Собаки

Собаки пришли в наш город. Зубами они рвали нашу кожу, разгрызали наши кости, а потом пожирали наше мясо.
И город окутал страх, люди бежали и прятались по домам, плакали и просили пощады. Окровавленные уползали с улиц. Голосили и просили помощи те, которых ели заживо, но остальные, дрожа, прятались за дверями запертыми на тяжёлый засов, и никто не приходил на выручку. Город умолк. Стало тихо на улицах, только по ночам ползали собаки и скулили, облизывая кровь с шерсти, ища ещё мяса.
Мы же боялись дышать и женщины плакали при виде собачьих зубов, а мы затыкали им рты, вырезали им их, чтобы не привлекать внимание собак.
Но были другие, которые осмелились вылезти. Они целовали собачьи лапы, валялись у них в ногах.
И собаки оставили их; не съели. Им нужны были шуты. Сытым хотелось веселья. И мы все выползли целуя землю, прося милости быть живыми. Мы стали отдавать им по человеку в день. Он молил нас, плакал.  Но один лучше чем все. И мы видели кровь и кровь, но собаки и те кто стоял рядом с ними, те которые вначале кланялись ниже всех кричали нам: "Улыбайтесь. Чего же вы плачите?! Гуманные мира сего собаки велики, улыбайтесь!"
И матери улыбались видя как пожирают их чад.
Но голодные, они съедали людей по ночам, и сквозь стены, сквозь землю, отовсюду доносились ужасные вопли и страшные плачи...а потом безумные крики, и затем чавканье и сопенье. Но мы молчали, втайне радуясь что живы. Много лучше чем все. Так было долго. Мы перестали жить и стали только существовать. Уже непрерывно слышались вопли и хруст, но мы молчали и улыбались, подгоняемые хозяевами. Это не мы. Много лучше чем все.
Но потом появился он. Лицо его было ясно и он шёл не склонившись, и все понимали - он не раб. И сквозь годы мучений и криков наконец воцарилась непривычная уху тишина и все замерли, даже собаки.
- Слушайте меня люди! - начал он свою речь, и в немой тишине слова его  подобны были раскатам грома.
- Разве эти суки могут быть людьми?
Разве мы собаки, чтобы влачиться на четырёх ногах?
Взгляните, взоры ваши тусклы, глаза осунулись, сгорблены спины, испещрены морщинами лица даже у молодых.
А ваши души искомканы, стоптаны с грязью.
Где ваша молодость, красота, сила, счастье?
Вы отдали их, чтобы остаться жить. В день вы отдаёте по человеку, и боитесь на следующий стать им .
И это ли жизнь?, не лучше ли умереть в попытке обрести лучшую?! В борьбе за свободу?
Убить, сбросить собак, стать снова людьми.
Люди! Люди!...
Но опомнившиеся собаки разорвали его на куски. Но ещё перед тем как к нему кинулись собаки, за тело его схватились люди и стали бить и кромсать его.
И пока собаки, разорвав его на куски, лизали кровь и кусали печёнку, один человек смеясь высоко поднял его голову, держа её за' волосы. Кровь брызнула из шеи и окропила землю.
Я хорошо помню его лицо: морщины, седина на весках и спокойный взгляд свободного человека, небоящегося ничего и гордо смотрящего в глаза своим палачам.
Собаки рвали тело, растаскивали его на куски, с аппетитом ели кишки и высасывали глаза. Рядом с ними в тело вгрызались люди:  черпали руками кровь и с жадностью пили её.
Потом, когда собаки растерзали его, люди боязливо и виновато склонив головы поползли на коленях назад, кланяясь и будто прося прощения за свою вольность: есть вместе с собаками.