кто на старенькую?

КТО НА СТАРЕНЬКУЮ!
Мир действительно тесен. Когда кто-то говорит эту фразу, воспринимаешь ее чисто философски, а когда сам сталкиваешься с чем-то, подходящим под это понятие, тогда, часто с удивлением, убеждаешься, что это так и есть.
Сдавал я как-то несколько бандеролей на Ялтинском главпочтамте. Сам выстоял длинную очередь, да и за мной собралось не меньше. Отошел от окошечка в сторону — проверяю квитанции и вдруг слышу мужской голос "Гурковский, Василь?" Оборачиваюсь — лысоватый полный мужчина, моих лет, приветливо улыбается. Несколько мгновений ищу, за что знакомое зацепиться, и непроизвольно почти кричу в ответ: "Старина Кучеренко, Мыкола!"
Мы обнялись, я подождал, пока он получил денежный перевод, потом зашли в небольшое кафе и часа два посидели, вспоминая былое и рассказывая друг другу о житье-бытье.
"Позавчора як раз мэни був день народження, гульнулы с сусидом по кимнати в санатории. Так гульнулы, шо прышлось звонить додому, шоб грошив прыслалы, на дорогу. Завтра вже видправлюсь".
Я ему подарил одну из своих книг, поздравил с прошедшим юбилеем (ему исполнилось 70), и пошли расспросы-ответы. Мы с Николаем несколько лет служили в одной части и в одной роте. Потом я ушел на комсомольскую работу, а он так и остался на старом месте — был старшиной роты, особо себя не проявил, но дело знал и особых замечаний не имел.
У него было два слабых места, как у многих военных во все времена, — вино и женщины. Конечно, все это было по мелочи, не очень-то разгонишься на зарплату старшины, да еще при семье с двумя детьми, проживающей далеко от места службы.
"Ты можэ и ны помныш, як мэнэ трипалы по партийной линии, щеб чуть-чуть — и выгналы б  и   с партии, и з армии. Спасибо тоби, Василь, ты тоди одын мэнэ отстояв на партбюро, — грустно сказал Николай, — оставылы мэнэ, слава Богу, а то куда мэни було йты? Образование — тильки армия, в сели своем пятнадцать рокив не був,
так шо бэз армии мэни була хана. Та и с квартиры выгналы б ведомственной. Ты тоди уихав, я так и не поблагодарив тэбэ. А, бачь, судь-ба як свэла, аж через 45 рокив. Я тэбэ по голосу узнав, а потом уже и по облычью. Почти не зминывся, тильки посолидней якось став. Та и я тэж уже нэ той Мыкола.."
Он рассказал, что дети его уже имеют свои семьи, есть внуки, а он на старости один остался — жена долго болела, лечить было не за что, так и ушла пару лет назад.
"А мэнэ Бог, мабуть, на старость наказав. То було багато жинок разных, та чужих, а тэпэр нэма ни одной. Кому я нужен. Так сам и живу, в тий бувшей военной квартири, нэ работаю, живу на пенсию, та диты помогають, слава Богу. Вот и в санаторий на дви ныдили спровадылы."
Случай, о котором вспомнил Николай, действительно имел место много лет назад. Я тогда уже работал в комсомоле. Подразделения нашей войсковой части были разбросаны по многим местам, служба у нас была такая. В тот злополучный для Николая год, мы обслуживали войска на территории Житомирской и Винницкой областей. В те годы было модно помогать селу в уборке урожая. Школьники, студенты, да и часто военные, посменно или постоянно, принимали участие в уборке. В Житомирской области главным объектом помощи были в то время картофельные поля. Сейчас такого уже нет, по той простой причине, что убирать стало нечего на полях, а раньше уборка была для всех "ударным фронтом". Ну, это отдельная тема, а в нашей были факт оказания военными помощи селу играл чисто условную роль. Роту, где старшиной был Николай, прикрепили за определенным районом, поставили задачу, и ее надо было выполнять, несмотря ни на что, включая непрекращающиеся в тот год дожди. Полесье есть Полесье.
В конце концов, рота вернулась, а старшина где-то там застрял в одном из сел. Неделю разыскивали. Пошел слух, что любовь у него в селе горячая приключилась или что-то вроде того. Все бы ничего, но мужская солидарность иногда переходит в другие отношения и называется по-другому. Несколько сослуживцев-сверхсрочников имели квартиры в том же городке, что и Николай, и, наверняка, кто-то из них проинформировал жену Николая о его похождениях в период картофельной эпопеи.
Жены тоже бывают разные, у Николая это был "холерик" в энной степени. Она тут же собрала детей и прибыла за полтыщи километров в штаб нашей части. Не найдя, по ее мнению, должной поддержки у командования, она привела детей в кустовой политотдел и на несколько дней парализовала его работу истерическими воплями в три голоса и угрозами "идти выше". Командира части, замполита и меня, вызвал начальник политотдела: дальше рассказывать неинтересно, но вышли мы от него, дав твердое обещание, что данная семья больше в политотделе не появится.
Николай был членом партии, поэтому срочно создали специальную партийную группу, которая должна была разобраться со всем происшедшим, а главное — успокоить прибывшую на разборки жену и отправить ее домой. Мне, как члену партийного бюро части, было поручено возглавить комиссию и в трехдневный срок представить соответствующую справку.
Выезжали мы с начальником штаба на "место происшествия", узнавали, расспрашивали, беседовали, т.е. делали все, что положено делать в таких случаях. А выяснять-то, оказалось, особенно было нечего. В одном из сел, где работали солдаты на уборке картошки, жила после смерти мужа молодая женщина, лет тридцати пяти, с ребенком. Работала в колхозе дояркой, была передовиком производства, имела награды (это мы полулегально выяснили в колхозе), статная, миловидная, с боевым характером. Один у нее был недостаток, хотя, конечно, с какой стороны посмотреть, — она от природы была "обкурена" или обмазана каким-то невидимым благовонием или чем-то подобным, что буквально притягивало к ней мужчин. Еще с молодости потеряла счет своим любовным связям и практически никого не отвергала, хотя большинство из них, попробовав "на зуб", сразу изгоняла со своей территории.
Вот с таким «соблазном» и столкнулся Николай. Прожил он с той безотказной вдовой около месяца и потерял голову. После своей супер эмоциональной жены, постоянно терзающей его за малую зарплату и редкие приезды, по поводу и без него проявляющей дикую ревность, — он попал если не в рай, то в его приемное отделение. Днем он мотался по взводам, а вечером его ждало все, чего он, по правде говоря, никогда и не знал. И курочки жареные, и грибки соленые, и окорок копченый, и печеное-вареное-жареное, да еще с фирменными домашними самогонкой и квасом. А дальше — перина и выражение взаимной благодарности до утра .И так почти месяц!
Поэтому Николай и опоздал на неделю с возвращением в часть. Готовя справку на партбюро, я особо подчеркивал, что у Николая с его местной подругой никаких серьезных намерений не было. Семью он бросать не собирался, никто от него такой жертвы и не требовал. Для его новой подруги он был обычным "попутчиком", и она готова была сменить его на любого другого, достойного ее запросам. Материальная, да и моральная сторона отношений ее не интересовала, для нее главным и самым главным являлись физические возможности партнера. И все. Это странно и по тем, и нынешним временам, но что есть — то есть. Объект уникальный, поэтому и действия, и запросы его просты и понятны.
Я тогда постарался и со справкой, и с докладом. Партийное бюро ограничилось серьезным обсуждением поведения Николая как коммуниста, объявило ему выговор без занесения в учетную карточку, взяло с него слово порвать порочную связь и больше к этому вопросу не возвращаться. Я в то время довольно часто общался и с Николаем, и с его законной женой. Конфликт уладили. Организовали Николаю недельный отпуск. Командир роты какую-то премию привез ему из колхоза, и поехал он вместе с женой и детьми в примирительный отпуск к месту проживания.
Больше эта тема в части не поднималась, и надо признать, что пока я служил в одной с ним части, он ни тайно, ни явно с той любвеобильной дояркой связи не поддерживал. Инцидент забылся, за-терся другими событиями. Однако если бы этим дело кончилось, я бы не ворошил эту быль — подумаешь, событие ротного масштаба! Но, оказалось, у этой истории было продолжение. Вот что рассказал Николай дальше.
"Ты, Васыль, нэ повирышь, як я вам усим благодарный сегодня, шо мэнэ тоди добрэ одернулы! Видно, Бог тоди на мэнэ оглянувся, спас от погибели, — продолжал Николай, — правду кажуть, шо свит тисный. Та ще й надо було мэни тэбэ зустринуть!".
Дальше пойдут ужасы, поэтому, пусть читатель меня простит, не буду я продолжать языком Николая, а постараюсь передать леденящую душу быль, своими словами.
Нынешней зимой, будучи в своем родном селе недалеко от Полтавы, он встретил земляка, Степана Притулу — вместе служили в начале шестидесятых в Житомирской области. В той же роте, где и я начинал командиром взвода. Я знал этого парня — обычный, довольно
обстоятельный, замкнутый, прижимистый и хозяйский, как говорят. Он после окончания сверхсрочной службы, остался на Житомирщине, женился выгодно, устроился водителем у какого-то начальника и жил неплохо. Сейчас на пенсии, имеет приличное хозяйство, большую пасеку, ну, в общем, хозяйствует.
Все это он рассказал Николаю при случайной встрече через 45 лет после его увольнения в запас И оказалось, что живет он, то ли в том же селе, то ли рядом с тем селом, где Николай в те годы споткнулся на жаркой страсти. Степан хорошо знал тот случай, и после третьей или четвертой рюмки поведал ему следующее. Жива, оказывается, его зазноба мимолетная.
 Восьмидесятилетие свое недавно отметила, а нисколько не изменилась. По-прежнему бодрая, крепкая, внешне лет на пятнадцать выглядит моложе. Живет сама. Пятеро детей с внуками и правнуками живут в разных местах бывшего Союза, иногда приезжают к ней в гости.
Степан сказал Николаю, что тому не просто повезло, что он оторвался от той женщины, его просто спасла какая-то неземная сила. И что он должен всю жизнь благодарить за это Бога. Дело в том, что когда Николай был с ней, она была вдовой после первого законного мужа, рано ушедшего на тот свет. Так вот, на сегодняшний день у той Оксаны уже числилось два законных и 18 гражданских мужей — и все они умерли от сердечной недостаточности! Все. Ни один не сумел вовремя оторваться от той райской жизни. Так-то ж были «публичные» мужья, а сколько было таких, как Николай, проходных, мимолетных! Наверно, не одна рота. Но им повезло, а тем несчастным мужьям — нет.
Странное явление — эта женщина. Она от мужчины ничего не требует другого — ни работы по дому, ни зарплаты, да, собственно, и любви. На своем гектарном огороде, с коровами, свиньями и различной птицей, со всеми работами по дому она справляется сама, а вот ночью, дорогие мужчины, извольте работать по сверхпрограмме... Ну, а как — надо было бы в свое время спросить у тех бывших мужей, которые вряд ли поняли, в какой "рай" попали.
Соседи-сельчане ее не любят, даже боятся. А она "в первое свое восьмидесятилетие", надеется, что будет и второе. Так же завлекает мужиков, независимо от возраста, с диапазоном или разницей в 20-30-40 лет. Жизнь сегодня в селе нелегкая. Мужчины, особенно заезжие, поесть и выпить надурняк любят, но не знают они, беспечные, какую плату за это потребуют.

Вдова-вампир абсолютно не жалеет своих бывших мужей. Даже всех и не помнит. Для нее они просто не прошедшие отбор, и только. Чистый, хотя и своеобразный рынок. Пока приносишь удовольствие — живешь. А нет — значит, и тебя нет. А она все ищет какого-нибудь старого или молодого, лишь бы мог, и много, все остальное — ее забота.
"Ось бачишь, Василь, шо зи мною могло статься. Ще раз слава Богу за то, що вразумыв мэнэ тоди, та и тоби тэж," — сказал Николай в итоге.
Потом мы расстались. Я долго переваривал в себе эту быль, "сваривая" в единое целое ее части, и думал: "Надо же было мне Николая встретить через столько лет и все снова переворошить, тем более, с такими добавлениями...". Удивляться я уже давно перестал — и людям, и событиям .Наверно, если придется чему-то удивиться, то толь-ко чему-то хорошему. Хорошего стало, до удивления, мало.
А ведь та Оксана существует и еще ищет!. Так что "кто на ста-ренькую?!" Есть желающие?