Моя Варшава

             
               
               

               

                Вот уже тридцать с лишним лет политики и СМИ насаждают неприязнь между поляками и россиянами. По их наущению активизируются варвары — сносят памятники.  Но , как убедилась автор путевых заметок во время съёмок фильма в Варшаве о  глубоких родственных и культурных корнях, соединяющих народы, вытравить эту память пока не удается. Собеседники автора из числа университетской профессуры, творческой интеллигенции, водители такси и официанты в барах не видят в России врага, как бы этого не хотелось их властям.
               
                Кто русский учил, тот его не забыл
               
       Неожиданный звонок по домашнему телефону . Голос в трубке : Нужно слетать в командировку. Всего на три дня. Записать 12 интервью. А потом быстренько сделать четыре фильма о наших глубоких культурных связях с поляками. У них грядёт юбилей Варшавского университета, и Польский культурный центр в России обратился к  нам с просьбой сделать такое кино. Выручайте!
         Продюсер Юлия знала, к кому обратиться. Я, как бывший телевизионный новостной корреспондент, конечно в состоянии записать  по четыре интервью в день . И времени на подготовку не нужно, привыкла работать с чистого листа. Последние двадцать лет на телевидении  как редактор чего я только не делала «быстренько». И репортаж монтировала, когда уже эфир начинался, а к концу его нужно было непременно показать. И программы записывала, которые надо было за три дня  сделать «под ключ», хотя обычно на это уходит, как минимум, неделя. Продюсер Юлия знала о моей скоростной манере работать. И, когда из строя прямо перед отъездом внезапно выбыла её постоянный автор, решила обратиться ко мне. Так я неожиданно впервые в жизни оказалась в Варшаве. Не раз мечтала туда съездить, но всё как-то не складывалось. А тут — всё получилось само собой. Мне, собственно говоря, только нужно было не забыть загранпаспорт с шенгенской мультивизой.
              В аэропорту Шопена сели к первому же таксисту, назвавшему приемлемую цену в евро. Едем. Вторая половина апреля, город в цвету. Очень свежий воздух. Обмениваемся впечатлениями. Водитель вступает в разговор на неплохом русском.
    -Откуда вы? Из Москвы? О, Москва!  Был однажды в студенческие годы. Незабываемо!
Как вы там? Держитесь? Эти дурацкие санкции, это дурацкое правительство! Мы всё понимаем, всю эту ложь Евросоюза. Простые люди в Польше сейчас прекрасно осознали, как нас всех обманули с этой западной демократией! Ограбили народ. Я -инженер, а вот вынужден зарабатывать на жизнь извозом.   Мы, обычные люди, мы к русским хорошо относимся.
    По адресу сначала не можем найти отель. Спрашиваем по- английски продавца сухофруктов. Он нас «не розумеет».  Переходим на русский. Ага, он его в школе учил. Быстро куда-то отходит, возвращается с девушкой. Она провожает нас  к одному из корпусов  здания, построенного во времена Польской народной республики. В отеле администратор неплохо владеет русским. Спрашивает, какая погода в Москве. Он там бывал раньше. Сейчас не до того, работа с утра до вечера.
   
                Казачье молоко и любовники штуки
      
      Первая съёмка — в Варшавском университете. Он был основан указом Александра Первого без малого 200 лет назад . Лекции читались на русском языке независимо от национальности профессора.   Историк Николай Иванович Кареев собирал курьёзы коллег. Профессор гигиены говорил студентам о «казачьем молоке», вместо козьего, а преподаватель литературы называл  любителей искусства  « любовниками штуки».  К началу двадцатого века большинство преподавательского состава поменялось. Многие профессора приехали сюда из других российских университетов, в том числе, отец Александра Блока.

          На главном корпусе — электронные часы, отсчитывают дни, оставшиеся  до торжества.  Первый наш собеседник — профессор и дипломат, знаток русской истории Смутного времени  Хиероним Граля. Элегантный, уверенный в себе господин под шестьдесят.

; Когда я заканчивал в 80-м году университет, я прекрасно знал, что буду заниматься русской историей, поскольку это самая интересная часть  истории Европы и мира, и  самая, как теперь говорят у вас,  непредсказуемая

       Наш собеседник блестяще владеет русским языком. Наверное, это оттого, что над диссертацией работал в России? И несколько лет провёл в Петербурге и Москве, как сотрудник консульств?  Нет, это с детства.
; Мой прапрадед — Иван Константинович Бабст. Русский учёный, наставник двух цесаревичей — Николая Александровича и Александра Александровича, будущего императора Александра Третьего.  Моя бабушка — Елена Фёдоровна Рудницкая, одинаково свободно говорила на русском и польском языках. Забавно, что она никогда не называла варенье по- польски конфитуром, и всегда говорила чай  вместо польского хербата.  Нам, внукам, рассказывала сказки на двух языках , с русского переходила на польский и наоборот. «Червона каптурка» - это Красная Шапочка. Так мы с детства выучили русский язык. В России похоронены мои прадеды. Как всё  тесно переплетено в наших судьбах !
          Мы беседуем с Хиеронимом Чеславовичем ( он попросил называть его так) в роскошном зале, уставленном копиями известных античных скульптур. Здесь раньше была университетская библиотека, теперь проводятся важные встречи и концерты. Сегодня Варшавский университет — один из крупнейших в Европе. Это альма матер не только для нашего собеседника, здесь училась на юридическом факультете его мать, принадлежавшая к первому послевоенному поколению польских студентов. История Варшавского ( раньше он назывался Александровским) университета впечатляет.   Он был основан в 1816 году, на три года раньше, чем Петербургский университет.   Судьба этого высшего учебного заведения оказалась непростой. После польского восстания 1830-1831 годов Николай Первый приказал закрыть Александровский университет как рассадник вольнодумства среди молодёжи.  И только почти через сорок лет министр народного просвещения Российской империи, Дмитрий Андреевич Толстой, прибыв с инспекцией в Варшаву, объявил о высочайшем решении вновь открыть университет. «Воля государя императора состоит в том, чтобы доставить полякам всевозможные средства к образованию, но разумеется, с тем, чтобы оно послужило не во вред, а на пользу государству, для сближения края с остальными частями империи».
                Русский гимн в ритме полонеза

              Интервью мы записываем около трёх часов. Оператор Юрий Кияшко едва успевает менять аккумуляторы.  Как по клавиатуре, пробегаем по нескольким векам русско-польских отношений. Много болезненного, много высокого, хватает и низкого. Но объединяет нас культура. Пан Граля оживляется. 
; Вы никогда не задумывались над тем, что первый русский неофициальный гимн «Гром победы, раздавайся! » написан в ритме полонеза?  А как же, ведь автор музыки — Юзеф Козловский, Осип Антонович, как его в Петербурге называли, он занимал в Департаменте искусств должность  «директора музыки». Его блестящая карьера началась при Григории Потёмкине-Таврическом. Бывший органист и певчий в костёле Святого Яна в Варшаве, а потом учитель богатого  и знатного польского юноши Михала Огинского ( того самого будущего автора полонеза «Прощание с родиной») , пошёл на службу в русскую армию, участвовал в осаде Измаила ( возможно, как капельмейстер военного оркестра, но ведь жизнью рисковал наравне с солдатами), получил чин офицера. Потёмкин взял его с собой в Петербург. И по его поручению Козловский написал на слова Гаврилы Державина торжественную песню «Гром победы, раздавайся!» , которую хор исполнил на балу по случаю взятия Измаила  в Таврическом дворце. Там было три тысячи гостей во главе с императрицей. С того дня поляк Козловский стал первым среди композиторов при русском дворе. Он, кстати, написал торжественную оду на коронацию Александра Первого.

Пора заканчивать итервью. Сегодня впереди ещё съёмка. Но расставаться не хочется. Наш герой показывает нам улицы внутри университета. Одна из них носит имя Осипа Мандельштама. Идем в  кавярню. Кава — по польски кофе. В ассортименте слоеные булочки, сэндвичи.  Кавярни на каждом шагу. Но нормальный горячий ужин можно съесть только в турецком фастфуде.  Или искать ресторанчики на Старом Мясте. Там можно съесть непривычный для нас польский борщ ( прозрачный свекольный отвар с ярким кисло-сладким вкусом, который подают с крохотными слоёными пирожками). Рыба в кляре. Хербата- чай.
   В ресторанчике пусто — всего несколько посетителей. Да и рассиживаться недосуг . Нас ждёт следующий герой.

                Сын Золушки

      Кинооператор , друг известных на весь мир кинорежиссёров Анджея Вайды и Кшиштофа Занусски. Юлиан переехал из Москвы с матерью и отчимом в Варшаву , когда ему было всего 17 лет.  Его отец — известный кинорежиссёр Иосиф Хейфиц, на которого он  похож лицом. Телосложением выел в мать, актрису Янину Жеймо, род которой отличался малорослостью.
     Её в Советском Союзе знали все. Узнавали на улицах, к ней домой приходили школьницы, мечтавшие стать актрисами.   В Варшаве, где актриса прожила тридцать лет, её  никто не замечал.  Фильм «Золушка»  вышел на экраны в 1947 году, когда Варшава ещё лежала в руинах, и сказка о хрустальном башмачке не была созвучна интересам поляков. Янина Жеймо завещала похоронить себя в Москве. До конца дней она, полька по происхождению,
 ощущала себя советской гражданкой.  Юлиан раз в год летает в Москву на могилу матери.
; Я просто поражаюсь каждый раз, что вся её могила в цветах, а недавно кто-то портрет её поставил. Поклонники её не забывают.
    Юлиан с горечью рассказывает, что мама очень переживала раннее окончание своей карьеры в кино. Но сохранялись старые связи, её приглашали озвучивать  мультфильмы и зарубежные ленты, для этого она раз в год летала в Москву. Зато в Варшаве в их доме всегда было полно гостей. Все, кто приезжали в Варшаву на кинофестивали и премьеры фильмов, приходили в гости к Яничке Жеймо.
         Юлиан открывает бар — ребята, давайте посидим, закусим. О Москве поговорим.
     Его квартира в новом районе Варшавы выглядит так, словно хозяин совсем недавно приехал из России. Скромная обстановка, на полках множество книг на русском языке. Жена — полька, он называет её Вандочка, скрывается у себя в комнате. Дети — они уже совсем поляки, русского практически не знают. Живут в соседнем доме. Мы вынуждены разочаровать Юлиана. Выпить с ним и поговорить по душам не получается.  Нас ждет в гостях семья театроведов, специалистов по истории взаимодействия русского и польского театрального искусства. Оказывается, самый известный польский театральный деятель Ежи Гротовский закончил наш ГИТИС. 
Ужинаем в турецком ресторанчике неподалеку от гостиницы. Идем домой пешком, вдыхая аромат цветуших деревьев и любуясь вечерней Варшавой. На улицах пустынно . Город пробуждается рано.
С утра съёмка  на варшавском православном кладбище «Воля».
               
                О тех русских, кого чтут варшавяне.
    1 декабря 1909 года в Петербург из Варшавы полетела телеграмма.   « Мама, я приехал сегодня вечером и уже не застал отца в живых. Он умер в 5 часов дня. Похороны в пятницу. Твой Саша. »
    Из варшавских газет 2 декабря 1909 года:  «Варшавский университет понёс тяжелую потерю. От продолжительной болезни  умер профессор  университета Александр Блок. Умерший в течение 25 лет преподавал государственное право.   Похороны состоялись на Вольском православном кладбище.   Сын покойного, поэт Александр Блок  принимал участие в церемонии и панихиде, которую отправлял военный священник ».
Потом, с печалью непритворной,
От паперти казенной прочь
Тащили гроб, давя друг друга…
Бесснежная визжала вьюга,
Злой день сменяла злая ночь.               
         
         По некрополю, где похоронен отец Александра Блока, нас сопровождает очень симпатичный польский историк лет тридцати пяти, Мариуш Кулик. Исследует историю польских офицеров в русской армии.
      Путеводители  начала двадцатого века рекомендовали Вольский некрополь как историческую достопримечательность. Единственное в Варшаве православное кладбище, основанное в 1831 году.  Тогда здесь похоронили русских воинов, погибших при подавлении польского восстания.  Вплоть до первой мировой войны Вольское кладбище было местом упокоения  всех православных, не различая чинов, званий и национальности.  Статус покойного определялось только местом — знатных хоронили ближе к церкви, бедных — возле забора. В период между первой и второй мировыми войнами кладбище не раз разрушали, эта территория становилась местом сбора разбойничьих шаек. Во время гитлеровской оккупации среди старых могил расстреливали местное население.
   Ставим камеру, прикрепляем на свитер Мариуша микрофон-петличку. Мариуш неплохо говорит по-русски, у него родня в Белоруссии. Прошу рассказать его о захоронениях. Наш герой  зажигает свечу и ставит её к гробовой плите . Начинает рассказ.
; Самый почитаемый русский в Варшаве  - тот, кто покоится под этим камнем. Сократ Иванович Старынкевич, президент Варшавы в конце 19 века. Поэтому его могилу не разгромили, хотя здесь были повреждены и разграблены многие захоронения. Дело в том, что Старынкевич построил в Варшаве самую современную на тот момент водопроводно -канализационную систему, какой  тогда в Петербурге ещё не было. И варшавяне по сей день этой системой пользуются. Вообще, за время его президентства город преобразился. Пошли трамваи, были заложены городские сады и крупные рынки.
   
      На этом месте начинаются помехи  в записи звука. Кладбищенские рабочие подходят к соседней могиле, начинают стучать и сверлить. Просьбы дать нам закончить съёмку не действуют. Уходим в другой конец кладбища. Там, возле самого забора могила известного русского журналиста и издателя Дмитрия Философова. Точнее, это памятник-кенотаф, прах литератора утерян. Про Философова нам в тот же день  расскажет исследователь его творчества варшавского периода польский учёный и  писатель Пётр Митцнер. 

                Ветры и землетрясения истории
           Пётр Митцнер  свободно владеет русским языком. Ах вот оно что, семья эмигрировала из Киева.
; Нас в Польшу занесло ветром истории. Бабушка и дед думали — ненадолго, а оказалось — навсегда. Я про себя так и не понял до сих пор, какая кровь во мне преобладает. Русская, польская, украинская? Моя прабабушка говорила только на русском языке. Конечно, для меня ближе всего тема исследования русской литературной эмиграции. И среди этих людей самая крупная фигура — Философов. Его называли русским изгнанником. Он приехал в 1920 году,  мечтал о конце власти большевиков  и возвращении в Россию.  В Варшаве к Философову присоединились Мережковский и Гиппиус. В своих обращениях к соотечественникам знаменитая русская литературная троица представляла  Юзефа Пилсудского  как национального героя и нового пророка. На приёме в Бельведерском дворце встреча с «хозяином страны», как называл себя Пилсудский, закончилась тостом за совместную борьбу против большевиков. Философов стал  правой рукой Савинкова , они работали над формированием Русского военного корпуса.
; Как выразилась по этому поводу Зинаида Гиппиус, хоть с чертом против большевиков.
   Гиппиус и Мережковский уехали в Париж, так и не уговорив Философова, которого считался членом их семьи, последовать за ними. В Париже их ждала квартира, которую дальновидная Зина прикупила еще до первой мировой войны на всякий случай – пусть будет.
Но Философов не захотел продолжать эту довольно неестественную для него связь. Этот красавец, двоюродный брат известного театрального деятеля Сергея Дягилева, отличался как и родственник, неприязнью к женскому полу, и любовь Гиппиус была для него обременительна.
; В Варшаве вокруг Философова сплотились польские интеллектуалы. Он открыл газету, создал литературное общество «Домик в Коломне». Собирались, читали произведения, спорили о литературе. А умер в полном одиночестве . 
     С писателем Петром Митцнером мы беседуем в небольшом парке возле Национальной библиотеки. Резвятся собаки, кричат дети, по дорожкам бегают сторонники здорового образа жизни.  Митцнер дарит свою книжку о русских эмигрантах-писателях. Расстаемся почти друзьями.
; Приезжайте ещё!
     Возможно, приедем. А пока на такси несёмся на следующую встречу. Поскольку не все таксисты в Варшаве владеют русским языком, используем такую технологию: набираем номер нашего будущего собеседника, и он объясняет водителю, куда везти пассажиров. 
 Нас пригласил к себе домой известный искусствовед , специалист по русскому авангарду Дариуш Константинов. С трудом ставим камеру и свет в небольшой гостиной. Приходится сдвигать белую кожаную мебель, убирать с пола белый пушистый палас. Много цветов, много книг о живописи — а том числе, на русском языке.   Из окон великолепный вид на Варшавскую цитадель — памятник архитектуры, оставшийся от столетнего русского периода.  Любезный хозяин варит кофе. Рассказывает о связях художников русской и польской школы в конце 18 -начале 20 веков.  Любопытный эпизод : в 1886 году Общество польских любителей живописи пригласило в Варшаву нескольких русских передвижников. Когда они приехали со своими картинами, варшавяне встретили их недружелюбно. Демонстративно отказывались идти на выставку, размещенную в крупнейшем выставочном зале города. Тогда её размонтировали и перенесли в особняк Варшавского Общества любителей живописи. И те же варшавяне повалили туда валом. Как бы просто на встречу с такими же польскими любителями живописи, как и они сами.  Дариуш Константинов с сожалением говорит о том, что по идеологическим причинам в Варшаве разрушили уникальные памятники архитектуры русского периода. Для искусствоведа — нож в сердце история гибели Александро-Невского собора, построенного по проекту выдающегося архитектора Леонтия Бенуа о освященного в 1912 году. Внутреннюю отделку поручили Виктору Васнецову. Стены храма украсили 16 великолепных мозаичных панно из полудрагоценных камней. Внутри были сосредоточены около десяти тысяч художественных изделий мирового уровня.  Это уникальное произведение искусства уничтожили по решению польского сейма в середине 20-х годов как русский памятник, напоминавший о столетнем периоде , когда Польша входила в состав Российской империи. Разрушили и другие православные храмы. Но остаются в целости другие свидетельства эры того же русского господства: Большой театр, здание Биржи, военные казармы, которые использует Польское министерство обороны. 
     Для справки: в Варшаве до  «русского периода истории» стояли всего два памятника, а в Кракове, Люблине или Познани их не было вовсе.  с 1815-го по 1915 год  в Польше  русскими были установлены десятки монументальных памятников. В том числе , статуи Николая Коперника,  Юзефа Понятовского и Адама Мицкевича.
      А сегодня польским властям опять неймется. Уничтожают памятники воинам, освободившим Польшу от фашизма. Точат зуб на Дворец науки и культуры, который верой-правдой больше полувека служит интеллектуальным и духовным запросам варшавян и гостей польской столицы. Всё дело в том прозвище, которое дали ему острословы.
               
                Дядька Сталин               
               
В 1952 году глава СССР  решил сделать Варшаве какой-нибудь щедрый  подарок. Сначала думали построить в польской столице метро или жилой микрорайон. Но потом Сталина осенила другая идея. В разрушенном войной городе он приказал возвести символ будущего процветания нации — Дворец науки и культуры. Новое здание должно было быть копией московских высоток.
Город был настолько разрушен гитлеровцами, что столицу собирались перенести обратно в Краков.   Президент Польши Болеслав Берут признавал: "Мы не приступили бы к восстановлению Варшавы, если бы не помощь СССР" .  Дворец науки и культуры решено было строить на месте нескольких разрушенных войной кварталов.
   Проект поручили известному архитектору Льву Рудневу. Первой его работой, принесшей мировую известность, был памятник Борцам революции, установленный в 1919 году на Марсовом поле в Ленинграде.
         Родная сестра московских высоток, по замыслу Руднева, должна была отличаться от них обликом, в котором угадывались бы очертания польских ратуш. До начала работы Руднев с командой объездил несколько польских городов — Краков, Хелм, Замоць . Группа под его руководством выполнила 57 пластилиновых моделей будущего Дворца.  Польским ответственным лицам на выбор предоставили пять вариантов.  На возведение утвержденного здания денег не жалели.  Три с половиной тысячи советских строителей жили в специально построенном для них районе с кинотеатром, столовой, клубом и бассейном. 
  Размах строительства впечатлял варшавян.  Внутри гигантского здания — три тысячи двести восемьдесят восемь комнат, в том числе конференц-зал, поражающий посетителей роскошной отделкой. Кинотеатры, музеи, книжные магазины, научные институты, бассейны, театр,  и самый большой в Польше конференц-зал, рассчитанный на 3000 человек.  Здание  и по сей день остаётся одним из самых высоких в Европейском Союзе — 230 метров, 42 этажа.В конце 80-х годов из главного вестибюля по требованию общественности убрали  бронзовую скульптуру, изображавшую  польского и советского строителей, державших знамя.  В двухтысячном году на Варшавской высотке установили часы , которые назвали часами тысячелетия. Два года она считалась самым высоким в мире зданием с часами, пока её не оттеснил на второе место токийский небоскрёб.   
      Споры о сносе этого здания ведутся уже 25 лет. А пока его застроили по сторонам улицы современными высотными стекляшками — пусть так в глаза не лезет своим раздражающим польскую элиту  стилем.    
                Давайте дружить назло политикам               

      Мы опять едем на съёмку. В трамвае по Маршалковской. Как странно, на улицах народу немного, а в транспорте — толкучка. Поднимаемся на высокий четвертый этаж жилого дома послевоенной постройки. Здесь живёт театровед Катажина Осинская. Катажина то и дело бывает в Москве, её профессиональные интересы лежат в плоскости взаимного проникновения польской и русской театральной жизни. В 19 — начале 20 веков поляки учились у Станиславского.. Катажина увлеклась русской сценой после того, как начала читать русских писателей. Отец, юрист по образованию, наставлял юную дочку — Катажина, не трать время на макулатуру. Читай Льва Толстого, читай Достоевского, Бунина. Юная студентка послушалась отца — и влюбилась в русскую литературу. Выучила русский язык. По программе студенческого обмена поехала в Советский Союз. Во время гастролей в Польше Театра на Таганке познакомилась с актерами — с Филатовым, Смеховым, Золотухиным. И начала исследовать культурные связи русского и польского театров. Через полгода после той съёмки Катажина позвонила мне из Москвы : пойдём куда-нибудь пообедать. Договорились, что в следующий раз встретимся в каком-нибудь варшавском ресторанчике на Старом Мясте. Чувствую, что в Катажине я нашла подругу.
     Всего три дня в Варшаве. Много встреч, мало прогулок. Но осталось очень тёплое чувство и к этому городу, и к его жителям. Каждый из тех, с кем мы встречались и беседовали, имел в биографии какую-нибудь связь с Россией. Особо никогда раньше не задумывалась об этом, но ведь  от прабабки по отцовской линии Марии Францевны Пашковской и я унаследовала польскую кровь.  Как чудовищно безнравственны политики, которые игнорируют общность людей, объединённых событиями многовековой истории и географическим положением своих стран. Какое преступление, что нас разъединяют и пытаются развязать войну. Хоть информационную, хоть гибридную, хоть какую. Я с болью слышу новости из Польши, где то наши памятники продолжают сносить, то клевещут на нас, то оружием начинают бряцать...
И всё же я уверена — если окажусь снова в аэропорту Шопена, то опять меня встретит водитель такси, который скажет « мы, обычные люди, политикам не верим, и к русским относимся с симпатией.»