Непрочитанное письмо

Станция висела над Меркурием, как ржавая игла, пронзившая черную ткань космоса. Ее корпус, покрытый шрамами микрометеоритов, тускло отражал солнечный свет. Внутри пахло озоном, металлом и чем-то затхлым — будто система вентиляции десятилетиями гнала по трубам один и тот же воздух. Станции была уже, наверное, сотня лет. Ее создали еще когда была жива Александра Снегина – невольная свидетельница первого и пока единственного путешествия во времени.
Корабль, приблизившийся к станции на расстояние швартовочного захвата, медленно развернулся, выдвинул переходный тамбур, который так безупречно состыковался со станцией, что даже пыль в воздушных фильтрах не шелохнулась.
Шлюз открылся с тихим шипением.
Олег Егоров – бессменный и единственный обитатель исследовательского проекта с нетерпением заглянул внутрь. Ему уже давно обещали прислать помощника. Катастрофически не хватало рук.
- Рэн?
Голос Егорова дрогнул. На какое-то мгновение показалось, что произошла системная ошибка. Рэна на этой станции никак не должно было быть.
Но, вопреки логике его сын спокойно преодолел шлюзовые стыки и спрыгнул на пол.
- Откуда ты тут? Ничего не понимаю... – голубоватый свет аварийных ламп осветил растерянное лицо и Егоров брякнул первое, что пришло в голову: – Ты в гости?
Рэн улыбнулся:
- Я работать, - заявил он отцу. – После распределения.
- Ты институт уже закончил? – удивлению отца не было предела. – Когда? Постой. А что же не предупредил?
Лампы мигнули и отец не заметил, как дернулись желваки на скулах сына. Однако тот тут же взял себя в руки:
- Я отправлял тебе сообщение. Месяц назад. Писал, что получил распределение на проект «Гелиос». Ответа не было. Ну я и подумал, что ты был занят.
Отец медленно моргнул.
- Писал?.. Наверное, я не получил это сообщение… - пробормотал Егоров, а затем внезапно оживившись, принялся врать: - Радиация, знаешь ли... гамма-фоны... рентгеновское излучение шкалит...
Рэн кивнул:
- Понимаю.
Отец облегченно выдохнул и обхватив сына за плечо, потащил его прямиком в лабораторию, на ходу поясняя, что он него требуется:
- Будешь в расчетах мне помогать. Я уже в сорок седьмой раз пересчитываю эти проклятые кривые. Застрял. Понимаешь?
- Понимаю, - снова кивнул Рэн.
Лаборатория выглядела так, словно по ней прошел ураган. На столах громоздились приборы, покрытые слежавшейся коркой пыли, повсюду валялись обрывки проводов, сломанные платы, пустые канюли. В углу – куча металлических корпусов, неудачные прототипы, заброшенные на полпути.
Отец, возбужденно жестикулируя, повел Рэна между столами:
- Вот видишь, сын, теперь у нас все будет по-другому! С твоей помощью мы совершим прорыв! Я уже близок к открытию, которое перевернет представление человечества о времени!
Рэн молча осматривал бардак.
- Ты будешь заниматься расчетами, - продолжал отец, хлопая его по плечу. - Чертежами, пробными макетами. Станешь моей правой рукой!
Рэн кивнул. Он прекрасно понял - вся черновая работа теперь ляжет на него, а отец будет лишь пожинать плоды.
- Ты уже подготовил материалы для работы? - спросил он ровным голосом. – Что я должен перепроверить?
Отец оживился еще больше:
- Все! Все надо перепроверить! Особенно коэффициенты временного смещения в третьей формуле. И вот эти графики...
Он тыкал пальцем в разбросанные листы с неразборчивыми пометками. Вдруг его лицо озарилось:
- О! У меня идея!
Не объяснив ничего, он схватил с ближайшего стола карандаш, лист бумаги и выбежал из лаборатории, хлопнув дверью.
Рэн остался один среди хаоса.
Он вздохнул и принялся за уборку. Аккуратно разложил приборы по полкам, сложил детали в ящики, подобрал с пола обрывки проводов. Потом подошел к столу и начал разбирать бумаги.
В дальнем углу, за стопкой старых журналов, он нашел груду почтовых отправлений. Среди пожелтевших конвертов лежало и его письмо - конверт так и не был распечатан.
Рэн поднял его, подержал в руках, потом так же аккуратно положил обратно. Собрав все бумаги в ровную стопку.
Потом он взялся за рукописи. Графики, чертежи, расчеты — все свалено в беспорядке, писано на чем попало: обрывках газет, оборотных сторонах квитанций, даже (он усмехнулся) на туалетной бумаге. Среди этого хаоса его пальцы наткнулись на твердую пластиковую обложку. Он сдвинул бумаги в сторону и поднял со стола старый дневник.
- "Ловондатр - к вопросу о темпоральных трангрессиях" Автор А. Снегина, - прочел он.
Так вот в чем дело - поразила его внезапная догадка. Тогда, пять лет назад, отец оказывается не выбросил эту добытую им, Рэном, на другой Земле рукопись. Отец тогда отругал его за увлечение псевдонаучными теориями, при каждом удобном случае высмеивал его перед друзьями и одноклассниками. А в тоже время сам...
Дэн положил дневник, прикрыл аккуратно сложенной стопкой бумажных листов и огляделся.
Лаборатория теперь выглядела почти прилично.
Он сел за стол и начал разбирать отцовские расчеты.
Рэн разбирал кипы бумаг, аккуратно раскладывая их по стопкам. Пыль оседала на пальцах, оставляя серые отпечатки.
Статьи отца:
"Механизмы потокового движения временного континуума" — испещрена пометками, формулами, но в углу чьей-то рукой (не отцовской) выведено: "Теоретически возможно, но на практике — тупик".
"К вопросу о проблеме движения кораблей по временным растяжкам" — десятки страниц сложных расчетов, а в конце резюме: "Фантомные отражения — не преодолены".
"Проблема стыковки временных растяжек с темпоральными фантомами" — последняя дата редактирования: пять лет назад. На полях красным: "Ошибка в базовой модели. Пересмотреть аксиоматику".
Рэн откинулся на спинку кресла.
Перед ним лежали чертежи последнего эксперимента — корабль, опутанный "временными линиями", как паутиной. Расчеты показывали: даже если все сработает, это будет лишь еще один фантом. Не прыжок во времени, а всего лишь очередная растяжка.
Он провел пальцем по графикам, сравнивая их с ранними работами отца.
Одни и те же ошибки, ведущие во все тот же тупик.
Уголок его рта дрогнул.
— Значит... так и не понял? — прошептал он.
Потом улыбнулся.
Не та идеальная, что была при встрече. Настоящая.
Острая. Холодная.
— Неудачник.
И в этой оценке не было ни ненависти, ни презрения, только констатация факта.
Десять часов спустя Рэн закрыл папку с расчетами и потянулся. Монотонная работа — перепроверять формулы отца, не внося в них ни единого изменения — измотала. Он встал, размял онемевшие пальцы и направился в душ.
Пока вода шумела за стеной, в лабораторию вошел Егоров.
Он нес новую стопку бумаг — исписанных, помятых, с пометками на полях. Его глаза блестели.
"Наконец-то!" — думал он, сгружая бумаги на стол Рэна. "Настоящий подарок судьбы. Послушный, молчаливый, работает, как автомат. И главное — не лезет со своими идеями. Наконец-то все пойдет как надо!"
Он даже не заметил, что к его расчетам прибавилась еще одна папка в изоляте.
Рэн вышел из душа, обернув полотенце вокруг бедер.
Вода капала с его волос на металлический пол.
Отец, копошащийся у стола, резко поднял голову — и вдруг замер.
— Откуда это у тебя? — он ткнул пальцем в круглый рубец на бедре сына.
Рэн даже не вздрогнул.
— Упал.
— Давно?
— Давно. Еще в школе.
Отец отлично знал, как выглядит пулевое ранение. Но он лишь кивнул, быстро отвернулся и забормотал:
— Ладно, ладно... Вот тут новые расчеты. Проверь к утру, хорошо?
Рэн стоял, капая водой, и смотрел, как отец торопливо уходит, будто боясь, что сын вдруг заговорит о чем-то еще.
Дверь захлопнулась.
Рэн застегнул комбинезон, холодно окинув взглядом свежую стопку бумаг, брошенную отцом. Бесполезный хлам. Очередная порция безумных формул, которые никуда не ведут.
Он провел ладонью над изолятом — черным матовым кубом, встроенным в стол. Сенсоры мигнули, считав его генетический код, и панель бесшумно раздвинулась, открыв доступ к настоящей работе.
Рэн сдвинул в сторону отцовские папки, освобождая место.
Его проекты.
Его расчёты.
Экран ожил, выводя совершенно другую модель временного континуума — не линейную, не растянутую, а трехмерную, сложенную, как оригами.
Он прикоснулся к панели управления, и голограмма корабля возникла перед ним — не неуклюжий монстр отца, а изящный компакт, готовый разрезать время.
— Некомпетентен, — тихо сказал он, глядя на хаос отцовских бумаг. — Ищет дверь там, где надо проломить стену.
Его пальцы замерли над клавишами.
Две недели Рэн работал как проклятый. Четырнадцать суток почти без сна.
Рэн сидел за столом, глаза красные от напряжения, подушечки пальцев ломило от напряжения. Он стиснул зубы, чувствуя, как веки слипаются. Голова начала кружиться – еще секунда и его вырубит. Рэн отчаянно замотал головой, сжав до доли кулаки. Он должен закончить расчеты. Сегодня отец начнет передавать данные. Внизу, под раскаленной поверхностью Меркурия, в бронированных лабораториях уже собирали корабль-прототип.
- Я гений! – не скрывая торжества, заявил с порога отец.
Рэн медленно поднял голову. Искусственная улыбка тронула его губы – сойдет за радость, подумалось Рэну.
— Вот, — Егоров сунул ему последний файл. — Корреляционные связи временных растяжек с темпоральными фантомами. Ты же ты же разобрался в моей теории? Если найти резонансные трещины — можно прорваться в эфир! Рэн, наша фамилия – Егоров – встанет в один ряд с самыми маститыми физиками. А может быть и выше.
- Я взял фамилию матери, Киров. Еще в школе.
- Да? – было очевидно, что отца это никак не тронуло. Вряд ли он даже запомнил этот факт. Все его мысли сейчас были направлены вниз – туда, где покачивался в антигравитационном кольце почти готовая машина времени. Осталось только загрузить программы и отрегулировать двигатели.
- Хорошо, давай уже отправляй. – поторопил его Егоров.
Рэн кивнул. Сделав вид, что он выгрузил файл в машину, Рэн открыл свой с точно таким же названием.
Отец улыбнулся и потрепал его по плечу, бормоча что-то о "великом прорыве". Рэн улыбнувшись в ответ, нажал кнопку «Подтвердить».
Ангар лаборатории встретил их гулом генераторов и криками инженеров. В центре зала стоял корабль — но не тот, что рисовал в своих чертежах Егоров.
Корпус был почти круглым, без лишних стыковочных узлов. Система растяжек — не хаотичные сплетения, а чёткая решётка, согласно расчетам Рэна.
Отец замер.
— Это... что?
Рэн спокойно подошёл к пульту управления.
— Моя версия проводника временных изолятов.
— Твоя... — Егоров побледнел. — Ты подменил мои расчёты?
— Да. Твои формулы никуда не годились. – уверенно заявил он.
Отец лихорадочно листал тетрадь, которую ему протянул Рэн. С каждой страницей его лицо становилось темнее. Внезапно он резко захлопнул записи и поднял на сына взгляд, полный не признания, а холодной, кипящей злости.
— Ты… Ты решил, что сможешь взломать пространство? — прошипел он.
Рэн стоял неподвижно, спокойно наблюдая за его реакцией.
— Да. Сам видишь.
— Вижу?! — Отец с силой швырнул тетрадь на стол. — Вижу, что ты даже не удосужился прийти ко мне! Я бы объяснил, в чём ты не прав!
— Я не нуждаюсь в твоих объяснениях, — холодно ответил Рэн. — И уж тем более — в оценке прав я, или нет.
Отец резко шагнул вперёд, его пальцы впились в край стола.
— Ты понимаешь, к чему это приведёт? Если что-то пойдёт не так, начнутся темпоральные аберрации!
— Да. И это только докажет, что я прав.
— Докажет?! — Голос отца сорвался в крик. — А если пострадают люди на станции? Ты вообще думаешь о них? Или тебе плевать? Ты — позор моей фамилии с таким бездушным отношением! И всегда таким был.
Лицо Рэна на мгновение исказилось — будто его ударили по открытой ране. Бездушный? Это он смеет так говорить? После всего? Но вслух он ничего не сказал. Вместо этого его голос стал лишь тише, острее.
— Я взял фамилию матери, если ты помнишь. И если я был такой ужасный… — Он медленно наклонил голову. — Почему ты не отправил меня на коррекцию поведения ещё в детстве?
Отец замер. На секунду в его глазах мелькнуло что-то неуловимое — стыд? страх? — но он тут же снова нахмурился.
— Вместо того чтобы помогать мне, ты тратил время на эту… глупую теорию!
— Это не теория, — отрезал Рэн. — Это новая физика. Ты тратишь ресурсы общества. А я создаю новое.
Отец резко выпрямился, его лицо исказила гримаса отвращения.
— Ты сумасшедший.
Рэн усмехнулся, положил руку на кнопку запуска и нажал её, не отрывая взгляда.
— Возможно. Но это моё безумие.
Кнопка с мягким щелчком ушла вниз.