Горячие игры холодных сердец 18

                Глава восемнадцатая


   На следующий день после обеда к двухэтажному деревянному дому, затерявшемуся в цветущем кустарнике где-то далеко за городом, подъехал чёрный автомобиль с затемнёнными окнами. Из него вышел представительного вида мужчина среднего роста и такого же возраста. На нём был серый костюм, зачёсанные назад пепельного цвета волосы и внешность человека занимавшего высокую должность где-нибудь в министерстве. Звали его Макар Витальевич Жгунтин. Подойдя к двери, он нажал на звонок и принялся ждать с видом человека никуда не спешившего. 
   Дверь распахнулась; на пороге показалась женщина лет пятидесяти с гаком в строгом костюме и озабоченным видом на серьёзном, покрытом глубокими морщинами лице. Это была экономка хозяина дачи.
   – Добрый день, Алевтина Германовна! – поприветствовал женщину Жгунтин и как бы, между прочим, добавил – кивнув в сторону гостиной: – Дома?
   – Антон Иванович сердится, – ответила женщина, отступая в сторону.
   Не задавая вопросов, Жгунтин вошёл в дом и сразу прошёл в гостиную, где со стен глядели господа в отливающих серебром латах и в париках а-ля Людовик XIV на фоне пейзажей в духе дюссельдорфской школы. Со вкусом подобранной старинной мебелью соседствовали вполне современные стулья и пуфы, и всё это было расставлено таким образом, что в просторной гостиной, которая дышала теплом, уютом и семейным покоем, не было ни одного пустого уголка – всё было на своих местах. Жгунтина это нисколько не удивляло – он хорошо знал вкус и аккуратность хозяина, бывшего страшным педантом. В который уже раз, окинув беглым глазом простор тонувшего в тени и прохладе помещения, Жгунтин лёгким взмахом руки дал понять экономке, что она свободна, а сам – подойдя к кабинету хозяина, негромко постучал в дверь. Приглашения войти не последовало, и Жгунтин не повторяя попытки «достучаться» до хозяина – решительно открыл дверь, и сделал шаг в простор кабинета, роскошь и убранство которого, просто восхищали.
   За дубовым столом, заваленным бумагами сидел плотного телосложения мужчина лет этак под шестьдесят. Склонившись над папкой, он делал вид что читает. Его кустистые брови были нахмурены, а глаза, смотревшие сквозь линзы очков в роговой оправе – внимательно пробегали по тексту – туда и обратно; широкие ноздри с шумом вдыхали воздух, а толстые губы, вбирая в себя текст – шевелились. На вошедшего он не обратил внимания. Это был глава города, или, как сейчас принято называть – мэр – Антон Иванович Вороватый.
   – Добрый день, Антон Иванович, – поздоровался Жгунтин, плотно прикрывая дверь, как бедный родственник, оставаясь у порога. – Сердитесь?
   – Читайте, – не поднимая головы, сказал хозяин, толкнув большим пальцем сложенный вдвое лист,  лежавший на столе.
   Жгунтин, словно это его толкнули – качнулся на месте.
   – Что это? – спросил он, глядя с подозрением на лежавший на столе среди вороха бумаг лист, при этом с места так и не двинулся.
   – А вы прочтите, – тем же тоном, ответил Антон Иванович.
   – Зачем? – пожал плечами Жгунтин.
   – Читайте, вам говорят! – гаркнул Вороватый, подняв глаза на мявшегося у двери заместителя.
   – Не хочу, – промямлил Жгунтин, отворачивая голову от белого листа, который, как земляной червь уже вгрызался в его сознание, рождая тяжёлые мысли, и Жгунтин почувствовал, как «засосало под ложечкой», что с ним часто бывало в момент тревоги, когда неизвестное вставало перед ним каменной стеной, и не было возможности – обойти её. Настроение и тон хозяина – подтвердили его догадку в отношении той информации, что была сокрыта под этим «белоснежным носителем» так вольготно пристроившимся среди уже порядком потрёпанных чужими руками его «соплеменников».
   – Как это понимать, Макар Витальевич? – глядя на секретаря поверх очков, спущенных на переносицу, спросил Вороватый, стараясь говорить спокойно.
   – Вы же знаете, Антон Иванович – у меня язва, – напомнил Жгунтин, в свою очередь, старясь не смотреть в то место, где лежал злосчастный лист, – и волнения мне противопоказаны.
   – Соберитесь, Макар Витальевич! – голосом доброго папочки, наставлял Вороватый. – Я всё прекрасно понимаю, но – надо! Мы с вами вступили в такую должность, где сантименты не приветствуются. Более того – в любой момент могут полететь головы! И заметьте – наши с вами – тоже! А потому, отбросьте эти сюси-муси – идите сюда, и читайте. Если вас это хоть как-то взбодрит, считайте, что я вам – приказываю, как главнокомандующий на вверенной мне должности. Вам ясно? А теперь – вперёд! Читайте!
   Жгунтин подошёл, схватил со стола лист, развернул его, мысленно поплевал через левое плечо, вспомнив при этом, что до сих пор не оплатил задолженность по кредиту и, прочитал отпечатанный в строчку текст: «Уведомляем Вас о том, что в ближайшее время в городе появится Архитектор. Будьте бдительны!»
   Тёплая волна спокойствия пробежала по застывшему в напряжении телу Жгунтина, вернув ему самообладание – это был не его смертный приговор, – что уже радовало.
   – Откуда такая информация? – спросил он расслабленно, возвращая лист на место – теперь он не казался ему «опасным», и не слепил глаза.
   – А вы как думаете? – ответил вопросом на вопрос Вороватый.
   Жгунтин пожал плечами.
   – И это тогда, когда вот-вот должен пребыть Лектор! – взволнованно проговорил Антон Иванович, отбросил папку и откинулся на спинку кресла. – Кстати, всё готово? Книги, я имею в виду – рассортированы?
   – Всё в должном виде! – ответил Жгунтин, сложив большой и указательный палец в «жест окей».
   Вороватый удовлетворённо кивнул. Какое-то время он сидел, откинувшись на спинку кресла, и мечтательно смотрел в потолок, словно обдумывая какие-то только ему известные мысли. Жгунтин терпеливо ждал. Он так и не сел, предпочитая оставаться в вертикальном положении.
   – Хотите выпить? – спросил Антон Иванович, барабаня пальцами по подлокотнику, не снимая с лица задумчивого выражения.
   – Вы же знаете, алкоголь мне противопоказан, – напомнил Жгунтин.
   – Ах да, – вспомнил мэр. – У вас язва, а у меня – Архитектор, чёрт его подери. И надо же – это тогда, когда мы готовим такую грандиозную операцию! – в отчаянии Вороватый саданул кулаком по столу сбив несколько папок.
   Жгунтин выставив нижнюю губу, обратил взгляд за окно, где во всю светило солнце; его лучи весело играли на дубовом столе, время от времени перемещаясь, как стрелки часов отбивавших свой бег. 
   – Кстати, что это за клоун такой появился у нас? – спросил Вороватый после продолжительной паузы. – Вы в курсе, что он вчера устроил на выставке?
   – Да, утром секретарь доложил мне, – ответил Жгунтин вновь «возвращаясь в кабинет».
   Поелозив спиной по спинке кресла, Вороватый подался вперёд, наполнил бокал, из бутылки, что стояла на столе, задумчиво отхлебнул, и, как бы, между прочим, спросил:
   – Что вы думаете по этому поводу, Макар Витальевич?
   – Обычный бездельник решивший гульнуть на денежки богатого папочки! – ответил Жгунтин с безразличием в голосе.
   – Вы так думаете? – вонзив в заместителя оценивающий взгляд, проговорил Вороватый, а после, взяв в руки пульт, резко нажал на кнопку: – Вот взгляните, – предложил он, подняв голову кверху.
   На экране телевизора, что висел на стене напротив него, появилось изображение большого зала – того самого, где накануне проходила выставка. Жгунтин повернулся, и его глаза выхватили стоявшего спиной к камере Данилова, разговаривавшего с мужчиной в тёмных очках. Вот он пошатнулся, задел проходившую мимо женщину сорвав с неё блузку, та вскрикнула и подалась назад. Кабинет оглушил возбуждённый гул и короткие фразы присутствующих, которые потонули в душераздирающем крике: «Ну, паскуда, держись! Ща я тебя как порося… падла…» – это Данилов, грозя осколком бутылки, махал им перед группой людей, что находилась напротив него. Потом снова послышался голос Данилова, говорившего как бы с самим собой: «Какого хрена, грабли распускаешь… Вон, и бабу обидел…» Тишина. Потом снова голос Данилова: «Жаба, ты что ли?» Далее, находившимся в кабинете предстала такая сцена: Данилов сделал вперёд три шага – толпа в страхе расступилась – а он, расставив руки, принялся обнимать и целовать кого-то, кого видел только он. И снова его голос:  «Всё нормально, ребята! Дружок мой! Жаба! Вот такой мужик! Вместе когда-то в порнографии снимались… Скажи, Жаба, как мы с тобой курочек еб…ли в жопендрас!..» После, с сияющей на лице улыбкой, Данилов резко выбросил руку влево, словно кого-то ударил, а после, сделав три широких шага назад – спиной повалился на стол. Снова дикий визг толпы, а затем, Андрей поднялся на ноги, повернулся к столу и со словами «Жаба, ты цел?» вытянул вперёд руку, помогая невидимому другу подняться. Замахал руками, будто бы стряхивая со спины друга прилипшие к спине «крошки». Картинка дёрнулась и замерла – это Вороватый нажал на паузу.
   – Что вы на это скажете, Макар Витальевич? – спросил он заместителя стоявшего напротив стола с отсутствующим видом.
   – Обыкновенная галлюцинация, – сделал вывод Жгунтин.
   – Вы хотите сказать, что этому балбесу померещилось, будто кто-то напал на него, и он разыграл весь этот спектакль? – с сомнением в голосе спросил Вороватый.
   – Иного объяснения я не нахожу, – ответил Жгунтин поведя руками. – Между прочим, я и приехал к вам по поводу этого случая. Утром секретарь доложила мне о том, что в городе появился странный тип, вот я и поспешил предупредить вас, чтобы вы не сделали поспешных выводов.
   – А вы не думаете, что этот оболтус неспроста появился у нас? – предположил Антон Иванович задумчиво потягивая из бокала, вновь откинувшись на спинку кресла. – Возможно, что это и есть – Архитектор.
   – Не думаю! – ответил Жгунтин уверенно. – Зачем бы он стал так привлекать к себе внимание.
   – Так может это как раз и входит в его план? – Вороватый снова подался вперёд, словно эта пришедшая неожиданно мысль толкнула его. – Привлечь к себе внимание, и усыпить нашу бдительность. Совпадение ли это письмо с предупреждением о…
   – Я думаю совпадение! – перебил Жгунтин. – Наши люди проследят за ним. Я имею в виду этого клоуна.
   – Кого думаете подключить?
   – Пока не знаю. Так же, неизвестно где он остановился. А впрочем, может он уже устраивает свои представления в каком-нибудь другом городе. Но, если вдруг появится – мы сразу возьмём его под наблюдение.
   – Имейте в виду – сейчас нам такие типы могут только навредить. Не забывайте – скоро явится Лектор, – говорил Вороватый тоном заговорщика. – И кстати, с кем это он говорил? Кто этот старик в очках?
   – Его зовут Георг Бранич, – ответил Жгунтин, бросив взгляд на экран телевизора, где по прежнему «стоял» эпизод сцены в зале.
   – Иностранец? Этого ещё не хватало, – расстроился мэр, хлопнув ладонью по столу.
   – Болгарин, – пояснил Жгунтин. – Родился в Софии, там провёл детство и юность, потом с женой переехал к нам. Он женат на писательнице Владиславе Реутовой – дочери Косты Реутова – внука Ивана Дончева. Она известна как автор детективных романов, а Бранич выступает в качестве писателя-юмориста.
   – Странное сочетание, вам не кажется? – задумчиво произнёс Вороватый, ничего не понимая. – А эта мимоза грудастая, кто такая? Почему тот оболтус прыгнул на неё? Из записи видно, что его никто не толкал. Может, он ей какое письмецо тайное подбросил? И кого он высматривал в зале? Не резидента ли?
   – Кого он искал – это нам ещё предстоит выяснить, – ответил Жгунтин, чувствуя желудочные колики – волнение давало о себе знать. – А по поводу этой женщины, можете, не беспокоится – она чиста как слеза младенца. Её фамилия Лисовская. Эмма Лисовская. Когда-то была замужем за одним аферистом, он оставил её, сбежав с молоденькой вертихвосткой. Лисовская, не сумев пережить такого предательства, будучи воспитанной в религиозной семье – ушла в монастырь, приняв постриг.
   – Что приняв? – не понял Вороватый.
   – Подстриглась в монахини, – пояснил Жгунтин.
   – Зачем?
   – Видимо таким образом решила уйти от мирской суеты, – предположил Жгунтин продолжая:
   – В свободное от монастырских дел время, Лисовская написала роман «Любовь – сточная канава», который имел большой успех у нас. А когда, оправившись от душевной раны, Эмма Владимировна покинула монастырь, мать настоятельница в благодарность за её заслуги при монастыре, подарила ей рукопись пьесы Екатерины «Из жизни Рюрика», которую она позже пожертвовала нашему музею.
   – Что ещё за Екатерина? – спросил Вороватый, внимательно слушая своего заместителя не упуская ни единого слова. – Её подруга? Монашка?
   – Императрица Екатерина II, – ответил Жгунтин, мило улыбнувшись мэру, как старому приятелю. – Вы, возможно, читали её труды основанные на…
   – Не читал! – рыкнул мэр с раздражением. – Делать мне нечего, как императриц читать. У меня вон дел сколько! А тут ещё Лектор на носу, да Архитектор смотрит в задницу…
   Выпалив эту тираду, Антон Иванович замолчал. В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь монотонным скрежетом стрелок отсчитывающим бег времени и его (мэра) свистящим дыханием. И вдруг, мысль, быстрая как молния пронзила Антона Ивановича и он сказал:
   – А не подключить ли нам к этому делу Кулешова? А что – хорошая идея! Зависает себе, зависает, и глядишь, может, чего и услышит; где, какая информация и промелькнёт в отношении Лешаева.
   – Сомневаюсь, что он пойдёт на это – ответил Жгунтин. – Кулешов может и известен в наших кругах, как личность злоупотребляющая алкоголем… и, девочками, но он не доносчик.
   – Что вы имеете в виду под словом «доносчик»? – набычился Вороватый. – Мы бы предложили ему вполне выгодное дело – помочь нам вычислить Архитектора, за что он получил бы приличное вознаграждение! Вы могли бы намекнуть ему на место в министерстве.
   – Это на какую должность? – вскинул голову Жгунтин, приняв слова хозяина за чистую монету.
   – Ну, вы бы предложили, а там, как дело с Архитектором уладится, так я ему такого пинка поддам – никакой должности не захочет. Парой бутылок анисовой будет доволен! Знаю я этих бумагомарателей, – натерпелся в своё время при Горбачёве. Ну что, подключишь Кулешова?
   – Попробую, – пожал плечами Макар Витальевич.
   – И вот ещё что: установи наблюдение за этим клоуном, – Антон Иванович ткнул пальцем в сторону телевизора на стене. – Кого подключишь?
   – Вот, даже не знаю, – снова пожал плечами Жгунтин.
   – Хорошо бы бабу какую-нибудь подослать! – предложил Вороватый, потирая руки в довольной ухмылке. – Да не одну, а несколько. Он, я вижу, на баб падок, голубчик.
   Неожиданно, Антон Иванович крутанулся в кресле, отъехал к окну, чего-то там пошуровал, находясь к заместителю спиной, потом снова вернулся к столу.
   – Давай-ка направь к нему вот кого… – резким движением руки мэр бросил на край стола фотоальбом.