Кто не был побудет, кто был х... забудет!

Полный текст этого рассказа, озаглавленного «Захар Файнбург: “Иначе жить я не хочу, не могу, не умею”», опубликован в «Социологическом журнале» (2025. №2. С. 157-166).

Профессор З.И. Файнбург и его фронтовые письма

Яркий представитель первого «постоттепельного» поколения советской / российской социологии Захар Ильич Файнбург (1922-1990) относится к той группе творческой интеллигенции, представители которой участвовали в Великой Отечественой войне и потому ощущали свою повышенную ответственность за правду в отражении жизни. Назову писателей и поэтов Виктора Астафьева,  Василя Быкова, Бориса Васильева, Булата Окуджаву, Давида Самойлова, Бориса Слуцкого, Александра Солженицына, Юрия Трифонова, скульпторов Эрнста Неизвестного и Вадима Сидура. Безусловно этот список можно продолжить, но хотелось бы назвать социологов, прошедших через войну: Нариман Аитов, Александр Зиновьев, Самуил Кугель, Николай Мансуров, Михаил Руткевич, Фридрих Филиппов, Анатолий Харчев, Владимир Шубкин. Уверен, это – не все, уверен, но вспомним всех...
Неожиданно в преддверии 80-летия Дня Победы сын З.И. Файнбурга – Григорий Файнбург прислал мне серию писем отца с фронта, за что я глубоко благодарен ему. Этот материал дышит эпохой, боями и одновременно раскрывает нам мир юноши, который со временем стал одним из ведущих отечественных социологов первой когорты.
З.И. Файнбург – доктор философских наук, профессор, основные области его исследований: социология труда, социальное планирование, социология культуры и социология будущего.


Файнбург родился через четыре года после Октябрьской революции и испытал в годы жизни все тяготы становления и расцвета сталинизма: арест и потерю родителей, воспитание в детском доме, войну, послевоенные годы борьбы с «безродными космополитами» и невозможность жить в Москве. На протяжении всей жизни ему пришлось постоянно преодолевать идеологические препятствия, возникавшие на пути публикации его пионерных экономических и социологических работ, прибегать к эзопову языку литературных рецензий, прикрывающих его социологический анализ научной фантастики с целью изложения своего понимания развития общества. «Моя жизнь была тяжела, но – говорил он – не была бременем» [1].
В детдоме Захар Ильич много читает, начинает знакомиться с философскими и литературно-критическими произведениями, затем поступает в известный ИФЛИ, где учится у выдающихся обществоведов, 9 июля 1941 года добровольцем уходит на фронт. Вернувшись с войны, с отличием оканчивает экономический факультет МГУ и вынужденно уезжает на работу в тогда далекую, провинциальную Йошкар-Олу. Лишь в 1960 году он переезжает в промышленно развитую Пермь и до конца жизни работает в Пермском политехническом институте. После смерти Сталина и реабилитации родителей Файнбург смог защитить кандидатскую диссертацию по конкретной экономике, тогда же он начинает социально-экономические исследования на промышленных предприятиях, что в конце 1950-х было делом новым и малопонятным.


Файнбурга можно обоснованно рассматривать как одного из пионеров экономической социологии в СССР и зачинателя прикладных исследований в области социологии труда. Он был среди первых, кто открывал тематику социального планирования на производстве.
Как философ и социолог Файнбург многие годы отдал изучению природы социалистического общества, сущности культа личности. Он внес серьезный вклад в развитие теории культуры. Файнбург – не только экономист, философ и социолог, он – фантастовед, его причисляют и к видным отечественным культурологам. Нельзя не отметить работы Файнбурга футурологической направленности. Здесь удивительным образом соединились глубокое знание им природы социалистического общества, а также любовь и профессиональное понимание научной фантастики. Он дружил с братьями Стругацкими и переписывался со Станиславом Лемом.

Письма с передовой

22 июня 1941 года студент 1-го курса экономического факультета МИФЛИ Захар Файнбург готовился к экзамену по математике и услышал сообщение о начале войны. После стихийно возникшего митинга в общежитии МИФЛИ на Стромынке все отправились в военкомат. Но обязательному призыву подлежали юноши только возраста 1918 года рождения и ранее. У Файнбурга, 1922 года рождения, был запас второй категории. В армию его не брали, даже добровольцем. И он включился в общественную работу, начал помогать в райкоме комсомола, проводил там дни и ночи. В итоге 9 июля 1941 ему удалось в Сокольническом райкоме ВКП(б) получить специальную повестку добровольца для вступления в Красную Армию.
Пройдя военную подготовку, Захар конце августа 1941 года попадает на фронт, воюет, лечится от бозезней и ранений, учится военному делу. Осенью 1945 года он демобилизуется и с жадностью, это читается в его фронтовых письмах, продолжает учебу.
Один год пять месяцев Файнбург был на передовой, участвовал в боях, сначала в пехоте и войсковой разведке, затем (в 1944-1945 гг.) в дивизионной артиллерии командиром орудия. Начал войну на Украине, прошел Беларуссию, Польшу и окончил войну на берегу Балтийского моря в Восточной Пруссии.
Кому и о чем писал Захар Файнбург с фронта сейчас трудно сказать. В его личном архиве сохранились лишь письма к нему, в основном от девушек, с которыми он дружил. Одним из адресатов, кому он регулярно писал, была его двоюродная сестра Лиза, младше его на четыре года.


После войны искать письма с фронта никому в голову не приходило, но шли годы, минуло почти 60 лет после окончания войны. К тому времени не стало Захара Ильича, умерла и его жена. В начале 2000-х годов старую бабушку Лизу в Москве внучка стала «уплотнять» в квартире и где-то в шкафу обнаружился сверток с письмами 1943-1945 гг. Все передали сыну – Григорию Захаровичу Файнбургу, он разобрал их, внимательно прочел, оцифровал и опубликовал написанный по ним рассказ о фронтовых дорогах отца. Позже ученики З.И.Файнбурга, работавшие на телевидении, сделали на основе писем фильм «Философия войны».
О чем эти письма? Обо всем. О любви и о жизни, о фронтовом быте, о смерти в боях, о патриотизме, о воинском долге, о друзьях и подругах, об учебе. 
Какие-то письма, по мнению приславшего мне их Г.З. Файнбурга, стандартны, типичны, конкретны и не очень интересны, но все равно, хотелось бы и в них заглянуть. Есть письма о «вечном», они особенно интересны, поскольку мы знаем их автора, его послевоенную жизнь. Можно с уверенностью говорить – Файнбург остался верен тем взглядам на мир и тем ценностям, которые были присущи ему, двадцатилетнему. А ведь нередко, он не был уверен, что допишет письмо.
Одной из обсуждаемых тем, надо помнить, что все письма прочитывались военной цензурой, было участие в войне, ведь Захар пошел воевать, когда мог бы отсидеться в тылу. У него была студенческая бронь и т.п.


Из письма 10.06.44 (полевая почта 08733 – «Г»)«… «Ниже летать» я, конечно, не буду, но я и сейчас достаточно осторожен. У меня нет никакого желания на третий год войны погибнуть от дурацкой пули. Если достанет, так чтобы это действительно мне предназначалось…
Я стал веселее – верно. Вместе с тем чертовски скучно. Надоело слушать грохот орудий, свист пуль, вой осколков, надоело ходить, пригибаясь, по траншеям и выглядывать в небе, кто летит: «Мессер» или «Як». Надоело жить в земле, спать одетым, кушать из котелка, а не из тарелки. Надоело писать письма и ждать их. Я так истосковался по книгам, по Москве, по всем вам!
От этого всего еще больше сатанеешь и лезешь напролом, иногда зря. Нет границ дикой ненависти к этой проклятой сволочи, топчущей нашу землю, мешающей каждому заниматься своим делом: учиться, строить, любить, радоваться – быть творцом своей жизни, своего счастья. Они просчитались – они забыли, что мы умрем стоя, но не встанем на колени.
Прошли тяжелые дни 1941 года, победа уже близка, она видна и осязаема, и потому рвешься и лезешь – хоть уж скорее бы кончилось это…»

Из письма 18.06.44 (полевая почта 08733 – «Г»)
«…Я стал писать реже по тем самым совсем горячим причинам. Твое письмо получил в самый разгар и читал между выстрелами по два слова. Сейчас, когда я пишу это письмо, фриц делает огневой налет и моя «квартира» размером 1 м х 2 м, вырытая в земле и перекрытая бревнами, трясется, как в лихорадке. Огрызается он [Г.Ф.: фриц] зря. Сегодня, когда как раз читал твое письмо, три снаряда, которые упали ближе всего ко мне, не разорвались. Короче, пока жив, здоров, и собираюсь таковым быть. Ежели чего случится, напишу.».

Из письма 23.06.44 – (полевая почта 08733 – «Г»)«Сестреночка, родная!
Когда ты получишь это письмо, то уже будешь знать, почему не могу я тебе теперь писать часто. [Г.Ф.: Начались активные бои.] Но сегодняшнее письмо – исключение… я доволен. Доволен, что война не вышибла из меня всего и даже в некоторых отношениях добавила. Я все же лучше стал понимать людей…
Что касается необдуманного [Г.Ф.: скорее всего речь идет об уходе на фронт добровольцем], то это совсем не так, сестрёночка, как тебе кажется. Дело не в крестах. Эта вещь, которая меньше всего могла бы заставить меня делать что-либо. У каждого человека свои убеждения, свой склад характера; каждый человек им повинуется, когда определит свой образ жизни. Мои убеждения, мой характер заставили меня сделать то, что ты называешь необдуманным. Это было продумано не одной бессонной ночью, не говоря уже о днях. Иначе жить я не хочу, не могу, не умею. …
Я не помню, кажется, я писал об одном случае, который был не так давно. Нужно было пройти во весь рост по высотке, по которой бил снайпер. Не моя вина, что он три раза промазал по мне. Это не было необдуманным, не было дурным риском – этого требовал долг, и я это сделал, хотя мне и было страшновато. Я ведь человек, и жить мне хочется не меньше, чем кому-либо, но на то дан мне разум и воля, чтобы ради Родины, ради жизни, рисковать в нужный момент ею. А таких случаев было очень много. Писать и уговаривать – бесполезная трата бумаги. Я буду жить и делать так, как велит мне долг, мой разум, моя совесть. Если потребуется для этого рисковать жизнью – значит, будем рисковать…. Вот пока и все – остальное в сводке Совинформбюро….».

Из письма от 20.07.44 г. (полевая почта 08733 «Г») написано карандашом с двух сторон на 8 аккуратных кусочках плотной бумаги размером с малую игральную карту):
«Дорогая сестреночка!
Если я пишу тебе на такой бумаге, то это просто потому, что время для письма выбрал немного неудачное: идет бой, орудие на прямой наводке. Перерыв в огне, и, я, сидя в узком грязном окопчике, неожиданно решил ответить именно сейчас на твое большое письмо с бумагой.
Виноват, наверное, К.: его предположение разозлило меня чертовски. Посидел бы он, так как я, три года под огнем. А тем более сейчас, после штурма Гродно [Г.Ф.: донеманской части], когда мы уже вышли на  германскую границу. Это после того, как вчера убило моего хорошего друга – тоже командира орудия. Чего уж там говорить. Я ведь не уверен даже в том, что допишу это письмо!
Вообще-то говоря, представить себе фронт по рассказам, кино и т.п. Н-Е-В-О-З-М-О-Ж-Н-О! Есть разница и неизмеримо огромная, настолько, что величина ее равна бесконечности, между свистом снаряда, пули, осколка, свистящего в тебя и свистящего хотя бы по соседу, не говоря уже о героях на экране или на бумаге.
Кто не слышал удесятеренного этого свиста, кто не видел как, припадая на колено, целится в тебя фигура в зеленой шинели, кто не видел, как стоит насмерть орудийный расчет против ползущих танков, против пьяных ревущих и стреляющих зеленых шинелей, когда люди, до боя вздрагивавшие от сильного стука, теперь отмахиваются руками от пуль и мельком чешут ушибленное [Г.Ф.: место] ударившим плашмя осколком на спине. (Это было недавно с моим наводчиком).
Кто не видел и не пережил сам этого, тот никогда не поймет разницы между войной, фронтом, передовой и спором на производственном совещании или мелким жульничеством при подсчитывании дебета и кредита, актива и пассива годового бюджета.
Объясни это когда-нибудь К., а то я ему после войны, если жив буду, объясню. Разговор будет не из приятных.
Что касается до непонятного тебе, то сейчас расскажу тебе суть дела, а подробнее – после. Это тема большая и длинная. У меня есть определенный круг идей, которые я считаю правильными и защищать буду всегда. Есть Родина, которая остается ею, несмотря на то, что иногда так, а иногда и не так по отношению лично ко мне. «Лес рубят – щепки летят».
Вряд ли ты разберешься в этой путанице слов. Если нет – придется отложить. Об этом не распишешься больно много.…
Бумаги теперь не шли – хватит трофейной немецкой.
Пиши чаще и больше.
Привет всем. Крепко целую. Твой Зоря».

Из письма «В ночь с 16.09.44 на 17.09.44 (полевая почта 08733 – «Г»)
«Получил сегодня от тебя письмо и спешу (благо – дежурю, все равно ночь не спать) ответить…
… Мне тоже кажется, что я мало изменился, возмужал, постарел…
Лучшие годы наши прошли в земле, в траншеях, под минами, пулями, снарядами, на бесконечных фронтовых дорогах в пургу, дождь, жару. Мы в свои лучшие годы мечтали не о Гефсиманских садах, – мы мечтали о простой постели, чашке горячего кофе, о книгах, мечтали даже не о ласке любимой – хоть о письме от нее. И как мечтали!… За эту мечту о свободном счастье жить, созидать, любить мы шли в бой, глядя в лицо смерти…
Мы устояли и мы победим, – а теперь уже нет сомневающихся, – потому что в бой, на смерть мы шли во имя жизни, потому что всегда за нашей спиной была наша Мать-Родина, а в бой вела партия большевиков.».

В письмах 1944-1945 гг., написанных в обстановке, когда война кончалась, и надо было задуматься о жизни после войны, ЗИФ писал и об учебе…
Из письма 19.05.43 – учебный полк (полевая почта 51158 – «Б»)
«…Кстати, мне скучно сидеть здесь не потому, что негде веселиться, таковых мест здесь много. Можно повеселиться так, что долго не забудешь. Увы! Эти развлечения не по моему вкусу. Скучно потому, что надоело сидеть здесь, нет почти совсем книг, никого нет близких мне людей, и письма я получаю в месяц один раз от тебя и еще от одной личности …
…Выбирай тот институт, ту специальность, которая тебе по душе (а не по карману). Гони ко всем чертям все советы и мысли, ставящие впереди материальную сторону. Человек должен на работе гореть, чувствовать, что этой работе он готов отдать душу и жизнь свою. Вот из этих соображений нужно выбирать специальность. …
Читай больше художественной литературы, только не развлекательной, а серьезной. Читай серьезно, вдумывайся в прочитанное, ищи причины, вызывающие поступки и мысли людей. Для современного человека книга – одно из главных окон в жизнь, и поэтому надо уметь находить в ней правдивое и нужное и выбрасывать фальшивое и ненужное.
Учись, Лиза, жить – это самое большое и трудное искусство, учись быть настоящим полноценным человеком – это самая трудная профессия. А главное – будь сама перед собой всегда до последнего честной, умей всегда ясно видеть и оценивать свои поступки и никогда при этом не лги себе и не позволяй другим тебя обмануть.
Если жить иначе, то жить трудно и плохо, подчас попадешь в такой тупик, что будет казаться, что и невозможно. Вообще, старайся жить так, как хочется, а не так, как кто-то хочет заставить….»
Из письма от 2.12.44 (полевая почта 08733 – «В»)
« …Пришли мне бандеролью бумагу, ибо кончились и трофеи, и резервы. Попробуй прислать бандеролью следующие книги: Ленин «Империализм, как высшая стадия капитализма», «Государство и революция», Энгельс «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Достаточно краткий, но достаточно хороший курс высшей математики. Краткий философский словарь.
Попробуй любым способом. Я решил, несмотря ни на что, все-таки заниматься.».

Из письма 16.12.44 (полевая почта 08733 – «В»)
«…Я, наверное, все же после войны пойду в МГУ (ИФЛИ ликвидировали) на философский или экономический. О литературной деятельности я не мечтаю, а наброски делаю больше для собственного удовольствия. Когда много видел и много пережил, хочется поделиться с кем-нибудь ими, хоть с бумагой.… [Г.Ф.: Какое-то время перед самой войной под влиянием творческой атмосферы ИФЛИ первокурсник Захар Файнбургстал было подумывать о писательском поприще и даже хотел ради этого оставить учебу на экономическом факультете, но началась война…].
Оправдание, и тем более о хандре, не принимаю. Работать надо, учиться надо, а не хандрить… Вы, дорогие мои, не понимаете, что значит любимое дело, что значит учиться ему. Мне сейчас дали бы волю, я бы сутками сидел и занимался. Мне сейчас научная книга по специальности несравненно интереснее любого романа. Я тебе очень серьезно говорю, сестрёночка. Учись серьезней: без этого жить нельзя, жить трудно…».

Из письма 25.12.44 (полевая почта 08733 – «В»)
«…У меня все в порядке. Вчера получил некоторые книги, которые раньше просил прислать. Высылай то, о чем тебя просил. Да, добавь «Историю ВКП(б)» в хорошем издании. Здесь даже эта книга одна на подразделение….».


З.И Файнбер - потомкам
Один из наиболее личностных (и, наверное, самый первый, но не вошедший в окончательный текст) рукописных набросков начала главы о войне для книги Файнбурга «Не сотвори себе кумира…» начинался так:
«...Вместе с нами уйдет и эта война...
«Кто не был – побудет, кто был – х... забудет!» – была такая пословица в те лихие годы.
Сколько бы ни т;жились писатели, режиссеры, поэты и композиторы, война – настоящая, ТА война – уйдет вместе с нами. Война живет в строках Виктора Некрасова, Константина Симонова, Григория Бакланова, Василя Быкова..., но она по-настоящему оживает – становится объемной, звучащей, приобретает цвет, вкус и запах – только в нашей памяти, подогретой, стимулированной черными линиями строк.
Война – это не только ужас, не только смерть и горе... Война – это жизнь: способ жить, тип культуры, в котором все есть, но все несет на себе особую печать. …
Но не должно уйти с нами все.Социально-политические уроки войны должны остаться. Это – не реминисценции, не образы, а сухая логика человеческих ошибок и побед, человеческой мысли. И здесь война еще долго будет поучительной: не зря все идеологические старатели так тщательно моют и замывают песок фактов, воспоминаний и свидетельств. Война оголила много в этой социальной механике, сделала явными многие тайны земных богов, показала, потыкала в нас причудливым переплетением подлости и гордости, радости и мерзости, верности и предательства...
Учитесь, внуки! Учитесь... и будьте бдительны!..»

***
Несмотря на все трудности послевоенного времени, на ухабистый путь в науке, Файнбург всегда оставался верен его главным жизненным принципам. 

1. Файнбург З. И.: «Идти вперед!» Григорий Файнбург отвечает на вопросы Бориса Докторова // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований.
2017. №1. С. 10-18.