семь сестёр сестра ветра

АЛЛИ
глава 34
Я буквально обмерла, прочитав о том, что Йенс вернулся к Анне.
Торопливо стала листать страницы, чтобы прочитать о том, что случилось
потом, по его возвращении к жене. Само собой, Йенс был предельно
лаконичен, повествуя о первых, самых напряженных и трудных месяцах их
новой совместной жизни. Гораздо подробнее он остановился на их
переезде в Берген годом позже, там они приобрели дом под названием
Фроскехасет, кстати, расположенный рядом с имением Грига Тролльхауген.
А потом пространно рассказал о премьере своего сочинения, которая тоже
состоялась в Бергене. Но я это все пробежала глазами и сразу же
переключилась на «Послесловие автора» в самом конце книги.
«Эта книга посвящается моей замечательной жене
Анне Ландвик Халворсен, которая, к несчастью,
скончалась в самом начале текущего года от воспаления
легких в возрасте пятидесяти лет. Если бы она не
изъявила готовность простить меня и принять обратно,
когда я появился на пороге ее дома, я бы действительно
кончил свои дни в парижских клоаках. А так, благодаря
ее необыкновенному дару прощать, мы прожили вместе
с ней и нашим дорогим сыном Хорстом много
счастливых лет.
Анна, мой ангел, моя муза… Это ты научила меня
всему самому важному в этой жизни.
Люблю тебя и скорблю о твоем уходе.
Твой Йенс».
Я вдруг не на шутку разволновалась, отключив свой компьютер. Надо
же! Не могу поверить… Анна, с ее сильным характером, бескомпромиссная
в том, что касается моральных принципов, собственно, именно эти качества
и помогли ей выстоять, выжить после всего, что сделал с ней Йенс. И нате
вам! Она его прощает. Более того, с готовностью принимает назад в
качестве мужа.
— Да я бы выставила его вон и тут же подала бы на развод, — сказала
я вслух, обращаясь к голым стенам своего гостиничного номера. Конец
истории Анны, невероятной по своему накалу и по насыщенности
событиями, ужасно разочаровал меня. Скажу больше. Я попросту
разозлилась на Анну. Конечно, сто с лишним лет тому назад все было
другим, и люди, и их отношения. Но сдается мне, что Йенс Халворсен, это
живое воплощение Пера, выскочил, как говорится, сухим из воды, не
понеся никакого наказания за все свои фокусы.
Я глянула на часы. Одиннадцатый час ночи. Пошла в ванную, потом
вскипятила чайник и заварила себе чашку чая.
Завесив тяжелые драпри на окнах, чтобы не так слепили огни,
мерцающие в бухте Бергена, я стала всерьез размышлять о том, смогла бы я
простить Тео, если бы он обошелся со мной подобным образом.
Предательски бросил бы меня. Впрочем, он и так меня бросил… Самым
ужасным и непоправимым способом. Да, горечь утраты все еще слишком
сильна во мне, она переполняет злостью все мое естество. А ведь мне тоже
нужно собраться с духом и простить мироздание за то, что стихия отняла у
меня Тео. В отличие от Йенса и Анны, наша с Тео история продлилась
всего ничего. Можно сказать, она оборвалась, даже не успев толком
начаться. И никто из нас двоих в этом не виноват.
Боясь дать волю своим переживаниям, я переключилась на
электронную почту. Стала проверять последнюю корреспонденцию,
попутно перекусывая фруктами из вазы, стоявшей на столе. Я чувствовала
себя слишком разбитой, чтобы тащиться вниз в ресторан, а в этом отеле
после девяти вечера еду в номера уже не приносят. Писем было море. От
Ма, от Майи, от Тигги, в котором она написала, что постоянно думает обо
мне. Отец Тео тоже прислал короткую весточку. Сообщил, что раздобыл
экземпляр книги Тома Халворсена и сейчас интересуется, по какому адресу
мне ее выслать. Питеру я ответила тут же. Попросила его воспользоваться
экспресс-почтой и переслать книгу на адрес отеля. И тут же решила
остаться в Бергене до тех пор, пока не получу книгу.
Завтра же отправлюсь на поиски дома Йенса и Анны, стала я строить
планы на завтрашний день. Потом загляну к Эрлингу, доброжелательному
директору Мемориального музея Грига. Вдруг он расскажет о них чтонибудь интересное. Тем более что в Бергене мне нравится. Здесь хорошо,
даже при том, что на данном этапе мои изыскания явно зашли в тупик.
Неожиданно зазвонил телефон, стоявший у изголовья кровати. Я даже
подпрыгнула от неожиданности.
— Алло?
— Это Вильем Каспари. Ну как вы там? С вами все в порядке?
— Да, спасибо. Все прекрасно.
— Я рад. Алли, не хотите утром позавтракать со мной? У меня тут
появилась одна мыслишка. Хочу поделиться ею с вами.
— Мм… — промямлила я в некотором раздумье. — Да, согласна. Это
будет здорово.
— Отлично. Тогда спокойной ночи.
Телефон отключился так же внезапно, как и зазвонил, и в трубке
установилась тишина. Я положила трубку на рычаг, испытывая некий
дискомфорт. Все же напрасно я приняла приглашение Каспари, мелькнуло
у меня. Потому что, если честно, я уже почувствовала, как что-то внутри
меня откликается на присутствие этого человека. Нечто, отдаленно похожее
на физическое влечение. И что толку отдавать приказы своей голове или
сердцу? Тело мое реагирует на окружающих по своим законам, не желая
прислушиваться ни к голосу разума, ни к предостережениям сердца.
Впрочем, что такое совместный завтрак? Это же не любовное свидание, в
конце концов. К тому же Вильем сам поведал мне о своем умершем друге,
который был ему больше, чем другом. Получается, что мой новый
знакомый — стопроцентный гей, и беспокоиться мне не о чем.
Уже приготовившись отойти ко сну, я вдруг неожиданно для себя
хихикнула. Воистину, вот это увлечение мне уж точно ничем не грозит. Да
и, наверное, меня привлек его талант пианиста, а не что-то другое. Музыка
всегда влияла на меня и на мои чувства, порой даже разжигая в крови
желания. Ну и слава богу, подумала я, засыпая.
* * *
— Итак, что вы думаете на сей счет? — поинтересовался Вильем за
завтраком, вперив в меня пристальный взгляд своих бирюзовых глаз.
— А когда должен состояться концерт?
— В субботу вечером. Но вы же играли эту вещь и раньше. К тому же
у нас впереди целая неделя для репетиций.
— Боже мой, Вильем! Что вы такое говорите… Играла… Когда это
было? Десять лет тому назад. Конечно, я польщена вашим предложением,
но…
— «Соната для флейты и рояля» — такая прекрасная музыка. Я
никогда не забуду, как вдохновенно вы исполняли это произведение в тот
вечер на концерте в Женевской консерватории. Между прочим, уже одно то,
что я запомнил и вас, и вашу игру, и помню до сих пор, несмотря на то, что
минуло целых десять лет, тоже подтверждает, что ваше исполнение было
превосходным.
— Господи боже мой! — протестующе воскликнула я. — Разве можно
сравнивать меня и такого талантливого, успешного во всех отношениях
музыканта, как вы? Одумайтесь, Вильем! В прошлом году вы выступали в
Карнеги-Холл. Куда уж выше… Так что спасибо за приглашение, но я
говорю вам «нет».
Он глянул на меня и на мой нетронутый завтрак. Я действительно
чувствовала себя преотвратно.
— Вы, наверное, боитесь, да?
— А как вы полагаете? Конечно, боюсь. Подумайте сами, как
зазвучали бы под вашими пальцами клавиши рояля, если бы вы не
прикасались к ним столько лет?
— Кто знает, кто знает… Вполне возможно, я бы заиграл совершенно
по-новому, появился бы новый напор, иной накал чувств, энтузиазм… А
потому — перестаньте трусить. По крайней мере, сделайте хотя бы
попытку. Присоединяйтесь ко мне прямо сегодня после моего дневного
концерта. И мы сможем помузицировать вместе. Думаю, Эрлинг не будет
возражать. Хотя, вполне возможно, сочтет некоторым богохульством. Еще
бы! Играть Франсиса Пуленка на родине самого Грига, среди его любимых
болот и озер. А что же касается театра Логен, где должен пройти субботний
концерт, то это прекрасное место. Уверяю вас, вы там почувствуете себя
свободно и непринужденно с самых первых минут пребывания на сцене. И
это тоже облегчит вам возвращение в музыку.
— Да вы смеетесь надо мной, Вильем! — вспылила я, чувствуя, что
еще немного, и я расплачусь. — Но с какой стати вы так печетесь обо мне?
— Если бы не нашелся человек, который после смерти Джека
буквально силой усадил меня за рояль, то, клянусь вам, я бы никогда в
жизни более не притронулся к клавишам. Значит, это карма. А сейчас я
просто возвращаю свои долги. Ну пожалуйста, прошу вас!
— Хорошо! Будь по-вашему. После обеда я собираюсь снова
наведаться в Тролльхауген. Попытаемся, — уступила я, понимая, что меня
попросту загнали в угол.
— Вот и отлично! — Вильем даже в ладоши прихлопнул от
удовольствия.
— Но заранее предупреждаю. Вы придете в ужас от моей игры. Да, я
играла на церемонии прощания с Тео, но это было совсем другое.
— А вы отнеситесь к этому мероприятию как к такой небольшой
прогулке по прекрасному парку, и только. — Вильем поднялся из-за
стола. — Итак, жду вас ровно в три.
Я молча проследила за тем, как он удалился. Стройный, ладный… И
где в нем только поместился весь тот обильный завтрак, который он только
что умял на моих глазах? Наверняка этот человек существует
исключительно на одном адреналине. Минут через десять я вернулась к
себе в номер, осторожно извлекла из футляра флейту, взяла ее в руки и
стала разглядывать со всех сторон, будто передо мной враг, с которым
предстоит сразиться.
— Во что я только ввязалась! — пробормотала я вполголоса, собирая
отдельные части инструмента воедино и выравнивая его надлежащим
образом. Потом настроила флейту и взяла несколько аккордов. После чего
попыталась воспроизвести по памяти самое начало сонаты. Для первой
попытки получилось совсем неплохо, подумала я рассеянно, вытерла
избыток влаги, почистила под клавишами и положила флейту обратно в
футляр.
А потом отправилась в город. Совершила длительную пешую прогулку
по набережной, зашла в один из магазинчиков, разместившихся в
деревянных постройках вдоль берега, и купила там себе норвежский
рыбацкий свитер. Температура на дворе падает, а в моем рюкзаке только
летние шмотки.
Вернувшись в отель, я снова достала флейту и заказала такси. В
машине я спросила у водителя, знает ли он дом под названием
Фроскехасет, расположенный как раз по дороге в Мемориальный музей
Грига. Водитель сказал, что такого дома он не знает. Но пообещал, что
когда мы выедем на дорогу, то будем в четыре глаза читать названия всех
домов, мимо которых станем проезжать. И мы таки его вычислили, этот
дом! Всего лишь в нескольких минутах ходьбы от той горы, на которой
расположился Мемориальный музей Грига. Отпустив такси, я принялась
разглядывать красивый деревянный дом кремового цвета, выдержанный в
традиционном норвежском стиле. Но, приблизившись к воротам, я поняла,
что дом пребывает в изрядном запустении. Краска на стенах облупилась,
сад неухожен. Какое-то время я слонялась по улице, не рискуя двинуться
дальше. Очень похоже со стороны на грабителя, задумывающего налет.
Интересно, кто обитает в этом доме сегодня? А что, если взять и постучать
в дверь и все выяснить прямо на месте? Однако я не отважилась на столь
дерзкий поступок и направилась прямиком в музей Грига.
По дороге заглянула в кафе, и меня тут же снова начало мутить. После
гибели Тео я начисто лишилась аппетита. Даже невооруженным глазом
было видно, что за последние недели я сильно похудела. Я еще не была
голодна, но все равно заказала бутерброд с тунцом и буквально силком
затолкала его в себя.
— Добрый день, Алли! — поздоровался со мной зашедший в кафе
Эрлинг, который сразу же заметил меня за столиком в самом дальнем углу
зала. — Слышал, у вас сегодня намечается репетиция сразу же после
концерта?
— Если вы не станете возражать, Эрлинг.
— Я никогда не возражаю против того, чтобы здесь звучала хорошая
музыка, — заверил меня директор музея. — Ну что нового прочитали о
жизни Йенса Халворсена?
— Между прочим, сегодня ночью я дочитала книгу до конца. И только
что видела дом, в котором они с Анной жили, когда перебрались в Берген.
— Даже так? А сейчас в этом доме живет Том Халворсен, биограф и
праправнук Анны и Йенса. Так вы полагаете, что тоже связаны какими-то
родственными узами с семейством Халворсен?
— Если даже это и так, то пока я просто не вижу, каким именно
образом я связана со всеми этими людьми. Во всяком случае, пока не вижу.
— Что ж, быть может, Том сумеет пролить немного света на вашу
загадку, когда вернется домой из Нью-Йорка. Кстати, он будет в Бергене
уже в конце недели. Вы собираетесь на концерт Вильема?
— Да. Он очень талантливый пианист, не правда ли?
— Согласен. К тому же недавно пережил большое личное горе. Но
наверняка он вам сам рассказывал об этом. Впрочем, испытания лишь
закалили его характер, сделали более совершенной его исполнительскую
технику. Трагедии в жизни человека, они ведь как? Либо убивают тебя,
либо исцеляют. Ну вы понимаете, что я имею в виду.
— Еще как понимаю, — прочувствованно ответила я.
— Тогда до встречи, Алли. — Эрлинг попрощался со мной кивком
головы и вышел из кафе.
Спустя полчаса я снова сидела в концертном зале мемориального
музея и слушала игру Вильема. На сей раз он исполнял редко звучащую
пьесу Эдварда Грига «Настроения». Это произведение было написано
композитором в самом конце его жизни, когда из-за болезни он
практически не покидал дом. Но все же кое-как, ковыляя и спотыкаясь на
каждом шагу, добредал до своей хижины, в которой творил. Вильем играл
выше всяческих похвал, и я снова задалась вопросом: какого черта я
вообще согласилась выступать в паре с таким выдающимся пианистом?
Впрочем, ведь он сам предложил мне выступить в дуэте с ним.
После бурных и продолжительных аплодисментов, последовавших в
конце выступления, Вильем поманил меня к себе на сцену. Заметно
нервничая, я поднялась к нему.
— Никогда прежде не слышала этой музыки, — призналась я. —
Прекрасная музыка, и ваше исполнение тоже выше всяких похвал.
— Благодарю! — Он куртуазно поклонился мне, потом сделал шаг
назад и стал внимательно разглядывать меня. — Алли, вы белая как мел.
Однако не будем тянуть и начнем прямо сейчас. Ладно? Иначе вы
передумаете и броситесь от меня наутек.
— Сюда не станут заглядывать всяческие любопытствующие? —
немедленно поинтересовалась я, опасливо глянув на двери в самом конце
зала.
— Ради всех святых, Алли! Уж не начинается ли у вас паранойя? Хотя
я и сам подвержен таким приступам.
— Простите меня, — виновато пробормотала я, достала из футляра
флейту, собрала ее и поднесла к губам в ожидании того момента, как
Вильем даст знак начинать. Честно говоря, потом я даже испытала некий
прилив гордости. Еще бы! Ведь я продержалась целых двенадцать минут и
нигде не сфальшивила. Ни единого разу! Правда, помог безупречный
аккомпанемент. Вильем просто интуитивно чувствовал, где и как надо
подыграть мне. Да и «Стейнвей» не подвел. Звучание рояля тоже было
превосходным.
Закончив играть, Вильем стал аплодировать мне. Звуки аплодисментов
эхом разнеслись по пустому залу.
— Знаете, что я вам скажу? — воскликнул Вильем. — Если человек
способен так играть после десятилетнего перерыва… Думаю, нам стоит
удвоить стоимость билетов на субботний концерт.
— Вы очень любезны, Вильем, но моя игра была далека от
совершенства.
— Нет, вы ошибаетесь! Вы играли превосходно. Для дебютного
выступления так и вообще просто фантастически. А теперь я предлагаю
повторить сонату, но уже в более медленном темпе. Есть несколько
пассажей, которые нам надо довести до совершенства. Проутюжить, так
сказать, все малейшие изъяны.
В следующие полчаса мы повторили сонату трижды, раз за разом.
После чего я упрятала свою флейту в футляр, и мы вышли из зала. И тут до
меня дошло, что за последние сорок пять минут я ни разу не подумала о
Тео.
— Сейчас едем в город, да? — спросил у меня Вильем.
— Да.
— Тогда я организую такси.
По пути в центр Бергена я поблагодарила Вильема за репетицию и
заверила его, что обязательно выступлю вместе с ним на субботнем
концерте.
— Счастлив слышать! — Вильем рассеянно глянул в окно. — Все же
Берген чудесный город. И очень своеобразный. Вы не находите?
— Да, мне он тоже очень нравится.
— Кстати, одна из причин, по которой я согласился дать серию
дневных концертов в Тролльхаугене, состоит в том, что Филармонический
оркестр Бергена приглашает меня стать их постоянным солистом. Вот я и
решил устроить своеобразные смотрины, что да как. Ведь если я приму их
предложение, то мне придется покинуть свое уединение в Цюрихе и
перебраться сюда на постоянное место жительства. А после всего того, что
случилось в моей жизни в последнее время, такое решение дастся мне
непросто. Совсем непросто…
— Джек жил вместе с вами в Цюрихе?
— Да. Но, наверное, пришло время начать все сначала. Во всяком
случае, здесь, в Норвегии, хотя бы чисто и с экологией полный порядок, —
закончил он с самым серьезным выражением лица.
— Что чисто, то чисто, — согласилась я со смешком. — И люди очень
дружелюбные. Вот только язык… Не представляю, как вообще можно
выучить такой трудный язык.
— А у меня хороший слух на языки. Можно сказать, повезло. Ноты
запоминаю с ходу, языки учу легко. Изредка решаю всякие математические
головоломки. Мой интеллектуальный багаж, так сказать. Да к тому же здесь
все поголовно говорят на английском.
— Уверена, оркестру очень повезет, если вы все же примете их
предложение.
— Благодарю вас. — Он улыбнулся, что случалось с ним крайне
редко. — Итак, — продолжил он, когда такси остановилось возле отеля и
мы вошли в холл, — что вы делаете сегодня вечером?
— Еще не думала.
— Тогда приглашаю вас на ужин.
Заметив мою нерешительность, Вильем тут же дал задний ход:
— Простите меня. Вы наверняка сегодня устали. Тогда до встречи
завтра ровно в три. Всего доброго.
Он резко развернулся и зашагал прочь, оставив меня в вестибюле,
совершенно сбитую с толка. Мне было неловко, я чувствовала себя
виноватой. Хотя, с другой стороны, мне что-то действительно было не по
себе. Еще никогда я не чувствовала себя так скверно. Я медленно побрела в
свой номер и сразу же улеглась на кровать, размышляя о том, сколько в
моей жизни в последнее время происходит всякого разного, чего никогда не
случалось раньше.
люсинда райли