* заранее прошу прощения, но участки текста на вьетнамском Прозой.ру не воспроизводится ;
1. Грехи
Она всё делала сама – эта маленькая застенчивая бестия. Почему она выбрала меня? Это сложный вопрос – женщины всегда были и будут таинственно нелогичными существами, а маленькие упрямые девочки и подавно.
Впрочем, начну по порядку. В тот момент свой 29-летней жизни: после неприятного развода, дележа барахла и жилплощади, я проживал в полупустой коммунальной квартире. Почему полупустой? Да вот – одна комната пустовала, а жившая в другой бабка, так редко появлялась на свет, что можно было заподозрить, что она тихо скончалась. Итак, самая большая комната пуста, я живу в самой маленькой, вдобавок перегородив её шкафом, так что получился некий тамбур, наподобие прихожей. Кстати, при полностью открытой дверце шкафа, мой тёмный микро-тамбур, ещё и отсекается от оставшейся светлой площади, где находятся и окно, и мой диван. Его лежбище (дивана конечно – не окна) практически вечно разложено для ночлега или просто для того, чтобы прилечь с книгой поле рабочего дня. Лень может и двигатель прогресса, но к собиранию дивана вряд ли относится...
Точно знаю, что в тот день была среда. По средам, у нас бывали так называемые выставочные дни – можно было уйти в полдень с работы куда глаза глядят, впрочем, при желании, даже и на выставку. Но я отправился по своим делам, а потом домой – на квартиру. Боже мой, а там творится переезд с заселением. В большей комнате теперь будет жить вьетнамская семья с дочкой школьного возраста. Папа военный – учится неподалёку в академии, шустрая мама – подсуетилась и тоже нашла подходящую учёбу или переподготовку в педагогическом, а девочка – естественно в должна пойти в школу. Вот значит кому комната принадлежала – военной структуре... Русский язык лучше всех знает папа, мама похуже, а дочурка почти совсем никак. Каково ей будет учиться в обычной русской школе? Загадка? Как можно нагнать этот пробел, но папа – оптимист, говорит – дети быстро учатся.
Конечно, я узнаю всё это позже, на данный момент вещи и какая-то мебель перетаскиваются по квартире группой вьетнамской поддержки, и только мелкая девчушка мается в районе кухни, сверкая чёрными глазёнками. Я уже со всеми поздоровался – с родителями мельком, с девочкой получилось более обстоятельно, когда прошёл к плите заваривать чай. К слову, на кухне у меня совсем немного места – только маленькая тумбочка и полка над ней – я ведь, там особо не готовлю, тем более, что есть – всегда ухожу в свой закуток за шкафом. Папа девочки, походя успел мне сообщить, что жена и дочь плохо говорят на русском, но будут стараться. Всё же, здороваться и загадочно улыбаться их симпатичная дочка умеет, даже смогла повторить моё имя и назвала себя – Чан Нгует Чяу. Как я после понял: Чан – их фамилия, Чяу (жемчужная или ценная) её имя, а Нгует – какое-то второе имя. А тогда, я ткнул пальцем в себя и сказал: “Я – Гоша, а ты (тут я показа на неё) – Чан?”
Она замотала своими чёрными жёстким прядями, и довольно верно выпалила: “Йа – Чяу!”, тьи – Гошь, наградив таким вот мягким именем. Я ещё раз переспросил: “Ты – Чяу?”, и она радостно закивала, а я, несколько раз с смехом повторил: “Гоша – Чяу, Чяу – Гоша!”
Вот и поговорили. Налил чаю себе и чашку для неё. Сказал и показал на пальцах – мол пошёл пить в свою комнату, а это, дал в руки симпатичную кружечку с котиком, твоя чашка. И пошёл к себе, не приглашать же ребёнка, как там и что родители подумают – не очень я в курсе вьетнамских нравов. Был тогда, по крайней мере. Дверь свою чуть прикрыл, но со щёлочкой, и, только успел добавить молока в свою огромную чашку (мой холодильник тоже в зашкафном предбаннике стоит, на кухне тесно), как кто-то ко мне поскрёбся. Аккуратно приоткрыл дверь наружу – да, это она – Чяу с кружечкой. Промелькнул папа по коридору – разрешил мои сомнения – мол, если не мешает – можно у вас побудет. А она не помешала – хрумкала печенье, чуть хлюпала чаем, глазела миндалинами своих широко открытых глазок, что-то бормотала тихонько и отправилась бродить по комнате. Я показал ей, как дверь шкафа, открываясь, перегораживает комнатушку. Вот ведь – немного нужно ребёнку – и дверь игрушка, и зеркало изнутри двери игрушка, и все мои безделушки на столе у окна – игрушки. Заодно и разговор, и кое-какое разучивание слов, сразу на предметах получилось.
Так и пошла жизнь коммуналки – вьетнамцы разместились и потихоньку зажили. Они всей семьёй – на разных учёбах, я на работе, что бабка творит днём – неведомо. Вечерами, Чяу частенько наведывается ко мне – родители не возражают. Она быстро прогрессирует я языке, всё же школьное детское общение, немного игр во дворе – да, и учителя пошли навстречу (хорошие были времена), чуть-чуть дополнительно с ней занимаются. Мы с Чяу, то на столике за шкафом просматриваем что-то по урокам, то стоим у окна, разговаривая о том, что видим. Чяу, уже умудряется говорить почти без акцента. Иной раз, когда меня посещают знакомые дамы, мы все вместе весело треплемся с девочкой, она очень хорошо усваивает не только сам разговор, но и дух языка, как мне кажется. Сказывается круговое общение и наши посиделки – что удивительно, хорошо стала понимать юмор, короче – развитие идёт полным ходом.
Дело было к весне, Чяу уже исполнилось двенадцать – так незаметно пролетели полтора года нашей коммунальной жизни. Никто друг дружке не мешал, а иной раз Чяу, попросив что-нибудь пояснить по урокам, подолгу тихонько оставалась в моём закутке, пока родители занимались собой и не начинали её кликать. Я их, как-то даже переспрашивал, не против ли они таких посещений, но они были не против, лишь бы мне не докучала. Так вот, в тот вечер, я пришёл поздно, пока то да сё, поужинал, зачитался – вот и второй час ночи. Пошёл умыться, принять душ, а надо сказать, ванная комната была у нас необычной – некто из бывших жильцов приладил в ней вторую дверь. Не знаю, каков был смысл, может он там парилку устраивал, но тишины в квартире точно добавляло. Вот я и пошёл себе, как ни в чём не бывало, даже не обратил внимания, что свет там включён – ну, может забыл кто. Только хотел взяться за дверь, вдруг меня схватила за руку Чяу. Я чуть не подпрыгнул, так она беззвучно подкралась босиком, она сразу пальчик к губам приложила и шепчет: “Там папа и мама.” А что шептать? В коридоре, даже когда вода льётся, почти ничего не слышно. Сама она в такой смешной ночнушке – на груди глазки объёмные вышиты, пониже живота улыбка – этакий смайлик на ножках. И чёрт меня дёрнул, подхватить этот смайлик под попу, чтобы отнести обратно к комнате. Рубашонка-то и задралась, а ладонь моя ощутили интимные волосики. Я аж вздрогнул, а Чяу, как-то внезапно прильнула ко мне и чуть обмякла. Но, когда я захотел поставить её у двери и сделать вид, что ничего не произошло, она вцепилась в меня, сверкнула в темноте глазами и требовательно потянулась губками. Я же, так опешил, что даже чмокнул симпатичную мордашку в нос, а не в макушку, как бывало при разборе уроков, но она опять подставила губки, и дернула, будто топнула ножкой, хоть и была у меня на руках. Пришлось поцеловать и губки, что, вообще-то, и меня немного привело в греховное возбуждение. Она же, что и каким там женским чутьём – поняла моё смятение, и, шепнув: “Гошь, спасибо” – упорхнула в свою комнату.
Вернулся и я за свой шкаф, как-то сразу прозрев, что у Чяу и грудки наметились, вот и волосики уже появились, где положено. Припомнил, что похоже и женские месячные дни у неё уже бывали, по некоторым признакам. Однако дела... “восток – дело тонкое, товарищ Сухов”.
Пару дней после этой ночи, я нарочно подолгу задерживался на работе и никого из соседей не видел. Что называется – хотел спрятать голову в песок. На третий день, пришёл как обычно, а Чяу – тут как тут, помоги с уроками, а то – папа с мамой сегодня в гостях и будут поздно. Вот такая конкретная девочка, сразу умеет расставлять точки над...всем. Помощь в этот раз нужна в чтение, ведь много слов и оборотов в русском языке, не совсем понятных иностранцам. Начали читать, сидя в моём закутке, потом, она вдруг поднялась, шасть за шкаф и продолжает читать оттуда. Слышу, как-то голос изменился. Заглянул, а она разлеглась на моём диване, причём, умудрилась уже сдёрнуть платьице и лежит в одних ярких трусиках на своём смуглом теле. Грудки близкие к нулевым, только соски торчат очень возбужденно-выразительно и голос как-то подрагивает. Я вроде шикнул на неё, мол, Чяу – ты что творишь, быстро одевайся. А эта тихоня, похлопала рукой рядом с собой: “Мне жарко. Буду читать тут!”
И оказался я совсем не железным – присел рядом и тупо эдак – смотрю в книжку. В голове всё крутится, что же делать дальше. Но, как я и говорил, она всё делала сама, где только набралась такой премудрости. А началось вот так, с почти детской болтовни:
– Гошь? Правда ведь, я хорошенькая и тебе нравлюсь?
– Конечно Чяу, но ты же ещё маленькая, вот вырастешь – вообще станешь красавицей.
– Неправда, я уже и сейчас большая и знаю, что нужно мужчине. Тебе ведь приятно на меня глядеть. Я же вижу.
– Чяу, давай-ка, закончим скорее твои уроки, и ты пойдёшь к себе. Успокоишься и расстанешься со своими глупостями?
– Конечно пойду, когда родители приедут – точно буду у себя в кровати.
– Хорошо. Молодец. Может, ты всё же и сейчас оденешься.
– Оденусь – когда ты меня поцелуешь.
Вот пройдоха. Я приобнял её за шейку и поцеловал в макушку.
– Ай, не так! Я тебе покажу, как нужно!
Тут Чяу, по-кошачьи бросилась, и впилась в мои губы, отбросив книгу и опрокинув меня на спину, навалившись сверху легоньким тельцем. Она обхватила мою голову, и язычок её, стал настойчиво внедряться, и я таки впустил его, окончательно теряясь. Понятное дело, мой орган, уже и до этого внимал всей двусмысленности ситуации, а уж тут, разгулялся вовсю. Тем временем, Чяу, совсем не смущаясь, положила ручку на мой пах и оглаживала выросший бугор.
– Чяу, что ты творишь, так же нельзя, я взрослый дядя, а ты маленькая девочка. – я совсем растерялся.
– Ничего не бойся (это она мне-то), я видела, как папе с мамой хорошо, а тебя я люблю и нам тоже будет хорошо.
– Чяу, твои папа и мама уже взрослые, а меня они – посадят в тюрьму за такие делишки – и тебе будет некого любить, – попробовал я отшутиться.
– И ничего они не узнают, я хитрая и умная, и умею хранить секрет. А ты, им тоже ничего не скажешь.
Ну, что тут поделать... Вот так обескуражено, я почувствовал себя побеждённым. И кем – маленькой Чяу! Честно признаться, мой орган трепетал от желания, соски Чяу, так заманчиво ложились в руки, сама Чяу, так трепетала и демонстрировала обильно намокшие трусики – я не устоял. Наши губы опять слились, мой язык ответил её язычку, а мои домашние штанцы, были стремительно сдёрнуты шаловливыми ручками. И, о чудо, эта новоявленная Лолита, стала умело наглаживать член и, не очень умело, орально ласкать его. Сами понимаете – это продолжалось недолго, я отдёрнул её в сторону и разрядился себе на живот. Опять загадка – Чяу нисколько не смутилась, даже взяла пальчиком сперму и попробовала на вкус.
– Чяу, ты хулиганка, где ты этому научилась, всё у папы с мамой?
– Конечно, они думают я сплю, зажигают ночник, мама вообще облизывает это, я тоже хотела попробовать.
– И как тебе? – оказывается, я уже тоже обнаглел.
– Пока не поняла, вкус не неприятный. Нужно будет ещё попробовать, – глядит хитрая мордашка Чяу в ответ.
Я погладил её мокрые трусики. Она, ещё чуть повисела и покачалась на моей руке, просунув её между ног и упорхнула, так и не дочитав урока. Больше в этот вечер ничего не было. Сидели по комнатам, я в смятении, она... я узнал позже. Вернулись вьетнамские родители, квартира пошумела и затихла.
Затем случилась пятница, соседи где-то гуляли допоздна в полном составе, а ко мне наведалась старая знакомая и осталась ночевать. Чяу, увидев мою подругу утром, как-то недобро поджала губы и зыркнула на меня многообещающе.
В понедельник, эта мелочь, вновь явилась с книгой, но сразу отложила её в сторону и загадочно зашептала:
– Гоша, я много думала эти дни. Я поняла, что тебе нужно больше и не обижаюсь на твою подругу. Сегодня, папа как раз уехал на загородные занятия до субботы. А мама спрашивала меня, смогу ли я иногда ночевать одна. Пока папа на службе, мама хочет навестить подруг, сходить на какие-то занятия, в общем, у неё распланированы понедельник, среда и пятница. Я согласилась с радостью, хотя сделала вид, что побаиваюсь и сомневаюсь. А ты этому рад?
– Ох, Чяу, что ты опять навыдумывала. Прекращай. Не доведёт это до добра...
– Я опять тебе не нравлюсь?
– Да, нравишься, нравишься, только тебе двенадцать, а мне 29 – это очень сложная разница.
– Ты знаешь, мне кажется я намного старше, у меня уже год, как месячные, а у маминой сестры начались только в 16, значит у нас разница всего 13 лет, – хихикает Чяу.
– Да уж, с твоей арифметикой не поспоришь.
– Гошь, давай, помогай уже учить уроки. – она просовывает мою руку под себя, – чувствуешь я готова.
Готова она... Мало того, что она совсем мокренькая, она уже и без трусиков. Видно я схожу с ума, начинаю тихонько ласкать её пальцем, а она поворачивается для поцелуя и активно двигает попой, стараясь плотней контактировать со мной.
– Если я буду с тобой, ты не станешь приглашать в гости девушек?
– Чяу, не смеши, такие вопросы не задают, – вот так номер, какие у неё переходы.
– Прости меня, я же такая неопытная, я больше не буду. Просто, когда мы вместе, у меня так замирает под сердцем, что я хочу быть одной твоей тайной.
И тайная Чяу, тянет меня к дивану, уже смелее лишая одежды, и не спеша, теперь уже подробно, изучает мужскую физиологию, что меня очень раззадоривает.
– Гошь, ты же знаешь, я много проглядывала за родителями, вот я видела… сделай мне приятно губами везде-везде.
Её лёгкое тельце с готовность поворачивается на мне, открывая девственный цветочек, покрытый негустыми довольно жёсткими волосиками. Я опять бессилен против этой цунами-Чяу, приникаю к ней, вдыхая девичий аромат свежести и желания, вскоре не удерживаюсь и кончаю. Но теперь, она начеку и не упускает случая отведать мои соки, впрочем, и сама, обильно содрогаясь, делится своими со мной. После разрядки, опять возникают панические мысли, что же дальше... Этой же мурлыке, всё нипочём, уже подсовывает мне к губам свой невозможно торчащий сосочек, привлекая ко второй грудке мою ладонь и уютно забираясь промежностью на другую. Ох, чувствую – те ещё молодцы-затейники её родители – было, что подсматривать. Мы идём на второй круг, впечатление, что я полностью у неё на поводу, на крепком таком крючке.
За окном шумит неугомонный громадный мегаполис, две песчинки – я и Чяу, живут в нём запретной жизнью, каждый по-своему сводя друг друга с ума, каждый по-своему задумываясь о будущем. Ещё миг, и благоразумная Чяу, замирая, вдруг преображается от сладких безумств – в скромницу. Вновь становится этакой деловой, почти ученицей-тихоней, и, с серьёзно-хитроватым видом, предлагает приступить к занятиям настоящими уроками. Вот такие вот они, вьетнамские корни, с бездной – то восточной конкретики, то таинственности, то практичности – такая адская смесь, этого не отнять.
Теперь – теперь мои дни летят, как бабочки. Во вторник, мило беседуем с вьет-мамой, она хвалит, что я так хорошо занимаюсь с Чяу, что её учеба значительно улучшилась. Внутри меня, вторым фоном идёт – да-да, учёбу мы усилили знатно.
В среду, Чяу объявляет мне, что у нас третий раз и она готова ко всему, то есть готова стать женщиной. Я знаю, во Вьетнаме нет строгости по поводу девственности, но пытаюсь отнекиваться, усиленно отговаривая и сомневаясь... Да-да – как же, вот и ответная аргументация:
– Ты что, опять меня не любишь?
– Милая Чяу, ты опять? Просто я большой дядя, а ты маленькая, у тебя всё там маленькое, тебе будет и больно, и вообще – так нехорошо. Давай отложим на когда-нибудь?
Чяу надувает губки, Чяу соглашается, Чяу обещает меня за это помучить! Скромно учим уроки, потом ужинаем вместе, слава богу, бабушка из третьей комнаты не видна на горизонте. После ужина, Чяу удаляется к себе – я остаюсь почитать перед сном. Уф. Неужели пронесло...
Размечтался, понадеялся – нет же, пока я принимаю душ, она возникает в комнате – мелкое привидение. Забавно спрятавшись в одеяле так, что вначале я ничего и не заметил. Только, когда плюхнулся на диван с книжкой, эта жаркая пантера – чёртик из табакерки, выхватила её и требовательно забралась сверху. Я опять ласкаю это полудетское, полу-женское тело, стараясь не заходить далее неких границ. Но чёрт, как же она умеет меня возбуждать... – эта Чяу?
Ха и ещё раз ха! Чяу, вновь не медлит доказать умение всё делать по-своему, скользит по мне и по набрякшему члену всё более откровенно, наши соки смешиваются. Головка мягко скользит между горячих вздувшихся губок, соски Чяу тоже набухли, торчат твердыми черносливинами, а она, такая разгоряченная, всё насаживается и насаживается на меня. Внутри неё так плотненько, я ощущаю, как ей становится больнее, мордашка чуть кривится. Но она терпит, то закусывает губку, то пытаясь достать меня поцелуем. Всё кончено – вся моя мораль вылетела в трубу – сдаюсь неизбежному, она ж такая упрямая. Понимаю – так ей будет трудно завершить начатое. Не выдержал натиска. Махнул рукой (или ещё чём-то) на всё, сгреб Чяу в охапку, уложил на лопатки, подсунув под спину подушечку, и начинаю сам руководить процессом. От волнения она чуть пересыхает, я добавляю смазку из тюбика (там есть и расслабляющие, и анестезирующие компоненты). Миссионерской поза, в ней она более открыта первому проникновению... Не торопясь, предварительно ласкаю её одним, затем – двумя пальцами. Потом, более резко, дразню и большим пальцем, вновь добиваясь её обильных выделений и привыкания. Лицо Чяу обретает некоторую умиротворённость и расслабленность, дыхание наше учащается – вот и подоспел момент замены пальца – привыкание состоялось. Тихонько вхожу в неё, тихонько продвигаюсь вглубь и, внезапным нажимом, совершаю главное действо – разрыв. Чяу пискнула и её отпустило, хотя слезы чуть навернулись, но – она же молодчина. Хватает мою голову и начинает целовать, потом спохватывается, видно ощущая и дискомфорт, и тепло крови, глядит и на мой окровавленный член и требует ванну. В безлюдной тишине квартиры, я – голышом, несу наши желания на омовение.
Впервые, мы стоим вместе под горячим душем. Здоровый дядька и девочка-жемчужинка Чяу отражаются в зеркале. Я опять возбуждаюсь, а Чяу – она уже не жемчужинка – это какая-то подводная растительность, какой-то спрут, обвивший меня... Она, как малышка, просит искупать её, смыть все тревоги, что я и совершаю со всевозможной нежностью. И сама она, тоже ласково удаляет с меня остатки своего девичества. Опять, беспечна, беззаботна и легка – вот он, полудетский возраст. Зато я, словно песочные часы – настроение пересыпается сверху-вниз, из стороны в сторону – от душевного восторга нашей страстной запретно-разгоревшейся любви, до мрачного предчувствия разоблачения, с соответствующим финалом.
Вот такая выдалась весна – весна пробуждения природы и наших приключений. И ведь взаправду, то ли Чяу очень умело и грамотно обходит внимание родителей, то ли они слишком заняты своими учебными проблемами, но наша связь (замаскированная помощью в учёбе) так и остаётся за кадром...
Печально другое, время утекает –уходит весна, заканчивается учебный год и у Чяу, и её мамы. Только отец – Чан Чи Фонг, остаётся на стажировку в войсках до конца лета. Их семье уже не нужна комната – два года минули, женская половина уезжает домой во Вьетнам, а папа-офицер – отбывает в воинскую часть на пару месяцев.
Внутри внешне невозмутимой Чяу бушует огонь. То она фантазирует, что будет жить у меня и останется учиться в нашей стране, то придумывает приключения для меня во Вьетнаме... Мне приходится улучать моменты, долго баюкать её расстроенные чувства, обильно объясняя полную невозможность такой мечты, пока – точно без вариантов. Конечно я не убеждаю её, что она скоро подрастёт, появятся другие интересы и она позабудет наши учебные игрища. Сам-то, горько понимая, насколько к ней привязался. Но мне нельзя расслабляться, а то и Чяу совсем расклеится. Её воодушевляет только одно – она очень убедительно доказала родителям, что ей понравилась русская школа и русский язык. Так Чяу, ведомая мечтами, всё пыталась намекать о продолжении учёбы тут, в той же школе. Но, кто же станет слушать “глупое дитя”. Единственно чего она достигла, ей было обещано, что во Вьетнаме постараются подобрать школу с русским языком – действительно, не пропадать же такому полезному опыту. Я же, чтобы, то ли облегчить ей, то ли себе сложность расставания, вызвался в командировку на Урал. Под занавес, нам с Чяу опять выпала удача пару дней-ночей остаться наедине, без контроля родителей – у них накопилось много дел и встреч перед отъездом. Так что – и слезы были выплаканы, и обещания с меня взяты, и заверения в любви высказаны, и пройдены ночи полного изнеможения и опустошения.
Распрощавшись с Чяу, я скорбно отбыл в командировку. Когда вернулся – их комната была пуста, только под моей дверью лежал самодельный конвертик, с отпечатком поцелуя, наверное, маминой помадой, и одним словом внутри – “Люблю”.
2. Письма
Стало ещё тяжелее. Впереди лето, пора отпусков, летних открытых нарядов, более лёгких знакомств, завязывания отношений. А мне не до расслабухи, надо же, как я привязался к этой женщине-ребёнку. Мне, взрослому мужику, уже не хочется никого пускать на свой диван. Чяу – эта Чяу выпотрошила мои чувства. Да, что чувства – иссушила все соки, отправив в депрессивную неуютность – “жемчужина” захлопнула раковину. Спасала только работа – я старался загружаться всеми проблемами и задачами (ха-ха, коллектив – был только “за!”), хотя кое-кто и интересовался моей мрачностью.
Так пролетело бестолковое лето, когда я ночами просыпался, стоял у окна, ведя беззвучные диалоги с пустотой. Заполнял вакуум, разглядывая тёмные балконы и окна домов, редкие машины и прочую ерунду, которую мы когда-то обсуждали с ней. Стараясь избавится от наваждения (нужно же продолжать как-то жить), вспомнил чей-то совет – попытаться найти и разжечь в себе хоть какие-то неприглядные моменты нашего общения. Ничего не лезло в голову – её восточная деликатность и податливость скругляла все углы, вместо негатива, в память лезли одни вспышки мгновенного счастья, то, что виделось нахальным и хулиганистым – наоборот, тревожило как статочное удовольствие. Смешно, если бы не было так грустно...
Поэтому, когда в сентябре пришло письмо, с характерной вьетнамской маркой, я был счастлив – почти счастлив. Вот, что она писала:
“Милый друг, я впервые пишу письмо. Благодаря тебе, я сильно повзрослела и поумнела. Видишь, не зная, как пишут письма, я нашла в библиотеке книжку на русском, где есть много переписки. Язык русский – тоже ведь, почти твоя заслуга. Ты, так много со мной занимался всем-всем-всем. Я вспоминаю об этом постоянно. Надеюсь, ты меня тоже ещё не забыл и верю, что мы встретимся. Всего-то несколько лет, я закончу школу, и мы сможем свободно увидеться. Я учусь отлично, продолжаю заниматься русским языком и, мне кажется, многие моменты и сложности учёбы, понимаю лучше учителя. Особенно это касается юмора, ты же так много шутил и подтрунивал надо мной, потом объясняя мне всю суть и премудрости. А сколько взрослых премудростей мы одолели в твоей комнатке. Заканчиваю письмо с надеждой и любовью – твоя милая девочка Чяу (правда ведь милая?).
Ещё добавлю – моя грудь подросла, думаю, тоже благодаря твоей заботе и ласке – это хорошо, так я буду больше тебе нравиться. На медосмотре, выяснилось, что я не девочка, мама пыталась взвалить вину на тебя, но я возмутилась и придумала, что это я сама, извращённо ковыряла там у себя и так получилось, что потекла кровь – это плохая новость. Если честно – мне этот выход, подсказала сама врач и даже подыграла в нужный момент. Хотя после, меня и направляли к детскому психологу, только и там врач замолвила за меня словечко. Ещё из плохого – ты не сможешь написать мне ответа, ведь тогда, всё всплывёт и тайное станет явным.
Видишь, какая умница Чяу, вместе с полезной книгой, какие с её помощью я вставляю мысли. Адрес свой не указываю, хотя живу не дома. Русская школа далеко расположена – от него более ста километров. Мы неподалёку арендуем жильё ещё с одной девочкой, а домой ездим на выходные – автобусами.
Гошь люблю, Гошь целую и хочу. Твоя Чяу”.
Вот, что мне с таким посланием делать, как жить дальше? Радость – радостью, но воздержание моё, было и нарушено всего-то разок. Аж целый раз, за три месяца – весёлая такая сложилась компания и стрёмная ситуация с дамочкой в обоюдном подпитии. Но после секса, было самому и неприятно, и неудобно – может дама на что-то надеялась, а эта внутренняя Чяу – так крепко сидит во мне, и совсем уже не отпускает. Грустно посмеиваясь перечитываю письмо раз за разом, день за днём. Вот ведь, какая загвоздка, какое попадалово – вроде рановато, пополнять мне славные ряды онанистов.
К декабрьскому новогоднему преддверью, меня немного отпускает – образ Чяу, несмотря на письмо, а может и наоборот, благодаря нервной вспышке, обретает некую расплывчатость и туманность. Даже на работе замечают, что я стал почти прежним и осторожно пытаются выпрашивать, что за горе-причина меня накрывала.
А причина – вот она, тут как тут – шлёт второе письмо:
“Гошь (Gosh, t;nh y;u c;a emка) любовь моя – это снова я, твоя весенняя Чяу. Сейчас у тебя холод – зима, а у меня зимой тепло, дождик каждый день, и не так жарко, как бывает летом. Скоро ваш новогодний праздник, потом наш Тет – T;t почти на месяц позже. Мне бы так хотелось встретить оба праздника с тобой – от таких желаний, я – то всплакну, то скачу, как бешеная лошадка, вспоминая скачку у тебя на руках и....и не только. Ты наверно помнишь, я умная и хитрая (нарисована улыбочка). Видишь, теперь я начинаю подучивать тебя вьетнамскому. А что я разузнала – оказалось, ты запросто можешь мне ответить. Конечно, если захочешь. Если собираешься забыть далёкую меня, пожалуйста, тоже сообщи мне это. Видишь, как разлука нагоняет в голову девушек грустное и тревожное.
В прошлом письме, я ничего не писала о своём адресе. Так вот – я учусь в Нячанге, в русской школе. Представь – здесь не только изучают русский язык, тут многие предметы преподают на русском и по русской программе. Обучение платное, поэтому родители немного огорчаются, но понимают, что бесценный опыт общения с носителями языка нельзя упускать. Как написать письмо мне – всё просто – Чан Нгует Чяу, до востребования, Нячанг, Вьетнам.
Вот так – 650000, Tr;n Nguy;t Ch;u, P.O.Box, Nha Trang, Vi;t Nam.
Жду и терпеливо надеюсь на любой ответ, целую сквозь зимние горы, твоя маленькая Чяу”.
Вот вам и развеялась туманность... Да, от одного этого письма, у меня всё моментально поднимается – от настроения до... Ну, что до? До – не до, а все мельчайшие подробности нашего общения рассыпаются калейдоскопом в мозгу. Кажется, аж давление подскакивает вслед настроению. Немедленно пишу ответ этой маленькой повзрослевшей бестии. Пишу, что забыть её не получается, даже если бы и хотел. Хвалю её хитрость и мудрость с выращиванием груди, но прошу слишком не увлекаться с размером. Потому, что жемчужинке Чяу, не подобает становится большущим осьминогом. Пишу всякие глупости, на которые способен тридцатилетний мужик в ожидании чуда. Письмо отправляется в путь, я отправляюсь к набегающим волнами новогодним чудесам, с новыми мечтами и надеждами. Чяу всколыхнула и встряхнула меня, захотелось креатива, сюрпризов. Захотелось хохотать, захотелось жить без границ.
Был бы тогда был интернет, может всё обернулось по-другому. Может, мы бы надоели друг другу от слишком частого бестелесного общения. А вот в таком эпистолярном романе, у любви было больше шансов – в ожидании ответа, фантазия разыгрывала такие сценарии... короче – завидуйте молча.
Прикинул, что скорее всего удастся получить ответ оттуда, ещё этом, в старом году – что же, будет мне хороший новогодний подарок. Сам, задумываюсь, что смогу успеть к 28му января – к почти фестивальному вьетнамскому радостному действу, лунному новогоднему празднику Тет... Я хорошо помню, как семья Чяу уходила в гости к друзьям из нашей коммуналки. Как по всей квартире были развешаны маленькие красные фонарики. Тогда ещё Чяу, клеила красные конверты – готовила их для подарочных денег (это у них примета – чтобы год был удачным). Было дело, выручил её – нашел клей ПВА, помогал клеить. Совсем недавно это было, но уже можно было сказать – было до нашей близкой дружбы, вернее, до нашей близости.
Впервые задумываюсь, что до сих пор не бывал за границей, что у меня даже нет загранпаспорта. Это поправимо, аж сердце ёкает уже от предвкушения путешествия – да-да, и не простого – побыть новогодним сюрпризом для Чяу. Совсем размечтался, нужно вначале получить паспорт, а это уже немалый срок ожидания. Только после получения, можно искать варианты посещения Вьетнама. Вернее, варианты можно искать и сейчас, только их все равно невозможно будет оформить.
Ожидание ответа из Вьетнама, и вправду затянулось на три недели. Успел подать документы. Паспорт будет готов только в следующем году, видимо, к середине января. Начал активно интересоваться возможностью поездки. На Рождественке, напротив метро Кузнецкий мост, нашлось турбюро работающее с Индией, Вьетнамом, Японией, и даже с отправлением непосредственно в Нячанг. Как удачно – оказывается это известный и хороший курорт – с достопримечательностями, красивыми бухтами, даже с коралловыми рифами. Значит, мало того, что я уверенно надеюсь встретиться с Чяу, мне будет чем наслаждаться, начиная от температуры воды – обещают не меньше 24 градусов, и вообще тропическими прелестями – фруктами, морскими вкусностями, каким-то необычным кофе по-вьетнамски. Так мне красочно расписывают будущую поездку. Я не против. До этого, отдыхал в основном в походах, да на турбазах – в лесах, горах, на речках и озерах – на Енисее, Байкале, на том же Урале, на всяких тур-слётах и тому подобное... Пляжный отдых пока что не практиковал, разве что в детстве, на Чёрном море бывал с родителями, а потом в пионерлагере. Значит, пора когда-то подружиться с цивилизацией. Ха-ха.
Вот и оно. Письмо. В ящике яркий конверт с какой-то птицей на марке, да ещё такой твёрденький и весомый. Что же там? Хочу фотографии! Смакую момент, почти обнюхиваю ожидаемый сюрприз, а ещё мне кажется, что конверт кто-то вскрывал. Может цензура, может ценное кто-то внутри искал? Однако... Отрезаю полоску ножницами и сразу жадно хватаю пару выпавших фотографий. Вот она, смешно корчит рожицу на одной, вот на второй – такая серьёзная на фоне моря-океана. Да, встала-то как – выбрала выгодный ракурс и изящно прогнулась в своей белой блузке, подчеркнув подросшую грудь... Ох, затейница Чяу... ну, всё, потом ещё рассмотрю. Хватаю само письмо:
“Гошь, Гошь–а–а – Чяу, Чяу–у–у – это я так пою, когда мне грустно – становится легче. Хочу отправить тебе вьетнамского тепла и мне самой прилететь вслед за ним. Знаю, у тебя в Москве сейчас мороз, а со мной стало бы намного теплее. Ведь правда? Ты же помнишь, мне уже тринадцать лет, тебе осталось подождать меня совсем чуть-чуть. Ты ведь подождёшь? Будешь мне писать до нашей близкой встречи? Три года – это же так быстро. Когда я в очередной раз добралась до почты, твоё письмо уже два дня меня ожидало. Читала твой ответ и была счастлива, столько маленьких кусочков нашего общения возникало в памяти. Посылаю тебе две фотографии: одна, чтобы ты видел какая красивая я становлюсь, другая – чтобы, когда бывает невесело, ты мог порадоваться, что у тебя есть маленькая хулиганка Чяу. Хочу потрепать твою мягкую голову, прижимать её к себе по всему телу. Закрываю глаза, погружаю ладони в свои жёсткие волосы и представляю, что это делаешь ты. Всё – больше не могу – расстраиваюсь, тем более у меня дни менструации. Встречай свой новый год, потом расскажешь.
P.S. (вот, как теперь умею – дополнение к письму) Если тебе понадобится развлечься с женщиной, ничего не поделать, ты же мужчина. Но влюбляйся только в меня, иначе заберу твоё сердце.
P.P.S. И только красивую бери, но я всё равно буду лучше!
До скорой встречи. Целую. Чяу”.
Вот ведьмочка-бесёнок, прямо, как чувствует, что ли, мою туристическую задумку. Ещё больше хочется воплотить свой сюрприз. Слава богу, вовремя понял, что нельзя ехать прямо к вьет-новому году – празднику Тет. В эти дни, Чяу, точно будет с семьёй и не выйдет у нас ничего хорошего. Поэтому, забегаю в турбюро и прошу подобрать мне поездку ближе к середине февраля. Сам задумываюсь над ответным посланием.
Из-под моего пера снова льются довольно банальные строки. Пишу, что фото не посылаю, посылаю просто нарисованные улыбочки. Пишу, что не англичанин и не буду описывать погоду, а буду говорить даме (Чяу – ты же дама, хоть и молоденькая) только о чувствах. Пишу, чтобы она побольше принимала мужского внимания, вдруг найдётся более интересный и более молодой человек... нельзя же юной леди, загонять себя в старческую кабалу. Нужно почувствовать в жизни много интересного, разнообразного, а то получается – я прошёл много путей-дорог, а она, ещё особо ничего не видела. Конечно, успокаиваю её разгулявшуюся ревнивую фантазию по поводу моих развлечений. Она же самая лучшая – как я могу отдать сердце кому-то ещё. Чуть подтруниваю по поводу фото с гримасой – мол, вдруг перепутаю и буду представлять её только такой. Пишу: “Чяу, ты большая молодец, что хорошо учишься. Знание языков – это огромный плюс в жизни и карьере. Помню твои способности, уверен, что ты, кроме русского, будешь ещё знать и английский, и французский, как минимум. Постскриптумов писать не буду, лучше просто скажу, что, если всё получится и скрепится так, как нам сейчас хотелось бы, то мы увидимся не только издали. Действительно Чяу, подумаешь, что нам пара каких-то лет, промелькнут и не заметишь, и мы повторим наши божественные подвиги.
Крепко тебя целую, везде, как ты любишь. Я – твой Гоша или Гошь – Gosh”.
Нарисовал улыбочек и кошечку – я, тот ещё художник. Отправил. Теперь у почты будет новогодняя запарка – посмотрим, когда ответ получится.
3. Н.Г.
Новый год у меня был скромный – 31-го проездил с визитами – к родителям, к тётке и братьям – родному и двоюродному, даже бывшую жену посетил, с подарком для дочери. Вообще то, жена сильно против моих визитов – хочет наладить новую жизнь, да так, чтобы дочь была ближе к “новому папе”. Потом вернулся домой, поздравил многих звонками, переоделся и рванул к друзьям... Бабки-соседки не слышно, хотя кастрюля на плите тёплая. Как она умудряется так шустро прятаться? Ну, не моё это дело.
Компания собралась тёплая – три семьи объединили усилия в готовке. Эх, были ж времена – и тебе пироги, и салаты, и селёдочка под водочку. Это я без ничего – только пара шампанског с меня. По традиции, друзья пытаются меня пристроить, приглашают некую барышню. Всё понимаю, дружеская помощь-забота, но – почему не спросить-то. Ладно, буду играть роль, отчего бы и не позабавиться. Да, ещё – почему бы им заранее не справится? Ну, хоть бы обрисовать мне “досье претендентки”, лучше сразу с фотографией. Оно-то конечно, при наличии хоть и далёкой Чяу, мне вообще не нужно, но... Хоть об этих же бабах подумали, что их бестолково дёргать на мифическую наживку – меня. Оправдывает только, что о Чяу никто не догадывается, такие вещи я никому не доверяю, тем более с нашим возрастным экстримом.
Поскольку явился последим, сразу принимаю штрафную, отыскивая глазами очередную возможно-невозможную пассию и, гладя в её широко раскрытые – провозглашаю: “За милых дам! И НЕ дам!”. Вливаю в себя добрые 150 водки и прикидываю, как буду гусарить. Меня усаживают почти напротив этой Кати, не теряться же, подливаю ей шампанского, не обращая внимания на бормотание – “не пью”. Новый год же – во, Женя Лукашин – так набрался, что почти новое счастье обрёл. После боя курантов, пошла и тут движуха, танцы-обжиманцы и прочие подобные выкрутасы. Даму я конечно прижал, хотя она совсем не мой идеал. Впрочем, шуткую же, фиг с ним с экстерьером, но, когда она начала в танце излагать мне экономические позиции семьи, мол и машина у неё, и дача, и ребёнок часто с бабушкой (её мамой) живёт, потому-как – она работает во благо. Тут я и ввернул про любовь и сексуальную дружбу – мол, машина хорошо, но нужно сначала даме покататься на... ну, вы Катя поняли на чём. Вдруг, вы любите только саночки возить, а кататься – не очень. Короче, запугал слегка, а потом добавил перцу. Знаете, говорю, зачем нам откладывать в долгий ящик, вон – Серёга с Машей в соседнем доме живут, 100 метров по улице пробежаться, сейчас я ключи попрошу – сразу и проверим наши совпадения. Бедная Катя, нет в ней никакой гибкости ума, телесной – похоже тоже нет. Как она шарахнулась, нет – чтобы отшутиться, поиграть, пококетничать. Какое там – как ветром сдуло, быстренько засобиралась...
Нам то что, покуражились часов до трёх, Серёга с Машей домой, а мы в полудрёме у телевизора пошептались. Я подъегорил народ по поводу Кати, чуть раскрыл планы, сказав, что получаю загранпаспорт. Но более, ни в чём не сознавался – мол просто паспорт, на всякий случай. Утром отправился спать по-настоящему, в свою без телевизорную тишь. Вот такой я – не люблю телевизор с детства, книга мне более по душе, и на работе – вредных мониторов хватает. Да, кто ж тогда знал, что ноутбук, планшет, смартфон – вскоре заменят все коммуникации, от личного общения до... до чего дойдёт прогресс – точно будет суперстресс.
Далее ничего особенного не происходило – работа не была волком, быт был прост и незатейлив, на симпатичных баб – поглядывал, как иначе. Но фотография Чяу – нет, не стояла у кровати, предпочитал её доставать из укромного уголка. Причём, любил потасовать, а потом достать, не глядя – какая выпадет – кривляка или красотка. Только что – не вёл статистику попаданий.
Как и ожидалось – в середине января паспорт созрел. Ещё, поразмыслив о праздниках, я вскоре отправил письмо Чяу с красивой открыткой – с зимним заснеженным сюжетом, где просто поздравил с наступающим праздником (либо наступившим, если письмо задержится) и подписал на обороте:
;;u ;; tr;n m;i t;c ;;n b; vang l;n ti;ng y;u ;;n ;ng, v; ;;u ;; c; tuy;t...
(Где-то в женских волосах слышится голос мужской любви, а где-то лежит снег...)
Турбюро уломало меня на поездку в 14 ночей. Аргумент прост – долгий перелёт, туда, потом обратно, так – что же так долго добираться из-за каких-то десяти ночей. Мне понравился их подход, мне понравилось, что будут только завтраки – подумалось, к чему мне эти привязки к пищеблоку. Тем более, они объяснили, что, хотя во Вьетнаме сплошные миллионы на купюрах, реально всё очень дёшево, в том числе ювелирка. Вот и вариант подарка девчушке Чяу, разумеется повезу и несколько шоколадок “Алёнка”, и семечки, которые ей так нравилось грызть. Время вылета аккурат посередине – вылет 14го февраля, обратно 1го марта.
В конце января подоспело ответное из Нячанга. Получается туда-сюда, выходит чуть больше месяца, видимо, иные отрезки пути, письма на лошадях везут. Мне уже всё равно, скоро сам буду на месте... Письмо от Чяу спокойное, радостное, так и пробивается сквозь слова её улыбка, когда она радуется моему шутливому тону. Конечно, требует срочного отчета за всё новогоднее. Пишет, что чувствует какой-то женский запах, показался он ей в новогоднюю ночь. Она тоже праздновала европейский год с семьёй своей мамы. И папа приезжал из части, и она из школы, одна только мама сидит дома со стариками. Понятно, не целым днями – работает и мама, я понял, кем-то типа репетитора – частное преподавание. Удивило только количество гостей – 22 человека. Но по письму Чяу, понятно, что празднуют скромно, каждый что-то приносит, выпивают мало, кто хочет побольше – тоже своё несёт и пьёт. И вообще, пишет – главный праздник впереди – тогда и каникулы будут. Ох, как же хорошо я выбрал поездку, не то, попал бы на каникулы – Чяу дома сидит, а мне вокруг бегать?..
Ответ написал я очень скромный, так и сформулировал: “Ты права – запах от дамы был, друзья подогнали пахучую женщину. Они же не знают о тебе, что ты моя любимая душистая тайна... И представь Чяу, когда я сказал этой особе, что её запах не в моём вкусе, она сразу быстро исчезла, и запах ушёл вслед за ней. Может, тогда-то и до тебя долетел?”. Ещё раз добавил поздравлений с праздником. Добавил, что, как только увижу её, поцелую 8 раз (8 – счастливое число), пусть только подберёт 8 разных мест и расположит список в порядке важности (или влажности). Короче, оторвался по-полной, запечатал в конверт бумажную снежинку и отправил, уже предвкушая, что вероятно прибуду сам раньше, чем дойдёт письмо.
4. Разведка
Дней до вылета осталось немного. По совету турбюро собираю свой немудрящий скарб. Главная беда – вылет из зимы в жаркий климат. Ну, ничего, до аэропорта одену куртёнку, чтобы поменьше места занимала, а на месте, много ли надо: плавки, шорты, майки, да, любимые льняные штаны свободного покроя, для захода в более приличные места. Какие-нибудь легкие лапти, куплю уже на месте. Всех вещей набрался маленький рюкзачок. Хорошее было тогда время – не таскали с собой ноутбуков...
Вылет мой поздний, лететь 9 часов, плюс сдвиг времени на 4 часа, так что – Вьетнам принял меня жарким почти полуденным утром. Дорога до отеля – вообще ни о чём – километров 50, просто скорости маленькие, не разгонишься – всюду мельтешит мототранспорт. Поразительное использование техники – могут ехать и трое детей позади мамы, а могут и корову везти, висящую сбоку на каких-то крюках. Или штабель шестиметровых досок, таким же манером, как они равновесие держат – прям цирк. Ещё и перекрёстки – без единого светофора. И ничего – что-то друг другу на пальцах покажут, помашут – вот и разъехались на узких улочках. Мой отель маленький, небогатый, но чистенький, с небольшим бассейном – эдак 10 на 4. А мне оно надо? Думаю, морской пляж будет нам приятней. Располагаюсь в номере. Второй этаж, с огромной кроватью красного дерева, балкон выходит на тихий дворик с пальмами, с фигурными дорожками. До пляжа метров 700, а до школы где учится Чяу – вообще 50. Эту диспозицию всей округи, изучаю до ещё вечера, нахожу и где поесть – пока что-нибудь нейтральное. Главное, распробовал кофе по-вьетнамски. Прямо-таки местный энергетик, главный принцип я понял – не жалеть свежемолотый кофе и сгущенку – результат получается крепкий, сладкий, ароматный и ядрёно бодрит. После ночного перелёта – самое то.
Всюду на улицах идёт кипучая движуха, разные кафешки, массажные салончики, магазинчики, развалы фруктов. Ближе к морю, ещё и развалы рыбы и морепродуктов, которые тебе тут же приготовят на углях, дадут запить пивом или тем, что душа желает. Есть и подобные мясные развалы – с мясом черепах, крокодилов, змей, улиток и ещё, почему-то уток. Всё это достаточно шумно, дымно, пронзительно. Плюс пронизано и припаркованным, и двигающимся во всех направлениях мототранспортом, и более редкими машинами такси. С дороги в еде не усердствую, перекусил супом Фо – это бульоном с рисовой лапшой и, в данном варианте, с кусочками утиного мяса. Соседний продавец фруктов, тут же состряпал мне сложный сок из нескольких фруктов – ананаса и еще каких-то двух пёстрых, вижу – люди пьют, и правда, вышло вкусно. Я не тороплю события, надеюсь, завтра всё изменится – тогда у меня будет и свой гид, и переводчик, и сопровождающая в дегустациях красавица. А то сейчас – съем что-то не то – и прости-прощай поиски Чяу. А я-то тот ещё мерзавец – мечтаю стать Чяу-эксплуататором.
Быстро темнеет – таковы южные широты. Возвращаюсь в отель, а по пути вижу начинающие бурлить ночные клубы, бары, ресторанчики более приличного вечернего вида, чем дневные забегаловки. Днём – по жаре, все эти ночные заведения были закрыты. Возле отеля, на мою белую морду и брюки, клюёт какой-то старикан на ржавом мопеде. Он подъезжает без мотора, отталкиваясь ногой, и твердит: “Мистер, мистер – леди бум-бум, леди бум-бум”, – и тычет на заднее седло... Ну, уж нет – таких лядей с бу-бумом – нам не надоть!
Ночь сплю плохо, волнуюсь. Ведь даже не знаю, в первую или вторую смену учится Чяу – первая начинается в 7.30, не проспать бы. Вылезаю из кровати по местному утреннему “холодку” в +22;С, и тороплюсь на улицу. На часах отеля, уже 7.05, через минуту я у школы. Ещё вчера, приметил местечко рядом со входом, где можно по-шпионски присесть в тёмных очках. По нашим московским понятиям, школа микроскопическая, неудивительно, что учатся в две смены. Ага, вон и первый ученик, с ранцем, в брючках и белой рубашке навыпуск. Моя тревога нарастает, получится ли сюрприз, вдруг что-то поменялось, а я маячу возле школы, как дурак-педофил. Прошло ещё несколько детей разного возраста, помладше. Неужели вторая смена? С соседней улицы заехал и припарковался возле моего отеля автобус. Ого, да там не туристы, белые рубашки у всех, тёмные брючки, юбочки. Есть! Вот она – Чяу, идёт, щебечет с подружкой и каким-то пареньком.
Моё сердце дало сбой, я судорожно поднялся и на ватных ногах пошёл навстречу. Очки и бейсболка меня маскируют. Прохожу, разминувшись с ними в какой-то паре метров, и решился: “А где-то идёт снег” – громко говорю вслед... Чяу, милая Чяу, проворачиваясь подскакивает так, что чуть не сносит одноклассника мальчишку. Стремглав бросается ко мне, кинув сумку и виснет у меня на руках.
– Чяу, Чяу, – шепчу я тихонько, тоже от волнения весь дрожа, – Нам нельзя так, ты же помнишь...
Тихонько опускаю её на дорогу, глажу жёсткие волосы. Хорошо, что их троица приотстала, сейчас на меня таращатся только двое её собеседников. Приседаю возле соседнего дома на удачно подвернувшуюся тумбу возле пальмы (школа метрах в пятнадцати) и продолжаю нашептывать: “Чяу, дорогая, вот такой я сделал глупый сюрприз. Наверное, тебе сейчас нужно пойти в школу, я живу вон в том отеле, где ваш автобус. Когда ты освободишься – я буду тебя ждать возле входа – если это удобно?”
Она задумывается на мгновенье, бесёнок и есть бесёнок:
– Жди, через часа-полтора, – отвечает она осипшим от волнения голосом – Жди подальше от входа отеля, на углу той большой улицы.
– Понял.
– До свиданья, учитель, – она уже полностью овладела собой и говорит громко, скромно кивает мне на прощанье и торопится к школе, где поджидают всё те же одноклассники.
5. Плоды сюрприза
Быстренько ухожу в отель на завтрак. Двадцать минут и яичница с овощами съедена, кофе и круассан с джемом тоже. Забежал в номер – туалет, душ, чистое бритьё, смена футболки на свободную рубаху – вот и час пролетел. Отмеряю шаги от отельного входа до перекрёстка и обратно. Конечно опять волнуюсь. Проходит минут двадцать этого моциона и рядом возникает Чяу с независимым видом и сумкой через плечо.
– Тихонько иди следом. Не спеши, – роняет она мне походя.
Мы сворачиваем на большую улицу, минуем пару перекрёстков. Я приотстал метров на пятнадцать, иду глазею по сторонам, рассматриваю дома и витрины. Краем глаза вижу, как Чяу осторожно изучает, что происходит позади. Прямо-таки разведчица в тылу врага – вьет-Штирлиц. Видимо убедившись в безопасности, Чяу заворачивает в следующую улочку, и присаживается возле кафешки, где активно завтракают местные аборигены. Подхожу и сажусь рядом, к нам подлетает официант и я заказываю два кофе. Вижу, Чяу немного отпустило, кладу руку перед ней на столик, и она прячет в ней обе ладошки.
– Гошь, я только начала успокаиваться. Чувствуешь дрожь? Наверное, так и умирают от радости, – уже хихикнула, дело идёт на лад...
– Давай выпьем кофе, и ты расскажешь, как удрала с уроков.
– Нет. Сейчас я возьму такси, мне нужно быстро попасть в свою квартиру. Пока не вернулась соседка. Все разговоры потом.
– Хорошо-хорошо. Только такси возьму я, а ты будешь моей переводчицей.
– Гоша, это ты здорово сказал – переводчица – это отличная идея.
Мы забираем кофе с собой и недолго едем куда-то на такси. Возле невзрачного домика Чяу просит меня подождать на лавочке, такси мы отпускаем, а она исчезает в каком-то закоулке.
Через полчаса или чуть больше, уже и волнение меня отпустило, но зато разморило на солнышке и глаза чуть слипаются. Всё же – перелёт, нервишки, полу-бессонная ночь.
Кто-то почти неслышно появляется рядом. Дамочка в красивом обтягивающем телесном платье, с маленькой сумочкой через плечо, в белоснежных кроссовках и традиционной вьетнамской конической шляпке. Стоит спиной вполоборота и кого-то поджидает – вот незадача, тут она оборачивается, демонстрируя аппетитные бугорки груди и скромный неброский макияж. Я теряю голову – это опять Чяу, которой нет и четырнадцати, а в таком модном виде можно дать и все двадцать.
– Выспался? – хохочет она, – Мы едем в твой отель!
Ох, как я подхватываюсь, уже ощущая лёгкое возбуждение. Опять такси, подъезжаем к отелю, мимо нас проходят школьники, возможно и одноклассники Чяу, но никто не узнаёт ни меня, ни её, все в своих детских заботах. Мы проходим в отель, Чяу просит меня идти в номер, а сама проходит к стойке ресепшен. Уже через минуту, она стучится в дверь, кому-то там что-то сказав и, притворяя её, бросается в мои объятия. После первого наслаждения поцелуями, Чяу аккуратно снимает одежду, её прелестная грудка являет мне свой истинный смуглый полуторный размер со знакомыми и такими вкусными притягательными сосками. Наша жадность не знает границ наслаждения. Истосковавшийся орган по третьему разу проверяет все закоулочки Чяу. Наконец мы откидываемся на прохладу кровати, и тихо хохочем, глядя дуг на друга.
Мгновенье, и Чяу сворачивается рядышком в клубочек, и, покусывая мой сосок, начинает сыпать вопросы. Я всё рассказываю, рассказываю, чешу её за ушком, целую смешливые глазки, когда она жмурится по-кошачьи. Спохватываюсь, мне становится стыдно, что мы всё говорим обо мне. Настала моя очереди расспросов.
– Гошьк, что тебе рассказать, у меня так мало интересного – учёба и быт, и ещё теперь наши письма. Ну, и конечно девичьи мечты, как же без них. Но то, что ты сотворил сегодня – это за гранью. Это такое счастье! Только тучка скорого отъезда, уже начинает застилать настроение. Ты – моё солнце. Ведь наверняка у нас осталось каких-нибудь дней двенадцать?
– Да, моя малышка, всё так. Опять расставание. Снова будет горько, но я подумал – сделаю нам сюрприз, почти новогодний. Лучше хоть как-то побыть вместе, чем никак. Давай попробуем отрешиться от грустного и радоваться настоящим. Порадуем нашу любовь. Она такая тайная, запретная и удивительная.
Чяу кивает головой, в её повлажневших глазках всё-таки таится грустинка. Собирается с духом и продолжает рассказывать: “Гошьк, помнишь, ты постоянно дразнил и спасал меня – то по учёбе, то в каких-то других детских мелочах. Вспоминаю нашу квартиру в Москве, как-то раз, я вернулась домой рано, а там эта страшная старуха – как Баба Яга из ваших сказок. Я шустрая, я же однажды видела, куда ты прячешь ключ – взяла, тихонько прокралась в твой закуток, а потом и к окошку. Всё ждала, пока бабка не затихнет за своей дверью, и играла – в тебя. Такая вот я получилась – рано созревшая. Ходила тихонько возле твоей кровати, представляла, как ты спишь на ней. Потом, вспомнила приходящих к тебе девушек, и мне так захотелось очутиться на их месте. Чтобы ты гладил меня, как иногда делал за уроками, чтобы поцеловал не в затылок, а так, как папа с мамой ночью. Тогда-то у меня и заныл живот, и тогда, вскоре случилась и первая менструация. Потом я ещё несколько раз забиралась к тебе, ты конечно не замечал, я же ничего не трогала, даже ложилась только на пол, рядом с диваном. Под ним я высмотрела и закатившуюся монетку – эта монетка и теперь у меня. Когда беру её в руки, идут такие приятные воспоминания, становилось теплей, как было теперь – от твоих писем. А тогда, вот эти игры и мечты о тебе, наверное, и подвели меня к любви, может быть полудетской, но дальше – больше. Просто я сама долго толком ничего не понимала и никак не могла ни проявить, ни почувствовать себя. Потом случилось то, что ты сам помнишь – мама с папой в ванной, а ты – взял меня на руки и поцеловал. Пусть, в тот раз, было по моему хотению, но ведь интерес ко мне появился? Ведь правда?”
Конечно это было правдой, я кивнул ей, стараясь на прервать рассказ и не испортить момент нахлынувших на нас чувств...
– Дальше, ты и сам знаешь – ты сопротивлялся, я наступала, и, точно не знаю – как, но ощущала, что и твоя страсть ко мне разгорается. Теперь ты понимаешь, ты не случайное моё счастье, всё созревало медленно, а теперь...
Чяу, прижалась ко мне с такой негой и нежностью, что даже сердце зашлось от непонятной тоски, видимо от печали скорого расставания. Мы опять начали ласкаться, теряясь во времени и пространстве. Погодя, я опомнился:
– Чяу, а как будет со школой? Тебе же утром на уроки.
– Ну, нет. Я всё устроила. Когда ты огорошил меня своим появлением – я растерялась, и даже проявила себя слишком опрометчиво, ведь там были свидетели – одноклассники. Но, как только я отошла от тебя, мысли закрутились и ускорились. Ты же знаешь – правду говорить легко и приятно – так я и сделала. Ну, немного в ней что-то изменила. Друзьям сказала, что приехал наш друг – это ты, который помогал мне с учёбой – даже сказала слово “учитель”. Тем более, я рассказывала историю о нас в классе. Был урок, где я иллюстрировала классу, что значит общение на родине языка с его носителями... вот... А им объяснила, что мы давно не виделись, что я не знала, когда ты точно приедешь, поэтому от неожиданности так бурно реагировала. Ничего особенного они не видели. Потом был первый урок, на нём я придумала, как быть дальше – я же понимала, что ты приехал максимум на две недели. Из этого и исходила – что для меня такого, пропустить пару недель. Потом нагоню. Я же лучшая! (Чяу хохочет и продолжает). Ведущему учителю – тоже сказала почти правду, добавила только, что плохо себя чувствую и пойду отлежусь. Потом зашла к медсестре, сыграла головную боль и недомогание, попросила освобождение на пару дней. Та, даже дала мне таблетку, спросила про месячные и освободила на целых три дня, и да – месячные действительно скоро. Потом мы уже встретились с тобой и, когда я дома переодевалась, написала записку подружке, что уехала болеть домой. Тем более, она знает о приехавшем друге семьи, увидит, что я нарядно оделась – так что, тут тоже порядок. На выходные, всё равно придётся съездить домой, но у нас есть 4 дня теперь. Ой нет, уже почти только три. И вот ещё – я очень проголодалась, уже вечер, а мы никуда не выходили. А ты?
– Погоди, а как ты пришла ко мне в номер? Что ты там сказала на ресепшен?
– О, это совсем просто. Сказала, что ты нанял переводчицу. Моя мама тоже иногда подрабатывает гидом–переводчиком, я всё знаю, как это устроено. Я даже прибрала себе несколько бланков соглашения. Тоже думала, получится иногда подработать – ты же видишь мою внешность и наряд, никому и не понять, какой мой настоящий возраст, да – и какое им дело. В бланке-то, я поставлю себе любой день рождения – никто же не станет проверять...
– Ну, ты и пройдоха... А они не спохватятся, что мы целый день в номере?
– Опять же – это не их дело, и потом, как они узнают, что целый день? Уборка – видела меня утром, как я вошла, а где мы были дальше... наша фантазия. Всё – бежим есть, и купим побольше соков.
Но мы не совсем-то и побежали. Чяу, благоразумно провела нас на улицу другим путём. Через территорию соседнего отеля, мы вышли на какие-то задворки, тут же нашли маленькое кафе, где ужинали только местные (да-да, уже стемнело). Чяу, заказала нам общую большущую миску лапши в бульоне, в придачу принесли лоханку овощей и тарелку с разными сортами мяса и морепродуктов. Всё было достаточно острым, но терпимо, правда были и приправы. За соседними столиками ими активно пользовались, но Чяу, сказала мне – не рисковать. На неё с интересом поглядывали – такая красотка с евро-дядькой, но она, как ни в чём не бывало переводила мне всё что ни попадя. Меню, вывески, таблички на стенах, названия нашей еды. Жестикулировала, показывая то-то, то это, видимо народ понял, что она переводчик. Погодя она мне призналась, что ещё и прокомментировала для присутствующих – мол этот русский хочет попробовать, как живут в настоящем Вьетнаме обычные люди, как они едят. Видимо народу объяснение зашло, и внимание к нам успокоилось. Кстати, мы не раз ещё бывали там – и хозяин очень гордился, что его еда и заведение привлекли русского туриста. Что привлекла – это точно, если говорить о цене-качестве-количестве, уж точно в его пользу. На набережной – в кафе, за аналогичное, получилось бы раз в 5 дороже. Конечно, там был больше выбор всякой экзотики, но я так понял – нормальные вьетнамцы такую продукцию особо и не ели.
Ну, а в этот вечер, Чяу степенно проводила меня до ресепшен и удалилась. Да-да, удалилась! Хотя не насовсем! Опять, её выдумка не знала границ – после еды, мы прошлись на торгующую возле моря площадку – купили ей маленький пляжный рюкзачок, шорты, маечку, купальник – всё таких весёленьких расцветок. В её-то сумочку, умещалась одна косметика. И моя леди-Чяу, переодевшись, уж не знаю где (как оказалось, в тени порога своей же школы), пролезла ко мне в номер контрабандой. Конечно, через пару дней пришлось дать уборщице шоколадку и побольше чаевых или даже “кофейных”. Тут уж, нам не стало преград, стали и активно помогать – для Чяу открыли доступ в служебные входы-выходы. По себе знаю, Чяу умеет и без финансовой поддержки быть очень убедительной.
И понеслись дни восторга. Утром, ко мне как бы являлась “переводчица”, да – конечно мы прикупили ей ещё одно строгое фисташковое платье, не может же серьёзная “переводчица” ходить в одном и том же. Завтракали (чуть доплатил отелю за скучную яичницу) и куда-нибудь ехали – первый раз на такси, а после пересели на экономный арендный мотороллер и катили куда глаза глядят. Чяу, больше привлекали укромные уголки природы, я тоже не был падок на полуисторические достопримечательности, и плюс, что езда по городским дорогам была бы труднее, на природе-же – не было безумных потоков этих двухколёсных средств. Мы находили безлюдные бухточки, заросли, прикрывавшие микро-каньоны, отмели вдали от берега и везде находили свою прелесть уединения, не забывая о телесных контактах. Прятались под огромным зонтом с боковым тентом – Чяу боялась загореть. Вам смешно – смуглая Чяу боялась загореть, ей было не смешно – скоро ехать домой, а откуда мог взяться загар в школе? И вообще, во Вьетнаме, у приличных дам загар не приветствовался – такой парадокс мировоззрения.
В пятницу, мы с Чяу не смогли расстаться. Взяли такси и поехали вместе. Она мне полностью расписала, где и как я смогу остановиться. Написала на листочке все вероятные вопросы с переводом – этакий целевой разговорник для гостя отеля. Мы вышли на площади, метрах в 100 от моего будущего ночлега. Чяу отправилась домой, пообещав что-нибудь придумать. Она же – неугомонная, ещё и подстёгнутая нашим желанием и ограниченностью времени. Как и было сопровождавших инструкциях-записях, я получил комнату на первом этаже. Все-то жильцы, почему-то хотели жить на втором, так что – никаких проблем. Оказалось, что по первому бегает побольше шуршащих тараканов. Только, лишняя ночь с Чяу гораздо дороже, чем такие пустяки... мы с ней сами шуршали не хуже. С неё, как с гуся вода – вечно всё у неё и сходится, и сходит с рук. Мама была занята со стариками, а Чяу – очень “устала” от учёбы и рано легла спать... легла, чтобы вылезти из одного окна и влезть в другое, так сказать, для распугивания моих тараканов – и на полу, и в голове... Часу в четвёртом утра, мы вместе прошлись, чтобы я увидел издали удачный финал её приключения и спокойно вернулся к усачам из половых щелей. Субботу пришлось пропустить, Чяу отлёживалась дома, и вообще общалась с родными, иначе было бы подозрительно. Накануне, она почувствовал приход месячных, так что мы на всякий случай условились встретиться на автобусной станции к вечеру воскресенья.
В этом, ей тоже удалось убедить близких, что удобней ехать не в понедельник утром, а вечером, чтобы получше отдохнуть, чтобы нездоровье не сказалось на ранних уроках. Приехав в Нячанг, мы приостановились у её съёмной квартиры, она подсунула в дверь записку, якобы переданную знакомым, что остаётся дома на всю следующую неделю по семейным делам. Чяу – это какая-то Мата Хари, мне-то ничего, а ей-то, потом все приключения расхлёбывать.
Рассказал ей, что посылал письмо с отчётом за новогодний беспредел. Сходили на почту – письмо уже ждало, всё-таки оно успело во Вьетнам раньше на денёк, просто было не получено. Чяу хохотала от “запахов новогодней дамочки”, целовалась взахлёб и сверкала счастливыми глазами. Потом посерьёзнела и с хитрющим видом стала ластиться ко мне.
– Давай сюда своё ухо, – она тихонько дует мне в него и мурчит таинственным шёпотом, –
Знаешь, что? Знаешь, что я хочу? Я хочу потерять девственность!
– ??!! Чяу – это как?
– Мне нельзя до послезавтра, а я тебя очень хочу! Ты же знаешь – есть ещё дырочка, я слышала, что многим там тоже приятно и мужчинам нравится. Мама с папой наверняка...
– О–хо–хо, ну ты и безобразница, вечно всё валишь на маму...
– Вот смотри – что я нашла. Крем для чего? Вот то-то же! Межу прочим у мамы в шкатулочке.
– Уф. Чяу, как тебе сказать, обычно это практикуют более зрелые дамы. Ты ещё такая стройняшка, такая воздушная, может быть больно.
– Ты мой мужчина, ты не сделаешь, не можешь делать больно. Я всё помню, какой ты бережный. И вообще – ты скоро уедешь, я хочу, чтобы опять было много что вспоминать. Подаришь мне ещё одну девственность на память. Когда мы увидимся ещё? Вот – то-то же, и нечего такое лицо надевать.
– Какое ещё лицо?
– Какое-какое, укоризненное... вот какое.
Я укладываю Чяу на себя, мы продолжительно целуемся, одновременно я наглаживаю и мягко мну такую вкусную попку, талию, спинку, шебаршу буйную головушку. Перекатываю её на бочок, укладывая рядышком спиной к себе, прижимаю и ласкаю упругие сосочки. Грудки так приятно ложатся в ладони, прям не хочется отрываться. Покусываю шейку и ушки, зарываюсь лицом в эту жесткую тёмную солому, она начинает горячо дышать и постанывать. Сворачиваю девочку клубочком, чтобы ей удобно было стоять на коленках, укладываю головой в подушки и, встав позади, постепенно приближаю поцелуи к искомой дырочке. Чяу удобно, я придерживаю её по бокам руками, продолжая подкручивать твёрдые сосочки. Мои поцелуи достигают цели, я играю языком, Чяу чуть подаётся навстречу и бормочет что-то поторапливающее. Наливаю смазку и большим пальцем начинаю постепенный расширяющий массаж плотненькой дырочки. Вот и первый эффект – массаж попочки вызывает эрогенное воздействие на соседствующую вагинальную зону. Там всё так рядом, чувствуется, как соседние рецепторы обмениваются мнениями через стеночку. Когда есть возможность, постоянно говорю всякие нежности, спрашиваю Чяу приятно ли ей, и наконец, готова ли она лечь на спинку. Чяу томно оборачивается, я помогаю ей улечься на краюшке кровати, беру в ладони её пяточки, целую пальчики ног, развожу их пошире, смазываю член и начинаю тихонько проталкивать, сначала поводя им в разные стороны.
– Чяу, малышка, не волнуйся, расслабься, попочка у тебя изумительная, мягонькая и упругая, сейчас она перестанет бояться и впустит меня. На ведь хочет впустить?
Чяу сосредоточено кивает головой, начинает глубоко дышать и улыбается. Может и чуть испугано, но я наклоняюсь над ней, трусь носом о её чудный носик, целую в глаза и губки. Поднимаюсь и по чуть-чуть продолжаю погружение, головка входит целиком. Я начинаю напрягать член, там внутри, чтобы у Чяу возникло привыкание, потом немножечко двигаю им вперёд-назад и вынимаю. Чяу вопросительно открывает закрытые глаза и шепчет: “Гошь, мне совсем не было больно!”
– Чяу, кисонька, немного отдохни, – я добавляю смазку в ещё приоткрытую в готовности дырочку и продолжаю новое нападение. Головка входит совсем легко, неспешными фрикциями я погружаюсь всё глубже. Чяу, как тогда, год назад, закусывает губу, но просит продолжать и тут же замолкает, изгибаясь дугой и начиная сладко стонать в такт. Крепко сжатый орган скоро выбрасывает свою жаркую струю, Чяу вскрикивает так, что я на миг пугаюсь, что сделал ей больно, но тут же всё понимаю.
Она открывает глаза, тянется ко мне руками, обнимаю и поднимаю её к себе, член ещё зажат в ней и кажется я уже не хочу и не смогу его вынуть.
– Милый, как же хорошо. Теперь я поняла – крем-смазка очень хорошая вещь. Надеюсь тебе тоже понравилось?
– Хитрюга. Как же мне может что-то не нравится. Таких девочек – поискать, и умница, и красавица, и лучший клубочек любви и чувств.
– Да-да, сегодня очень вкусный клубочек, покатаем его завтра, сегодня мне кажется будет больновато. Как это такая штука там поместилась?
– Физиология... Чяу, давай о чём-нибудь другом поговорим, что-то мы давно не были серьёзными. Всё носимся от миски в кровати. Давай о нас будущих или просто о мечтах.
– Гошь, сам ведь знаешь, хоть у нас и случилась запретная любовь, о я вообще хорошая девочка... Нет, женщина.
– Конечно знаю. То, что случилось в Москве и тут – это только одна твоя сторона – страстная, жаркая, сочная. Многие бы удивились, что такая красавица увлеклась таким невзрачным типом, как я. Нет-нет, знаю, я тоже хороший, но такая разница лет... многие не поймут, даже осудят. Хотя подозреваю – из зависти, – хохотнул я.
– Я тебе уже рассказывала, когда ты меня привлёк, как человек, моё детское внимание привлёк... я меньше всего думала о внешности. К тому же, я вьет-девочка, многим из нас заочно нравятся европейские типажи. А когда я поняла твою доброту, ум, порядочность (бабы твои – не в счёт, ты мужчина, тебе нужно тешить свой...), я влюбилась, наверно просто по-детски, как в папу и маму. А когда во мне проснулась женщина, ты же и разбудил – всё вообще изменилось, и любовь стала женской, может вначале глуповатой, может слишком откровенно настырной. Я же маленькая, как ты говоришь, хотя могу выглядеть старше, но многие ситуации жизни ещё мной не пройдены, не поняты. Зато я вполне знаю – чего хочу.
– Так-так, это уже интересно. Мы можем даже сыграть в угадайку – берём 2 листка, пишем на одном Гоша, на другом Чяу, и каждый пишет несколько пунктов жизни, которые у него в приоритете. Сколько будем писать пунктов? А, Чяу?
Она задумывается, глядит на руки, пошевеливает пальчиками, наверное, прикидывает свои пункты и раскладывает по полочкам.
– Гошь, давай 5 или 7. Кстати ещё вспомнила – ты меня должен 8 раз поцеловать – тоже, по списку, я заодно тебе составлю.
– Давай –7 пунктов, а то вдруг не хватит, сначала обдумаем начерно, а потом уж по порядку расставим... пойдёт?
Мы берём ручки и расходимся. Прямо дуэль интересов и устремлений с планированием. Поглядываю на Чяу – что за наваждение, она сделалась такая задумчивая, сосредоточенная – почти наш профессор Зайцева, с кафедры математики. Ну, у на кону не интегралы, жизнь, воплощенная в пункты – будет интересно...
Я где-то читал, что до прихода китайского господства, вьетнамскому обществу был не чужд матриархат, может отсюда и такая способность Чяу в достижении своих целей. В то же время – она это делает совсем не грубо – в коечном счете, не чувствуется, что что-то произошло против твоего желания. Задумываюсь, неужели Чяу близка к идеальной женщине – ну, рановато думать об этом, женщин сильно меняет и замужество, и хозяйство, и в первую очередь – роды.
Минут 20 мы, выражаясь фигурально скрипим перьями и сходимся для сравнения результатов.
Чяу
1.Замужество (с любимым Гошьей)
2. Наше здоровье
3. Дети, минимум двое
4. Учёба и развитие
5. Работа
6. Дом.
7. Отношения с родителями и друзьями
Гоша
1. Мы сами, как индивидуумы (учёба написана позже, но она может перемещаться по иерархии в зависимости от многих факторов)
2. Партнёр – забота о нём
3. Дети и дом
4. Дом, мы и дети
5. Работа
6. Учёба
7. Отношения с родными и близкими
– Вот тебе и раз – Чяу, как же ты возвеличила меня в первый пункт. Мне конечно приятно,
но у тебя нет никого важнее – тебя. Помнишь, мы говорили о русской пословице – “своя рубаха – ближе к телу”? Малыш – не будет тебя – не будет и ничего из твоего списка. Может оно и будет, но не для тебя, если тебя самой нет. Так что – прежде люби себя и тогда и тебя станут любить.
– Только себя? Но я же люблю тебя, люблю родителей, хочу любить своих будущих детей!
– Чяунчик (тут она изумлённо таращится, так я её ещё не называл), конечно люби нас, но если тебя не будет, потому что ты себя нелюбимую не уберегла, кто будет всех нас любить? Мы же хотим твоей любви, а ты себя упустила – понятно теперь?..
– Да, ты прав, поняла. А второй пункт?
– Второй у нас совпадает – наше здоровье, это и есть забота друг о друге.
– Ну да, врачи и прочие люди – уже следствие нашей заботы, понятно, как хорошо, что мы совпали. Как хорошо я тебя нашла на той квартире, – хохочет Чяу –и успела поцелуем оттащить от ванной комнаты с родителями.
– Да уж, знали бы о нас твои – может меня бы и в живых уже не было.
– Гошь идём дальше. Ура! Третий опять наш! Ты же хочешь двоих деток?
– Не знаю, не знаю... от такой хулиганки? (делает попытку возмущения). Дочку – точно хочу, чтобы такая-же красавица, а мальчика – и мальчика хочу, а если сразу не получится девочка и мальчик – значит будем бороться – ты готова бороться со мной в постельке?
Чяу расцветает, бросается ко мне, и мы продолжаем в обнимку:
– Так, четвёртое – у тебя учёба, у меня дети и дом. Тут вопрос сложный – я-то уже отучился, вот тебе – детей точно рано, нужно сначала выучиться. Так что – на данный момент ты права. С учётом достижения твоей индивидуальности – 100% права.
– Ура-а-а, Гошь – в пятом пункте, мы опять совпали – работа, а в шестом – у меня дом, у тебя учёба, а говоришь – учиться не будешь.
– Как не буду? Ты же уже меня учишь вьетнамскому, только пока плохо получается. У меня, естественно. Видно, я только других учить горазд.
– Точно, будет так здорово. – начинает интенсивно развивать мечты Чяу, – Как раз я школу закончу, ты вьетнамский выучишь, и мы будем жить с тобой и у тебя и тут. Летом у тебя, зимой – сюда, в тепло и два новых года справлять будем.
– Чяу. Чяу, радость моя, все на словах так красиво. – всё же я зануда. Нарушаю в такой момент “так красиво выстроенную жизнь”, – Жизнь покажет. Работа, финансы, твои родители опять-таки – не знаем ещё, как посмотрят на нашу дружбу. Помнишь – я у твоей мамы и так под подозрением.
– Все ерунда. Если нам будут препятствовать – сбежим! Да, Гошь?
– Сбежим-сбежим, конечно сбежим, – я подхватываю Чяу на ручки и начинаю качать, как на волнах, – Мы уплывём в Австралию – там тоже тепло и есть крокодилы! Ты любишь крокодилов?
Я начинаю дурачиться, щёлкать зубами перед носом Чяу, она хохочет, начинает отбиваться, но страшный крокодил уволакивает её в логово. Смутный разговор на время забыт, мы идём поесть, а потом просто валяемся не недалёком пляже возле старой полуразбитой лодки. Наблюдаем за болтающимися туда-сюда крабиками и птицами, придумываем, что ещё сможем успеть в оставшиеся дни.
– Гошь, я совсем тебе ничего не показала у нас. Какой же я тогда гид-переводчик? Давай съездим куда-нибудь – хочешь поплаваем по реке Меконг? Там такие заросли, а мы будем на маленькой лодочке пробираться сквозь мангровые лес, который растёт на воде, через среду обитания для множества всякой живности.
– Это где? Это в Сайгоне? И крокодилы будут бросаться на лодку из мутной воды? – смеюсь я. – Далековато, Чяу. Больше четырёхсот километров, не хочется терять наше время – я боюсь терять эти часы и минуты, а тут ещё и от крокодилов нужно будет уворачиваться – нет уж, лучше от тебя!
– Ах так? Ты от меня собрался уворачиваться. – она моментально включается в игру (вот что значит московская школа) – Что ещё тебя не устраивает? Грудь? Попка? Улыбка?
– Что ты, что ты. – машу я руками – Всё такое вкусное, а улыбка попки – вообще поразила загадочностью!
Тут я уворачиваюсь от летящего тапочка, а Чяу грозит мне, что в следующий раз её попа меня укусит. Мы ещё дурачимся некоторое время, хохочем, а потом впадаем в лёгкую меланхолию. Видно мысль, что этому раю осталось меньше недели, синхронно приходит в наши разомлевшие головы. Сойдясь в обнимку, мы молча баюкаем эти головы – зачем слова, жизнь своей прозой уже подмигивает летящим у горизонта самолётом – летящим временем...
Момент истины пройден, забыты всякие туристические планы, неотвратимость расставания превращает нас в истовых и в то же время бережных любовников. Больше никаких разговоров о скором отъезде, только положительное обхождение с окружающим миром. Вместо Меконга – мы ходим на танцы – Чяу двигается очень колоритно и самобытно, я топчусь в своей медвежьей манере. Главное завершения – завершения в номере. За прошедшее время, персонал отеля совсем свыкся с нашей парочкой, видно – все всё поняли, что переводчица стала частью моей жизни. А, что понимать-то – на лице всё написано! Блаженные!
Так и проходит мирское существование – едим, пьём, спим... Нет – не так! Неправильно расставлены приоритеты – первое спим, хотя непосредственно спим мало, больше тревожим разные места друг друга, а уж если засыпаем покрепче – то днём, в жару, под пользу кондиционера. Едим и пьём – да, конечно, силы-то нужны, мы с ней даже похудели. А как-же – такой расход энергии. Спиртного практически не употребляем – так, чуть рома в чай или сок. Кофе бодрит и так, а главное – мы сами бодримся напропалую. Чяу, пробует меня на все сто и на все вкусы – говорит, что так ей будет легче ожидать следующей встречи. Я совсем не уверен в таком постулате, но кто я такой, чтобы спорить среди утекающего песка минут.
6. Отъезд.
Последние песчинки падают… Пора переворачивать страницу. Накануне дня вылета, мы заходим с Чяу в ювелирный. Она немного опешила, но я убеждаю её:
– Чяу, ты же моя невеста, я должен это тебе объявить. – смеюсь, как всегда посмеиваюсь, – Вдруг ты сомневаешься… Не-ет, давай выберем вместе…
– Гошь, только не дорогое. Вдруг дорогое пропадёт, как я тогда буду перед тобой…
– Фу. Какие глупости. Лучше скажи, какой камешек тебе нравится?
– Зелёный, – не задумываясь отвечает она, – Хочу, чтобы у наших детей были твои зелёные глаза. Ну, хотя бы у девочек – зелёные – это так вкусно!
Мы примеряем колечки с изумрудами, есть и в золоте, но Тау больше нравится в серебре. В итоге, самым приятным, оказывается чудесное колечко из белого золота с изумрудом в окружении жемчужинок. Чяу – жемчужинка, всё сходится.
Я счастлив своим подарком, а о ней, моей воздушной пушистой Чяу, не говорим. Крайняя (не последняя, как я учил её) ночь – ну, как ночь, сна нет – есть только губы Чяу, ручки и ножки Чяу, вкус сосков и соков Чяу, тесные пещерки Чяу... Грустная нежность заставляет нас то смеяться, то со вздохом смахивать набегающую слезу, но мы стойко не показываем вида…, хотя на самом деле видим всё.
Всё – время... Последний поцелуй в номере, и я ухожу. Конечно мы опять расстаёмся заранее, ни на такси, ни в аэропорт ей ехать не следует – мы и так пару раз уворачивались от её одноклассников. Но тогда мы были весёлые, а горестная Чяу, сразу привлечёт внимание...
С горьким сердцем я вошел в самолёт, чтобы весь полёт бессонно таращиться в иллюминатор. Сморило перед самой посадкой – бессонные ночи взяли свой реванш, разбудившая стюардесса вьетнамка, ещё больше расстроила в Москве моё состояние. Я вроде был в кусочке Вьетнама, но уже так далеко от своей любезной школьницы.
Московская жизнь чуть сняла мою оторопь – работа, работу надо работать... Я опять стал засиживаться за делами – в комнату, в квартиру – не хотелось возвращаться, там чуть-чуть летал дух Чяу, и мне было больно от его ускользающей неосязаемости.
Естественно, по прилёту я сразу отправил письмо, писал, что жду рассказа, как всё в итоге разрулилось – дома, в школе, с друзьями. Что мне оставалось, оправдываться – почему вернулся таким смурным? Неужто во Вьетнаме так плохо? Нет конечно – говорил, что отдых прекрасен, цены на всё низкие, отнекивался, что просто приболел. По-моему, кто-то даже стал побаиваться, что я подцепил какую-нибудь экзотическую болезнь – поэтому такой невесёлый. Пришлось ёрничать – что это и есть экзотическую болезнь – мол Вьетнам так хорош, что после отпуска только одна мысль – удрать обратно.
Впрочем, внутри я знал – это совсем не шутка, обратно очень хотелось. Даже заходил опять в турбюро, делился впечатлениями, закидывал удочку по поводу следующего раза – меня отговаривали, мол нужно в другую страну, мол, что теребить-то одно и то же.
Письмо ворвалось в мои руки поздним вечером. Не знаю отчего, но я открывал его с некоторой опаской, и тут же проглотил содержимое:
“Гошь, любимый, у меня всё нормально. Представляешь, наши приключения совсем никак не обнаружились. Только соседка по комнате, подсмотрела и моё новое платье (помнишь, которое ты купил для меня-переводчицы), и кольцо – мне пришлось ей признаться, выдумав тайного жениха. Хотя если по правде, так оно и есть – ты и есть мой тайного жених. Ей конечно мерещится что-то иное, ну и пусть... Главное она не болтлива, да и общается больше с увлечёнными учёбой мальчиками – не им же будет такое рассказывать... Дома и в школе – всё ОК. Настроение ты мне подарил отличное – влил в меня новую веру, что всё получится, что любовь наша – это сила. Смотри – сам не расстраивайся, я помню, какой у тебя был вид в последний день – пиши почаще. Ну и традиционно – можешь немного мне изменять, только не с пахучими дамами (улыбочка), только с симпатичными гризетками – без любви. Во какое я слово узнала – гризетка! Тебе нужно – твой d;;ng v;t не должен простаивать, должен иногда развлекаться, а то испортится. Не обижайся на мои глупости, в которых есть доля истины. Целую тебя всюду и шлю приложение с твоим забытым требованием. Твоя Чяу.
Приложение:
1. Лобик – невинно
2. Глазки – для…, ну – просто для…
3. Ушки и шейку до самых ключиц – чтобы пуститься в дорогу к нижним этажам
4. Кончики пальцев – покусывай пожалуйста
5. Соски и грудь – это напомнит о первой (нет второй) встрече, уже трепетной
6. Переверни меня и на талии сзади – знаешь места, что объяснять, щекотно, но так сладко
7. Губки моего бутончика и клитор – no comments (улыбочка)
8. Губки плотного бутона – почти надеюсь, что ты догадался – это моя попочка.
Смейся – смейся, я всё вижу. Если порядок тебя не устроил – можно кое-что поменять местами, но не вернуть моей дважды потерянной девственности, как ни крути.
Список с тебя – не требую, сама разберусь. Целую. Чяу самобытная.”
Немного буйная радость посетила меня вслед за письмом. Даже издали, она сумела заботливо обиходить моё пространство, поднять настроение. Даже заставила познакомиться с новым словом “d;;ng v;t” – пенис. Однако, какое полезное продолжение изучения языка… Ха-ха.
Тут же написал ответное послание, одобрил приложение. “Чяу, я так полюбил тебя всю, и твою уютную грудь, – писал я – что очень прошу пусть такой и остаётся – большая и не нужна, такая тебе очень идёт, а мне и подавно”. Писал, что всё хорошо, я много работаю, на глупости нет времени, но раз она настаивает – буду искать, куда бы безопасно и беспроблемно сунуть свой “d;;ng v;t”. Шутка, Чяу. Уж лучше я буду подготавливать следующую поездку к тебе – вдруг получится вырваться хотя бы и через полгодика. Отправил письмо, мне кажется почти в те же числа, когда год назад всё и закрутилось, возле ванной.
Кстати ванна опять бывает занята, но отнюдь не иностранцами – теперь у меня шустрые соседки – поселились две прапорщицы медицинской службы. Веду себя с ними корректно и осторожно, иначе боюсь пасть жертвой насилия. Шучу, но в каждой шутке есть доля... – пару раз весьма откровенные наряды были мне предъявлены в позднее время, когда я, выходя из ванной, ожидал, что все уже угомонились. Ну, бог с ними, не на плацу же меня нашли – моя мечта ждёт и пишет.
7. Финал
Письмо ушло в полёт. Я постепенно отхожу от бурного отдыха. Встречался с бывшей, она всё требует отречься от дочери в пользу нового… Пока не готов, но по сути, мы с мелкой стали чужими людьми. Неудивительно и в чём-то логично – кто рядом тот и папа, в таком-то возрасте. Может я и для Чяу почти папа, её отец – всё в части больше пропадает, и тут пропадал – а я тут-как-тут оказался.
Прошёл месяц, всё настроение моё улетучилось, молчание в ответ угнетало. Почувствовал себя новобранцем, которому бывшая сделала перерыв, а потом призналась, что выходит за другого замуж. Ну, я не новобранец, Чяу – тем более ранняя пташка – замуж ей рановато, поэтому написал второе письмо, не дожидаясь ответного.
Написал и почему-то вдруг взволновался, полезли в голову совсем иные мысли. Старался вызнать новости о Вьетнаме – всё мерещились какие-то катастрофы, цунами, извержения. Понимал, что бредятина – не цунами конечно, они там бывают – да, ещё какие! Просто абсурд, если бы что-то было, об таком катаклизме сообщили и новости, и газеты. Всё равно – настроение стремительно падало, безумно сосала непонятная тревога... Руки опускались, на работе поругивались – мол забодал ты Гоша, своими выкрутасами.
Конверт был всунут мне в ручку комнаты, прапорщицы постарались. Я рвал его уже трясущимися руками, на конверте был не тот почерк.
“T;i kh;ng bi;t b;n l; ai nh;ng Tr;n Nguy;t Ch;u ;; nh;n ;;;c th; c;a b;n. T;i kh;ng mu;n vi;t b;ng ti;ng Nga - t;i kh;ng bi;t ti;ng Nga nhi;u nh; c; ;y.
Tin t;c th;t kh;ng may - Ch;u ;; m;t v;o ng;y h;m kia - ng;y 13 th;ng 5. C; ;y ;ang mang thai - c; ;i;u g; ;; kh;ng t;;ng th;ch ;; x;y ra v;i m;u,
h; kh;ng th; c;u c; ;y. C; l; l; l;i c;a b;n, nh;ng b; m; c; ;y kh;ng bao gi; ph;t hi;n ra ;i;u g;. T;i ;o;n - ;; l; chi;c nh;n c;a c; ;y.
B;n c; l;;ng t;m, ch;ng t;i c; s; tr;ng r;ng. T;m bi;t.”
Было понятно только, что-то случилось 13-го мая, даже почти понятно – что!
Идти было некуда – кто мог знать вьетнамский на ночь глядя. Я напился в хлам. Как ни странно, говорю я теперь, помогли мне те же прапорщицы – ночью я, непривычный к таким дозам, выворачивался наизнанку. Они меня чем-то отпаивали, и я поведал им о письме. Зинаида (так что повыше) сказала, что нет проблем – у них в соседнем отделении лежит вьетнамец – он переведёт. Кое как дожив до утра я поплёлся за ними к госпиталю. Минут через сорок, они обе вышли ко мне, какие-то хмурые, но я и сам уже знал, что в письме нет ничего хорошего.
“Не знаю кто ты, но у Tr;n Nguy;t Ch;u были твои письма. Не хочу писать на русском - я не знаю его так, как она. Весть плохая – Ch;u умерла позавчера – 13 мая.
Она была беременна – что-то там несовместимое произошло с кровью, спасти её не смогли. Наверное, ты виноват, но её родители так ничего и не узнали. Я догадалась - это твоё кольцо было у неё.
У тебя твоя совесть, у нас - пустота. Прощай. ”
Меня повело. Зина и Люся схватили меня с двух сторон за руки, и отвели на лавочку, Зина что-то бормотала про вьетнамца из госпиталя – что тот хочет найти меня и наказать. Я ничего не понимал – ничего не отвечал этим девчонкам, я видел Чяу внутри себя, слышал её смех, ощущал восемь мест поцелуев. Не понимал только – как может быть, что её нет...
Зина опять бегала в госпиталь, принесла спирта, они каким-то образом ушли со службы и доставили меня домой. Уложили на мой диван, улеглись с двух сторон, говорят – я всё куда-то рвался поехать. Проснулся я раздетый, но мне было жарко. Я был зажат меж двух худощавых, но бравых армейских девушек. Попытался встать, но был захвачен в плен и даже требовательно ухвачен за…
– Так надо, так надо, – твердили они, и впрямь что-то зверское высвободило моё желание, в голове мелькнуло и разрешение, выданное в письме от неё, и стыд, что мой организм вытворяет после долгого воздержания. Но девчонки знали своё дело – я был обессилен и высосан досуха.
Что потом? Потом был отходняк. Нет, не от пьянки и секса – от общего бессилия что-то изменить, что-то забыть. Около года я не бывал ни на каких праздниках, дружеских вечеринках – стал каким-то бирюком. Соседки иной раз прокрадывались ко мне, но особенных успехов не случалось. В одно из их поползновений, Чяу позвала меня в Индию, понятно – это был сон, но я на следующий день был уже в турбюро.
Ведь были же у нас мечты о Индии и Австралии – вот и....
Путешествие не было особо примечательным – была похожая обстановка – море, крабы, птицы, травка (да-да – та самая), немного грёз под посапывание кальяна и прибоя.
И вот ещё что:
Солнце гибнет, плавится, плющится в океан.
МасАла-чай и ром, азартно согрелись в теле,
Я хочу в твои сны, как какой-нибудь донжуан,
А Брет Гарт, нашептывает "Консепсьон де Аргуэльо"...
Только берег сник – потерявший лучи бриллиант,
Хорошо хоть прилив, подползая ложится в ноги,
Тебя год уже нет, я заложник пальм – арестант,
Не уплыть – нет индейцев и ни одной пироги...
Уходила, исчезнув в нескончаемо-злых дождях,
Хлопотал сквозняк в бесстрастных и тусклых окнах,
Только пепел сердца, остался ещё в горстях,
А туман тронул память, пожухла она, поблёкла.
Далеко-далеко лежат поля остывших снегов,
Как надгробья топорщатся, может, какие копны,
Хорошо – тут нет тоскливых песнь ямщиков,
А косяк и ром прописал мне какой-то доктор.
Телефон попутал всю память – устал и он,
Иногда я пишу в пустую бутылку письма,
Когда волны, в обнимку с облаком, в унисон,
Втолковать мне пытаются о смехе и эгоизме...
Быстротечная Лета, не вынесла нас двоих,
Супротив игриво-знойных грёз – муссоны,
Переполнили ливнями, омуты глаз твоих,
Пропитав этой зеленью созерцание всех сезонов.
Глаза её не были зелёными, но она мечтала о зелёных глазах для дочек.
Ещё – с тех пор, бывая где-нибудь у морей-океанов, я стараюсь запечатать в бутылку и пустить в заплыв выученные наизусть фразы:
Ch;u g;p g; m;t xanh l; - (Ch;u встречай мои зеленые глаза)
Время покажет...
Chаu Чяу
© Copyright: Георгий Балдин, 2025
Свидетельство о публикации №225070901730
Свидетельство о публикации №225070901730
Рецензии