По следу Пугачева - 2. Глава 1

        Последний день минувшего 1999 года запомнился профессору Дорофееву во всех мельчайших подробностях. Декабрь месяц прошёл довольно тёплым, с преобладанием плюсовых температур и с частыми осадками в виде дождя или мокрого снега. В третьей декаде ударил небольшой мороз, но накануне Нового года, потеплело и повалил густой снег, укрывший землю белым покрывалом. У профессора Дорофеева, как раз выдались свободные от лекций дни, которые он с пользой проводил на своей загородной даче. Сделав с утра приборку территории вокруг дома, Дмитрий Иванович принялся наводить порядок внутри. Вечером, после работы, должна приехать жена Марина, с которой они намеревались встречать Новый год вдвоём, на природе. Для такого случая несколько лет выращивалась в центре двора ёлочка, которую профессор украсил гирляндой и старыми советскими игрушками, пылившимися на чердаке. Жужжание пылесоса прервал звонок мобильного телефона. Профессор приложил аппарат к уху и услышал знакомый голос генерала Сафронова, изредка поздравлявшего Дорофеевых с праздниками.

       – Здравствуй, Дмитрий Иванович! С наступающим Новым годом!

       – Здравствуй, Юрий Михайлович! Взаимно! Чует сердце, неслучайно позвонил?

      – Угадал, профессор! Приезжайте с Мариной к нам, на Профсоюзную, часам к 10 вечера! Моя половина с твоей, уже договорились…

       – Ну, спасибо, что перед фактом поставил! И Марина хороша, могла бы сказать, что Новый год в гостях будем встречать...

       – Не ругайся, Дима! Это я просил землячку, промолчать. Вопросы накопились, надо бы обсудить в тихой домашней обстановке. Новый год, ведь, семейный праздник. Дети наши уже выросли, у них свои компании, а мы уж по – стариковски, под Голубой Огонёк и бой курантов…

       – Узнаю казаков уральских, Юра! Ладно, бросаю все дела на даче и ближайшей электричкой еду в Москву!

       – Не торопись! В 14.00 за тобой приедет служебная машина, под видом такси, и отвезёт куда скажешь. Оранжевая «десятка», номер 358, водитель Гриша.

        – Спасибо, товарищ генерал! Оранжевая «десятка», 358, Григорий!

       – Не Григорий, а Гриша! – поправил Сафронов. – Полдень скоро, включи телевизор и сядь удобней в кресло. Не прощаюсь, до вечера!

       – Понял! Гриша, так, Гриша. Жду!

       За четверть века знакомства с генералом Сафроновым, Дмитрий Иванович не раз убеждался, что старый чекист слов на ветер не бросал. Взглянув на часы, стрелки которых приближались к полудню, профессор включил телевизор и увидел на экране «бегущую» строку, сообщавшую, что в 12.00 будет важное специальное сообщение. Придвинувшись ближе к телевизору, Дмитрий Иванович замер в ожидании новостей. Ровно в полдень, на экране появился первый президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин и с печальными нотками в голосе, но спокойно, объявил стране свою последнюю волю:

       «Осталось совсем немного времени до магической даты в нашей истории: наступает 2000 год, новый век, новое тысячелетие», – голос президента дрогнул и затих, но уже через несколько секунд зазвучал вновь: «Я принял решение. Долго и мучительно над ним размышлял. Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку».

      Профессор Дорофеев сидел, как вкопанный, боясь шевельнуться. Хотя, формально президент Ельцин был не прав насчет 2000 года, который должен был завершать ХХ век, а новый, XXI век, начнётся лишь с 1 января 2001 года. Однако, с политической точки зрения, действительно, Россия вступала в новый век, в новое тысячелетие. Был назван преемник, которому Ельцин передавал всю полноту власти в стране: Владимир Владимирович Путин, не так давно возглавивший федеральное правительство. Народу уже понравился этот молодой политик, обещавший мочить террористов даже в сортире. На прошедших выборах в Государственную думу, 19 декабря 1999 года, блок «Единство», созданный для поддержки премьера В. В. Путина, уверенно занял второе место, уступив лишь несколько процентов всё ещё мощной партии коммунистов – КПРФ.

       «С Новым годом! С новым веком, дорогие мои!», – президент Ельцин завершил своё телеобращение традиционными для простого народа словами. И страна испытала шок. Такого ещё не было в истории России, чтобы глава государства досрочно и добровольно уходил в отставку. До окончания его президентского срока оставалось полгода, поэтому понять мотив поступка было сложно. Может быть оттого и сократили всего до двух фраз пересказ речи Б. Н. Ельцина: «Я устал, я ухожу». Такой она осталась в памяти народа и вошла в новейшую историю страны…

       «Возможно, «царь Борис» решил повторить отрешение от престола Иоанна Грозного в пользу татарского хана Симеона Бекбулатовича», – подумал Дмитрий и стал размышлять: «В последнее время Б. Н. Ельцин сменил пять премьеров. Перестановки происходили так часто и быстро, что мало кто понимал их целесообразность. Говорили, что виной всему «семибанкирщина», олигархи, имевшие близкие связи с президентской семьёй и почти напрямую влиявшие на государственные процессы. И вдруг, досрочная отставка, да ещё, добровольная. В такое верится с трудом, учитывая, что советником президента Ельцина была его дочь, Татьяна, женщина блестяще образованная, активная и амбициозная. Она занималась имиджем президента и без её одобрения Ельцин не принимал решений».

       Дмитрий вспомнил, как два года назад прочел в газете «Век» (6 июня 1997 г.) о Татьяне Дьяченко небольшую, но довольно ёмкую характеристику: «После избрания Бориса Ельцина президентом на второй срок для публики она вновь превратилась из неординарного человека просто в дочь главы государства, для россиян – в царевну. Быть просто царевной, то есть не личностью, а неким соблазнительным приложением к личности царя, Татьяна не захотела». Дмитрий тогда подумал, что такая деятельная особа могла бы занять достойное место в высшей иерархии страны.

       По слухам, исходящим от близкого круга президента и передававшимся в народе, Ельцину очень нравилось, когда его называли «царём Борисом». Говорили, он сам был уверен, что в его жилах текла царская кровь. Борис Николаевич, крутым нравом походил на государя – реформатора, сравнимого с образами Ивана Грозного или Петра 1. В тоже время, при всей своей жёсткости, Ельцин любил широкие жесты и умел прощать, что тоже объясняло его «царскую натуру». Друг и однокашник Денис Елчин, как – то похвастался Дмитрию, что давно копается в архивах, надеясь отыскать документы, подтверждающие аристократическое происхождение Бориса Ельцина. Нашёл или нет, уже никто не узнает. Денис погиб за год до президентских выборов 1996 года, при странных обстоятельствах. Его насмерть сбила машина во дворе дома, где он проживал с детства, но свидетелей происшествия не было, а машину, сбившую его, так и не нашли.

       В 1990-е годы, на глазах профессора Дорофеева, по всей стране, как грибы появились разнообразные дворянские общества, предлагавшие людям за плату поиск дворянских корней, составление родословий, эскизы гербов и прочей аристократической атрибутики. Более того, в научном российском сообществе стала всерьёз обсуждаться идея возврата к монархической форме правления. «Дыма без огня не бывает», – вспоминал поговорку Дмитрий Иванович, когда его просили прокомментировать слухи о возврате монархии. К счастью, у «царя Бориса» не было прямых наследников по мужской линии. Старшая дочь президента, Елена Окулова, домохозяйка, избегавшая публичного внимания. Её муж был штурманом гражданской авиации, и недавно возглавил компанию «Аэрофлот». А вот, его младшая дочь, Татьяна Дьяченко, перед президентскими выборами 1996 года, с головой окунулась в политику, став правой рукой и главным советником своего отца. Те выборы сильно подорвали здоровье Бориса Николаевича. Врачи успешно провели операцию на сердце, выполнив шунтирование. Какое – то время общение президента РФ с внешним миром происходило только через дочь Татьяну, которая оградила его от близкого круга. Поэтому предпосылки для превращения «царевны» Татьяны в «царицу» были. Но, вопрос о реставрации монархии в России, так и не был вынесен на всенародный референдум, а ограничился лишь научными дискуссиями, да пустыми разговорами. 
 
       На заднем сиденье служебной машины ФСБ, Дмитрий Иванович невольно вспомнил события 1762 года, во время которых, не успевший ещё короноваться, император Пётр III тоже мог добровольно отказался от престола. Для этого нужно было, лишь, дать Петру Фёдоровичу официальный развод и разрешить ему проживать с Елизаветой Воронцовой. Однако супруга его, Екатерина, не захотела такого развития событий. Видимо унижения, которые она претерпевала от мужа, не позволили ей принять компромиссное решение. Якоб Штелин вспоминал: «На Святой Неделе император переезжает в новый Зимний дворец, помещает императрицу на отдельном конце его, а ближе к себе, на антресолях, свою любовницу, толстую фрейлину Елизавету Романовну Воронцову». Хотя, ничего, так сказать, неестественного в поведении Петра III не было. Профессор Дорофеев, как никто другой знал нравы высшего общества XVIII века, но даже ему было невдомёк, что тогда побудило Екатерину II пойти на дворцовый переворот. Риск был большой, но она довела начатое до конца. Тот же Якоб Штелин вспоминал: «28 июня [1762 г.] гвардия у Красного кабака хочет воротиться. Генерал Волконский уговорил императрицу сесть в офицерском мундире на коня и самой вести их». Гвардейцы ринулись за ней, за Екатериной, даже не подозревая её обмана, «что император умер». Однако, при живом муже, Екатерина II не имела права занять престол, а могла лишь стать регентшей при своём малолетнем сыне – императоре, Павле Петровиче. Но, её такая роль, видимо, не прельстила…

         По сути, никакого веского повода для отстранения мужа от престола у Екатерины не было. Об этом обстоятельно поведал историк Николай Дубровин, автор трёхтомника «Пугачев и его сообщники», посвятив целую главу краткой характеристике российского высшего общества XVIII столетия. Профессор Дорофеев неоднократно обращался к этой работе, пытаясь найти ответ на вопрос: кто же поднял на бунт яицких казаков, самозванец или настоящий царь? Если он сам не сомневался в подлинности Петра Фёдоровича, то убедить в этом других историков, ему пока не удалось.

       «Мода требовала, чтобы муж и жена жили на разных половинах, имели свой собственный круг знакомства и любовные связи, – писал Дубровин. – В высших сферах считалось недостатком, если женщина обходилась без любовника, и потому каждая из них имела своего «болванчика», а иногда и нескольких. С другой стороны, каждый мужчина должен был иметь «метрессу» или любовницу, что, хотя, и стоило больших денег, но было признаком хорошего тона» [Дубровин Н. Пугачев и его сообщники. В 3-х томах. Том 1. СПб., 1884. С. 284 – 285].

       В то время, когда император Пётр III «веселился» со своей любовницей Елизаветой Воронцовой, его жена, Екатерина Алексеевна, также поддерживала любовные связи с несколькими фаворитами, и даже родила от одного из них, графа Григория Орлова, сына. Впоследствии, император Павел 1 присвоил брату – бастарду титул графа Бобринского.

       «По свидетельству Новикова, дамы, занимавшие почетное положение в обществе, и притом богатые, не считали предосудительным продавать свою любовь за деньги, и в одно и то же время принадлежать нескольким, – писал Дубровин. – Болотов говорит, что в последние годы царствования Екатерины II самовольные разводы, браки на близких родственницах, также от живых мужей и жен были весьма обыкновенны. Родители выдавали замуж дочерей за людей заведомо женатых и духовенство поощряло разводы, за деньги, конечно. Тогда явилась мода, чтобы девушка выходила замуж побегом или была похищена» (Там же, с. 290).

       «Бедная Устинья Кузнецова, была далека от этих пороков высшего общества, но от замужества с государем Петром Фёдоровичем отказаться не могла», – подумал Дмитрий Иванович и добавил вслух: «На то была воля родителя, а то и Войска Яицкого».

       «Образ жизни привилегированного сословия заключался в постоянном стремлении к роскоши, великолепию и блеску, – писал Дубровин, – которым нельзя не удивляться, читая дошедшие до нас описания жизни наших предков. Прорубив в Европу окно, а не дверь, мы не имели возможности познакомиться с основами и фундаментом цивилизации, а доставали из окна верхушки ее, все – то, что покровительствовало животным инстинктам и чувственным наслаждениям. Порча нравов и роскошь начали развиваться с царствования Петра Великого и дошли впоследствии до чудовищных размеров. Забравшись первоначально в верхние слои общества, порок спустился потом до самых нижних, до бедных дворян и однодворцев» (Там же, с. 291 – 292).

       «Значит, не измена мужа стала причиной дворцового переворота 1762 года, а, скорее, внешняя политика, проводимая императором Петром Фёдоровичем», – размышлял про себя историк Дорофеев: «Ведь, Пётр III свёл на нет победы, одержанные русской армией над Пруссией в семилетней войне. Более того, он не скрывал своё восхищение прусским королём и его армией, что не нравилось русским солдатам и офицерам. Особенно же, невзлюбили нового императора гвардейские полки и было за что, ведь, он начал с самого болезненного вопроса, с замены их роскошной формы».

       «Прежняя, введенная Петром Великим, форма гвардии была заменена на короткие прусские кафтаны с золотыми (называемыми бранденбургскими) петлицами, – писал Якоб Штелин. – Офицеры из вежливости показывали вид, что они этим довольны, но нижние чины, терявшие аршина по два от каждого мундира, громко роптали на это нововведение. Это положило несколько камней в основание их воспоследовавшего отпадения от императора. К этому присоединился еще ропот, будто император хочет уничтожить гвардейские полки (он точно замышлял это исполнить и, по своей дурной привычке, не мог сохранить в тайне), разделить народ между прочими полками и в столице вместо гвардии употреблять лейб – кирасирский полк, перемещая ежегодно полевые полки».   

        За годы правления «царя Бориса» произошло колоссальное расслоение общества на бедных и богатых. Олигархи утопали в роскоши, а простой народ чаще влачил нищенское состояние. Средний класс, к которому относил себя профессор Дорофеев, в большинстве своём мечтал о достойной зарплате за свой труд и в политику государства не вмешивался. После горбачевского «сухого закона», народ, пребывая в похмельной эйфории, наблюдал, как выводили наши войска из Германии, в буквальном смысле, в чистое поле. Винили в этом президента Ельцина, дирижировавшего в сильном подпитии оркестром берлинской полиции, и напевавшим при этом знаменитую «Калинку – малинку». Церемония вывода Западной группы войск из Германии, проходившая в Трептов – парке, 31 августа 1994 года, запомнилась всему миру, именно этим курьёзом. Случайно или нет, но, ровно через два года, 31 августа 1996 года, были подписаны Хасавюртовские соглашения, вроде бы, завершившие Первую чеченскую войну, но ставшие позором для России. Они так и не привели к стабилизации внутриполитической обстановки в Чечне, а лишь усилили былые противоречия. 7 августа 1999 года началось вторжение боевиков Басаева в Дагестан, что явилось причиной уже второй чеченской войны на Северном Кавказе. Тогда же, всё чаще стал появляться на экранах телевизоров молодой глава правительства России, Владимир Владимирович Путин, заявивший о себе, как о будущем лидере страны.

       «Хватит толочь воду в ступе», – мысленно скомандовал себе Дмитрий Иванович, но выбросить из головы мысли о досрочной отставке президента России не получалось: «Ладно, дождусь вечера, может генерал ФСБ прояснит обстановку, раз он заранее знал о выступлении Ельцина по телевидению. Хотя, не факт, что и он знает правду. Помнится, о предстоящем увольнении главы ФСБ Барсукова, Юрию Сафронову поведал сам Дмитрий, а генерал, даже, был не в курсе смены руководителя «конторы», которая проводилась при активном участии дочери президента, Татьяны Дьяченко».

        – Гриша, остановите возле «Универсама», куплю шампанского к празднику! – попросил Дмитрий Иванович водителя и добавил. – Можете быть свободным!

         – Я подожду! – учтиво сказал водитель. – Генерал приказал довезти Вас до дома.

         – Не нужно, пешочком прогуляюсь! – ответил профессор Дорофеев.

       – Если машина понадобится сегодня, позвоните по этому номеру, – водитель вручил свою визитку и уехал.

        Новогодний вечер в компании Сафроновых удался на славу! После традиционных тостов и поздравлений с Новым годом, мужчины, Юрий и Дмитрий, оставили своих жён у телевизора, где по всем каналам транслировались развлекательные программы, а сами, прихватив бутылку армянского коньяка и нарезку лимона, удалились в кабинет генерала Сафронова.

       – Молчи и слушай! – сказал Сафронов. – Сам был в шоке, узнав об отставке Ельцина. Сказали включи телевизор, а там уже бегущая строка. Позвонил тебе, давно собирался. Всё, как в кино, собралось в одну кучу. Разговор с тобой, намечался о другом…

        – Ладно, давай по рюмочке и расскажешь по порядку! – добродушно сказал Дмитрий.

        – Наш старый знакомый, Лифшиц – Кунц, в Москву зачастил! – выпалил Сафронов, выпив рюмку коньяка. – Он теперь, солидный бизнесмен, меценат!

       – Миша? Вот, так новость! – воскликнул Дмитрий, закусывая коньяк лимоном. – Давно о нём не слыхал, уже и думать позабыл…

       – «Контора» не выпускала его из поля зрения! – сказал Сафронов. – Он, в «лихие» годы в Киеве пропадал, а год назад получил российское гражданство и стал в Москву наведываться…

       – Уже понял, зачем я тебе понадобился! – проворчал Дмитрий. – Ладно, наливай…

        – Прости, Дима, но без тебя не обойтись! – признался Сафронов, разливая коньяк по рюмкам. – Ворчи, ругайся, но агент «Протопоп» должен возродиться из пепла!

         – Профессор Пугачев, уже больше года, как ушёл в мир иной, – печально заметил Дмитрий. – Как прикажешь к Кунцу – Лифшицу подбираться?

       – Так, он сейчас не тот, что был прежде, – ответил Сафронов. – Его не профессура интересует, а большой бизнес, олигархи!

       – Где наша не пропадала! – сказал Дмитрий, поднимая рюмку. – Давай выпьем, Юра, и просто помолчим. О делах завтра…

       Вернувшись за новогодний стол, мужчины пригласили женщин на танец. Дмитрий вальсировал с Тамарой Сафроновой, а Юрий кружил в танце Марину. Однако, возраст давал о себе знать и, уже, после первого танца, второго, не последовало. Когда все заняли свои места за столом, разговор зашёл о детях.

         – Мариночка, как там ваш сынок, Петя? – спросила Тамара. – Освоил китайский язык?

        – С трудом даётся! – ответила Марина. – Английский у него со школы был отличный, а в военном институте сам напросился на корейский и китайский, теперь жалеет.

       – Жалей, не жалей, а учиться надо! – заметил Сафронов. – Тайвань и Южная Корея, два гиганта электроники, завалившие Россию своей бытовой техникой…

       – Сын на военного переводчика учиться, а дочь историей грезит, – похвасталась Марина. – Ей, как и отцу не даёт покоя Пугачевский бунт…

        – Похвально! – одобрительно закивал Сафронов. – Давайте выпьем за детей!

      – А наши мальчики мечтают стать программистами! – вырвалось у Тамары. – Они считают, что будущее за IT – технологиями! За детей!

       – За детей и их родителей! – объявил Дмитрий.

       – Присоединяюсь! – поддержала мужа, Марина.

        Уже под утро, в половине шестого, Дмитрий вызвал по телефону такси, и они с Мариной поехали домой. Дочь Александра безмятежно спала в своей комнате, а сына Петра дома не оказалось. Он с компанией встречал Новый год у кого – то из друзей, и видимо остался там ночевать. Марина знала, что у сына появилась любимая девушка, но она боялась об этом рассказать Дмитрию, который был противником раннего брака для сына – курсанта. Марина же, наоборот, поддерживала желание сына жениться, надеясь, что его станут ежедневно отпускать из военного института с ночевкой дома. У сына была своя комната в их большой квартире, где могла бы поселиться и будущая невестка. Пётр уже сделал своей избраннице официальное предложение, договорившись, что свадьбу отыграют летом, во время большого отпуска. Так, что Марина надеялась к тому времени не только поставить в известность мужа, но и получить его согласие на брак сына. 

       В понедельник, 3 января, ближе к обеду, позвонил генерал Сафронов и предложил Дмитрию встретиться вечером на конспиративной квартире. Опять приехала оранжевая «десятка», с тем же «таксистом», который вёз Дмитрия с дачи до Москвы, накануне Нового года. Правда, номер на машине уже был другой. В нарушение всех инструкций, Дмитрий не удержался и спросил водителя: «Почему, именно, Гриша, а не Григорий?».

       – В моём паспорте так записано, – спокойно ответил парень. – Я детдомовский, говорили, что в детстве любил стучать себя в грудь и кричал: «Я, Гриша!», так и записали в документах.

        – Гриша, имя не плохое, но как будут звучать отчества у детей? – спросил Дмитрий.

       – Честно говоря, пока не задумывался над этим, – ответил парень. – Хотя, Вы правы, как – то смешно будут выглядеть дочь с отчеством, «Гришевна», или сын, – «Гришевич».

       – Может мне поговорить с генералом, насчет смены имени?

      – Что Вы, даже не упоминайте о нашем разговоре! – воскликнул Гриша. – Я сам затрону этот вопрос…

       Дмитрию были не в диковину уменьшительные имена в документах, но это было в прежние времена, в старинных документах. Например, в Списке именном Яицких казаков 1773 года, у казаков – калмыков встречались детские имена Гришка и Ивашка. Именно так, они были записаны в той переписи. «Видимо, этому Грише тоже заполнял документ о рождении, какой – нибудь представитель малой народности», – подумал Дмитрий.

       Генерал Сафронов не стал ходить вокруг, да около, а сразу перешёл к делу. Достав из портфеля папку с документами, он протянул их Дмитрию со словами: «Ознакомься». Это была аналитическая записка о деятельности нефтедобывающей компании «ЮКОС» и о её владельце, Михаиле Ходорковском. Внимательно прочитав материал, Дмитрий возвратил папку генералу, который начал излагать суть их настоящей встречи.

       – Так вот, Дмитрий, наш старый знакомый, Михаил Лифшиц, имея два гражданства, Израиля и России, беспрепятственно прилетает в Москву и проявляет большой интерес к нефтедобывающей компании «ЮКОС»! – объявил Сафронов. – Выступает посредником от имени американской компании, которая хотела бы участвовать в нефтедобыче в Югре.

       – Где, где? – машинально спросил Дмитрий.

       – Югра – это Ханты – Мансийский автономный округ! – пояснил Сафронов. – Западная Сибирь, Тюменский край, там филиалы и подразделения компании «ЮКОС» работают.

       – У Лифшица какой интерес? – спросил Дмитрий. – Неужели он ушёл из ЦРУ и занялся бизнесом?

       – ЦРУ развалил Советский Союз, а теперь намеревается развалить Россию! – сказал Сафронов. – Планы у них грандиозные: растащить Россию на отдельные регионы, а потом, уже поочередно, подчинить их себе. И Лифшиц – Кунц в этих планах играет не последнюю скрипку. Советский Союз обрушили ценами на нефть, так что нефтяной бизнес, который в России, уже, наполовину частный, для американцев лакомый кусок.

       – Мне какая роль отводится? – спросил Дмитрий. – Я, вроде, к «нефтянке» никакого отношения не имею.

       – Вот о твоей роли и хотел поговорить! – подчеркнул Сафронов. – Гришу хотим внедрять в одну из структур «ЮКОСа», под прикрытием, разумеется. Давно пора ему и странное имя сменить. Он же, родом из Югры. Младенцем попал в местный детский дом, а заведующая – манси, дала ему имя, Гриша. Отца её так звали или брата, короче, всё в традициях народа манси. Мальчишку, потом, отправили на «большую землю», а имя в документах осталось прежнее. Кстати, язык манси и хантов понимает, что немаловажно в нашей работе. Есть задумка сделать из него внука профессора Кушнаря, назвав Виктором.

       – У Кушнаря детей не было, откуда внуку взяться? – Дмитрий вопросительно глянул на генерала.

       – Кого – то же, любил опальный профессор? – вопросом ответил Сафронов. – Ты же сам говорил, что в Тайшет он неслучайно напросился в ссылку.

       – Была у Виктора Петровича любовь с одной ссыльной, когда он заведовал библиотекой в ОзерЛаге, – проговорил Дмитрий. – Потом он уехал в Москву, а женщина осталась в Тайшете. Профессор с головой ушёл в науку, а когда попал в ссылку, в Тайшет, то женщины там не оказалось, уехала куда – то. Про детей он мне ничего не говорил.

        – Кушнарь может и не говорил, а тебе придётся подтвердить родство нашего «внука» с опальным профессором! – сказал генерал. – Лифшиц должен заполучить в свои «сети» внука известного диссидента. Согласен, работа сложная, но выполнимая.

        – Легко сказать, выполнимая! – воскликнул Дмитрий. – Да, Лифшиц не наивный мальчик, которого можно на мякине провести.

       – Подумай, Дима, подумай! – приказным тоном сказал Сафронов. – Не тороплю, время пока есть. Правда, мало…

       – Для начала, помогите организовать несколько телепередач с моим участием, – предложил Дмитрий. – Сначала, нужно заинтересовать Лифшица моей персоной, чтобы он захотел встретиться со мной. Хорошо бы использовать площадку телекомпании НТВ, там уже есть рубрика по истории. Лезть к нему самому, после долгого перерыва, опасно. Нужно, чтобы он сам ко мне обратился, а для этого надо намозолить ему глаза с экрана телевизора. Уверен, заглотит Лифшиц наживку…

       – Молодец, профессор! – похвалил Сафронов. – Оперативное мышление работает, как и прежде. Так, что с возвращением, «Протопоп»!

       Уже через неделю, на телеканале НТВ, профессор Дорофеев начал читать по субботам лекции по отечественной истории XVIII века, в частности, одна, посвященная 225 – летней годовщине смертной казни на Болотной площади в Москве, царя – самозванца Емельяна Пугачева и четверых его сообщников. В последнее десятилетие, Дмитрий Иванович редко обращался к теме Пугачевского бунта, если только это было связано с лекциями учебной программы ВУЗа, где он заведовал кафедрой. А на днях, генерал Сафронов подарил ему старинную книгу, середины XIX столетия, из которой профессору удалось узнать новые подробности не только самого бунта, но и последних минут жизни его предводителя.