Странная Женщина

                I


- Ты веришь в любовь?

- Нет…

- Нет…, почему? 

- Потому, что я не знаю, что это такое… Я знаю только то, что я испытывала влюбленность, ликование души, её полёт, как у Шагала. Но это про душу, про неё я всё знаю. Она, влюблённая летает, как на качелях и всё выше и выше, пока её кто-то не ранит…, а потом душа отвергнет того, кто ранил, или смирится, простит и поверит или не веря закроет рукой свою рану, которая со временем зарубцуется, но рубец останется навсегда… Душа много чего может придумать, чтобы не быть в одиночестве…, только при чём тут любовь…

- Странная ты женщина, у тебя есть муж, по-своему ты, наверное, его любишь, хотя лёжа с тобой в постели, мне не хочется о нём говорить...

- Так не говори.

- А я поэтому и спросил тебя, веришь ли ты в нашу любовь… А ты своим ответом обескуражила меня, сказав, что нет, ты у меня прямо крылья обрезала…

- А у Шагала, люди, влюбленные не из-за наличия крыльев, летали, а из-за воздушности души, потому что влюбленность неосязаема, не материальна, она призрачна и недолговечна, как радость, как счастье. Нереально быть в полёте долго…, невозможно её удержать, но легко можно обидеть, ранить.

- Лана, ты сейчас говоришь вообще, или ты хочешь сказать, что я тебя обидел чем-то, ранил…

- Даня, я сейчас ответила на твой вопрос несколько шире, чем ты предполагал, я тебе рассказала о своём понимании слова влюблённость…, об этом чувстве, когда вместе летаешь… Не обижайся, ты хороший, но мы с тобой уже приземлились… Потому что когда летаешь, ни о чём не спрашиваешь, ничего не замечаешь, окружающее не волнует…, ты его просто не видишь… А когда полёт окончен и влюбленные приземлились, начинаются вопросы, на которые не хочется отвечать, но я тебе отвечу…

- Я со своим мужем совместима, двадцать лет тому назад мы летали, но однажды влюблённость выдохлась и когда мы приземлились, то поняли главное, что мы не можем быть друг без друга, потому что мы родственные души, мы можем делиться откровенно новыми влюбленностями, не причиняя ничьей душе страдание. Редкое качество, похожих характеров… Мы с ним, как грецкий орех, любовно разъединённый, без ущерба… 
 
- Наше совместное утро всегда начинается с крахмальной скатерти, он неизменно варит кофе и не забывает нагреть сливки, а я с радостью готовлю его любимые гренки с мёдом, детское воспоминание о маме…, и его прозрачно-голубые глаза, в которых отражается небо, теперь уже в оправе тонкого серебра, по прежнему ласково улыбаясь, желают мне приятного аппетита…

- Мило и трогательно, и главное это выглядело бы театрально, если потом нам не о чём было бы говорить… Обычно, завтрак длится часами, мы обсуждаем мой спектакль, потом его пьесу, потом смеёмся до упаду над чьей-то пафосной рецензией и уже ближе к трём я встаю со словами:

- Иди дорогой, у тебя сегодня неформальная читка писательского процесса, она даст тебе определенное представление о том, что у тебя всё получилось и не стоит бояться, я знаю, насколько ты талантлив, иди дорогой, а я тут приберу…

Алексей встаёт со словами: 

- Ты не только очаровательна и умна, но ещё и великодушна …

- Я ценю наше отношение друг к другу, ценю эту уникальную совместимость, но мне только сорок и душа скучает, если долго взаперти…, иногда я влюбляюсь, как пару месяцев тому назад в тебя…, я выпускаю душу на волю и голова кружится, и душа ликует, и море по колено, и всё вокруг меня сияет, на всех, словно нимбы воздушные, и качели всё выше и выше, выше ласточек поднимаются …

- У меня тогда и спектакли, и репетиции… всё на одном дыхании…, но как сказал Пастернак, - приедается всё, лишь тебе не дано примелькаться. Знаешь, что он имел ввиду? 

- Нет, не знаю, кого? 

- Не кого, а что, он имел ввиду море, ты Даня, хороший парень, но ты не море… Ты остаёшься или мы вместе выйдем, - спросила она несколько холодно, подчеркивая своим видом и монологом о завтраке с мужем, что роман окончен… Или как она давеча сказала…, Приземлились.

Даня вышел, опустошённый, брошенный, с болью вырванной души…

А Лана, облегчённо вздохнув, размашистой молодой походкой, ничем не обременённая, легко сбросившая оковы прошлого романа, решила заскочить в ресторан “ARTEST” лучший в городе, он один из немногих, обладатель двух звёзд Мишлен, до спектакля оставалось чуть больше часа.

- Пожалуй, я успею выпить чашечку экспрессо, - подумала она, - и выкурить ментоловую сигарету, - что позволяла себе редко, в особенно приятные дни…

- К чёрту обременительные романы, да, быстро в этот раз полёт души закончился, а всё потому, что пора менять возраст, брать себе в полёт постарше, семейных…, хотя нет, у них проблем много и вес тяжёлый, на аркане их что ли тянуть в полёт, - улыбнулась она своим мыслям…

- Что-то во мне смешное? - спросил симпатичный элегантный мужчина лет сорока-сорока пяти с небольшим акцентом.

- Вы мне? - спросила Лана. 

- Да, я Вас спросил, что во мне смешного?

- В Вас? Да я Вас не знаю, мы же не знакомы…

- Да, но почему, когда я подходил и хотел узнать свободно ли место рядом с Вами, Вы улыбались…
 
Лана поняла, что улыбалась она, очевидно, своим мыслям, мужчину она не видела, в Даню была погружена в тот момент, но оставить этого Grand Elegant без ответа…. Ну уж нет, нарвались, как говорится, получите.

- Да, Вы выглядели очень глупо…, - и она специально оставила паузу для его
следующего вопроса, он ведь не знал, что встретился с одной из самых талантливых актрис Москвы, да что там Москвы, России…

- Глупо? - Удивлённо спросил и продолжил, - в чём же заключалась моя глупость…

Типично выученная, для иностранца постановка вопроса.

- Потому что, оглянитесь…, в кафе я одна и то ухожу, все кресла партера свободные, и ложе для вельможи тоже, - встала и уже позади её спины он услышал - Arrivederci…

Антонио остался стоять полностью поражённый. И когда к нему обратился официант, моментально понявший, что перед ним иностранец:

- Please, take any seat, I will serve you right away.

Антонио спросил у него по-русски:

- Кто эта женщина?

Официант, не поняв, переспросил:

- Простите…

Антонио повторил медленно, показывая на стул, на котором минуту назад сидела Лана:

- Кто здесь сидел, кто эта женщина?

Перепуганный официант сказал:

- Минуточку…

И пошёл за хозяином, который к счастью, правда неизвестно для кого к счастью, находился поблизости…

Аркадий Новиков, почётный ресторатор, он-то, конечно, знал, как и всё светское общество, Лану Жемчужную...

Антонио повторил свой вопрос и господин Новиков, как актёр Александр Ширвиндт в роли Станиславского, пустился в туманный рассказ…
 
Антонио старался уловить каждое слово, но всё не получалось, хотя его учителя в Риме говорили il tuo russo ; bellissimo, и он так думал до встречи с господином Новиковым…

- Видите ли господин Антонио, это звезда русского драматического театра, одна из самых востребованных актрис России, - и ещё он долго говорил о ней, об аншлагах и о том, что он не последний человек в этом городе, ни один спектакль с её участием, разумеется, не пропускал…

И тут Антонио удалось деликатно влезть в крошечный перерыв рассказа об известной актрисе и попросить, дав свою визитную карточку, написать на ней мадам attrice cognome name…

- А…, фамилию актрисы, - повторил господин Новиков вальяжно, но продолжить игру, как Станиславский не мог, а как хотелось написать Алла Тарасова, но он же не Станиславский и не Ширвиндт, поэтому доиграть блистательно чужую роль не смог, и написал своим незатейливым почерком -

Лана Жемчужная.

Антонио не очень-то и рассмотрел молодую даму, но её свобода в поведении, открытость и резонный ответ на действительно глупый вопрос, заинтересовали его и главное, - как она узнала, что я итальянец, — это его ещё и заинтриговало…

Антонио, владелец самой престижной дизайнерской компанией под названием Рrogettazione in tutto il mondo “Дизайн мира”, приехал в Москву две недели тому назад, его секретарь Лаура Лоренцо, родная сестра, приехала тремя месяцами раньше, нашла потрясающую квартиру на Патриарших прудах, компания её выкупила, отремонтировала, мебель доставили из Милана и на всё готовое, как она говорила, прилетел босс компании-Антонио, элегантный мужчина, сорока трёх лет, не так давно переболевший разрыв со своей невестой, но в Москву приехал уже душевно спокойным…   

Расстаться с Лючией пришлось из-за того, что ей не хотелось уезжать из Рима, а Антонио с детства мечтал о России, ведь его прабабушка была фрейлиной во дворце при Екатерине II. Итальянский архитектор, приглашённый работать в Петербург, украл сердце русской красавицы Антонины, такая легенда ходила в семье. Антонио назвали в честь той красавицы и поскольку он тоже был архитектором, то до смерти хотел в Петербург.   

К сожалению, только в Москве получилось открыть представительство, но он надеялся пройтись когда-нибудь по дворцу и представить в нём свою прабабушку, для этого он привёз все сохранившиеся семейные альбомы, где она в голубом муаре, в белых туфельках на маленьком рюмочном каблучке, танцует во дворце…

Лючия была категорична и Антонио, будучи мягким по натуре, но всё же не уступил ей и более того, когда она в конце концом снисходительно согласилась, он ответил: 

- Ora non ; possibile che la mia anima ti abbia rifiutato, (что в переводе означало, теперь это невозможно, моя душа тебя отвергла). 

Лючия не ожидала такого удара, они были два года как обручены, просто откладывали свадьбу, никому не охота было этим заниматься, а когда он получил разрешение на открытие представительства в России, радостно прибежал и сказал:   

- Хорошо, что мы не играли свадьбу в Риме, отметим в Петербурге, в том же соборе, у меня есть фотографии, где моя прабабушка венчалась с итальянским архитектором.

Лючия выслушала и тогда-то сказала:

- Sei pazzo o io o la Russia, что в переводе означало или я, или Россия.

Так что, приехав в Россию, Антонио с облегчением вдохнул новую жизнь хмельной Московской весны.

Лаура любила своего брата как сестра, заботилась о нём, как мать и так было с самого первого дня, когда мама принесла маленького Антонио, она сказала:

- Теперь ты старшая и мы должны с тобой вдвоём заботится о маленьком Тошке…

И Лаура, поняв в свои пять лет огромную ответственность и оценив мамино доверие, никогда не подвела маму. Вот и сейчас, мама, ещё вполне модная дама, хотя ей около семидесяти, иногда даёт концерты, встречается с поклонниками её таланта, и она спокойна, знает, что Лаура присмотрит за Антонио, порой лучше её самой…

Антонио возвратился после ланча небывало взволнованный и пересказал Лауре кофейный инцидент… Через пять минут пачка фотографий из разных спектаклей веером лежала на стеклянном рабочем столе.

- Bellissima. cos; bella. una ragazza cos; carina. Proprio Bella (Да она красавица), - с итальянским темпераментом повторяла удивлённая Лаура. Она уже поняла, что эта женщина коснулась его сердца и сказала:

- Я помогу тебе и всё сделаю, чтобы ты был счастлив… Я не хочу, чтобы твоя душа опять страдала. Значит так, сейчас я узнаю, когда у неё заканчивается спектакль и мы отправим ей корзину цветов…

На Патриарших прудах пробудилась весна, в парках поднялись первые майские тюльпаны, зацвела вишня, в Измайловском распустилась сирень и заглянувшее в окна солнце, в знак согласия приветливо улыбалось…

Что касается дизайна, то, пожалуй, во всём лучше итальянцев могут быть только итальянцы, в их компании работали замечательные мастера, поэтому Лаура, позвонив в рукодельный отдел, попросила к 6 часам вечера приготовить плетёную корзиночку из сиреневых атласных лент с полукруглой золотой ручкой и медальоном с вензелем. Потом в компании Flork она заказала трепетные ландыши тоже к 6 вечера, и выдохнув сказала:

- Или я не женщина, если сердце Ланы не дрогнет…

Лаура продумала всё до мелочей и как она говорила, мелочей не бывает…, поэтому, когда закончился спектакль, вишенкой на торте была пятилетняя девочка, совершенная куколка, дочка одного из компании, она вошла на сцену в длинном сиреневом платье с сиреневой корзинкой из атласных плетений с неповторимым ароматом свежих ландышей, хранивший далёкий лесной секрет… 

Девочка, присев в реверансе сказала:

- Bellissima, - и передала нагнувшейся к ней Лане, корзинку с ландышами…

Это была неожиданно-трогательная мизансцена и потрясающе красивая…

Сентиментальные русские души развернули свои платочки… Даже Лаура вместе с Антонио прослезились и забрав девочку, незаметно удалились. Это был тот случай, пожалуй, первый в её жизни, когда Лана не могла даже предположить, кто мог так тонко задеть её душу, проникновенно и Боже, как красиво…

Поздно за полночь, лёжа в постели и думая о том, кто же это мог быть, её взгляд вдруг поймал мелькнувший золотой контур между упругими ярко зелёными, густо прижатыми друг к дружке стебельками и слегка отодвинув их, она нащупала медаль, прикреплённую к ручке корзинки, на ней был вензель, с вычурной буквой А и поверх неё чуть выпуклее Л…

- Боже праведный, кто же это, кому принадлежат эти инициалы, ума не приложу.

Повернув машинально медаль, она обнаружила номер телефона, рука тут же потянулась, но полусонный маятник старинных часов, вовремя пробил половину первого. Оставалось дождаться утра…

Утром она отменила репетицию, сославшись на недомогание, а на самом деле начала своё романтическое расследование…

Позвонив с утра по спрятанному в цветах номеру и услышав pronto, нерешительно перешла на английский, но мягкий женский голос сказал по-русски:
 
— Это компания “Дизайн Мира”, что я могу для Вас сделать…

Лана на ходу придумала тему… 

- Расскажите несколько слов о своей компании, я ищу дизайнера для загородного дома.

- С радостью, позвольте представить нашу компанию, она завоевала все медали в течении пятнадцати лет на Европейском рынке и, поэтому, Россия предоставила нам свои объятия, — это, очевидно, не точный перевод, отметила Лана, но простительный...

- Я бы хотела узнать кто входит в состав директоров, - продолжила интригу Лана.

- В нашем представительстве только один директор, Антонио Лоренцо, он архитектор и это его собственная компания, Лаура Лоренцо его личный секретарь и по совместительству его сестра, - пошутила Лаура.

- Благодарю Вас за информацию, продиктуйте пожалуйста Ваш адрес и я пришлю предложение господину Антонио Лоренцо лично.

Прощаясь, обе дамы остались довольны собой…

Лана с удовольствием включилась в игру и первое, что она увидела на голубом окне монитора, кафешного гранд элеганта и заулыбалась своим спонтанным Arrivederci… 

Раскрыв его карты, играть стало веселее…, в магазине et ; propos можно купить всякие жантильные, ненужные мелочи, Лана любила эти ненужные мелочи, которые приятно удивляют, несмотря на то что удивление мгновенно исчезает, как рисунок сердца на пенке кофе...

В этой сладкой лавчонке Лана купила открытку с ландышами, пудру с этим же запахом и фиолетовый конверт, не забыла и про печать со своими инициалами и золотой сургуч… Дома она написала Антонио письмо, в котором изыскано изложила, насколько его корзина с её любимыми цветами порадовала её сердце и что она была бы рада, в знак благодарности, провести с ним ужин…

В продолжении письма она напомнила ему, о необходимости сверить день предполагаемого ужина с расписанием спектаклей с её участием и опрометчиво не допустить возможность, провести ужин в одиночестве…

И присыпав пудрой, элегантную открытку с ландышами, положила в фиолетовый конверт, разлив в середине его горячий золотой сургуч с вдавленной виньеткой Л. Ж.

- Я никогда не встречал такой женщины, слышишь Лаура, никогда, она сама загадка, в ней есть та изюминка, о которой писали Толстой и Достоевский, такие женщины встречаются очень редко… Все предсказуемы, а Лана нет. Ну скажи? Что ты молчишь?

И Лаура, скрестив крест-накрест руки, сказала:
 
- Я сдаюсь, даже я не придумала бы такой изощрённый ответ…

- Лаура, дорогая, выбери ресторан пожалуйста…

- Не волнуйся, играть так играть… Ва банк…

Через неделю Антонио сказочно повезло, у Ланы было два вечера свободных и полный день, он написал ей письмо, с французским приветствие и прощанием, и русским содержанием…


- Mon ch;rie, Лана,

- Огромным счастьем и радостью Ваше письмо наполнило мою душу, и открытка с приветом из русских таинственных лесов. Вашему театральному расписанию ничего не будет угрожать, с 17 мая 12 часов дня до 19 мая 12 часов дня – время нашего ужина. Я буду ждать Вас возле подъезда.

Embrasse, Антонио. 

Серебристый Альфа-Ромео, фиолетовый кожаный салон с охапкой садовых, махровых ирисов, ровно в полдень, одним взлётом распахнул перед ней двери. Лана, конечно, видела в окне своей большой квартиры эту сказочную красоту, может быть поэтому вышла в бледно-сером замшевом жакете с узкой удлинённой юбкой, серых сапожках и серой сумкой и единственное, что было на ней другого цвета – это васильковые глаза, как лучистые Кашмирские сапфиры. Даже её дорожная сумка и та была покрыта серым твидом.

- Как она догадалась взять дорожную сумку, - быстро промелькнула мысль у Антонио и тут же другая, сердито перечеркнула первую, - ты же указал два дня время ужина… Да и правда, какая же она умная и замечательно лёгкая, не задающая никаких вопросов, таких женщин, я думал, не бывает…, - таких нет, - отвечал ему внутренний голос, - такая она одна…

Она вышла весёлая, улыбающаяся с фантастически васильковыми глазами, которые при первой встрече он не заметил, зато теперь глаз оторвать не мог…, она села легко, совершенно непринужденно, словно не в первый раз, сразу приметив на заднем сидении ирисы, поблагодарила сказав, что они входят в пятёрку её любимых… 

Он был более скован, чем она, от счастья, оттого что она рядом, искренне улыбался и это подкупало, подкупало и его волнение, и привлекало то, что в нём не было ни мачо, ни заученного соблазнителя-победителя. Скорее в нём было что-то извиняющееся за богатство, пока она видела только машину, а когда перед ней показался сверхэлегантный самолёт, просто воплощение изысканности…
Самолёт Dassault Falcon 8X действительно mвыглядел совершенством стиля и не только снаружи, но и внутри.

Антонио сел рядом и сказал:

- Нас поведет в далёкий рейс великолепный командир, не волнуйтесь, обычно я сам выступаю в роли пилота, но теперь мне дорога каждая минута быть рядом с Вами и мне хочется рассказать Вам куда мы летим. А летим мы в тот дом, где я родился, где вышла замуж моя милая мама, я у неё второй ребёнок, у Лауры, моей сестры, своей семьи нет, она посвятила себя нам, меня вырастила, а маму частично освободила от быта…, моя мама оперная певица с необыкновенно чистым сопрано, у итальянцев - это как национальное блюдо, как пицца… Потом наш дом стал всем велик и каждый себе построил свой маленький…, папа с мамой в Болонье, Лаура в Венеции, а я так и остался один в этом большом доме… Мне хотелось Вас друг с другом познакомить, мне хочется чтоб он тебе понравился, он немолод, но не сед, я его покрасил в цвет песков Сардинии, характер он сохранил юношеский, мне очень хочется чтобы ты с ним подружилась, - нечаянно Антонио сказал ты и хорошо, что себя не поправил, а приблизился, и поцеловал руку…

Лейтенант воздушного судна, как я его шутливо назвала, был и правда спокойно-уверенным, полёт проходил незаметно, а когда скатерть самобранка раскрыла дары морей всех цветов, да с холодным итальянским вином и домашним белым хлебом, то жаль было расходиться…

Старинный дом, цвета выцветшей полыни стоял в одном из самых красивых городских парков — Вилла Боргезе и рядом со знаменитой улицей Венето, воспетой в фильмах Федерико Феллини. Панорама старого города как раз успела со всех сторон
поздороваться с Ланой перед заходом кирпично-золотого солнца… Неповторимая красота бытия поглотила все слова, а новых было не подобрать...


                II


Дом был настолько светел и приветлив, что не подружиться с ним было невозможно, так же как было невозможно не подружиться, вернее не влюбиться в Антонио...

Только с ним я поняла, что ещё никогда ни с кем не летала, вернее летала, а с ним улетела в бескрайные дали, где только нервы счастливые встречались в сплетении… Всё улыбалось… Всё…

И разбросанные подушки, и брошенные тарелки, и нетронутая косметика, и маленькое чёрное платье, забытое в твидовой дорожной сумке…, даже дом, побелевший от изумления… улыбался. Стрелки часов обнимаясь перепутали ночи и дни, зашторенное солнце не нарушало наш полёт, радостно содрогался воздух, но старые стены его усмиряли…


И в зазеркалье души улетали,
И обливались счастьем глаз солёных…,
И воздухом других планет дышали…,
И целовались в перелётах звёзд гранёных…


Одному Богу известно каким чудом мы не опоздали к началу вечернего спектакля 19 мая в 7 часов вечера. 

С тех пор мы в полёте и не можем, и не хотим приземляться, мы влюблённые в вечном полёте, - как Марк Шагал в свою ненаглядную Беллу, - сказала я Антонио…

И к моему удивлению, а почему, собственно говоря, к удивлению, он ведь архитектор, а это тот же художник, только собранный и точный…, а когда летает… он разбросанный, безудержный, неукротимый рисовальщик необузданного счастья.

Мне было приятно, что Антонио в той же теме и он поправил меня, сказав:

- Мы выше летаем, не над Витебском, а над Вселенной, в тонких материях бытия, где воздух только наш, один на двоих… Нам не нужны крылья, Шагал написал Беллу с крыльями только после того, когда она его покинула… Только тогда он начал писать Беллу парящей над ним, над его жизнью, чтобы его Муза оставалась с ним навсегда.

- Я этого не знала, мне казалось, что он писал себя с Белой во влюблённом полёте без крыльев, потому что их воздух счастья держал над городом…

- Так и есть, только потом, когда она его покинула, как я сказал, у Беллы появились крылья, но это совсем другая история… Ты же меня никогда не покинешь? Нам с тобой не нужны крылья… Нас всегда будут держать чувства…

Как хочется верить в слово “всегда” и как страшно, даже не знаю почему, наверное, актёры народ суеверный…

- Знаешь, - рассказывала я Антонио, - когда Марк Шагал в свои 85 лет приезжал в Москву и посетил музей, где собрана часть его работ Витебского периода, он стоял и плакал, рассказывал про своё детство, про то, что писал на скатертях и простынях, о том, что немцы нещадно сожгли сотню его работ…

Антонио слушал и у него, итальянского архитектора, из другой эпохи, далёкого от еврейских погромов и нацистских зверств, текли детские слёзы, слёзы боли, в тот момент он мне был дорог, близок и был родным…

- Я бы очень хотел хотя бы пройтись по той улице, по которой ходил великий художник, переживший все ужасы войны.

И я ему пообещала…

Ещё он хотел посмотреть белые ночи, прогуляться по родственным местам и это я ему обещала…

Это было замечательное время, казалось, лето не кончалось, лето моей души… И надо признаться, я всё успевала, и репетиции, и спектакли, и долгие ночи после… 

Нескончаемое счастье коротких перелётов и улётных ночей… То 3-4 дня по Марсову полю ночи напролёт босиком бегали, через лужи перескакивали, то я, как завороженная, застывшая, стояла на маленьком горбатом мостике, на котором в 19 веке стоял Моне и ходил…, ходил по этим же брёвнышкам…

В Петербурге, в Екатерининском Дворце он нежно проводил рукой по паркету, по которому, по его представлению, ступала его прабабушка Антонина и плакал слезами радости и благодарности, что Россия подарила ему это счастье…

В прохладные осенние дни, пока ещё золотая осень соперничала с красотой куполов Новодевичьего монастыря, я предложила Антонио пройтись по аллеям приглаженного кладбища, листья неслышно шуршали, не тревожа покой ушедших, а жёлтая осень красиво прощалась с нами, хотя было ветрено, особенно быстро похолодало, когда обманчивое солнце скрылось и мне не удалось избежать простуды…

На пару недель лучшая часть моей жизни приостановилась, зато Алексей, по-своему скучал, мы стали реже проводить вместе время… Так в один из моих хворающих вечеров, он предложил мне с ним поужинать, а то последнее время мы как-то реже
завтракаем…

Я улыбнулась, сказав:

- Скорее всего по гренкам скучаешь?

- Нет, - сказал он, - хочу исповедоваться… 

Что-то новое промелькнуло в его словах… И меня охватил холод…, откровенно говоря, роман с Антонио вышел за рамки лёгкого, нарушил чувств моих границы…, я тревожилась, он незаметно становился родным, а это чувство до сих пор принадлежало только Алексею…

И у Алексея тоже что-то в жизни произошло более сердечное, чем проходной, не ранящий нас обоих флирт…

И я не ошиблась… Алексей опустился на пол и уткнувшись лицом в мои колени сказал:
 
- Я не хочу, чтобы кто-то занял твоё место в моём сердце, ты единственная женщина, которой я его подарил двадцать с лишним лет тому назад…, а теперь меня рвут на части и мне без тебя не справиться, я задыхаюсь…
 
- Ты же знаешь. дорогой, мы вместе справимся, ты мой единственный родной человек, - в этот момент я почувствовала, что предала Антонио, но по-другому не могла…, двадцать лет не выкинуть за борт жизни…

- Начни сначала…, - сказала я.

- Сначала всё было легко, она молодая, начинающая актриса, по-своему способная…, - дальше он старался подобрать нужное слово и в силу своей интеллигентности пытался найти не оскорбительное…

Я знаю начинающих актрис, зависящих от драматурга, меня, к счастью, Бог миловал, наделив талантом, а это совсем другое дело, талант всегда давал мне свободу... 

- А она, наверное, оказалась хваткой…- подсказала я самое не оскорбительное слово по отношению к женщине…

Но даже это слово он не мог произнести, а спрятав голову, только кивнул…

- Ну и что же тут удивительного, молодая хваткая, далеко пойдёт, что ты так распереживался?

- Она ребёнка родила, говорит, что мой…

- Ну это дело посерьёзнее, но не смертельное, во всём можно найти положительные моменты... Смотри, у нас с тобой детей нет, мы оба этот вопрос никогда не поднимали, значит не хотели, так ведь?

И Алексей опять кивнул…

- Ну и хорошо, скажи ей, что поговорил с женой и она согласна, чтобы ты приносила ребёнка, кто родился, девочка или мальчик?

- Девочка, - тихо ответил Алексей.

- Ну вот и хорошо, пусть приносит девочку когда хочет, скажи, что твоя жена экспертизу делать не станет и унижать никого не будет, деньги давать на ребёнка будем, без суда обойдёмся, но, если она захочет через суд, нам стесняться нечего, пусть подаёт. Не беспокойся, если ты полюбишь эту девочку, я с ней тоже подружусь и поделюсь твоим сердцем, - сказала она, улыбнувшись…

- У меня Алёша дела похуже, в моё сердце вселился Антонио, помнишь, который ландыши на сцену приносил, тот у которого самолёт, вилла в Риме и всё такое. Знаешь, я не заметила, как он вошёл в мою душу и теперь я чувствую, что мне приходится вас делить…, поровну… И это меня пугает…

- Я не вижу проблемы…

- Как не видишь, он владеет моими чувствами, а это для меня необычно…

- Я не вижу проблемы вот почему…, он иностранец, итальянец и как ты сказала с виллой, самолётом, Альфа-Ромео и массой богатств… Подумай, поставит он всё на кон… Захочет ли всего лишиться только для того, чтобы остаться с тобой в Москве… Навсегда… Потеряв всё …

- При чём здесь это…, зачем брать крайности…

- Скорее всего ты не в курсе политического расклада; театр, роли, гастроли… Ты не представляешь, что происходит сейчас в стране… Не сегодня завтра главы европейских держав расторгнут дружеские и взаимовыгодные отношения и первыми кому откажут в продлении контракта – это будут различные представительства, в том числе и Итальянские… Политическая обстановка накалена и в очень скором времени, поверь мне, многие европейские страны закроют небо друг для друга…

- Неужели это действительно всё так серьёзно, ты пугаешь меня…

- Я не хотел тебя пугать, я лишь постарался успокоить твою восторженную влюбленность и погасить страх у чувств твоих размытых границ…



                III



Новогодние каникулы… Праздник вечного детства… Ослепительная снежная королева в алмазной короне спускается с небес в таинственную Рождественскую ночь, её кринолин, как хрустальная карусель медленно опустилась на площадь. Торжество сердец. Радостное соединение душ, смех, музыка, тройки, цыгане, шампанское…

Это было его первое Рождество в России и хрустальные осколки, как серебренные бенгальские огни, нашего последнего счастья…

Всё оказалось примитивно просто и предсказуемо Алексеем…

Конечно, Антонио был нежен, весел, добр, сентиментален и мне хотелось верить, и видеть, и чувствовать в нём больше русской души, это единственное, что нас вообще роднило, всё остальное привлекало…

Он искренне не понимал почему я из-за поссорившихся стран должна поссориться с ним…

- Какая разница, где жить, если наши души вместе… 

Я попыталась объяснить на примере того же Шагала, что муза – это и есть Творчество и пока Белла, его муза была рядом, он был Творцом и великим художником… А когда Белла его покинула, душа опустошилась и тогда он придумал Белле крылья, чтобы муза витала над ним… И Творец в нём вернулся…

- Театр, зрители, русские души, Россия – это и есть мои крылья, все их аплодисменты - мои крылья, их слёзы - мои крылья…

Мне никогда ему не объяснять, что в этих словах заколдовано: “Смотри, ей весело грустить, такой нарядно-обнажённой”. 

И не понять ему эту русскую душу, мечтательно-остылую, загадочную душу, которая пойдёт “ Искать увянувшие розы и слушать мёртвых соловьёв.”

Грустно, но мы приземлились… 


Я выполнила все свои обещания…, только не смогла с ним обвенчаться в том соборе, где молодая Тоня Смольнинская, гимназистка, венчалась с Фернандо Лоренцо в каком-то году, но этого я и не обещала, это было его желанием…


Наташа Петербужская © Copyright 2025. Все права защищены.
Опубликовано в 2025 году в Сан Диего, Калифорния, США.