу придушенный гарью и пластиком.
Была суббота, обычный поход по известному маршруту. Когда долго живёшь один, вещи становятся повседневным занятием. Утренний чай. Радиостанция. И эти старые ряды.
В кармане пальто — исписанный блокнот с пометками: номиналы, переходники, частоты. В другой — мятая пачка сигарет, открытая и забытая ещё с утра.
Стас шёл медленно. Не искал ничего определённого, как всегда. Он давно знал: лучшие находки приходят тогда, когда не ищешь.
У одного из лоточников — мужика в синей телогрейке — лежали шнуры, CD-диски, что-то типа геймерской клавиатуры. И отдельно — на тряпке — жесткий диск.
Корпус в царапинах, сбоку прогар, будто от удара молнией.
— Откуда? — спросил Стас, глядя на диск.
— Сгоревший комп. Говорят, баба жила одна, в коттедже. Всё сгорело, один системник остался, пол обвалился, системник упал в нишу подвала, а мне достался по случаю. Бери, если на сувенир.
— Рабочий?
— А кто его знает. Свет дай — может, и закрутится.
Стас молча достал пару сотен. Не торговался. Подержал диск в руках — он был тяжелый, увесистый с запахом сосновой гари.




Дома он заварил чай, расставил приборы, как привык: блок питания, тестер, переходник на старую материнку.
Рабочий стол — фанера, обитая линолеумом. Рядом приёмник «Рекорд», помигивая зеленым глазом, ловил короткие волны.
Подключил диск. Загорелся светодиод, двигатель пошёл, как будто зевнул.
Но тишина. Система не видит. Ни звука. Ни ошибки. Просто присутствие.
Паяльник дремал на подставке. Монитор светил ровным, белым светом потом показались цифры - 14:14:14 и больше ни чего. Несколько дней — и ноль доступа. Ни один дешифратор, ни один ключ не принимался. Никаких откликов по стандартным протоколам — будто устройство вообще не знало, что такое ОС.
— Странно, подумал Стас – есть замерзшее время, но нет слов – женщина, пожар.
В этот вечер он ничего не сделал. Сидел размышляя. Слушал радио на фоне треска атмосферных разрядов — где-то ловилось коротковолновое, кажется из Ташкента.
А диск лежал на столе — как камень, вынутый из реки.

Глава 2. Память прибора

Он сидел на табуретке, курил, не торопясь.  За окном мелко моросил дождь.
Жесткий диск лежал на тряпке. Свет из окна скользил по корпусу, и в какой-то момент,
неуловимо — блеснул на выемке сбоку. Стас повернул голову, и вдруг — всё это его куда-то унесло.





Тогда, это был март девяносто девятого.
Городишко в провинции, в части вырубилось питание, а с ним и связь.

Стас был тогда капитаном, командиром взвода РЭС — радиотехнической службы. Не лез в политику, но хорошо понимал: когда всё глохнет разом — дело не в лампочке.
Они поехали в ангар — старый, закрытый, без нужды не трогали. Там стоял резервный генератор и коротковолновый блок связи, старенький, но надёжный.
Пахло изоляционным материалом, соляром для генератора и притомившимся железом.
Как ни странно, но коротковолновик мигал шкалой настройки в сумраке ангара без ведома присутствия оператора.
Он проверил — и увидел: кто-то пытался подключить внешнее питание. Причём не из стандартной сети, а напрямую через слабо точку, минуя стабилизаторы.
Такой ход мог сделать только тот, кто знал схему. То есть — свой.
Потом, уже через день, выяснилось: в том самом ангаре, под фальшполом, нашли радио модуль, который передавал сигнал наружу используя коротковолновик, как конвертер, на частоте, которую не слушали ни военные, ни гражданские.
Это был утечка. Внутренняя.
Стас не стал влезать в разборки. Отчёт подписал — сухо, по форме.
Но с тех пор он всегда смотрел на технику как на свидетеля.
Она не лжёт. Просто говорит на своём языке.

Он выдохнул. Затушил сигарету в железной банке от леденцов.
Посмотрел снова на диск.
И подумал: а вдруг — и тут та же история? Кто-то пытался передать что-то. Или стереть. Или скрыть.
А может, наоборот — оставить след.

.

Глава 3. Интуиция

На следующий день он не выдержал. Открыл браузер. Вбил: "Пожар, женщина, коттедж "
Через пару часов — заголовок, который зацепил:
«Странный пожар в элитном коттеджном посёлке „Сосны“. Исчезла женщина. Обстоятельства выясняются.
Обычно Стас не верил в совпадения. Но иногда — все сходилось до мелочей.
Он щёлкнул «сохранить страницу». Затем встал, подошёл к радиоприёмнику и убавил громкость.
Ехал рано — чтобы успеть вернуться до темноты.
Навигатор вел, как искусный проводник, хотя Стас и сам знал дорогу: с месяц назад они с бывшим сослуживцем проезжали мимо, и тот сказал:
— Тут, говорят, коттедж сгорел. Всё подчистую, до самого фундамента.
Он тогда не обратил внимания.
Теперь эти мелочи стучали громко и настойчиво.





Посёлок «Сосны» начинался с ворот, где шлагбаум не работал, а охранник был больше похож на пенсионера из сторожки, чем на штатного служаку.
Стас остановился, открыл окно.
— Добрый день.
— Добрый, — охранник вытянулся с опозданием. — К кому направляемся?
— Просто глянуть. Был тут один дом, сгорел. Писали про это. Хочу убедиться, что это не мой старый объект. Я бывший военный, связь. Проверка данных.
Охранник кивнул, будто понял.
— Пятый дом по второй линии. Там пусто теперь. Строить не стали, говорят, земля насквозь пропиталась гарью.

Дорога шла между аккуратными домами — одинаковыми, как погоны на параде.
Но дом №5 на второй линии выбивался из строя.
Почерневшие балки. Забор, скособоченный от жара.
Фундамент, на котором когда-то была веранда — теперь заросший мхом бетон.
А во дворе — никого. Только детский велосипед, ржавый, без цепи.
Стас подошёл. Наклонился, потрогал бетон: ещё тёплый, как будто этот пожар был совсем недавно.
Запах гари всё ещё держался в воздухе, несмотря на дожди. Чернеющие обломки крыши торчали из пепелища, как обугленные пальцы.
Он обошёл участок. В окне соседнего дома — движение. Женщина в платке.
Стас постучал в калитку. Та открылась неохотно.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, — ответила она, не выходя.
— Я… по поводу той, что здесь жила. Вы знали её?
— Нет. Только поздороваться, да и то через раз.
Говорят, она была из тех… не к нам, не к себе. С компьютерами всё сидела, то ли продавала, то ли покупала…
— Кому?
Женщина пожала плечами.
— Молодой один приезжал. Блондинистый, в очках. Потом ещё мужик раз, но я лица не разглядела. Машина тёмная, номеров не видно. Это вечером было, за день до пожара.
— Вы слышали что-нибудь той ночью?
— Тишина была. Как ни странно. Пожары — они шумные, а тут — просто вспыхнуло, как лампочка. И всё.
Когда пожарные приехали, тушить уже не чего было…
Стас кивнул. Не стал уточнять.
— А она оставила что-то? Бумаги, вещи?
— Не знаю. Вроде кто-то приходил после — как бы из компании.
— Говорили, что забрали сгоревший ноутбук, какие-то железки, я не знаю точно…
Стас, поблагодарил и не спеша будто в раздумье ушёл.


Глава 4. Первый голос

Вернувшись, присел к рабочему столу.
Снял куртку, включил столовую лампу, проверил паяльную станцию — всё по привычке, механически.
Но внутри было неспокойно.
Он подключил диск к той же материнке, которую на днях нашёл в гараже. Старая плата, но с нужным BIOS — без лишней защиты, проверенная временем.
Питание пошло.
На экране — высветилось время - 14:14:14 и больше ни чего.
Диск гудел — не шумно, но ритмично, как будто что-то считывал, но не спешил делиться. Вспомнились слова, посетившие его накануне.
Сигнал — не в том, что передаётся. А в том, что остаётся
Стас взял в руки жесткий диск, взвесил на ладони – тяжеловат, непривычно и время, застывшее как насмешка над человеком…

Эта мысль пришла ещё вчера, но теперь она стояла перед ним, как немой вопрос, одетый в железо.
Он уже имел дело с подобными — и точно знал: обычный накопитель столько не весит.
Стас достал отвёртку, положил диск на прорезиненный коврик, начал откручивать винты. Один — с трудом, другой — легко, будто его уже крутили.
Крышка поддалась с характерным щелчком.
Под ней — не стандартная начинка. Ни головки, ни шпинделя, ни пластин.
Внутри — моноблок из жёлтого металла, с матовой поверхностью, без маркировки.
Он провёл пальцем — холодно, гладко, как кафель, залитый лаком.
Внимательно посмотрел на ребро диска - похоже на золото. Но не это насторожило.
В углублении — была резьба. И на краю металла — тонкая, почти невидимая гравировка. Цифры. Координаты? Он достал лупу. Почерк — точечный, машинный: 57.6954° N, 60.1958° E под координатами — два символа: VT. Vault Technology — «технология хранилища» — намёк на запечатанный или законсервированный объект.
Он отложил диск. Сердце билось неровно, но не от страха. Это было то чувство, которое бывало в бою: когда уже всё понятно, но ещё ничего не ясно.


Глава 5. Проба

Наутро он позвонил Аркадию.
Тот работал на заводе в лаборатории сплавов, где раньше, ещё в середине девяностых, Стас помогал ставить контрольно-передающие устройства.
— Аркаш, помнишь меня?
— Стас? Конечно. Ты же у нас был, как сапер с миноискателем, выискивая радио жучки.
— Слушай есть одна вещь. Надо посмотреть металл. Без лишних разговоров.
— Приезжай. Только с утра, пока народ не разошёлся.

Завод стоял на окраине города, тихий, малоприметный. Аркадий встретил его в халате, с очками на шее и чайной кружкой в руке.
— Вот, — сказал Стас, доставая свёрток из сумки.
Металл лежал, как будто сам выбирал, кого пускать к себе.
Аркадий взвесил, провёл пальцем.
— Странный. Мягкий, но тяжёлый. Золото не пахнет, а это — с каким-то… химическим следом.
— Сделаешь анализ?
— Только поверхностный. Без бумаг. Мне тут не нужны проблемы.

Минут через пятнадцать он вернулся. Лицо было не рабочее. Серьёзное.
— Стас, слушай. Я не знаю, откуда ты это взял, и, честно, не хочу знать.
— Не будет проблем?
— Нет. Это не наркотики и не оружие. Но ты меня слышишь: это не просто кусок. Это — металлокомпозит. Высоко плотный. Сплав, в котором есть золото, церий, и… нанослой  платины.
— Это военное?
— Возможно. Или лабораторное.
Такой состав нужен, когда надо, что-то хранить в металле — не данные, нет, а внутреннюю структуру. Температурную стойкость, электромагнитную защиту. Как контейнер. Или… экран.
— От чего?
Аркадий пожал плечами.
— Не знаю. Но сделано это не для красоты. И не для продажи.
Это — нечто серьезное, как капсула с нанесённой на поверхность - криптограммой.

Стас забрал металл. Поблагодарил.
И вышел во двор завода, где ветер гнал пыль вдоль старого бетонного забора.
Он чувствовал:
это не просто след. Это — гарантия. Метка. То, что не подделать.
И, если такая вещь лежала в теле жёсткого диска — значит, она была частью большой игры. Может, последней.




Глава 6. Порог

Он не сразу поехал домой.
Остановился у обочины, мотор ещё работал, но взгляд застыл. Машина стояла на въезде в старый пустырь, где некогда был военный склад — теперь всё заросло, и даже птицы пели в пол голоса.
Такой диск не лежит просто так. Не случайно. Не в доме одиночки. И уж тем более — не на толкучке.
Он прокручивал детали в уме. Коттедж — сгорел подчистую.
А диск, словно под охраной, выжил. И кто-то явно успел забрать то, что находилось на виду — ноутбук, «железо».
Но не забрал это. Почему? Потому что не знал о нём? Или потому, что не мог?
Тут не было бытовой случайности. Слишком чисто. Слишком молча. Слишком... выверено.


Внутри — жёлтый металл, сплав. Координаты. Гравировка. Кто-то вложил в него не просто информацию — намерение. Кто это делает? У кого есть такие технологии?
Государство? Частная структура? Или нечто третье — за гранью обычных ведомств?
Если эти люди существуют — они не любят случайных свидетелей.
И если они ищут — они уже могли отметить его появление.
На барахолке. В «Соснах». У Аркадия. Даже сейчас, когда он просто сидит в машине и думает.
Но всё было спокойно. Никто не стучал в окно. Ни следов, ни теней в зеркале заднего вида.
Может быть, это ещё не началось. Он выключил зажигание и вышел. Ветер пах чем-то
металлическим. Как воздух перед грозой.



Утром город выглядел сонным и подозрительным. Дворы, залитые жёлтым светом, казались будто застывшими в ожидании. Стас вышел из подъезда, подняв ворот куртки, и направился к остановке. Ему нужно было найти тех, кто видел или знал блондина в очках.
Вспомнились слова женщины из поселка:
«Молодой, блондинистый, в очках - приходил.»
Обычная бабушка, казалось бы. Но память у таких — на лица, а не на детали.
И это многое говорило: раз она запомнила внешность — значит, тот приходил возможно не раз. Был близок. Или слишком заметен.

Он начал с самого простого — автомойка рядом с коттеджем.
— Особо не помню, — сказал рабочий.
— Но кто-то заезжал поздно. Умный вид. Не здешний.
Потом — магазин. Продавщица нахмурилась:
— Был. Молодой. Карточкой расплачивался. А очки — такие, знаете… как у айтишников. И тихий.
Следующий след — видеонаблюдение в черте магазинов. Стас зашёл в контору, предъявил удостоверение старого образца, и техник нехотя отмотал плёнку. На записи — силуэт. Худой. Светлые волосы. Очки. Рюкзак за спиной.
Стас остановил видео.
— Приблизь лицо.
— Это максимум.
Изображение расплылось, но что-то в нём было до боли знакомо. Не лицо — осанка, манера держать плечи
Он смотрел на размытое изображение ещё долго после того, как техник ушёл. Пиксели плясали на экране, а в голове уже шёл свой поиск. Не алгоритм, а нечто древнее, почти животное — поиск сходства, ассоциаций, следов.
«Осанка… плечи…»
Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Пошли лица. Служба. Архив. Год за годом. Лица тех, кто был в штабе, в операциях, в учебке. Он вспоминал не глазами — тактильно: кто как держал чашку, кто как затягивал ремень, кто молчал, а кто всегда оставался на шаг сбоку.
И вдруг — вспышка. Лёгкий парень, лейтенант с инженерным образованием. Приставлен был в отдел на пару месяцев — то ли по кибербезопасности, то ли по системам имитации. Имя выпало. Только кличка — Бета. Так его прозвали за то, что всё тестировал, всё пробовал на зуб.
У него тоже были очки. Он был — всегда чуть в стороне. Вежлив, спокоен, без звука уходил, как будто знал, что его наблюдают.
И главное — он исчез. Просто исчез из отдела, без объяснений. Архив с его делом помечен как "техническое перераспределение". Тогда Стас не обратил внимания — были свои задачи. А теперь…
— Если это он, — произнёс он вслух, — значит, это не просто пожар. Это возврат в прошлое.



Глава 7. След

Стас знал — искать нужно не по прямой. Таких, как Бета, не находят по регистрационным журналам. Они не оставляют следов в базах. Их надо ловить — на совпадении, на интуиции, на едва уловимом чувстве повторения. И Стас двинулся — не в центр, где стекло и шум, а по окраинам, по частным улочкам, где антенны до сих пор торчат на крышах, как в начале девяностых, а в окнах — шторы с бахромой.
Он заходил в недорогие гостиницы, те, где до сих пор выдают ключ на связке с номерком, а администратор — женщина в вязаной кофте и с настороженным взглядом. Показывал фото из армейского архива на учениях, где Бета — едва заметный на фоне, в очках, чуть в стороне. И каждый раз — тот же ответ:
— Нет, не припомню… Хотя… Похож один жил, недели две назад. Да тихий. Вежливый. Куда ушёл — не знаю.
В частном секторе Стас шёл медленно, словно чувствуя запахи оставленных следов в прошлом. Присматривался к домам: где свежая краска, где камеры стоят под углом, не свойственным обычным хозяевам. Он обращал внимание на мелочи — тень за стеклом, ритм шагов, как будто где-то рядом Бета снова отступил на полшага в сторону.
Однажды вечером, у разбитой остановки, старик с потухшим взглядом сказал:
— А ты, случаем, не того ищешь? Ходит тут один. Не здешний. Всё по вечерам выходит, не курит, не здоровается. Умный, видно, но чужой.
Стас поблагодарил, сел на скамейку. Ждал. Вспоминал. Как Бета однажды сказал, будто бы невзначай:
— Всё, что исчезает — не всегда уходит. Иногда — просто прячется лучше.
Он ждал. До темноты. До тишины. До звука шагов, слишком лёгких, чтобы быть случайными.

Был тёплый вечер. Лето ещё держалось, но воздух уже нёс в себе запах пыли, металла и далёкого огня — словно что-то догорело где-то в прошлом, и теперь пепел плавал в сумерках. Стас сидел на лавке, не шевелясь, как антенна, выжидая сигнал. И он пришёл — почти беззвучно.
Человек в серой куртке с капюшоном прошёл вдоль забора, не оборачиваясь. Держался тени, шёл так, будто знал: его могут искать, но всё же — он пока не найден. И это было главное.
Очки. Походка. Легкая сутулость, как у людей, привыкших читать код, а не лица. И — еле заметное движение подбородка, словно он сканировал пространство. Узнавание пришло мгновенно, не в голове — в теле. Внутри всё сжалось - Бета...
Стас не двинулся сразу. Дал ему пройти, как охотник даёт зверю войти в поле. Только когда Бета свернул за дом, Стас встал — медленно, без резких движений. Он знал: преследовать — не значит догонять. Это игра дыхания, совпадения ритма.
Он шёл на расстоянии. Через два двора, минуя глухие заборы, перескакивая через сухие канавы. Временами Бета оглядывался — но не как обычный прохожий. Его движения были точны, выверены, будто он тоже знал: за ним следят. И всё же — продолжал идти.
Он свернул в переулок, где дома были плотнее, стены ближе, как в старых городах. Поднялся по металлической лестнице на второй этаж полуразвалившегося флигеля. Задержался у двери. Стоял прислушиваясь, но все было тихо. Открыл дверь. Зашел.
Стас остался в тени. Замер. Слушал. Пытался понять — это временное укрытие? Или он здесь давно?

«Если Бета появился, значит, что-то включилось. Или что-то — проснулось».
Он не стал уходить сразу. Дождался, пока в окне не зажегся тёплый, рассеянный свет. И только тогда, не оборачиваясь, пошёл прочь. Теперь он знал: партия продолжается. И фигуры на доске — те же, что были в прошлом.


Глава 8. Слежка.

Стас шёл медленно, почти на ощупь, словно ноги сами выбирали дорогу по старым кварталам, выветренным временем. Его лицо было спокойно, но внутри гудело — не от возбуждения, нет, а от внутреннего напряжения, как в тех старых передатчиках, где лампа еле слышно гудит от перегруза
Если это Бета…
Тень прошедших лет накрыла его плечи. Он ведь всегда был неуловим — даже в строю. Всегда чуть в стороне. Не нарушал приказов, но и не растворялся в общем. Молчаливый, точный, как будто всё время вёл внутренний счёт.
Почему вернулся? Или… он не уезжал вовсе?
Может, не покидал структуру? А ушёл глубже? Переход в другую фазу, как это называли тогда: «техническое перераспределение». Сухо, без эмоций. Но такие переводы — чаще всего означали одно: доступ к новому уровню. И тогда он исчез из виду.
Почему сейчас?
Пожар в коттедже. Странности с жёстким диском.
Стас пришёл на следующий день, когда сумерки плотно накрыли город. Тень его растворялась в стенах, и только шаг — выверенный, беззвучный — напоминал, что это не пустота движется по переулку. Осторожно, как в прошлый раз, выглянул из-за угла. Полумрак комнаты, чертил на противоположной стене – силуэт, квартира не пустовала.
Он терпеливо ждал. Через некоторое врем, комната погрузилась в темноту. Небольшие оконца лестничного марша, выдали силуэт, тень человека, спускающегося вниз. Хлопнула выходная дверь. Стас еще переждал немного и вошел в подъезд. Поднялся на искомый этаж.
Прислушался. За соседними дверьми приглушённо слышались бытовые звуки - шум воды из-под крана, плач ребенка, громкий разговор.  Стас подошел к двери. Постучал – тишина. Дёрнул за дверную ручку – закрыто. Стас отошел, поднялся этажом выше.
Осторожность не подвела — внизу хлопнула дверь. Кто-то торопливо поднимался по лестнице. Стас отступил в тень, прильнул к холодной стене. Звякнула связка ключей. Затем — резкий щелчок, будто язык соскочил с паза косяка, и дверь, скрипнув, закрылась.
Тишина не наступила. За тонкой стеной — гул приглушённого голоса. Телефонный разговор. Стас затаил дыхание, ловя каждую вибрацию в воздухе.
Слов было не разобрать — только ритм, интонации. Но вдруг голос поднялся, как будто собеседник потерял терпение. И Стас уловил два слова, которых ему было достаточно.
— Завтра в двенадцать, кофе – «Незабудка».
Он подождал некоторое время. Взял в руки ведро, стоящее у одной из дверей и сгорбившись, как старый человек не спешно пошел вниз, чертыхаясь по поводу плохого освещения. Мимо задев его плечо, вниз сбежал Бета.
Стас шел торопливо, прихрамывая, прикрываясь темнотой, избегая света уличных фонарей и только придя домой сбросил тяжесть напряжения. Время не торопило его, время давало – шанс. Приемник мигал зеленным глазом, создавая привычный рабочий момент творчества.
Порывшись, Стас достал из своих «запасников» - продолговатый не большой предмет. По виду напоминающий обычную шариковую ручку подсоединил зарядку, индикатор загорелся красным светом, наполняя малогабаритный аккумулятор потоком электронов.
Он лежал на койке закинув руки за голову тихонько покачиваясь. Мысли торопливо перебрасывали его от одного события, до другого. Возникали предположения, которые он отбраковывал, стирая из плана действий, как не нужный груз. Индикатор предмета загорелся зеленым. Стас убрал зарядку и потушил свет.

Утро началось с тишины. Такой, что даже шорохи казались звуками из другого мира. Стас сидел в своей мастерской, склонившись над старым японским плеером с FM диапазоном. Аккуратно вставил старенькую аудио кассету, нажал кнопку – Play, кассета пошла, закрутила бобинами.  Включил продолговатое устройство. Направил на раскрытое окно, в наушниках послышался шум набегающего ветерка и далекий треск воробьиной стаи. Это был не просто микрофон. Это было ухо, способное различать голос в шуме улицы, вычленять шёпот из задымлённого кафе.

Днём, ближе к двенадцати, он уже сидел в старом седане через дорогу от кафе «Незабудка». За тонированным стеклом — спокойно, сосредоточенно. Кафе было таким же, как и прежде: Линялые буквы и - выгоревшие на солнце рисунки кофейных зерен.
В 12:12 Бета вошёл. Шаг точный, твердый. За ним — мужчина в чёрной куртке, глаза по сторонам, лицо простое без намека на узнаваемость. Они выбрали стол у окна, за занавеской, закрывающей вид с улицы.
Стас поправил зеркало, навёл микрофон. Щёлкнула кнопка. В наушниках сразу — шорох, гул, вибрация стекла от проезжающего автобуса, шаги. Потом —голос, глухой. Неразборчивый. Стас вывел индикатор уровня записи на максимум, стало четче.
— Ты же сказал, что всё в порядке?
Интонация чужака — будто кто-то несёт хрупкую вещь в трясущихся руках.
— Радиосигнал по нашему запросу – пропал. Стас внутренне напрягся.
— А до этого события, кто вел товар?
—Скупщик и я… До склада в Митино. Собеседник прикрыл глаза вспоминая наружку. 
Это происходило не спеша. Вроде бы — рядовая процедура. Таможенные пломбы, оформленные счета, не вызывающая подозрений партия списанного компьютерного
оборудования: системные блоки, оптические мыши, клавиатура, LCD мониторы. Всё шло по маршруту из бельгийского склада — тихая логистика в сторону Восточной Европы
Но среди десятков безымянных, системных блоков один содержал в себе сердце новой эпохи. Не сердце — мину. Он лежал как прочие: с пыльными корпусами, надорванной пломбой и треснутой пластиковой ножкой. Но внутри железа, покоился диск, которого не было в других системниках. Он не значился в реестре, не имел серийного номера. И даже если бы его извлекли и подключили — он бы не подал признаков жизни. Но он был. И ждал.
Через Варшаву, где сменились документы. Через Вильнюс, где фирма-однодневка получила лицензию на "реэкспорт образовательного оборудования". Через границу — ночной перегон под сопровождением "гуманитарного груза", в котором никто не разбирался. Россия приняла эту партию на складе, в районе Митино. Никто из водителей не знал, что перевозил. Никто и не должен был знать.
Диск путешествовал сам, посылая в эфир короткий, цифровой радиоимпульс по запросу.
Второй, вынырнув из забытья произнес:
—Последний раз сигнал фиксировался не далеко от ”Митино”
—Где это было?
— В районе толкучки.
—Начните с того места. Может там есть зацепка.
Кофе остыл. Густой осадок оседал на дне чашки, как будто и в нём была зашифрована информация, которая могла бы перевернуть ход разговора. За окном всё шло своим чередом — прохожие, машины, старик с газетой на лавочке. Никто не знал, что именно сейчас решалась судьба одного человека. Или нескольких.
Бета откинулся на спинку стула. Лицо его было спокойно, даже лениво-усталое. Но в глазах — сталь. Он не смотрел на собеседника. Просто играл с ложкой, медленно вращая её в пальцах. — Ты знаешь, что делать, — произнёс он наконец.
Тот, напротив, едва заметно кивнул.
— Я не уверен, что выйду на него, если цепочка уже порвана, произнес он негромко.
Бета посмотрел на него впервые за весь разговор. Прямо. Без нажима. Но взгляд был таким, что в нём не осталось сомнений.
— Начните со склада, потом толкучка, с той точки, где последний раз слышали ради отклик. Там всегда кто-то что-то видел. Дальше — продавец. Деньги. Камеры. Чеки. Всё, что можно собрать.
(пауза)
— Он должен вплыть, у меня мало времени. Собеседник отвёл глаза. Бета попросил счет бросил купюры — щедро, без сдачи. — У тебя три дня. Потом всё перейдет в другие руки. И тогда уже будет неважно, кто взял диск. Понимаешь?
Тот кивнул. Бета положил ладонь ему на плечо — почти по-отечески. Почти по-дружески.
Но тот знал: если не найдёт — не будет ни плеча, ни отеческой снисходительности.
Бета ушёл.
Собеседник остался сидеть. Он не знал, куда ушел диск. Но знал точно — искать надо очень быстро. Он сидел и перебирал в памяти события последних недель – первая потеря радиосигнала – склад в Митино, потом объект всплыл по объявлению Скупщика в разобранном виде. Тогда думалось, что все наконец устроилось и проблем больше не будет. Скупщик довел дело до завершения, но этот стихийный пожар, перемешал карты, замел пеплом след железа и саму бабу…




Глава 9. Железо

Пыль ложилась на пальцы, оседала в лёгких, покрывала ровным слоем корпуса в ржавых царапинах. Партия системников прибыла неделю назад — десятки блоков, снятых с европейских учреждений: школы, архивы, списанные банки. Бумаги были чисты. Отбраковка по документам — «на восстановление или утилизацию».
Складом заведовал немолодой техник по имени Артём. Бывший армеец, он всё делал методично. В эту субботу он привёл двоих помощников — парня со студенческой стройки и пожилого мастера, который ещё помнил жёсткие диски на 40 мегабайт.
— Так, мужики, задача простая. Просматриваем. То, что грузится и показывает BIOS — в одну сторону. Мертвяков и ржавчину — на утилизацию.
Железо стояло в штабелях, как груды старого металлолома. Некоторые корпуса были вскрыты — у кого-то уже выдрали оперативку, у кого-то блок питания болтался на шнурах.
Проверяли быстро. Открыть, надеть перемычку, воткнуть в тестовый монитор, запустить — если идёт BIOS, значит есть шанс. Некоторые блоки оживали с характерным гулом — шумели, трещали, перегревались. Пахло пылью, озоном и старым пластиком.
— Вот этот похоже, живой, — сказал студент, вытирая лоб. — Смотри, BIOS пошёл… А странно как-то, время стоит — 14:14:14. И держит его, хотя батарейки нет.
Артём подошёл ближе.
— Дай-ка сюда.
Он заглянул в экран, потом вглубь системника. Вентилятор работал почти бесшумно, диск не гудел — он скорее «шептал».
— Любопытно. Ты его до этого включал?
— Нет. Только сейчас.
— Ладно. Откладывай. В отдельный ящик. С пометкой: «Не трогать без команды».
Ещё несколько блоков проснулись, но тот выделялся. Поведение у него было... слишком стабильное.
Через пару часов перебора Артём отлучился. Из дальней комнаты он позвонил по не давнему объявлению в газете, записанному от руки в потрёпанной записной книжке.
— У нас тут один... особенный. Поведение странное. Ждёшь?
На том конце сделали паузу.
— Подъеду вечером. Пусть стоит. Без доступа к сети.
Артём молча кивнул, незримо подтверждая ожидание.
Он вернулся к рабочим, и вскоре шум «железа» и вентиляторов вновь наполнил склад.
Поздним вечером Артем уже стоял у ржавых ворот, которые слегка покачивались под напором  налетающего ветра.
В этот серый вечер он выглядел особенно усталым — не от физического труда, а от внутреннего напряжения, которое скапливалось неделями. Странные предложения, поступившие по звонку накануне, оставляли налет недоговорённости и какой-то тревоги.
Скупщик, сутулый человек с надвинутым кепи, приехал точно в срок. Без слов, с виду будто занятый мыслями о другом. Артем указал жестом на сумку стоявшей чуть в сторонке.
— Покажи, указав рукой на сумку произнёс Скупщик. Артем подошел к сумке и ежесекундно оглядываясь по сторонам, протянул предмет. Скупщик взял предмет в руку и провел по нему пластмассовой коробочкой, диск тихо пискнул, а на черной коробочке быстро замигал синий огонек. Скупщик удовлетворённо кивнул головой, возвращая предмет обратно Артему, тот удивлено вскинул на него глаза
— Есть работа посерьезней произнес он.
—Надо собрать рабочую партию системников и включить этот диск в один из них.
—Метку на железе поставишь сам усмехнувшись произнес Скупщик, протягивая в руке шильдик с темной гравировкой на маленькой пластинке. Артем глянул и прочел, коверкая язык - Interim Manager. Скупщик протянул пачку денег Артему, подписывая ими не гласный договор.
—Позвоню позже. Трудись – время не ждет.
— Мы так не договаривались – произнёс Артем, собеседник криво улыбнулся.
— Ты подписался на это, когда согласился работать по звонку с этим интересным «железом» Скупщик указал рукой на сумку. Артем потупил глаза, понимая безвыходность своего положения.
— Если будут другие предложения — звони тихо сказал Артем, пряча протянутую оплату в глубокий карман. Скупщик отошел на несколько шагов и произнес в трубку.
—Железо нашлось. Оформляю в партию.


Бета вышел первым. Незнакомец остался — до конца чашки. Стас выключил плеер. Прислушался к себе — сердце билось ровно, но в груди начало ползти знакомое: тревога, осознание, что игра началась. И ставки — не только в единицах и нулях, ставки в самой жизни.
Он записал всё. На кассету, как в старые времена. Она будет в тайнике до востребования.

Ночь не наступила — она опустилась. Медленно, вязко. Из тех, что не несут с собой отдыха, только тень и настороженность. Стас сидел за старым деревянным столом, склонившись над тем, что принес домой почти случайно. Почти.
Жесткий диск лежал в левой части стола, как трофей или, наоборот, как медленно тикающее предупреждение.
Он снова включил фонарик, повернул корпус. Метка, выжженная по металлу, будто специально для него. Чётко, без ошибок:
57.6954° N, 60.1958° E
Долгое молчание. Только тиканье часового механизма в углу. Потом — движение. Медленно, но точно — как он привык за годы службы. Стас потянулся к ящику, достал плотный кожаный планшет. Разложил карты. Бумажные. Те, что пахли временем и полевыми оперативками. Провёл пальцем по сетке.
— Район Нижнего Тагила — выдохнул он почти шёпотом.
Память вернулась — ударила, как набежавшая волна. Он вспомнил точно: в том районе в начале 80-х он работал в составе особой группы, «связисты в гражданке», как их называли тогда. Связь тянули ночами, под землёй, где было холоднее, чем вначале ноября. Кабели, заземление, работа с изоляцией. Никаких табличек, ни одного знака, куда ведут тоннели. Только протокол и тишина.
        Он вспомнил бетонный зал. Оглушающую тишину.
      
Они начинали в темноте.
Не метафорически — буквально. На глубинах, куда не доходил свет ни одного прожектора, ни одной лампы, пока туда не спустились те, кто строил.
Сначала были тоннели. Буровые щиты работали круглосуточно, породу вывозили эшелонами в тёмное время суток Смены заходили молча, возвращались молчаливее. Никто не задавал лишних вопросов. Каждый знал: то, что они делают, — больше них самих.
Над тоннелями тянулись бронированные кабели, уложенные в свинцово-резиновую изоляцию. Внутри — сотни волокон. Волокна — как нервы, как сосуды. Сеть, не знающая ни модемов, ни провайдеров, ни внешнего мира. Интранет мёртвого часа.
Для «Периметра» создавалась отдельная операционная система — не имевшая выхода в глобальный интернет, не привязанная к стандартным протоколам, неуязвимая для сигналов извне.
Она не обновлялась. Её нельзя было взломать. Её нельзя было найти.
Она жила самостоятельно, ожидая команды, которую никто не отдавал.
Электроника поступала в обход всего. Полупроводники — по спец каналам. Закупалась у заводов, делавших детали для космоса, медицинских томографов, лазерной навигации. Никаких обычных чипов, никаких открытых схем. Только то, что могли собрать в лабораториях, где воздух фильтровали лучше, чем в реанимациях.
Где-то высоко над всем этим, на геостационарной орбите, зависли спутники. Не маркированные. Без номеров. Их не было на картах. Они не передавали ничего в эфир — только принимали. Они ждали одного сигнала — кода, который означал конец. И только тогда они должны были проснуться и передать дальше — вниз, в бетонные залы под землею только один сигнал.
Туда, где всё было подчинено одному: не дать исчезнуть ответу.
Если исчезнет человек — пусть говорит машина.




Глава 10. Тень вербовки

Ольга работала в Управлении информационной безопасности при Министерстве цифрового развития — сером, неприметном здании в глубине правительственного квартала, где окна даже в солнечный день казались матовыми, словно затянутыми дымкой. Её отдел занимался анализом утечек данных и противодействием кибершпионажу, но формально в документах это называлось куда прозаичнее: «Сектор мониторинга информационных потоков».
Её работа была связана с проверкой логов внутренних систем, выявлением аномальных подключений и поиском «сливов» конфиденциальных данных. Иногда — с внедрёнными агентами, иногда — с банальной халатностью чиновников, оставлявших пароли на стикерах под клавиатурой. Но были и тёмные дела: негласный аудит переписки определённых лиц, участие в спецоперациях по дезинформации, а однажды — подготовка фальсифицированного отчёта, который похоронил карьеру одного слишком любопытного журналиста.
Он заметил её не сразу — в таких структурах нельзя «замечать» никого слишком быстро. Сначала был лишь профиль в отчёте: скупые строки — дата рождения, вуз, краткий список допусков и внутренняя оценка лояльности. Но в этих сухих данных была деталь, которая насторожила — или, скорее, заинтересовала: несколько анонимных докладов, переданных через внутренний канал. Ольга не просто исполняла приказы. Она наблюдала. И, что важнее — иногда не соглашалась с тем, что видела.
Бета читал между строк. Он умел это лучше всех. Её не дразнила власть, ей не нужны были деньги — но в ней было чувство правды, искривлённое, но живое. Такие — самые опасные и самые ценные.
Он наблюдал за ней несколько недель. Без наружки. Просто — точки доступа, поведение в системе, медленный мониторинг каналов. Она всегда работала дольше, чем требовалось, но не потому, что карьеристка. Скорее — не могла отпустить дело, пока не понимала сути.
Когда Бета впервые появился в коридоре их ведомства, он выглядел как штатный проверяющий: тёмно-синий костюм, неприметное лицо, короткое удостоверение с гербом. Он заговорил с ней у кофейного автомата. Не официально — случайно, между делом.
— Вы Ольга? — спросил он, взглянув на её бейдж.
— Да. А вы из отдела согласований? — в её голосе была сухость, но не оборона.
— Почти, — сказал он, улыбнувшись. — Можно просто - Сергей.
Имя, конечно, было вымышленным. Но в таких кругах часто хватало одного псевдонима, чтобы стало понятно — перед тобой не проверяющий.
Он не давил. Появлялся редко. Один раз — в лифте, другой — в курилке на крыше. Разговоры были не о службе, а о деталях: о том, как трудно стало понимать людей, когда ты видишь их только через сетевой трафик. О том, что эти стены не пропускают шум улицы, и мозг начинает слышать только сигналы. Она слушала. Иногда кивала. Один раз — спросила:
— А вы всегда так разговариваете с наблюдаемыми?
Он усмехнулся:
— Только с теми, кто не прячется за ролью.
Бета знал, что Ольга не станет его союзницей добровольно. Её принципы были крепки, как сталь, но у каждого металла есть температура плавления. И он нашёл её слабость.


Потом был вечер. Обычный, серый, как все в этом здании. Она спускалась на парковку, когда он подошёл из-за колонны. На его лице не было улыбки.
— Ольга, мне нужно, чтобы вы послушали кое-что. Только — один раз. И чтобы потом вы сами решили: вы со мной или – Бета не договорил, а протянул маленький мп3 плеер с маленькими наушниками, там был голос. Её начальника. Имена, суммы, распоряжения.
Ольга побледнела, но попыталась сохранить твёрдость:
— Это что?
—Зачем мне это?
—Я передам кому следует… Бета иронично улыбнулся.
— Наивняк...
— Кто поверит тебе, а не фактам?
— Одного моего звонка — и ты не просто лишишься работы. Ты сядешь.

— Зачем вы мне это дали? — её голос был тихим.
—Потому, что ты мне очень нужна для одного дела.
— Что ты хочешь? — прошептала она. Он не стал торопить события.
— Сначала близость, — сказал Бета, оперившись на капот авто.
— Потом всё остальное…
Ольга стояла перед ним, сжав кулаки. В горле ком, но не от страха — от ярости. Она не привыкла проигрывать.

— Ты думаешь, я соглашусь?
Он усмехнулся, встал и подошёл так близко, что она почувствовала запах его одеколона — дорогого, с нотками кожи и чего-то опасного.
— Ты уже согласилась. Просто ещё не поняла этого.
Его рука скользнула вдоль её шеи, большой палец провёл по линии челюсти. Она не отстранилась.
Первым предателем стало её собственное тело.
Когда его губы коснулись её шеи, она сжала зубы, но кожа вспыхнула мурашками. Он чувствовал это — его пальцы разжали её кулаки, ладонь легла на её талию, притягивая ближе.
— Ты ненавидишь меня, — прошептал он ей в ухо. — Но твоё тело — нет.
Он был прав.
Он не рвал на ней одежду. Не требовал покорности. Он раздевал её — медленно, словно снимая слой за слоем её сопротивление.
Когда его пальцы нашли пряжку ремня, она резко убрала его руку.
— Стоп.
Он остановился. Но не отступил.
— Ты можешь уйти. Прямо сейчас.
Она знала, что это ложь. Но ещё страшнее было осознать, что она сама уже не хочет уходить.
Когда он наконец вошёл в неё, она зажмурилась — не от боли, а от стыда. Потому что её тело ответило ему мгновенно, предательски горячим приёмом.
Бета не торопился. Каждое движение было расчётливым, каждое касание — на грани. Он заставлял её чувствовать всё:
Как её ноги сами обвились вокруг его бёдер. Как её пальцы впились в его плечи, когда волна удовольствия накрыла с неожиданной силой. Как её губы сами нашли его рот в темноте.
Он разбудил в ней то, что она годами держала под замком. И когда она впервые застонала — тихо, сдавленно, — он усмехнулся.
— Вот видишь, — его голос был хриплым, губы коснулись её уха. — Ты уже моя.
Она не ответила. Только молча уткнулась лицом в его плечо и заплакала от бессилия.

Ольга, стояла на бетонной рампе заброшенного склада на окраине Химок. Лёгкий утренний туман всё ещё висел над асфальтом, будто город дышал сквозь марлю. Перед ней — груз: пятнадцать системных блоков, запакованных в плёнку, с бирками фальшивого интерната. Официально — гуманитарная помощь. По сути — операция с кодовым именем «Гнездо».
Она заглянула в фургон. Один блок был выделен в списке особым знаком — тонкий, почти незаметный шильдик на торце корпуса, которой не было ни в одном официальном отчёте. Это был тот самый блок. Ольга не знала, что в нём, но знала главное: он не должен попасть не в те руки. Даже её собственные — уже не вполне были "те".
Бета появился только в голосе — в ухе щёлкнул передатчик:
— Нижний Тагил. Координаты переданы в навигатор. Будь невидимой. Если кто спросит — ты везёшь технику от фонда «Свет детям». Контакт на месте — «Филолог». Он не знает ничего о грузе, просто встретит.
— Поняла, — выдохнула Ольга, глядя на свой отражающийся силуэт в стекле окна фургона.
— И, Оля… — голос стал чуть мягче. — Не думай. Просто делай. Мы с тобой давно знаем, чем заканчиваются твои попытки думать.
Связь оборвалась. Она сжала сумочку, пересиливая дрожь в пальцах. От Химок до Нижнего Тагила, почти две тысячи километров. И она решила по-своему – исчезнуть. Она дала адрес водителю фургона. Сама на аудио неспешно двигалась позади.
Но с каждым километром что-то внутри неё начинало сопротивляться. Будто именно этот груз, этот маршрут, этот блок — были последним шансом.
Груз перенесли в коттедж на окраине, а ночью от строения остались одни головешки.
Ольга исчезла.