Алткраеведение. Дворцов. Новые отношения

БИОБИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Николай Григорьевич Дворцов (1917-1985)

писатель, один из первых на Алтае член СП СССР. Род. в с. Куриловка Саратовской губернии Учился в школе колхоз. молодежи, работал табельщиком в полевой бригаде. После окончания Саратовского учит. института (1940) преподавал в школе русский язык и литературу. В том же году призван в армию. Участник Великой Отечественной войны, сражался под Таганрогом, Харьковом, перенес, не сломившись, испытания фашистского плена.

С 1947 жил на Алтае, работал в книжном издательстве, на краевом радио, в молодежной газете, редактировал альманах "Алтай", возглавлял краевую писательскую организацию (1967-71), избирался член правления СП РСФСР. Печататься начал до войны, первый рассказ "Бельчик" опубликовал в Саратове, в области газете (1939).

Автор сборника очерков, рассказов, повестей "Мы живем на Алтае" (1953), "Наше счастье" (1954), "Дружба" (1955) и др. В 60-е Дворцов -- один из самых известный в крае прозаиков. Роман "Море бьется о скалы" (1961), в основе которого лежат достоверные факты о стойкости советских солдат в фашистском плену, неоднократно издавался массовыми тиражами. Пять изданий, в т.ч. в Москве и Новосибирске, выдержал роман "Дороги в горах", повествующий об алтайской целинной эпопее. Вопросам нравственности, возмездия за предательство посвящена повесть "Двое в палате" (1968). Лучшие произведения писателя отличали глубокий психологизм, острота сюжетных коллизий. Творческая и обществ. работа Дворцова были отмечены званием "Заслуженный работник культуры РСФСР", орд. "Знак Почета". Похоронен в Барнауле.

Г. И. Соколова

НОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ.

После того выдающегося мартовского дня мое отношение к паре трясогузок в корне изменилось. Я стал интересоваться ими, наблюдать. А когда интересуешься, наблюдаешь, то непременно откроешь много нового, любопытного. Я тоже открыл...

Хотя я всячески старался маскировать свою заинтересованность, трясогузки поняли ее. Поняли они и то, что моя заинтересованность доброжелательная, не во вред им. Впрочем, в последнем большой уверенности у них, думается, не было, потому в своих отношениях со мной они соблюдали определенную осторожность, слишком не доверяли, дескать, кто его знает, возьмет да и выкинет какую-нибудь каверзу.

Весной, когда в саду началась горячая пора, трясогузки оказались неотступными. Куда я - туда они... До этого они тоже крутились и на участке, и около меня, но не так, как теперь. Теперь они даже ко мне в домик стали заявляться. Зайду отдохнуть или что-либо сделать, а через некоторое время - птичка. Крутнется на пороге веранды, посмотрит на меня и забежит, склюнет что-то с пола раз и другой. На втором пороге снова посмотрит на меня и... выпорхнет. А как только я выйду из домика, начинается форменный допрос:

- Цити-цюри? - допытываются с разных сторон то одна, то другая.

Понимая, что такой повышенный интерес птичек далеко не праздный, я отвечаю им на полном серьезе.

- Под яблонями, - говорю, - хочу рыхлить. Подходит такое? - Пользуйтесь, - говорю, - моим хорошим отношением.

И они в самом деле пользуются... Но пользуясь сами, приносят пользу природе, человеку.

Дело в том, что маленькая птаха на тонюсеньких ножках может взять для еды только то, что лежит на поверхности. Однако всякие личинки и червячки находятся в земле, достать оттуда их птички не могут. Вот потому ждут, когда я примусь ворошить землю.

Обработать почву под стланцевой яблоней - дело нелегкое, особенно если дерево старое, разрослось низом. Не знаешь, с какой стороны к нему подступиться, весь арсенал инвентаря в дело пускаешь.

Трудишься в поте лица, припадаешь на одно колено, на другое, а случается - на оба вместе. А птички тут же, с веток следят за твоими действиями, порхают, выхватывая сразу за граблями или культиватором то что-то, мне невидимое, то тонкого длинного червяка или противного проволочника. Все они - корнееды, страшные вредители, а для трясогузок - лакомство. Ради них птички порой пренебрегают осторожностью - бросаются прямо под грабли или ко мне в ноги. Схватит и отлетит, довольная удачей. А если посторонняя птаха случится - прогонят бесцеремонно, с дракой прогонят.

Вот так идет у нас. Скворцы - там вверху своими делами занимаются, а я с трясогузками - внизу своими... Полное взаимопонимание у нас и будто доверие.

Деревянные щиты, не нужные до осени, я сложил сначала на одном месте, но стали они мне мешать - решил перетаскать на другое. Добрался до средины, а там маленьких двухвосток уйма, прямо питомник... Сырость и темнота, похоже, способствовали размножению твари, вид которых вызывает у меня внутреннее содрогание.

Перевернул я щит и отбросил. Яркий дневной свет растревожил маленьких серых двухвосток. Корячась, они неуклюже полезли, поползли в разные стороны, ища спасительные щели и темноту. И тут - трясогузки. Сначала одна, а какие-то минуты спустя - около десятка. Кто оповестил их, поставил в известность, что у меня тут богатая пожива, - неизвестно.

Тут все обошлось без скандала и драки.

А меня они вовсе не принимали в расчет, действовали так, будто я отсутствовал. Я стоял, не шевелясь, а птички энергично орудовали на щиту около моих ног. Нет, сами они не ели, они жадно хватали двухвосток, хватали поперек, одну к одной, снопиком...

Набив до отказа клюв, они поспешно улетали.