Опасная бритва

«Что это… Из… извините, Максим!  Вы не могли бы подойти?» – «Да, Рихард, я сейчас». Хозяин дома поторопился выйти из своей комнаты, чувствуя, что его необычный знакомый пребывает в некоем замешательстве. Входя в небольшую гостиную, Максим увидел стоящего у окна мужчину, который внимательно разглядывал какую-то вещь, то и дело поворачивая её в разные стороны. «Что это?» – спросил Рихард, в недоумении показывая предмет любопытства. Его собеседник поспешил приблизиться, и, разглядев объект интереса, тут же ответил: «А, это бритва моего прадеда». Мужчина, лет сорока, смотрел теперь не на Максима, а сквозь него. Потерянный взгляд выпадал из широко открытых глаз и терялся за пределами сознания где-то в этом странном доме, который начал казаться знакомым, но в то же время загадочным местом. «Рихард, что с Вами, Вам нехорошо?» – взволнованно поинтересовался хозяин. «Неет, неет, – последовал растерянно-протяжный ответ. – Я просто… Но, это ведь… Вы знаете про это имя?» – «Да. Эта надпись оставлена прежним владельцем. Прадеду эта вещица досталась при весьма необычных обстоятельствах. А почему Вы спросили про имя?»
Беседа проходила в доме, который в стародавние времена относился к первой части дореволюционного города Орла, и числился тогда то ли по Крестительской улице, то ли по Карачевской. Уже давно сменились некоторые названия площадей, улиц и переулков. Собственно и разговор этот состоялся ещё в начале девяностых годов прошлого века. Так сложилось, что семья владела домом около ста лет, начиная с прадеда Максима. Все детские и юношеские годы правнук провёл здесь. Сейчас ему было уже за тридцать. Этот уцелевший осколок исчезнувшей жизни, как он с теплотой называл наследство былых поколений, воодушевлял его, дарил умиротворение, а ещё, как оказалось, стал свидетелем встречи двух людей, чьи профессиональные интересы в области филологии свели их вместе в Москве. Максим пригласил Рихарда погостить в Орле несколько дней. С возвращением в Германию можно было и повременить ради возможности попрактиковаться в русском языке, вдобавок редкие труды по русистике могли удовлетворить интересы учёного ума. Но самым волнующим для иностранца представлялся момент погружения в недра провинции с её ароматом разнотравья, пропитывающим предрассветный туман на городских окраинах. Целебный своей чистотой воздух, запахи сена, яблок, хлеба и влажной земли воскрешают сладостные мгновения из детства. Толстые брёвна стен вот-вот поменяют цвет от утренних красок, когда спокойный дом поддастся звенящей свежестью прохладе через распахнутую дверь. Именно такие картины рисовались в воображении Рихарда. Чего-то подобного он ожидал от поездки, но уж никак не оглашения семейной истории из других уст под стук колёс орловского трамвая. Впрочем, оба собеседника знали об одном и том же, просто не до конца.
«А, как? Как бритва оказалась у Вас? Мне нужно знать. Пожалуйста». – «Да, да, – удивленно ответил Максим. – Я расскажу то, что знаю. Мне самому стало любопытно, почему она Вас так заинтересовала. Естественно, она немецкая, но…» – «Это имя на ней, оно связано с нашей семьёй». – «Быть такого не может», – растерянно подытожил Максим. Его дальнейший рассказ должен был пролить свет на странное заявление гостя.
И в нелёгкие сороковые годы Афанасий Архипович Сытин – прадед Максима – занимался своим делом, которое освоил ещё до революции. Стрижка и бритьё востребованы в любое время. К сожалению, никто не мог вспомнить, на какой улице была его парикмахерская. Однако в семье ещё хранились старинные издания «Русского всеобщего парикмахерского журнала» за 1913 и 1914 годы. Бывало, Афанасий Архипович не без восхищения упоминал Ивана Андреева, столичного цирюльника, ставшего известным благодаря своему таланту даже в Европе. Позднее в стране наступили эпохальные перемены. Как-то продолжали жить. Уже в конце тридцатых стали давать звание «мастера парикмахерского дела», не обошедшее и Афанасия Сытина. А спустя пару лет обстановка в его городе перестала быть мирной. Тогда и произошло событие, воспоминания о котором сохранялись в памяти его участников до конца их жизни.
Проходя мимо парикмахерской, солдат заглянул в открытую дверь заведения. Присмотревшись, он зашёл внутрь, достал из нагрудного кармана бритву и протянул её Сытину под вопросительное с акцентом «можешь». Тут же характерным жестом клиент дал понять, что ему требуется поправить лезвие. Афанасий Архипович взял прибор и, тщательно его осмотрев, одобрительно кивнул. Он открыл огромный деревянный шкаф, выдвинул тяжёлый ящик и взял из него тёмный гладкий камень для правки. Нанеся на него немного мыльной воды, парикмахер провёл несколько раз лезвием по камню. Затем подошёл к стене, где на крючке висел широкий ремень, сделал несколько движений клинком по коже и вернулся к посетителю, чтобы возвратить бритву. В другой руке он держал волосок, дабы клиент сам мог оценить качество работы. С лица солдата сорвалась одобрительная ухмылка. Взяв волос, он умело привычным движением рассёк его лезвием. Протягивая бритву Сытину, посетитель направился к креслу, желая быть побритым своим инструментом, вновь обретшим остроту столь искусным образом. Но тут на улице началась какая-то суматоха, в отдалении раздались выстрелы, послышалась спешная немецкая речь. Солдат выбежал наружу, даже не вспомнив о дорогой для него вещи, которая осталась в руках Афанасия Архиповича. Кстати, подобных изделий ему довелось видеть немало, цирюльнику была знакома фирма ERN из города Золинген: в царское время такой импорт ценился и был в ходу, хотя и российские мастера старались не уступать немцам, производя и продавая хороший товар за рубеж. На рукояти же данного экземпляра значилось имя владельца – Bernd Weninger. Полагая, что он вернётся, Сытин оставил её на столе.
Три дня спустя сидящий в парикмахерском кресле офицер протянул руку, чтобы взять со стола привлёкший его внимание предмет с надписью на родном языке. От удивления его лицевые мышцы настолько сместились с привычных мест, что Афанасий Архипович вынужден был прекратить бритьё, дабы не порезать кожу. Оставив половину лица в щетине, посетитель позвал двух солдат, бывших снаружи, и скомандовал им то, что они тут же исполнили. Стоя с поднятыми руками перед черными дырами оружейных стволов, Сытин не был уверен, правильно ли он понимает причину происходящего? Может, всё было расценено как кража, и теперь его ждёт весьма незавидная участь? Раздался очередной приказ, один из рядовых мгновенно выбежал на улицу и скрылся из виду. Обстановка становилась всё напряжённее: офицер в ожидании чего-то стал внимательно рассматривать помещение, заглядывая во все углы, проверял ящики и задавал вопросы, которые хозяин заведения, конечно, не понимал. Через пару минут вернулся рядовой, позади него был ещё один человек – переводчик. Он тут же повторил Сытину вопросы офицера. Причиной инцидента оказалась пропажа того самого владельца бритвы, который не появлялся в расположении части с того дня, как посетил парикмахерскую. Афанасию Архиповичу его положение виделось совсем уж безвыходным. Какие выводы в головах военных должна была произвести последовательность фактов в свете последних событий: солдат оккупационной армии, незнакомое заведение, бритва, цирюльник с огромными руками, и в конце исчезновение? Через мгновение случилось и вовсе не предвиденное – внезапно на пороге возникает разыскиваемый Бернд Венингер: тяжело дыша, он в замешательстве застёгивает воротничок, с неподражаемой резкостью машинного механизма выпрямляется в воинском приветствии перед своим начальником и с нескрываемым испугом что-то рапортует не слушающимся ртом. 
Наступивший вечер казался вполне обычным, всё закончилось благополучно, и, наверное, в той или иной степени для всех. Прошла неделя, за ней другая. Известий от посетителей с оружием не было. Правда, когда в тот день все покидали парикмахерскую, переводчик удосужился пояснить, что Бернд пропадал не из-за военных дел. При этом свою вещь он так и не забрал. Поэтому Афанасий Архипович положил её в ящик с заточным камнем, ожидая возвращения незадачливого владельца.
Его она так и не дождалась, что теперь стало понятно Рихарду, и сейчас уже ему следовало продолжать эту историю об их общем знакомом, хотя сначала нужно было прийти в себя – от услышанного даже перехватило дыхание. А разве могло быть иначе, когда здесь, в этом месте, довелось узнать подробности о том самом человеке, который до своей смерти в 1988 году был почти членом семьи? Венингер не доводился им родственником, но просто так сложились обстоятельства, что жизнь в одном доме сблизила людей. Оттого, ещё юношей, Рихард часто просматривал старый альбом Бернда. Среди прочих он запомнил несколько фотографий именной бритвы и снимок, где молодой мужчина со счастливым выражением лица запечатлён с ней на фоне магазина. Можно понять, почему он оставил любимую вещь в той самой парикмахерской, в которой он никогда больше не был, у того человека, о котором уже никто не вспомнит.