Город на холме 8

8 Как мы стали служить при дворе.
Говорит Руджери Нери

Синьора не простила старому секретарю того, что он бросил её на произвол судьбы во время поездки в Бассано. Через некоторое время по возвращении она прислала человека к отцу и попросила его отпустить меня в замок, чтобы вести необходимые записи. Я был только «за», но отец ответил отказом.

-Руджери, -сказал он, - пойми меня, я пекусь только о твоём счастье и безопасности. Эта женщина висит в воздухе и жива лишь поддержкой городского совета.  Она состоит в сомнительном браке, который не обеспечивает её никаким влиянием. Служа ей, ты можешь испортить себе жизнь.
-Но разве не городской совет настоял на этом браке, попросив её защитить город? – упёрся я. – Она выполнила свою часть договора: разве городской совет не обязан оказать ей содействие и покровительство?
-Когда городской совет просил её, город находился на краю гибели, так как все окрестности кишели проклятыми гибеллинами, слетевшимися на зов их вождя-императора. Ныне же император сидит, запершись от гнева пизанцев в замке Пьетрасанты, и опасности от него городу не больше, чем от мухи. Поэтому я и говорю, что синьора висит в воздухе, и этот больной мальчик, её муж, для неё не поддержка, а сплошная обуза.
-Отец, - сказал я, - но мы тоже в этом участвовали. Она же хотела честно уйти в монастырь, а городской совет, в том числе и мы с вами, толкнули её на то, чтобы взять на себя эту обузу.
-Руджери, - ответил он мягко, - у нас большая семья, а также обширное торговое дело. В первую очередь я, конечно, должен позаботиться о своих близких. Я понимаю твой благородный порыв молодости, мне тоже жаль эту женщину, но у каждого своя судьба, и в первую очередь я должен думать о тебе, твоих братьях и сестрах. Не нужно связываться с теми, кто обречён.

Выслушав его внимательно, я совершенно не собирался сдаваться и на следующий день отправился в контору, которой по распоряжению отца заведовали мои старшие сводные братья. Они сидели и сверяли счетные книги вместе с управляющим. Рядом стояли две тарелки с хлебом и колба-сой, чтобы они могли работать без перерыва на обед. Увидев меня, самый старший брат Джордано, не отрываясь от счетов, сказал:
-Если ты по поводу работы в замке, то просто иди и займись делом.
-Я не об этом, - завёл я издалека, - а об отцовском наследстве.

Джордано поднял голову, внимательно посмотрел на меня, а потом велел управляющему выйти. Когда тот удалился, братья оторвались от книг и приготовились слушать. Их недовольство было почти ощутимым. Оба они были значительно старше меня. Они считали процветание нашего дела целью всей своей жизни, и я сейчас мешал им приумножать семейное богатство.
-Я хотел вам сказать, братья, что отцовское наследство не безгранично, - вкрадчиво начал я.  – Между тем, у каждого из вас уже по двое детей. Кроме того, отец сговорился о замужестве нашей старшей сестры. Хоть я и младший брат, когда-нибудь часть будет выделена и мне. Всё это ведёт к раздроблению семейного состояния.

-Продолжай, - сказал самый старший брат Джордано, - мне интересно, насколько широко простирается твоё бесстыдство.
-Почему бесстыдство? – возразил я. – Я хочу предложить, как вернуть часть денег обратно в дело. Только выслушайте до конца и не перебивайте меня.
-Говори, - кивнул он, - а мы послушаем.
- Если я буду работать в замке, мне станут платить жалованье. Семья сможет не тратиться на меня, так как я стану содержать себя сам. В нашем деле нас, братьев, слишком много, а когда подрастут ваши сыновья, то станет ещё больше, поэтому я хочу сам попытаться создать себе со-стояние.
-А что, если ты не сможешь? Мы будем выплачивать за тебя долги? - спросил средний брат Андреа.

-Мы можем составить бумагу, по которой вы не будете обязаны вы-плачивать за меня долги, - великодушно выдохнул я, хотя сердце моё болезненно сжалось.  – Напротив, я, имея дело с хозяйственной перепиской и письмами с политическими новостями, смогу сообщать вам ценные сведения раньше, чем их узнают в городе.
-А что, если городской совет откажется поддерживать синьору, а ты скомпрометируешь семью, служа ей? – спросил Андреа.
- Некоторые служащие синьоре люди живут прямо в замке. Я могу сказать, что нахожусь в натянутых отношениях с вами и попросить поселить меня там же. В случае чего вы сможете заявить, что я - отрезанный ломоть, и семья меня не поддерживает.
-Ты выставляешь нас какими-то зверьми, которые выставили за дверь и обобрали младшего брата при живом отце. – возразил старший брат.
-Я просто хочу попробовать что-нибудь сам, ведь здесь, в конторе, я всегда буду в подчинённом положении, и мне мало что достанется! – воскликнул я в отчаянии.
К удивлению, именно этот аргумент сработал лучше всего.
-Попробовать сам, говоришь? – задумчиво произнёс старший брат. – Вот в этом что-то есть. Я поговорю с отцом, однако, ты должен дать слово, что если ничего не сможешь, ты вернёшься в контору и будешь подчиняться нам без всяких возражений.
Два дня спустя отец уступил и позволил мне работать секретарём в замке.

Говорит Альдо Кавальканти

Когда мой двоюродный брат Руджери стал секретарём синьоры и поселился в замке, жизнь в дядиной купеческой конторе показалась мне совершенно невыносимой. Я ведь ещё в Бассано решил стать оруженосцем синьора, а для этого мне нужно было поговорить с синьорой. Поскольку Руджери изредка с субботы на воскресенье ночевал дома, то я, в первую очередь, обговорил это с ним. Он, конечно, был хорошим двоюродным братом, однако, прежде чем приступить к какому-либо делу, начинал дол-го раздумывать да прикидывать, находил кучу препятствий, а потом размышлял часами, как их обойти. Нужно было брать судьбу в свои руки.

-Руджери, - сказал я, - помоги мне войти и столкнуться с синьорой. Поверь, это вопрос жизни и смерти. Я не могу ни о чем думать, кроме это-го, так что меня скоро выпрут из конторы твоего отца. Он, наверняка, уже написал об этом моим родителям, потому что они прислали мне вот это письмо.
Я вручил брату письмо, полученное накануне из дома, в котором матушка спрашивала меня, не желаю ли я поступить в университет. Студенты, мол, живут в большом городе и даже могут носить оружие (матушка знала, с какой стороны зайти).
Руджери внимательно прочёл письмо, сложил его и спросил:
-А ты точно не желаешь учиться в университете?
-Ты издеваешься? Да меня пугает одна тень на стене от книжки! – воскликнул я, чувствуя глубокую обиду от его равнодушного непонимания. – Неужели ты не видишь, как за этим торчат длинные уши планов моего отца сделать меня настоятелем?
-По-моему, в письме об этом ничего не написано, - пожал плечами Руджери.
-Конечно, не написано. Только не забывай, что матушка моя – жена капитана военной кампании. У неё стратегическое мышление на пять лет вперёд. Сначала они с отцом заманят меня в университет жизнью в большом городе. Через год, когда я привыкну, уговорят поступить на богословский факультет. Потом всей семьёй задавят так, что я начну учиться и, не дай Бог, сумею закончить обучение. А дальше дядя, как пить дать, скоропостижно умрёт. Тут-то отец возьмёт меня в оборот и скажет: «Этот мо-настырь построили наши предки. Нельзя дать ему развалиться. Ступай-ка, сынок, в настоятели». Я лучше сбегу из дома и стану скитаться по миру…

- Нет, не нужно скитаться по миру! – запротестовал Руджери. – Я ненавижу никому создавать ловушки, но один раз сделаю это для тебя. Завтра синьора после обеда придёт в канцелярию, чтобы свести расходы за неделю. Я с утра скажу охране, что ты должен принести бумаги из кон-торы отца, нужные для собрания городского совета.
-А если охрана попросит меня предъявить эти бумаги, что в этом случае делать? – спросил я.
-Отец уже отдал мне их, - сказал Руджери, - Хоть это мне и не нравится, я оставлю бумаги тебе. Смотри, только не потеряй. Ты принесёшь их к обеду и словно случайно повстречаешь синьору.
-Руджери, я тебе по гроб жизни буду благодарен! – воскликнул я. –А за бумаги не переживай. Они же мой пропуск в широкий мир, так что я их буду беречь!
-Уж сделай милость!
На следующее утро мне пришлось, как обычно, тащиться в дядину контору, где я весь изнемог в ожидании обеда. Счета у меня никак не сходились, так что управляющий обещал нажаловаться дяде и принять ко мне самые строгие меры. Ближе к назначенному времени я встал из-за конторки, сделав вид, что хочу сделать несколько шагов, чтобы размять ноги и затёкшую спину. Однако, едва оказавшись у двери, я нырнул в неё и изо всех сил припустил к замку. Когда опасность быть задержанным управляющим оказалась позади, я перешёл на быстрый шаг, прижимая бумаги, лежавшие под одеждой, к груди. Сердце так бешено колотилось, что грозило пробить грудь. Мне казалось, что чем ближе я к замку, тем выше возможность того, что в последний момент всё может сорваться. На воротах я чуть не получил сердечный приступ, пока объяснял страже, куда и зачем мне нужно. Когда меня пропустили, и один страх миновал, я тут же начал волноваться, что потеряюсь и опоздаю к назначенному времени.

Сразу скажу, что в канцелярию меня проводили, пришёл я вовремя, а синьора явилась почти сразу за мной. Увидев незнакомое лицо (она уже за-была, что я сопровождал её в Бассано), она спросила Руджери, кто это, а затем, едва я успел раскрыть рот, села и сразу начала просматривать книгу расходов. Я понял, что упустил свой шанс, и осознание этого превратило меня, как жену Лота, в соляной столб. Напрасно Руджери пытался показать мне глазами, чтобы я делал хоть что-нибудь. Некоторое время в канцелярии стояла такая тишина, что единственным громким звуком было гудение зелёной навозной мухи, которая кружила под потолком, выбирая место посадки. Наконец, синьора подняла голову и спросила, почему я всё ещё здесь стою. У неё была величественная осанка и такое холодное и строгое лицо, что я почувствовал себя жалким грешником перед лицом небожителя. Испытывая в глубине сердца горькую безысходность, я шагнул вперёд и сказал со всей храбростью отчаяния:
-Синьора, я хочу ухаживать за лошадью и оружием синьора.

-Но у синьора нет лошади и оружия, - сказала она, взглянув на меня с высокомерным удивлением.
-Однако, когда он выздоровеет, они должны находиться в наилучшем состоянии.
-Стало быть, ты веришь, что синьор выздоровеет? – спросила она, и лёгкое изменение в её голосе придало мне больше уверенности.
-Конечно, - ответил я, - и пока он болен, я готов ухаживать за его лошадью и оружием. Я хочу быть его оруженосцем.
- А если он будет болеть довольно долго? – спросила она, явно за-интересовавшись мной.
-Я согласен жить на конюшне, ухаживать за его лошадью и оружием, и ждать его выздоровления столько, сколько будет нужно.
Внезапно лицо синьоры изменилось, став надменным и холодным.
-Скажи мне, мальчик, кто надоумил тебя прийти сюда и сказать мне это?
-Никто, синьора, - сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Просто я хочу служить синьору Джованни.
-С чего бы это у тебя возникло такое желание? Ты хоть видел его когда-нибудь в лицо? – спросила она насмешливо и язвительно.
-Конечно. Это я вывел его из тюрьмы в Бассано. Я помог ему не упасть с лошади на обратном пути. Я помогал ему подниматься по лестнице здесь, в замке. Я его отлично разглядел, поэтому и хочу ему служить.
-Раз ты его видел, значит, знаешь, что у синьора нет своего состояния, и он не сможет как следует вознаградить тебя, - возразила синьора.

-Я всё это знаю. Тем не менее, если вы позволите мне остаться, я буду ухаживать за лошадью синьора и его оружием даже без жалованья, только за еду.
-За еду? – удивилась она. – Ты не выглядишь как бедняк, у которого нет дома.
-Дом у меня, конечно, есть, но мой отец хочет, чтобы я стал настоятелем монастыря, как мой дядя, а матушка хочет, чтобы я стал помощником купца в конторе её брата. Я же хочу стать оруженосцем синьора, чтобы служить с ним, когда он наймётся на военную службу по договору.

-Если всё так, как ты говоришь, - сказала синьора, - то не проще ли тебе наняться на службу к находящемуся в добром здравии господину, который может позволить себе слугу для ухода за лошадьми? Если тебе повезёт, через несколько лет ты сможешь скопить себе на коня и оружие, чтобы служить кому-нибудь в качестве оруженосца.
-Синьора, я выбрал себе господина и не хочу никакого другого. Разве много людей хотят служить синьору Джованни? – спросил я.
-Никто не выражал желания служить синьору Джованни, поэтому мне твои слова и кажутся подозрительными, - ответила она. – Он болен, и у него нет денег, а ты готов выполнять свои обязанности на самых невыгодных условиях. Почему ты хочешь служить именно синьору Джованни?
Тут я вспомнил, как он сохранял спокойствие, когда узнал, что находится в руках не своей партии, как из чувства долга он поехал с нами, как он  упал на меня с лошади, и никто не поспешил ему на помощь, как он терпеливо сносил тяготы дороги, не смотря на болезнь,  и сказал:
-Потому что мне его жаль, и потому что он мне нравится. Поэтому я и хочу служить его оруженосцем.
Синьора задумалась, и её молчаливые размышления показались мне вечностью. Через некоторое время она сказала:
-Хорошо, ты можешь остаться и служить ему. Однако, - прибавила она, - если ты захочешь обмануть меня и нанести ему вред, я уничтожу тебя.

Я не решился вернуться с этим известием к дяде, а послал с запиской одного слугу. В записке я сообщал о своей новой службе и просил прислать мои вещи. Дядя, естественно, не ответил. Он не мог ворваться в замок и забрать меня силой, но по улице за воротами ходили несколько его работников, которым велено было схватить меня, как только я выйду наружу. Также он написал обо всём моим родителям.
Я же уступать ни в чем не собирался. Мне выделили небольшую комнату, и я там спал на голых досках кровати. Кроме этой мебели, у меня были стол и стул, на котором я иногда развешивал сушиться рубаху, которую изредка стирал в колодезной воде, благо было лето. На кухне кормили хорошо: лицо у меня было приятное, а кухарка – женщина сердо-больная. С конюхами я тоже поладил. Первую неделю они смотрели на меня как на сумасшедшего и спрашивали, правда ли что мой отец известный капитан, а потом мы сошлись на почве вечерних посиделок и игры в кости.

Поскольку никто не знал, какого коня выберет синьор, старший конюший, к радости других конюхов, поручил мне сразу четырёх скаковых лошадей и ещё одно чудовище в лошадином облике в нагрузку. Чудовище это было черного цвета с белой «звездочкой» на лбу и отличалось хитрым и коварным нравом. Оно стояло в отдельном угловом стойле, заходить куда мало кто отваживался, но мне об этом не сказали. Как-то оно изобразило буйное беспокойство, и я пошёл посмотреть, что случилось. Мне показалось, что у этого зверя что-то колючее зацепилось за хвост. Открыв стойло, я неосторожно зашёл внутрь, а эта зверюга возьми и прижми меня боком к стене. Я думал, что она меня задавит насмерть, и моя карьера закончится так и не начавшись. К счастью, подоспели другие конюхи и помогли мне освободиться.

Неделю спустя начались у меня искушения почти как у святого Иеронима. Видать, Господь проверял мою решимость следовать избранным путём. Сначала ко мне явился Руджери. Хоть мы и служили в одном замке, но виделись не очень часто. Он вечно допоздна торчал в своей канцелярии.  К тому же, начальник наш, мастро да каза, который управлял всем замковым хозяйством, терпеть не мог, когда между подчинёнными возникала дружба или складывались компании. Он знал, что мы братья, а потому, стоило Руджери раскидать бумаги и направиться в конюшню, как ему тут же прилетало какое-нибудь поручение.

Так вот, как-то Руджери удалось сбежать из-под надзора и прийти ко мне. Он притащил еду, так как тоже был в фаворе у кухарки благодаря скромности поведения и вежливости обхождения. Она полагала, что он слишком худой и бледный, потому что вечно сидит в помещении, не видя солнечного света, как узник в темнице. Мы пристроились на выступе стены конюшни и принялись есть. Руджери все что-то мялся, пока я не спросил его напрямую, что он хочет сказать.
-Альдо,  - сказал он, глядя в землю, - тут на днях мастро да каза поручил мне срочно позвать синьору по одному делу. Я отправился за ней, но никак не мог найти. Один слуга направлял меня к другому, и так я дошёл до комнаты синьора. Если бы не срочность вопроса, я бы, конечно, не решился…
Я почувствовал неладное и сказал:
-Ну, ладно, давай, добивай меня, что ты там увидел?
-В общем, дверь была открыта, - начал запинаться Руджери, у которого прямо ступор наступал, если он делал что-то неправильное, - и я совершенно случайно увидел...
-Ну? – подбодрил его я.
-В общем, синьор лежал на кровати, а синьора склонилась к его изголовью и что-то поправляла. А Катерина стояла ко мне спиной у его ног. И вот она взяла его ноги, покрытые одеялом, и переложила с одного места на другое, словно это не часть живого тела, а бревно. В общем, я понял, что видел то, что видеть был не должен, и  потихоньку ушёл.
-И в чём мораль истории?
-Альдо, не думаешь ли ты, что просто теряешь время на этой конюшне? Мне не кажется, что синьор быстро встанет на ноги. Если вообще встанет… Может, тебе вернуться в контору к отцу?
-Руджери, а тебе не тошно горбатиться здесь, в своей канцелярии? Если бы ты служил у отца, то заканчивал бы работу значительно раньше, а дома тебя бы ждал плотный ужин. И ещё оставалось бы время сходить куда-нибудь вечером.
-Альдо, это другое. Я могу дослужиться до своей цели, а вот ты можешь потерять время.
-Руджери, это - моё время. Я сам выбрал свою судьбу и сворачивать не собираюсь. Передай дяде, что в контору к нему я не вернусь.

Не прошло и пары дней, как я заметил, что конюхи кивают друг другу на высокую фигуру, стоявшую на углу двора и рассматривавшую конюшню. Я сразу узнал в ней своего старшего брата Роберто. Я поставил ведро с овсом и направился к нему.
Роберто был высоким и статным, прямо как святой Георгий на кар-тинах, в светлом плаще. Хотя ему было двадцать лет, однако после всего, что с ним произошло, брат выглядел старше. Его движения выглядели за-медленными, а глаза смотрели так, как будто он прожил лет сто.

-Здравствуй, Альдо, это и есть воплощение твоей мечты?  - спросил брат, кивнув на конюшню.
-Да, - ответил я с вызовом, - так что не трать время, отступать я не собираюсь.
-Я не стану отговаривать тебя, - ответил он, словно преодолевая усталость, - пусть хоть один человек в нашей семье исполнит свою мечту. Я привёз тебе денег.
-Отец послал мне деньги? – изумился я.
-Отец не знает, что я собираюсь тебе их дать. Просто дядя написал, в каком ты бедственном положении. Это неправильно, когда член нашей семьи спит на досках и имеет одну-единственную рубашку. Вот возьми, это мои деньги, нам их с женой подарили на свадьбу.
-А что скажет твоя жена?
-Если я отдаю их тебе, значит, она не возражает.
-Как там поживает невестка? Скоро ли я буду дядей? – решил я оживить нашу беседу шуткой.
Брат не ответил, и только посмотрел на меня долгим взглядом, от которого мне стало не по себе.
-Нет, ну ты же теперь наследник, - решил я исправить ситуацию, - а это положение обязывает…
-Не слишком ли это жестоко с твоей стороны? – спросил он. – К тому же тебе ли говорить об этом, ведь ты наплевал на все обязанности перед семьёй.
Тут я осёкся: ведь это ради меня брат уступил отцу и отказался от своей мечты. Я пробормотал, что всё помню и собираюсь честно выполнить своё обещание заработать ему на реставрацию церкви.
-Хорошо, - кивнул он. – Вот тебе ещё письмо от сестры с матушкой. По-моему, там внутри тоже деньги. Используй их с умом и не спускай на игру в кости. А теперь прощай. Я с кажу отцу, что ты непреклонен в своём решении оставаться здесь.