семь сестёр сестра ветра

35
Я отправилась по магазинам Бергена в поисках чего-то подходящего и
пристойного для выступления на концерте. Выбор пал на простое черное
платье. Надела его перед концертом, стараясь не думать о том, что в
похожем наряде выступала на траурной церемонии по Тео. Нанесла на лицо
немного пудры, чувствуя, как начинает бурлить адреналин в крови.
Наверное, адреналина оказалось слишком много. Пришлось бежать в
туалет, где меня благополучно вырвало. Вытерев насухо слезящиеся глаза,
я снова уселась перед зеркалом, опять припудрилась и слегка тронула
помадой губы. Потом подхватила футляр с флейтой, плащ и направилась к
лифту. Мы договорились с Вильемом встретиться внизу, в вестибюле.
По правде говоря, в последние дни на мое плохое самочувствие влияли
не только погодные условия. Настораживала та холодность, с которой
держался в последнее время Вильем после того приглашения на ужин.
Разговаривал он сейчас исключительно о делах. Даже в такси мы
обсуждали с ним только музыку, которую только что репетировали.
Но вот распахнулись дверцы лифта, и я вышла в вестибюль. Вильем
уже поджидал меня, стоя у ресепшн. Очень импозантный в своем идеально
сшитом черном смокинге. Неужели он так обиделся на меня за то, что я
отказалась тогда поужинать с ним? Почему-то мне вдруг вспомнилось, что
на начальном этапе наших отношений с Тео тоже возникали неловкие
моменты. А еще что-то подсказывало мне, что Вильем совсем не гей…
— Прекрасно выглядите, Алли! — приветствовал он, поднимаясь со
стула мне навстречу.
— Благодарю. Но чувствую, что это далеко не так.
— О, все женщины излишне самокритичны, и вы тоже не
исключение, — заметил он как бы мимоходом по пути к такси, которое уже
поджидало нас.
Всю дорогу мы ехали молча. Напряженная тишина, витавшая в салоне
машины, действовала мне на нервы. Что за кошка пробежала между нами,
недоумевала я. Почему Вильем так скован в общении со мной? Так
холоден…
Прибыв в театр Логен, Вильем первым делом отыскал устроителя
концерта. Она уже поджидала нас в фойе.
— Сюда, пожалуйста, — пригласила нас женщина и ввела в красивый
зал с высокими потолками. В партере тянулись ряды кресел. Горели
люстры и канделябры, освещая узкий балкон, который опоясал зал сверху.
На пустой сцене возвышался величественный концертный рояль. Рядом
стоял пюпитр для нот. То и дело мигали огни рампы. Светотехники
проводили последнюю проверку сценического освещения.
— Оставляю вас одних, — сказала устроительница. — Можете пока
порепетировать. Зрителей начнут запускать в зал за пятнадцать минут до
начала концерта. Так что в вашем распоряжении по крайней мере минут
тридцать, чтобы проверить акустику зала и качество звучания рояля.
Вильем коротко поблагодарил ее и взбежал по ступенькам на сцену.
Подошел к роялю, поднял крышку и пробежался пальцами по клавишам.
— Слава богу, это «Стейнвей», — с явным облегчением выдохнул
он. — Звук хороший. Ну что? Повторим все по-быстрому?
Я извлекла из футляра флейту и стала собирать ее. И тут заметила, как
у меня трясутся пальцы. Мы быстро проиграли всю сонату. Потом Вильем
стал повторять свои сольные номера, а я отправилась на поиски уборной,
где меня снова вырвало. Я ополоснула лицо холодной водой и глянула
критическим оком на свое отражение в зеркале. Что же это со мной такое
творится, в который раз задалась я одним и тем же вопросом. Я никогда не
страдала морской болезнью. Даже в самые неприятные моменты, когда
море штормило и волновалось, я вела себя как подобает моряку. А тут нате
вам пожалуйста! До начала концерта чуть менее двадцати минут, а я
расклеилась, словно салага, впервые в своей жизни попавший в шторм. И
как же я стану играть на флейте перед слушателями?
Через какое-то время я вернулась за кулисы и глянула в зрительный
зал. Публика постепенно заполняла партер. Потом украдкой взглянула на
Вильема. Судя по всему, он настраивал себя на выступление, творил своеобразный подготовительный ритуал. Что-то бормотал, разминал пальцы,
расхаживал туда-сюда. Я не решилась побеспокоить его. К сожалению,
Соната для флейты и рояля значилась в программе концерта последним
номером. Что означало, что мне еще долго придется томиться за кулисами,
ждать своего выхода и волноваться.
— С вами все в порядке? — шепотом спросил у меня Вильем, когда
конферансье уже объявил его и стал зачитывать наиболее впечатляющие
факты из его творческой биографии.
— Все хорошо, спасибо, — коротко ответила я.
В зале раздались громкие аплодисменты.
— Хочу еще раз принести самые глубокие извинения за проявленную
бестактность тогда, когда я пригласил вас на ужин. Учитывая все
обстоятельства, это был крайне неподобающий поступок. Совершенно
неуместный. Мне вполне понятны ваши чувства и ваши переживания.
Обещаю, впредь я буду относиться к ним с должным уважением. Надеюсь,
мы останемся друзьями.
С этими словами Вильем направился на сцену, поклонился
слушателям и сразу же сел к роялю. Свое выступление он начал с Этюда
№ 5, соль- бемоль мажор Фредерика Шопена, быстрого и технически
чрезвычайно сложного произведения. Но вот растаяли в воздухе последние
аккорды дивной музыки, и в этот момент я вдруг почувствовала нечто
отдаленно похожее на разочарование. Почему Вильем предложил мне
только дружбу, мелькнуло у меня, и я сама испугалась подобных мыслей.
Интересно, как бы отреагировал Тео на мое внезапно возникшее влечение к
Вильему?
Мне показалось, что прошла целая вечность в томительном
бездействии, пока я нервно расхаживала за кулисами в ожидании нашего
совместного номера. Наконец я услышала, как Вильем объявил мое имя, и я
устремилась на сцену. Широко улыбнулась ему, словно благодаря за ту
поддержку и ту доброту, которые он проявил ко мне в последние несколько
дней. Потом поднесла флейту к губам, давая понять, что я готова. И мы
начали играть.
Но вот наконец Вильем отыграл самый последний номер своей
программы, после чего мы оба вышли на поклоны публике. Мне было так
странно стоять рядом с ним на авансцене и кланяться зрителям. Устроители
концерта даже преподнесли мне небольшой букетик цветов в знак
благодарности.
— Хорошо сработано, Алли! Очень хорошо, на самом деле, —
поздравил меня Вильем, когда мы направились за кулисы.
— Присоединяюсь к вашим словам, Вильем. Согласен целиком и
полностью.
Я повернулась на знакомый голос и увидела Эрлинга, директора
Мемориального музея Грига. Он стоял в кулисах, а рядом с ним — еще
двое незнакомых мужчин.
— Добрый вечер, — улыбнулась я. — Спасибо за добрые слова.
— Алли, позвольте представить вам Тома Халворсена, потомка Йенса
Халворсена и, по совместительству, его биографа. Я уже не говорю о том,
какой он виртуозный скрипач. А еще, тоже по совместительству, второй
дирижер Филармонического оркестра Бергена. А это — Дэвид Стюарт,
руководитель нашего оркестра.
— Рад познакомиться с вами, Алли, — обратился ко мне Том, в то
время как Стюарт тут же переключил свое внимание на Вильема. —
Эрлинг рассказал мне, что вы тут проводите кое-какие изыскания,
касающиеся моих предков, так?
Я подняла глаза на Тома и подумала, что его лицо мне очень знакомо.
Вот только не пойму, откуда я его знаю. Рыжеволосый, как и большинство
местных жителей, россыпь веснушек вокруг носа, огромные голубые глаза.
— Да, пытаюсь, по крайней мере.
— Буду рад помочь вам, чем сумею. Но только, пожалуйста, не
сегодня. Я только что прилетел из Нью-Йорка. Эрлинг встретил меня в
аэропорту и привез прямо сюда, на концерт, чтобы я смог послушать игру
Вильема.
— Такой долгий перелет умотает кого угодно! — воскликнули мы с
ним почти одновременно и после короткой паузы смущенно улыбнулись
друг другу.
— Вы правы, — снова подтвердила я. В эту минуту к нам повернулся
Дэвид Стюарт.
— К сожалению, я вынужден покинуть вас прямо сейчас. А потому
говорю всем до свидания. Том, перезвони мне, если будут хорошие
новости.
Прощальный взмах рукой, и Дэвид исчезает из виду.
— Вы, наверное, в курсе, Алли, что мы все стараемся убедить Вильема
присоединиться к нашему коллективу, филармоническому оркестру. Что
надумали, Вильем?
— Кое-какие мысли имеются. Впрочем, вопросы тоже, Том.
— Тогда предлагаю заглянуть в одно местечко, это рядом, через
дорогу. Перекусим, пропустим по рюмочке, а заодно и поговорим.
Надеюсь, вы составите нам компанию, — обратился Том к Эрлингу и ко
мне.
— Если у вас с Вильемом есть темы для обсуждения, то, пожалуй, мы
не станем мешать вам.
— Никаких особых тем у нас нет. Жажду услышать от Вильема «да», и
тут же откупориваем бутылку шампанского.
Десятью минутами позже все мы уже сидели в уютном ресторанчике
за столиком при свечах. Том и Вильем, перегнувшись через столик,
беседовали о чем-то своем, а я разговаривала с Эрлингом, сидевшим
напротив меня.
— Вы действительно очень хорошо выступили, Алли. Слишком
хорошо, чтобы не заметить, как вы талантливы. Не говоря уже о том, какое
удовольствие вы получали сами от того, что играете.
— А вы тоже музыкант? — поинтересовалась я у него.
— Да. Во всяком случае, я родился в семье музыкантов. Как и Том.
Играю на виолончели. Даже иногда выступаю в городе с небольшими
оркестрами. Берген ведь очень музыкальный город. А наш
филармонический оркестр — один из старейших в мире.
— Итак, — объявил нам Том, — можно заказывать шампанское!
Вильем дал согласие.
— Мне никакого шампанского! Спасибо, но я никогда не пью после
девяти вечера, — категорическим тоном отреагировал Вильем.
— А вы потихоньку начинайте приобщаться к спиртному и в
неурочное время, коль скоро решили перебираться в Норвегию, — шутливо
посоветовал ему Том. — Алкоголь — это то, что помогает нам, здешним
жителям, пережить долгие и суровые зимы.
— Что ж, коль так, то присоединяюсь к вам в честь столь
знаменательного события, — благосклонно уступил Вильем, когда возле
столика появился официант с бутылкой шампанского.
— Ваше здоровье, Вильем! — хором провозгласили мы здравицу,
когда подали еду.
— А мне вот после бокала шампанского сразу же полегчало, —
улыбнулся Том, глянув на меня. — И я даже готов послушать ваш рассказ,
Алли. Так все же, что именно связывает вас с Йенсом и Анной Халворсен.
Я коротко рассказала Тому о завещании Па Солта. Сказала, что среди
тех дорогих вещей, которые оставил мне в наследство покойный отец, была
и книга Йенса Халворсена, в которой он изложил биографию своей жены.
Упомянула я и про армиллярную сферу, координаты на которой и привели
меня вначале в Осло, а потом сюда, в Берген, в музей Грига.
— Поразительная история! — пробормотал Том вполголоса,
внимательно разглядывая меня. — Выходит, нас связывают какие-то
родственные узы. Вопрос лишь в том, какие именно. Я недавно достаточно
скрупулезно изучал свою родословную, но пока не усматриваю никаких
видимых связей между нами.
— Я тоже, — поспешила я с ответом, чувствуя себя неловко от того,
что Том может подумать, будто я копаюсь в чужих жизнях исключительно
из корыстных побуждений. — Между прочим, я заказала вашу книгу. Она
сейчас летит ко мне по экспресс-почте из Штатов.
— Очень любезно с вашей стороны, Алли. Но, кажется, у меня дома
есть лишний экземпляр. Могу подарить, если хотите.
— Спасибо. Но только с вашим автографом. Или подпишете хотя бы ту
книгу, которая прибудет ко мне из Америки. Что ж, коль скоро я теперь
знакома с вами лично, то, может, вы согласитесь помочь мне? Прояснить,
так сказать, некоторые детали. Хотелось бы узнать, как складывалась
история семьи Халворсен уже после того, как ушел из жизни Йенс. Вы в
курсе?
— Более или менее да. К сожалению, его потомкам выпало жить в
очень непростое время. Как-никак, а на этот временной отрезок приходятся
сразу две мировых войны. Во время Первой мировой войны Норвегия
оставалась нейтральной страной, но зато в ходе Второй сильно пострадала
от немецкой оккупации.
— Правда? А я и понятия не имела, что Норвегия была
оккупирована, — честно призналась я. — История никогда не числилась
среди моих любимых школьных дисциплин. Я даже не задумывалась
никогда над тем, какой урон нанесла минувшая война таким небольшим
странам, как Норвегия. Считала, что основные действия на военном театре
разворачивались между главными противниками. А тут Норвегия, такая
мирная, спокойная страна. К тому же удаленная от всех и вся.
— Что ж, так или иначе, но мы все изучаем в школе историю своей
страны. А у вас своя страна какая?
— Швейцария. — Я негромко рассмеялась, глянув на собеседника.
— Тоже нейтральная, — хором сказали мы оба.
— Но вернемся к моей стране, — продолжил свой рассказ Том. — Нас
оккупировали в 1940 году. Кстати, когда я пару лет тому назад выступал с
концертом в Люцерне, то Швейцария показалась мне очень похожей на
Норвегию. И не только из-за обилия снега. Обе эти страны живут в какойто самоизоляции от остального мира. Вы не находите?
— Пожалуй, — согласилась я, наблюдая за тем, как Том с аппетитом
уплетает свою еду. И все же почему его лицо кажется мне таким
знакомым? — снова подумала я. Должно быть, что-то общее объединяет
его с теми предками, на фотографии которых я насмотрелась в последнее
время. — Так все же Халворсены уцелели во время этих двух мировых
войн?
— История довольно печальная. И не для моего затуманенного после
длительного перелета сознания. Словом, давайте отложим наш разговор на
потом. Встретимся где-нибудь отдельно и поговорим. Как насчет того,
чтобы заглянуть завтра после обеда ко мне домой? Ведь в этом доме когдато жили Анна и Йенс. Можно сказать, что там прошли самые счастливые
годы их совместной жизни.
Том слегка нахмурился, и меня охватило волнение при мысли о том,
что он наверняка без прикрас знает всю историю их взаимоотношений.
— Да я уже видела ваш дом пару дней тому назад, когда наведывалась
в Тролльхауген.
— Значит, тогда вы без труда найдете дорогу. А сейчас, Алли, прошу
простить меня, но мне уже давно пора баиньки. — Том поднялся со своего
места и глянул на Вильема. — Желаю вам благополучного возвращения в
Цюрих. Администрация нашего оркестра свяжется с вами
незамедлительно. Если что надумаете новенького, непременно звоните мне.
Итак, Алли, жду вас завтра у себя ровно в два часа дня. Договорились?
— Да. Спасибо вам, Том.
— Что, если нам прогуляться до гостиницы пешком? — спросил у
меня Вильем после того, как мы распрощались с Эрлингом, который
вызвался отвезти Тома домой. — Здесь совсем недалеко.
— Отличная мысль! — сразу же согласилась я. Немного свежего
воздуха совсем не помешает моей раскалывающейся от боли голове. Мы
медленно побрели по мощенным булыжником улочкам и вышли к гавани.
Вильем замер у самой кромки воды.
— Берген… Моя новая родина! Правильно ли я решил, Алли? Как
думаете?
— Не знаю, Вильем, не знаю. Но вряд ли отыщется второй такой
красивый город, в котором захотелось бы жить. Трудно поверить, что здесь,
в Бергене, может вообще происходить что-то плохое.
— Вот это-то меня и беспокоит, Алли! Не бегу ли я прочь от своих
проблем? Не пытаюсь ли забыться после всего, что произошло с Джек?
После ее смерти я колесил по свету, как безумный. И вот наконец решил
осесть в Бергене. Зачем? Чтобы спрятаться ото всех и вся? — Вильем
тяжело вздохнул и отвернулся от воды. Мы медленно побрели вдоль
набережной по направлению к нашему отелю.
А я внутренне даже задохнулась от удивления. Ведь Вильем только что
недвусмысленно обозначил, что его умерший партнер был женщиной.
— Но можно ведь объяснить все и в более позитивном ключе.
Например, обосновать ваш переезд сюда тем, что вы хотите получить шанс
на новый старт, — предложила я.
— Можно, да, — согласился Вильем. — Кстати, Алли, давно хотел
спросить вас, а как вы пережили свою трагедию, ведь все время невольно
задаешься вопросом: «Почему я продолжаю жить, когда их (его, ее) уже
нет?»
— Во-первых, я ее еще не пережила. Еще продолжаю переживать. К
тому же у меня есть и ряд отягощающих обстоятельств. Ведь это Тео
буквально силой заставил меня сойти на берег прямо в ходе регаты. И
вскоре после этого погиб сам. Боже! Сколько бессонных ночей я провела,
задаваясь одним и тем же вопросом: спасла бы я его, если бы в ту самую
минуту была рядом с ним, на борту яхты? Умом понимаю, что едва ли, но
не перестаю думать об этом.
— Да… Поистине, это дорога в никуда. Я уже давно понял, что жизнь
— это не более чем цепь случайных и очень непредсказуемых событий.
Взять хотя бы нас с вами, к примеру. Мы живы, значит, надо двигаться
куда-то вперед. Продолжать жить со своим горем. Мой психотерапевт,
кстати, объяснил мне, откуда у меня вдруг появились симптомы
обсессивно-компульсивного расстройства, все эти неврозы, навязчивые
состояния и прочее. После смерти Джек я словно с цепи сорвался. Потерял
всякий контроль над собой. Вот в последнее время стараюсь как-то
компенсировать. Но, наверное, даже немного перестарался по этой части.
Впрочем, я чувствую себя гораздо лучше. Даже вот позволил себе сегодня
бокал шампанского после девяти вечера. — Вильем слегка пожал
плечами. — Как бы то ни было, Алли, а малыш учится ходить заново. Да,
именно так, учится ходить…
— И замечательно. А как полное имя Джек?
— Жаклин. В честь Жаклин де Пре. Ее отец был виолончелистом.
— Когда вы впервые упомянули имя Джек, я подумала, что речь идет о
мужчине, а не о женщине…
— Ага! Вот вам еще один пример формы моего самоконтроля. И ведь
работает же… Во всяком случае, защищает от избыточного внимания со
стороны чересчур назойливых женщин, которые изредка попадаются на
моем пути. Стоит мне упомянуть имя своего партнера — Джек, и их тут же
как ветром сдувает. Я, конечно, не рок-звезда какая-то, но и у меня, как у
всякого концертирующего пианиста, тоже имеются свои поклонницы и
даже обожательницы. Пожирают меня глазами, а после выступления
пристают с просьбами продемонстрировать им свой… как бы это
поделикатнее выразиться, инструмент. Одна пылкая дама с неуемной
эротической фантазией даже предложила, чтобы я сыграл для нее Этюд
№ 2 Рахманинова абсолютно голым.
— Надеюсь, вы сразу догадались, что я не из числа таких дам?
— Конечно! Более того…
Мы остановились возле входа в отель, и Вильем снова оглянулся
назад, взглянул на залив, прислушался к тихому прибою.
— Более того… У нас с вами все как раз наоборот. Снова повторюсь.
Мое приглашение на ужин было крайне неуместным. Впрочем, это так
типично для меня. — Вильем угрюмо вздохнул. — В любом случае
благодарю вас за чудесное выступление. Надеюсь, и в будущем мы с вами
останемся на связи.
— Вильем, это мне надо благодарить вас. Ведь это вы снова вернули
мне музыку. А сейчас мне пора укладываться спать. Глаза слипаются сами
собой. Иначе я рискую уснуть прямо здесь, на тротуаре.
— Завтра я улетаю первым утренним рейсом, — сообщил Вильем,
когда мы с ним зашли в пустой вестибюль гостиницы. — У меня в Цюрихе
целая куча дел. Всякие организационные вопросы… Все надо порешать…
Том торопит, настаивает на том, чтобы я как можно скорее влился в их
коллектив.
— А когда вы вернетесь сюда?
— Где-то в конце октября — начале ноября, чтобы успеть
подготовиться к концерту в честь столетия со дня смерти Эдварда Грига.
Вы еще будете в Бергене? — поинтересовался он, когда мы остановились
перед лифтом.
— Пока не знаю, Вильем, — честно призналась я.
— Тогда… — Мы вошли в кабинку лифта и нажали каждый на свой
этаж. — Вот вам моя визитка, так, на всякий случай. Дайте о себе знать.
Хочу быть в курсе того, как у вас в дальнейшем будут складываться дела.
— Обязательно! — пообещала я.
Лифт замер на его этаже.
— До свидания, Алли.
С этими словами Вильем одарил меня мимолетной улыбкой, слегка
поклонился и вышел из кабинки.
Десять минут спустя я отключила ночник возле своей кровати и
подумала, что постараюсь не потерять Вильема из виду. Нет-нет, никаких
намерений закрутить с ним роман или что-то в этом роде. Просто он мне
нравится. К тому же он сам только что косвенно признался, что и я ему
тоже нравлюсь.
люсинда райли