Слово не воробей, вылетит не поймаешь
Что я здесь делаю, остаётся за кадром. Но что-то же я там делаю, зачем-то я сюда пришёл… Со мной в этом деле мой соработник, или сослуживец.
И чувствуется какая-то напряжённость, мы чего-то ожидаем… И вот двери распахиваются от сильного удара, щепки летят, и появляются двое.
Нет никаких сомнений, что это враги. Лазутчики и убийцы. Они одеты в серую шароваристую одежду и вроде похожи на турок османов. В руках у них по два коротких загнутых назад меча, которые называются килич, а у фракийцев – сика.
Но почему-то я уверен в том, что это – бендеровцы… И откуда-то я знаю, что они – по мою душу… Потому что у меня во рту – слово, за которым они пришли. Зачем оно им? – чтобы уничтожить!
Мой напарник встаёт на их пути. Какое у него оружие, я не вижу. Тот, который слева от меня, нападает на него, а второй направляется ко мне. Крутой такой, крутит своими мечами и ухмыляется. Мне жутковато становится, но бежать некуда. Нет смысла выбегать из дома – ясно, что там враги. И про окна я тогда даже не подумал – я их почему-то не видел… И кричать нельзя, никому ничего не сообщить – ведь во рту у меня слово… Выплюнуть его никак нельзя!
В моей руке каким-то образом оказывается топорик на длинной рукояти – где-то поднял я его, что ли? Кое-как машу им и, отбиваясь, отступаю в соседнюю комнату… И там соображаю, что оттуда можно попасть в тот зал, откуда всё началось. Рванулся и оказался сзади того, который рубился с моим товарищем. И товарищ мой уже весь в крови и падает.
С разбегу всаживаю турку-бендеровцу в спину топор… и топор глубоко входит в спину, как в диванную подушку, без сопротивления, – а крови нет! Я не успеваю этому изумиться, потому что он поворачивается ко мне, заносит руку с мечом. Но у меня уже в руке здоровенный меч, и я ему руку отсекаю, – одну, а потом и вторую…
А рядом уже и второй, и рубануть меня пытается, – как только могу от него уворачиваюсь… С жизнью прощаюсь… И тут вижу – пол под ним уже трухлявый, прогнил! И грозный враг проваливается!
…Потом уже, вспоминая этот сон, отметил, что была полная тишина. Такая рубка, а ни криков, ни слов… Ну допустим, что сон – это ведь не кино. А по-другому придётся допустить, что мне слово просто нельзя было выпускать.
Оно, слово, само по себе беззащитно.
Миллиарды слов были человеками произнесены, выброшены. А у меня было одно слово. И я даже сам не знаю, что за слово! Не знаю, пока оно во мне…
Может, никто и не знает, что у каждого есть какое-то своё слово, которое должно оставаться внутри?! Или это одно слово, не всем доступное?
А я откуда-то узнал и чуть не поплатился… Но ведь не поплатился… Пока… Может, пока не узнал, что это за слово…
И тот, у кого слова нет, – зомби и убийца других? Ума не приложу… Да ум здесь и не поможет… Ведь смысл – он не в уме, и что любой сон с умом никак не связан – это точно…
***К этому отмечу, что к кинобредятине очень давно не приобщался, а в компьютерные мочиловки никогда не играл по принципиальным соображениям.
Свидетельство о публикации №225070900569