Дневник Её Души

                I


Её запретному роману, с известным русским писателем миновало десятилетие; запретным он был по канонам церковным, семейным и по этическому мнению света.

Сменилось осуждающее поколение, сам роман давно ушёл в небытие, но дух его остался и всегда присутствует в её квартире, независимо от того, что менялись города и даже менялись страны, и он неизменно переезжал с ней. Его душа была её частью, со временем стала частью дома, со всеми его письмами и фотографиями, может быть прошлое и состоит в способности сознательно, с любовью жить в душе… 

Их десятилетний роман закончился с болью для обоих, но к радости для молодого учёного, который влюбился и в одночасье на ней женился, получив в приданное дух
прерванного романа в виде развешенных по всей квартире фотографий и ежедневных
страданий о разорванной прошлой жизни. Но в его влюбленность и молодость вплелась уверенность, и он решил, что с этим он справится...

Справлялся с трудом, но вида не показывал, боясь её потерять, как говорится, вода и камень точит. С годами боль утихла, и она положила своё прошлое на дно души, молодой муж свыкся, и они дружно продолжали жить втроём с её душевным прошлым, переезжая в течении жизни в разные страны.

Его терпение с годами перешло в некую любовь к прошлому жены и, как-то вечером, гуляя по набережной Тихого океана в цвете полыни смазанного горизонта, соединённого с небом общей усталой тоской, под недовольное ворчание волны, он неожиданно предложил ей написать рассказ о связке старых писем. Пора бы вытащить их со дна души...

- О чём писать, - спросила она, - о том, что этот роман был и праздником, и
одиночеством моей души одновременно…, праздник — это общественное лицемерие за спиной, а одиночество — это лестница, и ты стоишь одна на ступеньке в середине, и никто не знает, как и ты сама, ты поднимаешься по ней, или ты спускаешься…

- Вспоминая своё "праздничное" прошлое, сколько раз я видела себя на этой лестнице и закрывала глаза, словно не думала о следующем шаге. Может быть, встретив тебя, я интуитивно почувствовала, что с тобой мне не грозит оступиться, не найдя последней ступеньки запретного романа... Я помню, как ты, нежно обняв, тогда сказал:

-Ты даже не знаешь, как я тебя люблю и насколько ты талантлива, ты соберёшь своё прошлое из заусенцев и узелков, как талантливо приготовленное блюдо из чувства нежности, приправленное специями жизни и преподнесёшь его на кружевной салфетке. 

- Да ты поэт, ишь как завернул хрустально…



                II


С писателем неслучайно нас знакомила судьба, первый раз, когда мне было два года, он пришёл совсем юный в соседнюю квартиру, усталый и голодный с дальней дороги, соседа дома не оказалась, но моя мама, попросив полчаса посидеть со мной, душевно пригласила его на обед уверяя, что приятель к вечеру вернётся.

Второй раз мне было четырнадцать, мы с мамой отдыхали в актёрском санатории, он приехал туда уже известным и обаятельным писателем, общие друзья нас познакомили,
маму он не узнал, но при встрече, она ему напомнила историю их первого знакомства.

В третий раз, это было в доме кино на премьере фильма, нас познакомила моя подруга, которая дружила с его дочерью, тогда он мне уже казался пожилым, хотя всё таким же симпатичным и обаятельным.

Но когда он тут же сказал:

- Подожди, после фильма, я отвезу тебя домой.

Я иронично сказала, что считала с детства его писателем и не думала, что подрабатывает шофёром…

Юмор как-то сразу сложил общее дыхание…

Знакомясь, подруга представила меня, как подающую надежды художницу и пишущую для души стихи.

- Бог троицу любит, - и я рассказала ему, что мы уже дважды знакомы.

Он, несколько смутившись, сказал:

- Так это судьба…

Я не могу сказать, что в нас обоих вспыхнула страсть, интерес да, несомненно, у него ко мне появился, потому что он тем же вечером мне позвонил.

Звонил часто, заинтересованно спрашивал:

- Как дела, что нового…

Иногда предлагал погулять, пройтись бульварами и как он говорил:

- Поприветствуем Гоголя, навестим Пушкина.

Это были весёлые прогулки, под конец ноября морозно ещё не было, но под мягкий пушистый снежок, до наступления сумерек, я с удовольствием с ним встречалась и с любопытством слушала о его встречах с известными людьми.

Рассказывал он надо сказать увлечённо и с юмором. Мне нравилось, что он вёл себя деликатно, понимая, что он увлечён, но интимных тем не касался. 

В мае он неожиданно меня спросил:

- Ты бывала когда-нибудь на дальнем севере, где водятся белые медведи и освещается северным сиянием небо?

Я удивлено сказала:

- Нет, конечно…

И он с мальчишечьим задором сказал:

- Поехали на неделю, большая компания охотников собирается, нужна повариха.

Я засмеялась и сказала:

- А почему Вы думаете, что я умею готовить?

- Я не думаю, я чувствую, что ты всё умеешь делать, ты хорошая и очень симпатичная, и мне с тобой легко, не требовательная, не хищница, тактичная, весёлая и с юмором, но ты и с характером, обидчивая и в карман за словом не полезешь, и всё равно другую женщину я бы не пригласил.

Комплиментов скажем, горячих не было, но ведь и у меня ничего такого в душе не проснулось, я же тоже могла сама себе сказать:

- Он симпатичный, импозантный, с юмором, с ним не скучно, возраст его мне не мешал, но более ничего…

Мелодия весны в душе улыбалась, возвращались звонкие птицы и мои любимые берёзы с длинными до низу склонёнными прутиками проснулись, их листочки вот, вот, выйдут наружу из кожаного ложа плотной почки, и покажут признаки новой жизни…

Мне тоже хотелось чего-то нового, неизведанного, север, медведи, охота…

Компания собралась большая, с егерем человек восемь, приняли меня с радостью, а когда отведали уху, егерь принёс две сетки чищенной рыбы и кучу овощей, то все хором жениться предлагали, на что герой моего будущего романа сказал, что ему самому повариха нужна и что он теперь всегда во все командировки будет брать меня с собой, он был вегетарианец и кроме рыбы с овощами ничего не любил. Так что я, сама того  не зная, угодила… 

В 5 утра четверо ушли на бурого медведя, это были заядлые охотники, а остальные приехали просто на природу, за компанию, весной подышать, мы ещё до зари ушли по заготовленным шалашам наблюдать за пением глухарей, не собираясь никого убивать. Сидишь заворожено, не шевелясь, чтобы не спугнуть. Первозданная тундра, мхом покрытая полянка, восходит неторопливое холодное солнце…, природа замерла в ожидании арии любви…, наступает период токования. В это время самцы исполняют брачные песни, у них набухают и краснеют брови и поляна, словно покрывается маками, как на полотнах Моне. Что только природа не создаёт...

Северное сияние — это тоже охота, только за волшебством! Увидеть радужным ночное небо – это сказка, егерь сказал, что ваша повариха колдунья, в мае небо обычно прячется и не раскрывает свою красоту не распахивает веер чувств. Моя душа была переполнена подаренными эмоциями, и я заметно к нему потеплела…

После нашего возвращения он неожиданно сказал:

- Раз ты так вкусно готовишь, почему ты меня не приглашаешь на обед, я в Москве один, вся семья живёт на даче, что же это я полгода считай по ресторанам хожу, когда у меня есть своя повариха…

- У меня нет егеря и мама не поймёт.

- Возьми меня егерем, я буду каждый день свежую рыбу приносить. А почему ты с мамой живёшь, - первый раз он меня спросил об этом.

А я в то время ждала, когда мой кооперативный дом закончит строительство.

- Потому, что я приехала учиться из Ленинграда, сейчас я учусь и вступив в кооператив жду, когда он построится...

Он сказал, что у него нет возможности столько лет ждать и предложил обмен, чтобы я отдала ему свою очередь, а он мне взамен даст квартиру в готовом доме. Я засмеялась и сказала:

- Спасибо дорогой егерь.

- Лучше уж называй меня Егором, раз по имени не зовёшь.

Я засмеялась и с тех пор всегда называла его Егором Владимировичем и на Вы.

В последних числах мая мы встретились возле моего нового адреса, это был по тем временам самый элитный дом актёров, в действительности, его дочка отказалась от квартиры, уехав жить в Париж, так случайно оказалась у него свободная шикарная квартира, намного лучше моей недостроенной, а ордер на мою, он, по-моему, кому-то подарил. 

В течении трёх недель я покрыла стены шёлковыми обоями оливкового золота, положила инкрустированный паркет, перевезла из Ленинграда всю бабушкину обстановку, мебель Павловской эпохи, жирандоли, гобелены, жардиньерку для цветов, зеркало псише и пару консолей, накрахмаленный овальный стол с мелким букетиком роз стоял возле небольшого дивана красного дерева, сервированный кузнецовским фарфором. 

На ужин я приготовила фаршированного карпа со сливками и грибами, с гарниром запечённого чернослива с цветной капустой в миндальном соусе, вино, груша, меренги, сыры и виноград.

Он пришёл без цветов с бутылкой пива, вытащив её из-за пазухи, озираясь сказал:

- Бог ты мой, так ты лучше меня живёшь…

Такой реакции я не ожидала, но спокойно ответила:

- Вы думали я Золушка…

- Думал, честно признаюсь, думал бедная студентка, а она получше меня живёт... 

Он даже как-то огорчился и даже поев, и немного выпив, радости не прибавилось, а у меня была, пока я готовилась к встрече и благодарность была, и мне даже начало казаться в мыслях, может быть и что-то шевельнётся в душе, но у меня от его бестактного поведения всё опустилось, осело что ли, как молоко, которое с огня снимают, не дав пенке подняться через край…

Этот солдатский тон не сменил он и после обеда, сказав:

- Да, отменная ты кухарка.

Я, конечно, спросила:

— Это повышение…

Он, не поняв моей иронии, уточнил:

- Что ты имеешь ввиду...

- Ну как, - сказала я стихами:


В кругу друзей была я повариха,
Пришли ко мне, в кухарки записали,
Я без обид скажу Вам тихо,
Души моей не угадали… 


С годами он понял мою ранимую душу, но его поведение от этого не менялось, он не мог себя изменить, невозможно обидеть человека, защищённого славой и величием.

И он без обиняков продолжал: 

-  Я всё понял, ты непростая, со своей сложной гаммой чувств, легко обижаешься на сущие пустяки, стул тебе в ресторане не приставил, обедать начал раньше, чем ты села за стол, ну и всё такое, а я другой, я на такие мелочи даже внимания не обращаю, я пятидесятилетний известный писатель, а не галантный ухажёр, меня никто не может обидеть, я хозяин своим поступкам, чувствам и нервы у меня не оголённые, а доблестными орденами подкреплённые… Так что мы не пара сапог…

- И зачем только собиралась идти вместе с ним по дороге жизни, - спрашивала я себя и не находя ответа, опять попадалась на удочку его юмора и обаяния, как червяк, которому говорят, - пойдём голубчик погуляем на природу, к озеру сходим, и на крючок насаживают…

Он хоть и говорил, что дворянского рода, но в роду не без урода, - я отвечала…

Свой характер я не могла перевоспитать, промолчать обиду не могла, а он старался быть хоть немного галантным, но с этим у него редко получалось, поэтому цветов не дарил, говоря, - ну зачем они тебе, они быстро завянут...

А если вспомнить про совместные путешествия, то становится непонятно, зачем было выбросить десять молодых лет из жизни и зачем было десять лет потом страдать…

Если я хотела попробовать создать уют, зажигала свечу, он морщился, говоря:

- Когда погасишь, вонь будет несусветная…

Словом, тщетно стараюсь подбодрить себя и вытащить из памяти что-то напоминающие прелюдию любви: общее дыхание, тихую музыку, пробегающую дрожь, глаза, в которых любовь перемешана с нежностью, настроение влюбленности, но не удаётся… 

К осени, он пришёл с вещами, нет, не со всеми, только с необходимыми и сказал:

- Я буду стараться, но я не умею ухаживать и слов любви говорить…, зато я добрый и помогающий, вот заболеешь, к лучшим врачам отвезу…, - но я почти что не болела…

Как-то его жена меня спросила:

- Злая молва судачит…

- Да Бог с ними, не обращайте на них внимание, Вас нельзя ни с кем сравнивать и ни на кого менять.

Она, подумав сказала:

- Ты права…


Вот так без лирики и хмели
Его делили на двоих,
И расставаться не хотели,
Он уезжал на выходных…

Незримо пролетали годы, 
По праздникам с семьёй на даче,
Он в Новый год, с женой в угоду,
Я с пожеланием удачи.

Зато стихи слагали вместе
И за обедом хохотали,
Без лицемерия и лести
Душой неслышно привыкали.


В канун десятилетия мы расстались, с болью и слезами, но никто из нас не произнёс - прости, хотя каждый в душе этого желал…


Мы плакали, обоим тяжело,
Обрушился нежданно гром…
До перемирья так и не дошло,
Не верили в любовь потом…


Нет, это была встреча не кармическая, кармическая очень интенсивная, наполненная яркими переживаниями, соткана из боли и счастья… Не было сильной эмоциональной связи прошлых лет, как говорят про кармическую встречу.

Но, с другой стороны, если бы молодой сумасшедший учёный со своей любовью не разорвал бы эту связь, мы бы, несомненно, остались вместе, слишком долго мы с ним в одиночку страдали…

Значит не судьба…



Наташа Петербужская © Copyright 2025. Все права защищены.
Опубликовано в 2025 году в Сан Диего, Калифорния, США.