Белоснежка с чердака. Глава 28

ГЛАВА 28

Нас предупредили, что наши зимние курточки совсем не годятся для русской зимы. Всем выдали толстые пуховики до самых колен. Новые куртки были грязно-коричневого цвета и настолько толстые, что надев их, мы сразу же становились неповоротливыми. Выглядели мы в них неуклюже и смешно. Были как-то унизительно ехать в Москву в таком медвежьем облачении. Так мы думали по крайне мере, пока не вышли на перрон казанского вокзала.

Дорога была долгой и изнурительной. В общей сложности мы провели в поезде около четырех дней, сделали одну пересадку и одну четырехчасовую остановку на таможне. Никогда в жизни мы не чувствовали себя такими уставшими как в это путешествие. Как только мы въехали в Россию, мы сразу же по достоинству оценили наши толстые и совершенно бесформенные пуховики. Зима, которая открывалась нам за окнами поезда, была совсем не такой, как в Узбекистане. Бесконечные поля были сплошь былыми и мягкими. Деревья тонули в снежной перине, и колючие ветки, одетые в ледяные капсулы, казалось, торчали прямо на поверхности земли. Никогда мы не думали, что снега может быть так много, а зима может быть настолько прекрасной. Раньше мы видели подобную зиму в советских мультиках, и думали, что такое может быть только в вымышленных историях для детей. Потому можно себе представить, как мы были ошеломлены. При каждом удобном моменте мы припадали к окну и смотрели на заснеженные просторы, на покрытые колючими сосульками провода, которые тянулись вдоль дороги. По пути часто встречались маленькие деревушки, дома которых были наполовину погружены в снег. В каждом маленьком домике горел мягкий желтый свет и клубился дым из дымохода. Иногда на мягких сугробах виднелась лыжня. За всю поездку мы только один раз увидели лыжников. Припав к окну, мы глядели на них как на диковинных животных. И вообще все для нас было в новинку.

В нашем вагоне было очень тепло и уютно, несмотря на спертый воздух, который был наполнен запахами вареных яиц, курицы, копченых колбас, конечно же грязных носков. Из-за постоянно хлопающих дверей, из тамбура до нас доносился противный запах табака. Стоило нам всего лишь пять минут прогуляться по платформе во время десятиминутной остановки, а затем снова вернуться в вагон, как смешанные запахи тут же били в нос и вызывали тошноту. Но через пару минут мы вновь свыкались с этими запахами и дурнота отступала.

Мита всю дорогу была погружена в свои раздумья. Она сидела над альбомом и все время что-то тихо шептала. Мы ведь так и не успели до конца отрепетировать кульминацию и концовку нашего номера. Теперь мы рассчитывали на то, что идея посетит Миту во время дороги или же прямо там, в Москве. Охваченные новыми впечатлениями и приятным волнением, мы едва ли могли думать сейчас о конкурсе или же о сырой концовке. В конце концов у нас есть несколько вариантов кульминации, но Мите они почему-то не понравились. Она сказала, что если ей в голову ничего нового не придет, то тогда мы оттанцуем этот слабенький вариант. Но она не сдавалась. Все дорогу она что-то писала, рисовала, рассчитывала. Иногда мы с Алиной подолгу могли смотреть на нее, и нам казалось, что мы видим, как работают колесики в ее мозгу, и как подобно накаленным проводам шипят ее извилины. Мита была настолько сосредоточена на деле, что даже не замечала нас. А мы то и дело выкидывали что-то новое. Повсюду были слышны возгласы, жалобы. То мы измызгали друг друга зубной пастой, то беспрестанно щелкали семечками, окружив Миту со всех сторон. Диана ныла, что у нее затекли все мышцы, а Настя жаловалась, что у нее голова покрыта маслом. Мальчишки орали на девочек, чтобы они не садились на их постели, раз у всех жирные волосы. Анара возмущалась, что все едят на ее кровати, потом у нее вся постель в крошках, и она не может нормально спать. Андрей Аников рычал, как гиена, когда проснулся от дневного сна. Потому что кто-то осмелился покрасить ему брови зеленкой. Мы подозревали, что это могли сделать Игорь и Олег, но никто их не выдал. Андрей весь остаток дороги пытался что-то сделать со своими бровями и ни с кем не хотел разговорить от обиды. Возможно, угрюмый Андрей со своими зелеными бровями привлек внимание какого-нибудь знаменитого поэта, ехавшего с нами в одном вагоне. Потому что через три года вышла необычная песня современного квартета «Корни», и там воспевались изумрудные брови. Ну в точности как у Андрея Аникова.

Незнакомые люди, сходили от нас с ума, поэтому ночью мстили нам, храпя так, что окна дрожали. Если не удавалось уснуть раньше девяти, то потом всю ночь невозможно было и глаз сомкнуть.

Вот таким было наше самое длительное путешествие в поезде. Четырнадцатого января в три часа дня по московскому времени мы вышли на перрон Казанского вокзала. Едва мы ступили на незнакомую землю, как вдруг ощутили себя маленькими и беспомощными. Уже на вокзале ощущались величие и сила столицы. Мы жались плотнее к Мите, которая вела себя вполне свободно. Она уверено продвигалась сквозь толпу, а мы как утята следовали за ней по пятам. Эта толкотня ничуть ее не смущала, она чувствовала себя тут как дома. И даже будто бы повеселела, когда мы наконец вышли из вокзала. Как хорошо, что на нас всех были одинаковые куртки, а иначе мы бы уже сто раз потеряли друг друга.

Войдя в метро, мы так и ахнули. Все было вокруг таким громадным, как будто Москва — это другая планета. Андрей Аников, услышав наши восхищенные возгласы, невольно фыркнул на нас, сказав чтобы мы вели себя потише, а то ему стыдно за нас. Видите ли, он не хочет, чтобы люди вокруг догадались, из какой дыры мы сюда прибыли. Иногда он отходил от нашей толпы подальше, словно он не с нами. Но стило нам ступить на эскалатор, как Андрей Аников сам не выдержал и вопреки своим же словам восхищенно заорал:

— Ничего себе! Так глубоко! Ну надо же!

Мита тут же притянула его к правому краю ступенек, сказав, чтобы он не загораживал проход. Андрей покраснел. А Даина, Настя и Эмилия бросили на него обличающий взгляд, покачали головой, и так, чтобы он слышал, сказали:

— Вот чурка.

— Приехал из своей дыры.

— В жизни эскалатор не видел.

Андрей отвернулся, сделал вид, что не слышит. А сам покраснел еще сильнее, так что его зеленые брови стали напоминать малахит.

Мы были на месте к пяти часам. Нас расселили в школе-интернате. И так как мы прибыли последними, то нам дали самые дальние комнаты. Нам с Алиной вообще досталась комната смежная с туалетом. Но мы были такими уставшими, что даже не пытались возмущаться. В тот день после ужина и горячего душа, мы сладко уснули в своих номерах. Конкурс должен был начаться через три дня. Нас ждало три тура: отборочный, полуфинал, и финал. Так как из-за всех этих передряг с трудовиком у нас не было времени, то мы решили представить на отборочном туре наш первый номер, который мы танцевали в Термезе, если пройдем в полуфинал, то станцуем девочку со спичками. А вот наш новый танец мы изначально готовили к финалу. Мы почему-то были уверены, что попадем в него. Нам, как и Хорезме выдали браслетики. Теперь нашим цветом стал фиолетовый. Давид сказал, что это королевский цвет. Репетиции проходили по расписанию. На территории школы было три спортзала, и каждой команде выделяли всего полтора часа в день. Всего десять команд. Наше репетиционное время выпало на три часа дня. Это было хорошее время, так как после обеда у нас было возможность немного размяться и переварить съеденное. Но неудобство заключалось в том, что до нас зал занимала команда из Казахстана. Эти ребята были напрочь бессовестными. Они все время заканчивали то на пять, то на десять минут позже. Нам же была дорога каждая минута, так как у нас был совершенно сырой номер. Эмилия сделала громкое замечание казахам, но те окинули нас презрительным взглядом и ничего не ответили. Мита приказала нам быть терпеливыми, так как сейчас не время для ссор и разбирательств.

Мы все терпели, и каким было для нас счастьем, когда на отборочном туре казахи с треском вылетели. Мы даже не могли скрыть своего злорадства, за что потом получили взбучку от Миты. В полуфинале участвовали шесть команд: из Белоруссии, России, Армении, Грузии, Узбекистана и Киргизии. Отборочный тур дался нам, на удивление, легко. В тот день в зале было не так много народу, и среди комиссии было всего три человека.

Но вот то, что случилось в полуфинале, об этом стоит рассказать подробнее. Все было сначала как обычно. Мы с уверенностью оттанцевали первую часть номера «Девочка со спичками», а во время завершения номера, когда я, держа в руках искусственную спичку, стала приближаться к краю сцены, свет, направленный на сцену, вдруг стал выхватывать из зала один за другим знакомые лица.

Среди членов жюри, как королева, восседала Светлана Яковлевна. В реальной жизни я увидела ее в первый раз. Но она была до того мне знакомой, что, казалось, будто бы всю жизнь ее страшная тень преследовала меня. Это худое лицо с впалыми щеками, большие выразительные холодные как звезды глаза, снова предстали передо мной, но уже в осязаемом измерении. Руки мои похолодели, ноги подкосились, и я будто бы разучилась дышать. В то время как Светлана Яковлевна пристально смотрела на меня, я уловила взгляд сидящего рядом с ней мужчины.

Это был не кто иной, как принц. Как его зовут, на самом деле я не знала, но это точно был он. Когда я уже готова была потерять сознание, мне вдруг стала открываться последняя недостающая картина во всей этой истории. Все как в сказке закончилось свадьбой, но только принц женился не на принцессе, а на злой мачехе. Потом мачеха забеременела, родила прехорошенького сына и ушла со сцены. А принц все так же танцевал, гастролируя по Европе. Иногда он танцевал с высокой температурой, иногда с воспаленным горлом. Нужно отдать ему должное, принц был действительно великолепным танцором: волевым, грациозным, влюбленным в балет всей душой. Его всегда окружало море поклонников, но он не подал так низко и не изменял жене с фанатками.

Его благородное сердце предпочитало юных иностранных балерин. Светлана Яковлевна знала, что принц имеет в каждом городе по танцовщице. Каждый раз она устаивала ему дома скандал, но стоило ему начать паковать вещи, как она тут же бросалась к нему с мольбою о прощении. Я увидела, как рано пришла старость к прекрасной Светлане Яковлевне. Вечно плачущий в кроватке ребенок, постоянно пьяные и блудные глаза принца сделали лицо примы бледным и изношенным, а исхудалое тело лишилось прежней грации. Добившись своего таким путем, Светлана Яковлевна теперь была очень несчастна. Она потеряла любимую сцену, да и принц оказался не принцем, а простым дешевым подмастерьем в лосинах.

Так что, можно сказать, мачеха пожертвовала собою ради счастья падчерицы, не дав последней связать жизнь с таким ужасным человеком, как принц. Вскоре Светлана Яковлевна завела няню для малыша, а сама целыми днями проводила время в балетной школе как педагог. Вокруг нее все так же плелись интриги и сплетни. Все знали как ее муж шастает от одной пачки к другой, но Светлана Яковлевна делала вид, что ее вовсе не волнуют сплетни и разговоры. Но едва она переступала порог дома, как тут же заливалась горючими слезами. И порой казалось, что ее слезы превращались в кровь. Теперь из палача она превратилась в жертву. Увидев ее такой, в моем сердце сразу же угасла ненависть к ней.

Сейчас по злому року она и ее муж были приглашенными членами жюри, а потому сидели в зале на почетных и видных местах. Увидев их лица, я сначала так растерялась, что колени подкосились, и я невольно рухнула на пол, впиваясь полными от слез глазами в их изумленные лица. Но когда видение, как полотно, свернулось передо мной, я снова поднялась на ноги и оттанцевала партию до конца. Никто из сидевших в зале так и не понял: было ли мое падение задуманным или же это было ошибкой.

Игорь после окончания номера побранил меня, но я даже его не услышала. Я прямиком направилась к Мите и прежде, чем она открыла рот, я сказала: «Они здесь. Они тут… Я их видела среди жюри». Взглянув на меня, Мита сразу же поняла о чем идет речь. Неспешно как по воздуху она подошла к занавесу и чуть отодвинула край плотной ткани. Лицо ее тут же стало бледным как полотно. Во взгляде появился ужас, и она вдруг превратилась в маленькую, беззащитную, напуганную до смерти девочку. Ужас прошлого все еще преследовал ее, и она не могла от этого снова убежать и скрыться.

После нас выступили еще две группы из Армении и Беларуссии. Но ни я, ни Мита больше не следили за ходом событий. Даже когда ко мне подбежала визжащая Диана и сказала, что мы в списке финалистов, я осталась хладнокровной. Глаза же Миты были напрочь отсутствующими. День этот закончился как во сне. Впереди нас ждало еще одно выступление, на котором мы точно провалимся, из-за не отработанной концовки. Но одно то, что мы вышли в финал уже так много значило для нашей команды.

Вечером перед сном Мита все же собрала нас в маленькой библиотеке на первом этаже. Страх парализовал ее, но она все же нашла в себе силы, чтобы ободрить нас.

— Мы уже с вами в финале. Я вами очень гожусь. Вы большие молодцы. Что бы завтра ни случилось, мы с вами уже победители, не забывайте это. Так как у нас больше нет времени, а у меня совсем нет идеи, то мы с вами станцуем отрепетированную концовку. Пусть она не такая сильная, как нам хотелось, но это лучше, чем оставить танец незавершенным. Сейчас мы с вами помолимся, и вы пойдете спать.

— Мита, — поспешно прервала я. — Помнишь, ты рассказывала нам сказку про Белоснежку. Я придумала для нее хороший конец.

— Эмма, сейчас не время, — твердо прервала меня Мита.

— Я хочу рассказать ее сегодня, — настойчиво сказала я.

Мита строго взглянула на меня. Прежде чем сказать «да» или «нет», Мита всегда раздумывала. Но потом, когда она уже давала ответ, то разуверить ее было бы невозможно. Одного раза было достаточно, чтобы мы поняли. Так уж она нас приучила. Сейчас в эти несколько секунд ее раздумий, я молилась за то, чтобы она разрешила.

— Хорошо, — наконец ответила она.

Я облегченно выдохнула, и начала.

— Белоснежка сбежала из своего королевства и поселилась в избушке с гномами. Вместе им жилось очень весело. А там, в королевстве, мачеха вышла замуж за принца и родила сына. После свадьбы мачеха узнала, что принц имеет одну странную особенность: каждую ночь принц превращается в осла и убегает из дома. Сначала королева пыталась это скрыть от своих поданных, но очень скоро эта тайна открылась. И тогда все государство узнало, что королева вышла замуж за осла. Бедная королева испробовала все методы, чтобы излечить принца, но ничего не помогало. Все поданные стали насмехаться над королевой и унижать ее. Жизнь ее превратилась в ад. Она думала, что устранив Белоснежку, она сможет быть счастлива, но все оказалось не так просто. Мачеха была так разбита, что больше не могла появляться на людях. Из королевы она превратилась в обычную служанку. Жизнь королевы окутала тьма, а несчастье сделало ее слабой. И тогда настало время Белоснежке вернуться в свое королевство и навести там порядок. Ведь это у нее отняли трон много лет назад. Белоснежка не стала ныть и робеть. Она встала на свои крепкие ноги, и вернула все что ей принадлежало по праву. И только тогда все зажили долго счастливо.

Пристально оглядев сонных ребят, которые не совсем поняли к чему это я решила рассказать им знакомую с детства сказку, да еще и на свой лад. Все были уставшими и хотели спать, потому мало кого волновало то, что я тут распиналась, и пыталась убедить Миту вернуться на сцену.

— Так должны заканчиваться сказки, — твердо заявила я. — А иначе люди перестанут верить в добро.

— Что ж… — после короткого молчания ответила Мита. — Это очень хороший финал. Другого не придумаешь, но наша сказка имеет другой конец. А сейчас уже слишком поздно, завтра всем рано вставать. Поэтому давайте обнимемся и пойдем спать.

Во мне будто бы что-то оборвалось. Я готова была забиться в истерике, но как-то сдержалась. Мы обменялись крепкими рукопожатиями, а Мита каждого по очереди как любящая сестра обняла, и мы все отправились на покой. Наверное, я стала понимать, как это сложно — чувствовать боль других людей, видеть их раны, ощущать их ненависть и слабость. И самое главное — я поняла, что я никому не могу помочь. Я могу видеть невидимое, но что толку от этого, если оказываешься бессильным оказать хоть малейшую помощь. Мита не выйдет на сцену. Если она сказала «нет», то это ничего другого кроме «нет» значить не могло. Я еще ни разу не видела, чтобы она передумала, или отступила от своих слов. Не спеша мы все двинулись по коридору, как послушные утята в свое гнездо. В эту же секунду пробежали мимо нас два киргизских танцора, звонко и в унисон распевая песенку:

Эй, пятнистая коза,

Разноцветные глаза!

Ты немецкое отродье,

Колдовское ты угодье.

Не такая ты, как мы!

Ты отродье сатаны.

Твои волосы цветные,

А в зрачках — огни лихие.

Правый глаз — как бездна ада,

Левый глаз — как кубок яда.

Даже бабушка Севила

Тебя ведьмой окрестила.

Даже все учителя

Все боялся как огня.

Тебя всюду отвергают,

Потому что ты другая.

Потому что мир такой:

Кто другой — тот нам чужой!

Я хорошо расслышала слова этой тупой песни, но я не предала этому ни малейшего значения. А вот Мита, напротив, остановилась, посмотрела им вслед, как-то странно усмехнулась, а потом спросила:

— Что это за песня?

Ответил, конечно же, Славик. Он даже среди соперников умудрятся найти себе друзей. И потому, как всегда, знал чуть больше чем мы.

— Это они поют об одном необычном ребенке. Мальчики из Киргизии рассказали, что в Бишкеке родилась девочка со странными глазами. Один зрачок голубой, другой — светло-карий. И волосы у нее какие-то бело-каштановые. Не могу себе представить, как это выглядит. Тот, который больше всех поет эту песенку, когда-то был ее соседом. Его зовут Манас. Так вот этот Манас рассказывал, что бедняжку отовсюду гнали. Даже родственники ее не признали. Даже родная бабушка отказалась от нее. Бедную девочку так затравили, что родителям пришлось увезти ее. Она просто уехала из города и больше не возвращалась. А эта дразнилка так и осталась. Вот теперь бегают и поют ее как народную песенку.

Мита с сожалением покачала головой.

— А где же теперь эта девочка?

— Не знаю, — пожал плечами Славик. — Уехала куда-то. Ее, бедную, никто не поддержал. Даже учителя в подготовительном классе притесняли бедняжку. Не хотели ее брать. Говорили, что она немного больная и для обычной школы не подходит.

— Как же так? — всплеснула Мита.

— Вот так. Они тоже ее боялись. Суеверные были. Они думали больше о своей безопасности, о своих страхах, чем о детях. Вот такие нынче пошли учителя.

Славик снова покачал головой и вздохнул совсем как взрослый. А я даже дышать на миг перестала. Взгляд мой впился в Миту, а сердце звенело в висках как молот по наковальне. Мита заметила, что я не свожу с нее глаз. Она вздернула подбородок и, не раздумывая, с вызовом произнесла:

— Нет. Не все учителя думают только о себе.