Между Востоком и Западом Глава 5 Дорога к власти

Глава 5
Дорога к власти

1.

– Мой повелитель, они отвергли условия сдачи, – густо поросшая рыже-бурой щетиной голова коленопреклоненного Ланга коснулась земли.
– Встань, – милостиво разрешил Фэн-хэн. – Что они сказали в ответ на мои добрые предложения?
– Эти глупые мерзавцы слишком гордятся своей пресловутой свободой. Они велели передать, что скорее умрут, нежели согласятся покориться твоей власти, повелитель.
– Вот видишь, Ланг, – Фэн притворно всплеснул руками. – Как тяжело быть добрым. Люди не понимают хорошего отношения. Они не хотят довольствоваться малым, им подавай все и сразу. Свобода! Да кто в Поднебесной свободен по-настоящему?! Никто, даже боги и те подчас вынуждены подчиняться стечению обстоятельств. Смешные, они просто не понимают: куда полезнее тянуть ярмо раба, но оставаться при этом живым в надежде на лучшее, чем сдохнуть безвозвратно, раз и навсегда. Ну что же, этот город сделал свой выбор.
Завоеватель щелкнул пальцами, призывая «живую плоть».
– Шижоу, переместись к северным воротам города и наблюдай. Ланг, возьми двадцать тысяч воинов и скрытно двигайся в том же направлении. Мы начнем отвлекающий штурм на юге. Как только увидите, что на северных башнях останутся одни дозорные, атакуйте. Внезапность, быстрота и натиск позволят вам одержать верх. А там останется лишь пересечь пустынные улицы и распахнуть нам южные ворота: дело пустяковое – это ведь простые горожане, а не регулярная армия. Да, и вот еще что. Оставь у северных ворот две сотни лучников: никто не должен уйти живым, слышишь Ланг, никто, ни единая душа. Ступай.
Фэн-хэн вышел из походного шатра. Очередное утро очередного дня должно было принести очередную кровавую победу. Сколько их было на пути к власти? Он затруднился бы с ответом. Город за городом, княжество за княжеством падали к его ногам, хрипя и захлебываясь воплями ужаса и боли. Три месяца непрерывных боев, девяносто дней выигранных сражений. «Великий Яма, – Фэн довольно усмехнулся. – Ты не обманул моих надежд! Еще миг, и сопротивление последнего города этой страны рухнет. Я – простой пастух стал императором, я повелеваю огромным государством. Однако ведь и я не подвел тебя, хозяин адских глубин. Кто, как не я наполнил просторы твоих подземных владений новыми рабами! Твои слуги, верно, сбились с ног, отмеривая грехи и определяя круги наказаний для вновь прибывших! Надеюсь, ты доволен мной».
Узкие щелочки глаз покорителя мира лучились злобным самодовольством. Еще бы! Вот она, его победоносная миллионная армия! Она в состоянии в едином порыве стереть с лица земли и куда более крупный город, чем тот, что пытается противостоять его натиску сегодня. Но зачем зря рисковать воинами; они еще могут пригодиться на будущих этапах дороги к власти. Кто знает, что будет там, куда Яма отправит его дальше?! Фэн-хэн расправил плечи, приветствуя проходящие мимо полки. Здесь были уже не одни только превращенные; перед ним шли отряды настоящих солдат, тех, кто по доброй воле присоединился к завоевателю в желании творить зло, в надежде на легкую и богатую добычу.
– Атакуйте, но не увлекайтесь слишком сильно, – напутствовал Фэн своих командиров. – Сегодня ваша задача – лишь создать иллюзию жесткого и решительного штурма. И не более того. Берегите своих воинов. Еще миг, только один миг отделяет нас от окончательной победы в границах нашей новой империи! А затем уже ничто и никто не помешает нам насладиться плодами нынешних завоеваний и мечтами о новых богатых землях!
– Да здравствует император! – кричали сотни тысяч глоток, и рев их холодил сердца защитников последнего в Поднебесной оплота добра.

* * *

– Эти горожане дрались как тигры, мой повелитель, – рыжая щетина Ланга лоснилась от пота; время от времени воин слизывал с ладоней засохшие ручейки крови.
– Ты ранен?
– Нет, повелитель, это кровь врага. Она сладкая.
– Каковы наши потери?
– Чуть больше тысячи солдат при штурме.
– А из твоего отряда?
– Прости, повелитель, – Ланг распростерся ниц.
– Ну, говори же?
– Северные ворота мы взяли быстро, однако улицы города не были пустынны. С крыш домов на нас обрушились камни, и кипящая смола, и настоящие стрелы. Там сражались даже старики и дети. Мы потеряли свыше тринадцати тысяч воинов, но зато густо устлали мостовые их трупами: по сотне за каждого нашего человека.
Брови Фэн-хэна нервно дернулись кверху.
– Как тигры, ты говоришь? Ну, и сколько же этих тигров осталось в живых?
– Пятьдесят три тысячи сто один человек, включая грудных младенцев и седобородых стариков.
– Что ж, если они сражали как звери, пусть и подохнут как бешеные твари! Гони всех за городские ворота и прикажи вынести из шатра мой походный трон!
Завоеватель медленно шел вдоль выстроенной у стен города шеренги его бывших защитников. Кровь, пыль, лохмотья одежды, и всюду ненависть, одна только ненависть. Она питала его, наполняя злобой, но она же и пугала. Нет, Фэн-хэн, конечно, не желал от них ни капли любви или, скажем, признательности, отнюдь, но ему хотелось, очень хотелось видеть их страх, почтительный страх сломленных душ. Шагах в трех от себя он услышал детские всхлипывания: плакала маленькая девочка четырех-пяти лет; она прижималась к подолу матери, судорожно вздрагивая худенькими плечиками. Фэн присел, развернув ребенка к себе лицом.
– Тебе страшно? Ты не хочешь умирать, правда? Ты ведь боишься смерти?
Детский взгляд заставил завоевателя отшатнуться в сторону: в нем не было страха, он испускал одни только холодные лучи ненависти.
– Я плачу потому, что твои гадкие люди затоптали моего младшего братика. Я любила его. И я не боюсь ни тебя, ни смерти. Мама говорила, что после смерти люди снова возрождаются для встреч друг с другом; значит, и я встречусь с ним. Так убей, убей же меня скорее!
Надрыв боли подчеркнул ее последние слова, и вместе с ними девочка буквально выплюнула сгусток окровавленной слюны, растекшейся по рукаву парчового халата. Фэн-хэн медленно выпрямился, повернувшись спиной к шеренге пленников, и пошел к трону, сбрасывая на ходу, выпачканное одеяние.
– Мой верный Ланг, ты прав, – это действительно лишившиеся разума звери. Что ж приступим; сегодня повелитель подземных чертогов должен остаться довольным. Раздень их: звери не могут носить человеческую одежду – это противно законам Поднебесной. Отдели детей. Дай взрослым в руки лопаты; пусть копают глубокий ров. И предупреди, если в течение часа ров не будет достаточно глубоким, мы отрубим их чадам кисти на левой руке; еще через час – на правой. Я думаю, они поторопятся: животные любят своих детенышей.
И человеческая масса закопошилась. Фэн наблюдал за ее перемещениями с довольной усмешкой на узких губах. Он уже видел подобную картину там, в чертогах бога мертвых: та же суета, то же столпотворение, та же бесстрастность повелителя на троне.
Песчинки в часах успели достичь лишь отметки в три четверти.
– Вот и прекрасно, – голос завоевателя звучал спокойно и сухо. – А теперь слушайте меня. Оставив ворота своего города закрытыми, вы не захотели подчиниться общему порядку Поднебесной, а, пожелав остаться свободными, вы возомнили себя равными богам. Но законы создаются не для того, чтобы их нарушали, а вы не боги, вы жалкая кучка обезумевших тварей, и в назидание живущим вы будете примерно наказаны. Вот мое справедливое решение. Ланг, столкнуть детей в ров и засыпать их живыми. Всех мужчин распять на дверях собственных домов и, пока они будут испускать дух, используйте их женщин, и смотрите, чтобы ни одной не осталось в живых! Я навещу город на утренней заре.

2.

Крики обезумевших от крови и безнаказанности солдат не давали ему уснуть. Было далеко за полночь. Фэн ворочался на походном ложе с бока на бок, тщетно пытаясь отыскать ту дремотную позу, что позволила бы завоевателю перенестись наконец-то в мир грез и сновидений. В последнее время он спал совсем мало, и вовсе не потому, что его преследовали кошмары: трава ган избавила Фэн-хэна от многих человеческих слабостей. Кровавые слезы покоренных городов Поднебесной проходили мимо, не затрагивая ни сердце, ни душу. Злодеяния больше не согревали его так, как в первые недели трудного пути. Ненависть к людям постепенно уступила место безразличию мудреца, которому совершенно понятно, что мир не в состоянии питаться одним лишь Добром. Оно по сути своей куда более опасно, чем абсолютное Зло, поскольку нежит и расслабляет человеческую натуру, поощряя ее постепенно опускаться до положения довольной жизнью старой домашней скотины, которую кормят и поят, и дают отдохнуть, и вовсе не заставляют работать. Зло же наоборот заставляет противиться, рваться в бой за место под солнцем; оно учит человека быть самим собой, то есть человеком. Мир должен находиться в равновесии – понимает мудрец и оттого остается спокойным в любых ситуациях. Но вот, что бывает не чуждо даже мудрецу, – это капелька тщеславия. Выросшее в душе Фэна до размеров полноводной реки, оно не давало завоевателю покоя куда больше, чем все привнесенные им в жизнь людей страдания и боль. С каждой очередной победой новоявленный император все больше мечтал о том далеком, а может быть и близком, будущем, когда последний город вселенной признает его силу на земле, когда боги на небе покорятся власти Великого Ямы, когда он, Фэн-хэн, по достоинству займет место по правую руку от трона нового владыки небожителей. Разрастаясь, мечты сладостно теснили грудь и гнали сон.
Вот и сейчас дорогие сердцу грезы, сплетаясь с отзвуками погрома и яркими сполохами пожаров, мешали приходу вполне обыкновенного и определенно необходимого для отдыха сна.
Знакомый чавкающий звук припечатанного к разделочной доске сырого куска мяса возвестил, что за спиной возник мерзкий образ «живой плоти».
– Не спишь?
– Ну, чего тебе? – Фэн-хэн повернулся к входу в шатер, пытаясь раздуть тлеющий на дне масляной плошки огонек.
– Зачем стараешься? – пискнул Шижоу. – Я тебя и так хорошо вижу.
– Зато я тебя плохо! – проворчал потревоженный император. – Говори уж.
– Я от Ямы.
– Повелитель доволен?
– Даже очень, и это первая новость. Великий Яма велел передать, что твоя политика достаточно мудра и прозорлива: в меру жестокий и в тоже время достаточно заботящийся о деле. За три минувших месяца ты пополнил круги ада пятью миллионами новых обитателей. Столько не спускалось к подножию его трона даже в периоды самых страшных моровых поветрий. При этом тебе удалось не взбаламутить небеса. Там также беззаботно порхают с облака на облако, как и прежде, закатывают те же роскошные пиршества и так же грызутся за власть, как и в былые времена. Но есть и вторая, более важная новость.
– Что может быть важнее удовлетворенности повелителя Ада?
– Так, некий пустячок. В заоблачных высях все же немного встрепенулись, совсем чуть-чуть. Знаешь, потерять несколько миллионов славословящих глоток, а с ними утратить и некую долю в потоке жертвоприношений – это все-таки что-то да значит.
– И что же теперь?
– Они посылают к тебе гостя, старшего сына богов Чжэня.
– «Удар грома»?
– Да-да, однако, тебе не стоит тревожится: громовержец слишком самонадеян и глуп; он верит лишь в силу своего громового меча, и его довольно легко обвести вокруг пальца. Великий Яма сказал, что для тебя это не составит никакого труда. Однако это не главное. Важнее другое. Сегодня ты завершил объединение Поднебесной, с этого часа ты единственный ее повелитель, ты – император. Но ведь это лишь начало. Для дальнейшего завоевания мира есть четыре пути: на восток, запад, север и юг. Дорогу в каждом направлении охраняют карлики бал. Уродцы держат в своих лапах ключи от сторон света. Не заполучив ключи, ты не выйдешь за пределы Поднебесной. Чжень – один из немногих, кто может подсказать тебе дорогу в пещеру карликов бал и способ одолеть их сопротивление. Убеди его сделать это – таково главное поручение Великого Ямы. И помни, на продумывание беседы у тебя остается не так уж много времени: Чжень явится завтра в полдень.

* * *

Сверкающий диск утреннего светила встретил вокруг тишину, нарушаемую лишь легким потрескиванием догорающих головешек. В воздухе висел горьковатый запах гари. В уничтоженном городе не осталось даже собак.
Фен-хэн направил коня через свежую насыпь. Он ехал нарочито медленно, всматриваясь в то, как копыта лошади легко погружаются в мягкий чернозем. Земля еще дышала. «Странно, – думалось Фэну. – Как все-таки легко лишить человека жизни, и как порой долго и тяжело умирают люди! Даже в самых исключительно безнадежных ситуациях они вовсе не спешат расстаться со своим бренным существованием. А почему? Что есть жизнь? Череда страданий, унижений и боли, приправленная малой толикой так называемых счастливых мгновений, которые на поверку либо оказываются очередной иллюзией, либо вовсе проходят незамеченными. Что есть смерть? Благодатное избавление от каждодневной необходимости трепетать за любой шаг, любое дело, любое начинание, потому что они зависят не от задумавшего их человека, но от бессмысленного сочетания людских желаний, игры случая и воли бессмертных небожителей. В подобном соизмерении жизнь явно уступает смерти, зато как причудливо перемешиваются понятия Добра и Зла. То, что люди называют «злом», на самом деле несет покой и забвение, и, наоборот, привычное человеческое «добро» является бесспорным источником суетных чувств и переживаний».
Трупы на улицах напоминали изломанных кукол, выброшенных за ненадобностью на свалку после участия в подзатянувшемся спектакле. Бледно-желтые, неподвижные, с широко открытыми остекленевшими глазами они безжизненно пялилсь в синеву небес, не вызывая ни жалости, ни сострадания.
Солдаты постарались на славу. Не поворачивая головы, завоеватель улавливал легкую суету лишь возле бесчисленных луж загустевшей крови. Стайки серых крыс замирали при его приближении, привставая на задних лапках, словно салютуя будущему покорителю мира в признании его абсолютной силы и власти.
Путь от южных до северных ворот занял несколько часов.
О наступлении полудня, Фэн догадался по тому, что на голубом полотне небосвода вдруг возникли и стремительно понеслись навстречу друг другу белоснежные барашки едва заметных облачков. Рваные куски ваты слипались боками, меняя белый цвет на грязно-серые его оттенки, и вскоре все вокруг затянула одна огромная грозовая туча, в клокочущем центре которой вспухало и ширилось отвратительно черное пятно. Нарыв прорвался оглушительным раскатом грома. Одновременно сверкнувшая ослепительная вспышка выплюнула к поверхности земли закутанную в серебристый плащ высокую фигуру. Посланник небес прибыл по назначению.
«Желаешь произвести эффект, – пронеслось в голове Фэн-хэна. – Что ж подыграем тебе. Боги любят, когда их боятся: это придает им уверенность».
Выпав из седла, император Поднебесной застыл, будто от неожиданности, распростершись на земле, в неподвижной позе, боязливо укрыв голову широким рукавом халата. Немая сцена длилась ровно столько, сколько понадобилось для удовлетворения самолюбивой гордости глупого Чжэня.
– Встань, смертный, – голос «Удара грома» действительно напоминал рокочущие раскаты небесного гнева. – Я посланец небожителей Чжень пришел, чтобы поговорить с тем, кто называет себя императором Поднебесной.
Кряхтя и постанывая, Фэн выпрямился, не поднимая глаз.
– Воистину велика милость богов, если они снисходят до наших жалких, недостойных внимания земных делишек. Не могу придти в себя от чести принимать такого непобедимого и могучего воина. Мне стыдно! В этом жалком городишке не осталось ни единого места, чтобы предложить тебе присесть для ведения беседы. Разве что полог моего походного шатра?
– Не трудись, презренный раб! Для того чтобы огласить волю богов, мне хватит и этого поля перед стенами того, что еще вчера жило, суетилось и приносило жертвы обитателям небес. Здесь копошилось несколько сотен тысяч человек, а теперь лишь мертвая пустыня. И никто больше не придет под храмовые своды, никто не вознесет молитву, никто не будет с замиранием сердца ждать решения своей судьбы. Пять миллионов ежедневно преклонявших колени – ровно на столько хвалебных речей ты лишил небеса в течение каких-нибудь жалких трех месяцев! Чем ты в состоянии оправдать наши потери?! Говори!
Фэн-хэн начал, немного заикаясь. Скрывая свои истинные чувства, он вместе с тем выглядел очень и очень естественно.
– Горе мне, горе, ибо нет оправдания моим ошибкам! Пять миллионов! О боги, сколько же нерадивых, непослушных, не желающих жить покорно вашей воле прозябает еще на этой грешной земле! И я несчастный имел глупость мечтать о том, чтобы исправить существующее зло, грезить о том, чтобы создать во славу небожителей царство вечной справедливости, надеяться на то, что навсегда избавлю повелителей небес от отвлекающей их от заоблачных дел суеты людских просьб и хлопот! Великий Чжень, сегодня люди погрязли в лености, они потеряли страх и взирают на богов без должного подобострастия; принося жертвы, они уже не просто ждут справедливого решения своей участи, – в ответ на понесенные затраты они требуют от небес обязательной отдачи. Стяжательство стало нормой их жизни. Мало того, они молятся разным богам, да и сами молитвы год от года становятся все небрежнее и небрежнее. Неужели обитатели заоблачных высей не замечают этих перемен?!
Великий артист сделал паузу и держал ее до тех пор, пока по-прежнему рокочущий, но уже более тихий, голос не произнес задумчиво:
– Гм, человек, в твоих словах брезжит истина. Действительно, в последнее время многое в делах и поступках людей нам стало довольно непонятным.
– Вот-вот! – почтительно продолжил Фэн-хэн. – Видя подобную несправедливость, я не мог больше ждать. Небеса дали мне шанс: освоив с помощью магической травы ган азы волшебства, я сумел собрать небольшое войско и выиграть свою первую битву. Боги благоприятствовали мне, моя армия постепенно росла, одерживая все новые и новые победы. Вчера я закончил задуманное: Поднебесная объединена под одной, надеюсь, твердой рукой. Пять миллионов нерадивых – отличный поучительный пример для остальных пятидесяти миллионов. Они не просто возродят разрушенные войной храмы, они выстроят десятки новых жертвенников, на которых вознесут свои беспрерывные и бескорыстные молитвы! Небеса могут быть спокойны! Но это еще не все!
Новая пауза была короче предыдущей.
– Говори, Фэн-хэн, потому что в словах твоих слышится правда!
– Великий Чжень! Там, за пределами империи, живут сотни миллионов человек. И все они молятся чужим богам, потому что не знают небожителей Поднебесной. Мощь созданной под божественным покровительством армии столь велика, что ей достанет силы покорить весь мир! И тогда, только представь себе, всюду, в снегах и пустынях, в лесах и среди обширных степных просторов взлетят к облакам шпили бесчисленных пагод! Таков мой план, и для его исполнения сегодня не хватает самой малости…
– В чем заключается твоя нужда, император Фэн-хэн? – голос посланца богов звучал уже без всякого рокота.
За все время беседы завоеватель так и не оторвал взгляда от носков сапог Чженя; внешне его поза отдавала почтительным смирением, однако в глубине неразличимых зрачков глаз танцевал бес обмана и лукавства.
– Мои солдаты давно готовы шагнуть за границы Поднебесной. Только вот, где находятся эти самые границы? Молва и легенды твердят, что, борясь за чистоту нравов нашего народа, боги запечатали пределы его проживания волшебными замками, передав ключи от них свирепым карликам бал. Но и этой предосторожности оказалось мало, а потому небожители стерли из памяти людей, да и многих богов даже мизерные указания на то, в какой стороне лежит сама пещера карликов. Ты же, о великий «Удар грома», – один из немногих, посвященных в детали таинства. Так помоги мне в выполнении священной миссии возвеличивания мощи небес и укажи дорогу к покорению чужих стран и земель! Стань отцом и зачинателем трудного пути народов мира к истинной вере! И поверь, ты не раскаешься в содеянном. Не пройдет и года, как боги признают твои заслуги первооткрывателя, они превознесут тебя, и ты станешь самым желанным гостем в любом из заоблачных дворцов!
Посулы и лесть не раз затмевали разум самых признанных мудрецов. Чжень не был мудрецом, он был всего лишь воином, божественным солдатом, чьи мысли просты, а поступки прямолинейны.
– Что ж, император Фэн-хэн, больше тебе не придется медлить. Но я не только укажу тебе путь к пещерам бал, не только помогу преодолеть испытания стерегущих подземелье великанов ту-бо, я дам тебе двух помощников, сила которых обязательно пригодиться в борьбе с несговорчивыми карликами.
Чжень снял ладони с эфеса громового меча и развел руки в стороны так, что длинные обшлага скрывавшегося под его серебристым плащом оранжево-синего халата почти коснулись травы. По кончикам пальцев правой руки старшего сына богов вдруг скользнули крупные голубые, похожие на утреннюю росу капли хрустальной воды; зато ногти на левой ладони внезапно полыхнули вспышками яркого желто-малинового огня. Ручейки воды и пламени стекали на землю, образуя лужицы, посередине которых прямо на глазах изумленного императора принялось зарождаться едва уловимое движение. Уронив последние капли волшебства, Чжень скрестил руки на груди. Сделал он это величественно, как и подобает богу. Откуда ему было знать, что в данную минуту грозный «Удар грома» – всего лишь инструмент, игрушка в пальцах ловкого на злые козни хитреца.
А между тем по обе стороны от посланника небес выросли две постоянно менявшие очертания фигуры. Правая разбрызгивала струйки прозрачной голубой воды, левая то и дело роняла сполохи оранжевого огня, которые при любом случайном соприкосновении друг с другом рождали шипящие облачка пара.
– Знакомься! Дух огня – Чжу-жун и дух водяных струй и потоков – Гун-гун. Они дети первооснов мироздания, они сильны и непобедимы; используй их!
– Они в состоянии уничтожить мир?! – вопрос завоевателя прозвучал осторожно, и все же в нем ясно слышались незамеченные сыном богов нотки злобных желаний.
– О нет! – развел руками Чжень. – Как раз наоборот, они призваны хранить основы мироздания, но зато в состоянии уничтожить любое наделенное сверхъестественной силой смертное существо. А сейчас не медли: выслушай меня внимательно и отправляйся в дорогу!

3.

Ущелье Мрака, куда держал путь маленький отряд Фэна, располагалось в самом центре страны гор. Да собственно это нельзя было назвать даже отрядом. Оставив Ланга с армией руководить делами в Поднебесной, император пустил коня медленной рысью. С виду он ехал один, однако, впереди, разведывая обстановку, летел незаметный Шижоу, а в седельных сумках по бокам тряслись два бесценных сосуда: хрустальный – с духом воды и бронзовый – с субстанцией первородного огня.
Дорога к цели становилась все неуютнее и угрюмее. Сначала со склонов гор исчезло пестревшее верхушками разнообразных цветов веселое разнотравье, затем – светлая листва дубовых и буковых зарослей, под конец в мрачном нагромождении серых валунов растворились даже густые непроходимые дебри елей и сосен. Довольно широкая дорога постепенно превратилась в узкую, струящуюся между нависших скал тропинку. Еще немного и Фэну пришлось спешиться. Утесы над головой сомкнулись, заставляя идти пешком. Зная о бесполезности любого оружия, император взял с собой только драгоценные седельные сумки. Сначала он шел во весь рост, но вскоре согнулся в три погибели и пополз, раздирая одежду об острые края каменистого грунта. Он потерял счет времени и, наверное, отчаялся, если бы не вездесущий Шижоу.
– Потерпи, осталось совсем немного, каких-нибудь десять-пятнадцать метров, – пропищала в ухо «живая плоть». – И приготовься к встрече с ту-бо.
В конце лаза его ожидал прохладный полумрак глубокого ущелья. Выбившись из сил, Фэн-хэн привалился к стене, невольно приподняв подбородок к далекой голубизне небесного покрывала. Он не был богом и полубогом он тоже не был, он был заброшен в этот мир человеком, которым оставался и по сей день, а потому, как и все люди, испытывал боль, усталость, голод и жажду. Чтобы восстановить силы, Фэн попытался привлечь дарованные травой ган магические познания. Опустившись на пятки, он положил ладони на разведенные в стороны колени, и прикрыл глаза. Он попытался сосредоточиться, однако ощутил вдруг, как неведомая сила подхватывает его тело и стремительно несет высоко к поднебесью. Фэн едва успел подобрать лежавшие рядом седельные сумки.
– Смотри, брат, это человек! – голос говорящего напоминал дыхание скал.
– Да, брат, человек, первый человек за многие сотни лет, – ответил такой же глухой голос.
– Что он здесь потерял, брат, и что нам делать с ним?
– Спрашивать, брат. Ты ведь не забыл, боги предупреждали нас, что время от времени здесь будут появляться те, в чьих мозгах зародится глупая мысль о покорении мира. И нам нужно задавать им вопрос.
– Какой вопрос, брат? Тысячелетия выветрили его из моей памяти. Я помню только отдельные слова.
– Я тоже, но будем вспоминать по кускам.
Фэн приоткрыл веки. Таких великанов он видел впервые. Огромные с бычьими рогами оскаленные тигриные морды. Каждый клык величиной с три его роста. Пасть – разверстая пещера. Два желто-зеленых глаза по обеим сторонам носа и третий – прямо посередине лба. Бр-р! Императора передернуло от отвращения и страха.
– Эй, вы! – наверное, его крик показался им комариным писком, но все же он был услышан. – А ну, опустите меня на твердую почву! Спросить вовсе не означает – убить! Вы слышите?!
– Опусти эту мошку, брат.
Маленький горный уступ, на котором можно было разве что сесть и не более того, принял завоевателя на свою плоскую поверхность. Фэн находился прямо на уровне третьего глаза великанов. Он почувствовал себя увереннее.
– Ну, и где же спрашивается ваш вопрос?!
Ту-бо молчали; по их сузившимся зрачкам было видно, что в тигриных мозгах кипит напряженная работа. Убивать и думать – довольно непохожие вещи, требующие совершенно разного подхода и усилия мысли. Прошли долгие минуты, прежде чем один из великанов, наконец, выдавил из себя:
– Назови нам…
– Самое необходимое…, – продолжил другой.
– Для покорения мира, – окончил первый.
«Интересно, – подумал Фэн. – Что бы я сказал, если бы заранее не знал правильный ответ? И что же говорили те, другие, которые пробирались сюда до меня? Непобедимая армия? Благоволение богов? Сильнейшее на свете волшебство?». Завоеватель помедлил и произнес:
– Только одно – единство мысли! Каждый человек наделен в этой жизни неповторимой душой. Как нет на дереве двух одинаковых листьев, так не существует и двух подобных душ. Мысль – это дыхание души. Души живут и дышат по-разному. Именно это и определяет многообразие человеческих желаний и поступков, именно это разъединяет сущность мироздания. Завоевать мир, – значит, покорить его одной воле! А чтобы сделать это, надо подчинить множество мыслей одной единой мысли завоевателя. Рабство тела – ничто по сравнению с рабством мысли! Порабощение мысли – вот наиглавнейшая из основ власти над миром, первейшее из условий стабильности и устоев благополучия завоеваний.
Тигриная лапа осторожно опустила императора Поднебесной на землю. Молчаливые ту-бо ухватились за скалы в глубине ущелья. Вздулись бугры гигантских мышц, тяжело вздохнула земля, каменные стены дрогнули и разошлись со стоном, обнажая черную дыру входа в подземную пещеру карликов бал.

* * *

В черноту лаза вела узкая винтовая лестница. Триста шестьдесят пять ступеней, с каждой из которых становилось светлее. Пещера сияла неясным призрачным светом, терявшимся далеко по углам. Прямо по центру четырех ее сторон высились двустворчатые двери выхода к сторонам света.
Фэн не трогался с места. Держась за поручень лестницы, он оглядывался вокруг, вспоминая советы Чженя. Бирюзовая дверь – это Север, холодный, мглистый край инистых великанов и их суровых богов Валгаллы. Голубизна двери веяла морозом даже на таком большом расстоянии, и завоеватель невольно поежился, представив ледяные просторы будущих битв. Нет, тут слишком холодно, и ему не хочется идти на север, пока не хочется. Юг – черное железо. Горячий песок пустынь, племена темнокожих, курчавых людей. Плодородные земли по берегам голубых рек и озер. Веселая беспечность простых бытом и нравами обитателей юга. Легкая добыча, чересчур легкая для начала похода. Она способна расслабить армию. Нет, он не пойдет на юг, пока не пойдет. Фэн повернул голову направо. Мудрый Восток отливал перламутром жемчужной раковины. Загадочные и таинственные земли. Схожие лицом и цветом кожи братья. И много-много моря. Там потребуется большой флот, строительство которого может надолго задержать завоевания, а ведь боги не любят ждать. Нет, он не двинет свои армии на восток, пока не двинет. Взгляд на Запад буквально заворожил Фэн-хэна. Медная дверь отливала притягательным золотым блеском. Запад силен и богат, но одновременно и слаб. Много городов, известных искусными ремеслами. Чужие, совсем чужие боги. И самое главное – масса противоречий, порожденных давними распрями, завистью и алчностью людей запада. Решено – всей мощью миллионного войска он обрушится на запад!
Завоеватель двинулся к медной двери. Где-то здесь должен быть карлик с ключом, и ключ – это не просто символ, без ключа ему не выбраться из пещеры, он останется ее вечным пленником, а едва возникшая империя рухнет, снова распавшись на десятки отдельных княжеств Поднебесной.
Металлический лязг открываемой двери заставил Фэна замереть на месте. Протиснувшееся между створками существо действительно было очень маленького роста. Коренастое, заросшее волосами, вооруженное топором оно двигалось навстречу, гулко ступая по камням пещеры. С каждым шагом бал подрастал ровно на один локоть. Он замер в десяти-двенадцати шагах от двери, и в нем было почти три человеческих роста.
«Вот так карлик!» – испуганно пронеслось в голове Фэн-хэна, однако, вслух он довольно бодро и решительно произнес:
 – Я разгадал загадку ту-бо!
– И что из этого следует? – вопрос бал излился густой медью колокольного звона.
– Ты должен отдать мне ключи от Запада, – взгляд завоевателя буквально впился в покачивающийся на поясе стража вычурной формы ключ.
– Я ничего тебе не должен, червяк! Зная свой переменчивый нрав, боги создали меня так, что свой ключ я не отдам даже им, но зато они могут уничтожить меня. А что в состоянии сделать со мной ты, глупец?! Побегать перед смертью?! Так беги же!
Огромный медный топор взлетел в воздух, заставляя Фэна стремительно отступить назад. Страж ворот напротив медленно двинулся к человеку. Он снова рос, но одновременно и тяжелел, а потому каждый следующий шаг давался бал с огромным трудом; он сделался неповоротливым, он проигрывал в подвижности, а, следовательно, и во времени. Завоеватель же больше не торопился. Он спокойно достал бронзовый сосуд, открыл его крышку и прошептал:
– Убей его, Чжу-жун! Растопи этого болвана, но сохрани его ключ!
Вырвавшийся на свободу огненный вихрь сдавил медного великана в жарких объятиях. Выступившие на теле бал капли казались каплями пота. Они собрались в тоненькие ручейки и потекли к ногам, припечатывая стража ворот к месту. Красный огонь сделался оранжевым, затем желтым и под конец белым. Он плавил медь, стремительно уменьшая размеры колосса, и вскоре перед Фэн-хэном образовалось море пылающего металла.
– Держи! – дух огня бросил в руки завоевателя ключ и исчез в бронзовом кувшине.
Человек испуганно отдернул ладони: он боялся, что медь будет раскаленной от жара. Однако ключ был холоден, словно пальцы огненной стихии никогда не касались его поверхности. Фэн поднял добычу, ожидая, что волшебство перенесет его наружу, как это и предсказывал Чжень, но ничего не происходило. Он по-прежнему оставался в подземной пещере бал. Мало того кипящее перед ним море вдруг булькнуло, вздувая огромный пузырь, в котором завоеватель разглядел знакомые черты лица возрождавшегося стража медных ворот. Времени оставалось не много, и, тем не менее, Фэн-хэн не растерялся. Освободив горлышко хрустального сосуда, он крикнул:
– Охлади его, Гун-гун! Не дай обрести прежнюю форму! Добей его окончательно!
Он еще успел увидеть гигантское облако пара, а уже через мгновение сидел в седле оставленного перед входом в каменную расщелину коня. В одной руке император Поднебесной сжимал медный ключ, в другой пустые седельные сумки: выполнившие свою задачу духи исчезли.
– Поздравляю! – раздался над ухом знакомый тонкий голосок Шижоу. – Ты только что приложил руку к созданию богатейшего в мире месторождения меди, но главное – ты открыл дорогу на запад. Яма будет доволен.

4.

Что рано или поздно делает любой завоеватель, любой претендент на мировое господство? Он хочет увековечить в памяти потомков свое имя. И самым простым средством для исполнения подобного желания является строительство собственного города – столицы будущей империи.
Фэн не был исключением. А поскольку патроном в его завоеваниях выступал сам повелитель Ада, то бывший пастух вознамерился создать на поверхности земли свой маленький ад – мрачный город-дворец Ди-ю. Точнее мрачным он должен был казаться сотням тысяч согнанных на строительство рабов, тех, чей труд был призван, возвести величественное сооружение и в дальнейшем обслуживать и удовлетворять малейшие прихоти обитателей его верхних этажей.
Город еще только зарождался, однако в нем с самого начала строительства четко просматривались два главных здания: обитель императора и храм Великого бога мертвых Ямы. Симметричные друг другу сооружения были возведены уже в течение первого месяца завоеваний Поднебесной. Пурпур и золото в узорах стен, и белоснежный цвет смерти многочисленных поддерживающих крыши колонн ослепляли изяществом и великолепием очертаний. Здесь не было места умеренности, здесь царила непобедимая страсть всех опьяненных желанием мирового господства людей – роскошь. Хрусталь и мрамор, жемчуг и алмазы, золото и серебро, щедро политые потом и кровью, украшали верхние ярусы дворца и храма. Подвал обители Фэна был соединен с жилищем жрецов Ямы длинным подземным коридором, по обе стороны которого теснились клетки-камеры с приготовленными к кровавым жертвоприношениям пленниками. И подземный алтарь бога мертвых не пустовал в течение суток ни единого часа. Император любил эти полные боли и пыток спектакли и предавался им в каждую свободную минуту.
Вместе с тем он не забывал и о временно избранной роли блюстителя интересов небожителей. Он не только не разрушил ни одного их храма, он даже разрешил строить новые пагоды в честь очень далеких и очень тщеславных нежившихся в заоблачных высях богов. При этом единственный пока что храм Ямы внешне оставался недостроенным; адепты повелителя Ада не пользовались парадным входом, они проникали к алтарю через тайники подвальных коридоров.
В общем, хрупкий паритет интересов земли, небес и подземных глубин соблюдался как никогда!

* * *

– Ты видишь, Шижоу? – руки завоевателя раскинулись над картой Поднебесной, словно пытались вобрать ее в свои объятия.
– Что, мой господин?
– Это Поднебесная: ее города, леса, поля, горы и реки – все до мельчайших подробностей. Так?
– Так, господин.
– А это? – палец Фэн-хэна уперся в направлении запада карты.
– Это? – переспросила «живая плоть».
– Это, болван, запад!
– Действительно, запад, – радостно заморгали ресницы бесчисленных глаз Шижоу. – И скоро ты двинешь свои войска именно в этом направлении!
– Двину? – тонкие брови императора сошлись к переносице. – Двину, обязательно двину! Но лишь после того, как ты, мой непонятливый слуга, слетаешь в том направлении, увидишь все сотней своих глаз и принесешь своими устами подробнейшую карту Запада. Я не поведу своих солдат в неизвестность. Я хочу доподлинно знать все о каждом кустике, за которым меня может поджидать опасность, о каждом ручейке, способном превратиться в полноводную реку, о каждом удобном для засад горном ущелье, о каждом окруженном неприступными стенами городе, слышишь о каждом! И теперь судьба дальнейшего похода зависит только от тебя, от твоей осмотрительности и расторопности. Понял?!
– Когда я могу отправляться в путь?
– Немедленно! – однако, окрик хозяина Ди-ю шел уже вдогонку исчезающему за окном соглядатаю.

* * *

Болезненная страсть зарождается исподволь. Сначала объект нашего обожания нам просто недоступен, потом жизненные перипетии мешают нам насладиться властью над ним в полной мере, то и дело вырывая предмет вожделения из наших рук, затем наступает минута пресыщения, когда следует бежать восвояси, но память о перенесенных мгновениях тщетного ожидания заставляет нас вновь и вновь обращаться к тому, чем мы наполнены уже выше всякой меры. И, наконец, мы начинаем ненавидеть то, что когда-то представлялось нам верхом земного блаженства. Но лишь попробуйте хотя бы намекнуть нам, что некто желает коснуться объекта былых надежд и стремлений, и в нас пробуждается такая ревность, которую способна породить одна только замешанная на страсти ненависть. И тогда, забывая все на свете, мы жестоко терзаем свою душу, вымещая ее страдания в физическом унижении собственной страсти, – мы втаптываем ее в грязь.
К услугам завоевателя были сотни и тысячи молодых упругих, насыщенных жизненными соками, полнокровных розовых тел, однако его по-прежнему тянуло к Мэй-ню. Фэн мог часами рассматривать каждую складку ее кожи, проводя пальцами по шершавости старых рубцов и добавляя к ним свежие шрамы; он вожделел ее хриплых стонов, вызывая их прикосновениями металлических игл и ударами бамбуковой палки; он насиловал бледно-серую, потерявшую былую упругость мертвую плоть, получая такое удовольствие, сравниться с которым не смогла бы ночь, проведенная даже с дюжиной опытных наложниц.
Завоеватель держал слово: всюду, где пролегал его кровавый путь, он тащил за собой Мэй-ню и клетку с ее дедом.
– Что ж, красавица, – удовлетворенный Фэн-хэн лежал, утомленно откинувшись на подушки, и теребил полуоторванный и почти прижившийся назад лоскут кожи на груди своей жертвы. – Счастлива ли ты хотя бы на десятую долю моего счастья? А, Мэй-ню? Ведь ты – первая дама империи, почти супруга императора. Любое твое желание, и я убью десять, сто, тысячу твоих соперниц и брошу их жалкие сердца к твоим ногам. У тебя есть все, о чем может мечтать женщина: шелка, драгоценности, внимание мужчины, власть! Правда, нет свободы, но кто по-настоящему свободен в этом мире?! И ты не можешь родить мне сына. Но ты ведь и сама не хочешь этого, или я не прав, и ты просто горишь желанием произвести на свет наследника «жестокого тирана»?! Так мне достаточно лишь попросить Яму, и твое чрево наполнится плотью. Конечно, это будет мертвая плоть, однако она родится в положенный срок и будет расти и двигаться как живая. Не хочешь?!
Фэн схватил голову гуй за волосы и отвел назад так, что сумел рассмотреть обезображенный провал рта с извивающимся языком.
– Не бойся, сегодня я утомлен, сегодня мучений больше не будет. И можешь не скрывать свою ненависть ко мне; она у нас обоюдная, как, впрочем, и страсть. К тому же, мне вовсе не нужен наследник. Зачем мне претендент на престол, если я собираюсь править вечно?!
Отпустив волосы Мэй-ню, император встал, набрасывая на плечи халат.
– Сегодня я, действительно, доволен и хочу поговорить с твоим «мудрым» дедом, – он хлопнул в ладоши. – Ланг! Клетку!
Йин-минг выглядел немного уставшим, но не более того. Обойдя вокруг клетки, хозяин Ди-ю удовлетворенно хмыкнул:
– Что ж, тебя вдоволь кормят, о тебе заботятся. Чем не жизнь для умудренного годами и опытом старца?! И тебе не дадут умереть, прежде чем я не завоюю весь мир. Подведите его к окну!
Фэн раздернул тяжелые занавески, пропуская в зал лучи серого утра.
– Смотри! Видишь, там, внизу, копошатся люди? Они согнаны со всех краев Поднебесной. Ты ошибался, старик. Прошло всего лишь три месяца, а к моим ногам склонились все княжества, и я покорил много племен. Но их будет еще больше. Все, все, все! Я покорю все стороны света! Сейчас я всего лишь император Поднебесной, а вскоре стану императором всего подлунного мира! Ну, что ты возразишь теперь?!
Йин-минг не мог говорить, но знаками он показал, что просит бумагу и кисть. Макая кончик кисти в краску, мудрец принялся тщательно выводить иероглифы. Красные символы медленно покрывали чуть желтоватую поверхность листа. Когда он закончил, то обретший с помощью травы ган грамотность император сумел прочитать:
 – Стоящий в начале пути и думающий, что уже достиг его благополучного окончания – просто дурак.
Бледное лицо завоевателя покрылось красными пятнами, губы вытянулись в струну, а пальца рук сжались в кулаки. Фэн неторопливо поднес кулак к лицу, несколько раз сжал и разжал его, наблюдая за движением пальцев, а потом спокойно произнес:
– Ланг, для того, чтобы видеть и слышать о моих победах, пальцы ему не нужны, – отруби их медленно, по очереди, все десять.

* * *

Мэй-ню перевязывала пальцы деда через прутья решетки.
– Ты должна бежать! – мысленный приказ старика достиг мозга внучки, вызвав ответную бурю негодования.
– И оставить тебя на растерзание этому зверю?!
– Здесь ты мне ничем не поможешь, но в состоянии помочь другим путем. Я долго думал и понял, наше спасение, а, может быть, и спасение всего мира в одном: ты должна найти старого Луна!
– Но как же я сумею разыскать его?
– Карта, я нарисую карту на твоем поясе. Давай его сюда.
Йин-минг рванул зубами повязку, и на обрубке указательного пальца правой руки сразу появилась капелька крови. Старик чертил недолго.
– Если ее и увидят, вряд ли кто поймет, что здесь изображено. Ты же всегда можешь сказать, что пыталась унять кровь в моих ранах. Но на всякий случай запомни эту карту наизусть.
– Хорошо, дедушка.
– Остается лишь выбрать момент, когда злодей забудет о тебе хотя бы на сутки. Надеюсь, этого времени тебе хватит, чтобы оторваться от любой погони. И да пребудут с тобой бессмертные боги.