Женская зима

В тот год они с мамой и сестрой жили на съёмной времянке на окраине города. Сырая, тесная постройка, едва отапливаемая старой печкой. После развода мама решила уехать из села — там было стыдно оставаться. Уезжали рано утром, пока отец крепко спал. Мама спрятала опухшее лицо под медицинскую маску, а синяки под глазами — под узкие детские солнцезащитные очки. Других не было. Они ехали в полупустом автобусе. В душе Аля жалела отца — как он теперь без них? Но воспоминания о прошлой ночи вызывали ужас. Мать впервые всерьёз испугалась, что он может её убить. Он вернулся поздно, пьяный, с порога начал кричать. Мама умоляла тише, говорила, что дети спят. В ответ он заорал, стянул сапог и с размаху швырнул его через всю комнату. За стенкой девочки уже проснулись. Аля слышала, как младшая сестра встала, беззвучно подошла к двери, прижалась худеньким телом к косяку — слушала. Аля сидела, обхватив себя руками, мелко дрожала. Было страшно — и за мать, которую он мог убить, и за отца, которого могли посадить.
В городе мамина подруга помогла найти времянку, привезла дрова и уголь. Впервые за долгое время им ничего не угрожало. В старой печке весело потрескивали дрова, мама испекла баурсаки —  они у нее всегда были лучшими. Времянка была крошечной: кухня и комната. Одна большая кровать и диванчик на кухне. Девочки спали в комнате, мама — на кухне. Зима стояла суровая: ветер, снегопады, морозы. Утром мама чистила дорожку, приносила воду, топила печь. Потом будила девочек и отправляла в школу. А сама пекла пирожки и шла на вокзал их продавать. На эти деньги и жили.
На вокзале она встретила его. Он работал осмотрщиком вагонов — тяжёлая работа: сутки на ногах, в жару и в мороз с молотком обходить километры путей. В своём жёлтом жилете он издалека напоминал полицейского, и торговки сначала разбегались, пока не слышали знакомые удары по колёсам вагонов — тогда возвращались.
Он был угрюм, немногословен. Сначала просто проходил мимо, смотрел на маму.
Потом стал приходить. Сначала днём, пока девочки в школе. Потом оставался на ночь. У него была семья — жена, работающая в «хорошем месте», взрослые дети. Аля злилась на мать. Та только отвечала: «Вырастешь — поймёшь меня».
Мама стала прихорашиваться. Белая вязаная шапочка, ватные брюки, спецовка, но макияж — всегда яркий. По вечерам они сидели на кухне, выпивали, разговаривали. А потом случилось то, от чего мама бежала: синяки, маска, очки. А еще и душевная боль, которая была сильнее физической. В один из вечеров, когда он не пришёл, она выла, как раненое животное. В другую ночь — не могла дышать от рыданий. Девочки вбежали босиком, обнимали, плакали вместе с ней. «Забудь его, мама, не пускай его больше. Только горе от него…»
С годами мама забыла. Завела кота, смешного, рыжего, как солнышко. Всю любовь отдала ему. Он мурлыкал у неё на коленях, встречал по утрам, ждал вечерами.