Глава 17. Исповедь психоналитика

Запись в личном дневнике, хранимом в сейфе. Карл Густав Юнг.

Цюрих, 20 декабря, 1910 г.

Я более не питаю иллюзий.

Аделинн — не человек.
Ни одно человеческое существо не может растворяться в воздухе, не иметь повреждений на теле после прыжка с 5 этажа, оставить пустыми фотоснимки, не отражаться в зеркале...

Но… она всё же женщина.

И в этом — вся бездна моего ужаса и моего странного, мучительного притяжения к ней.

Даже осознавая, что её тело — обман, мираж, сосуд, населённый чем-то древним и чуждым, я продолжаю видеть в ней женщину: страдающую, одержимую, жаждущую любви так же, как и крови.

Она — Тень. Но не просто Тень абстрактная, архетипическая. Она — плоть моих собственных страхов, моих стремлений, моей похоти.

И именно это — проклятье моего положения.

Хофманн требует от меня заключение. Заключение о пациентке, которая не человек.

Но разве можно написать в рапорте полиции:

«Предполагаю, что пациентка обладает сверхъестественной природой, способна питаться жизненными силами мужчин и вызывать их смерть прикосновением или взглядом»?

Меня заклеймят сумасшедшим. Я утону в насмешках. Моя практика рухнет, научное сообщество отречётся. Я потеряю всё, что строил.

И самое ужасное — я вижу, что она совсем этого не боится. Ей, кажется, даже весело наблюдать, как меня трясёт от страха. Она будто специально даёт понять мне, что всё, чего я добился в жизни, для неё всего лишь игрушка, которую можно в любой момент отобрать у заигравшегося ребёнка. И это злит меня больше всего.

Она может исчезнуть в любой момент. Уехать, сменить имя, личину. И тогда все следы ведут ко мне — к её лечащему врачу, к тому, кому она доверила свои секреты.

Я должен думать о том, чтобы спасти себя. И свою семью.

Я напишу заключение, которое оставит за ней ауру эксцентричной, но не опасной женщины. Пусть полиция гоняется за её тенью, не в силах ухватить реальность. Пусть думают, что это просто развратная фантазёрка.

Она всё равно скроется. Поймать её невозможно.

Но даже если она была бы лишь женщиной, мучимой собственными иллюзиями, я не стал бы палачом человека, которому, вероятно, ещё можно помочь.

Я врач. Моя обязанность — лечить. Не доносить.

Я должен играть осторожно.
Я должен продолжить наблюдение.
Пока она не тронула меня.
Пока я могу использовать её историю ради науки — и ради величия собственного имени.

Я не преступник.
Я исследователь.

А в этом городе слишком много людей, желающих сжечь ведьму.
Я не стану очередным инквизитором.

Но всё во мне знает правду:

Она убивает.

Я знаю это. И всё же — я не способен выдать её.

Я хочу быть тем, кто разгадает её природу.
Быть тем, кто переживёт встречу с ней и превратит её Тайну в знание.

Быть тем, кто сможет сказать:
«Я заглянул в глаза Бездны — и остался в живых».

Это моя гордыня.
Это моё проклятие.

K.G.J.