Электричка

   Электричка приехала с опозданием. Из неё высадились три-четыре усталых пассажира.
   Он осмотрелся вокруг. Пыль въедалась буквально в волосы. «Тогда так не было», — подумал он. 
   Тогда зелень пронизывала всё насквозь своей свежестью, а воздух был как кристалл. Сейчас всё было иначе. Светило жёлто-кислое солнце, на камне у станции грелась древняя ящерица. На секунду он нашёл сходство между её невозмутимым оцепенением и состоянием своей души. 
   Он шёл через мёртвый, словно старинное кладбище, посёлок. Природа брала над этим местом верх — всё заросло дикими, хищными травами. В живых оставалось только несколько домов. Но и те были пусты. Под ногами была растрескавшаяся древними черепками земля. 
   Пока он шёл, в его голове вспыхивали образы того времени. Только раньше они приятно грели. Сейчас лишь мешали. 
   Неожиданно посёлок закончился. Началась змеистая тропинка в степи. Пахло горько — полынью. Она оседала на языке. 
   Он спускался по витой, как колючая проволока, тропинке вниз, будто в жерло мёртвого вулкана — всё глубже и глубже. Ему казалось, что он делает что-то не то, что нужно делать иначе, как-то по-другому, но не мог понять как. Наконец, он остановился и посмотрел вокруг себя. 
   Картина была, с одной стороны, похожа на ту же самую, но всё было изменившимся. Море было скрипучим, как несмазанная петля. Небо — как будто из него высосали свет. Солнце разливало вокруг ядовито-жёлтый поток, который не грел. А песок под ногами был больше похож на придорожную пыль. 
   Вот это место. То же полено. Только теперь оно словно хотело рассыпаться в пыль — настолько разрушенным оно было. Память — эта печатная машинка с железным хрустом — начала выплёвывать жёлтые от старости листы. Которые никто не будет читать. Даже он. Он только бегло посмотрит их и сложит в старомодный, сырой шкаф, полный такими же бумагами. 
   Здесь сидела она, скрестив ноги, а он лежал головой на её коленях. Она смотрела вниз на него, её волосы свисали и щекотали его лицо. Волосы пахли духами, которые он подарил ей накануне весной. (Пустой флакон, хранящий тот пронзительный запах, зачем-то лежит у него в коробке со старым барахлом.) Она была в серых брюках с низкой талией — мода тех лет. Чёрные туфли на толстой подошве и дешёвый серебристый кулон. «Память хранит подробности», — зачем-то констатировал он. Ему стало на момент смешно. Хранить такие детали — это всё равно что не выбрасывать сношенную, ненужную одежду. 
   «А что по чувствам?» — задумался он. Глядя на берег, он заметил сухое, мёртвое, корявое дерево. Его вынесло штормом. Оно казалось древним обелиском этому месту. 
   Паук-память с сухим шелестом заработал пугающими членистыми ногами, выплетая свою мёртвую паутину. 
   Тогда он чувствовал всепоглощающее ощущение обожания к ней. Его личность, его «я» были вытеснены. Они были вытеснены её горячими губами, трепещущим живым телом и тёмными, как каштаны, полными любви глазами. 
   «Давай поженимся!» — это было итогом того невыносимого, до которого можно было практически дотронуться рукой фейерверка чувств, что обжигал его. «Давай», — хрупкое, как ценное украшение, готовое выпасть из рук в любой момент, стало точкой движения вниз. Он поцеловал её благодарным, долгим поцелуем, почувствовав вкус ветра, солёного, как предчувствие слёз на её губах. Его руки запомнили не её тело, а то, как дрожали её плечи в этот момент. 
   Внезапно резким, болезненным до слёз ударом его словно вышибло из воспоминания. Как будто кто-то больно схватил его за волосы и выдернул из сонной эйфории, в которую входят неопытные аквалангисты при слишком глубоком погружении. 
   Он беззащитно улыбнулся. Его улыбка выражала смесь боли и сарказма. 
   Он осмотрелся вокруг. Серое ледяное море, казалось, жгло холодом до самого сердца. Тучи, появившиеся будто из ниоткуда, обещали скорый дождь. 
   Внезапно он заметил в песочной пыли возле «их» полена осколок стекла. Он медленно поднял его. В осколке была трещина, острой стрелой разделявшая его на две части. Правая часть отражала его каменное лицо. (Все чувства уже успели растаять, как её запах на подушке.) Вторая половина стекла была абсолютно пуста, будто её специально вычистили. 
    «Дела давно минувших дней!» — усмехнулся он, отшвырнул стекло и поспешно зашагал назад к электричке. Ему не хотелось опоздать и долго ждать следующую.