Тихими, долгими вечерами...

Долгожданный вечер настал: время замедляется, пространство распрямляется. Все становится похожим на самоё себя, без искажений, сжатий, без спешки.

Я люблю день, но в нем я – не я, мир – не мир.

Недавно дочке пришла книга: Бредбери. Страница за страницей, она так хорошо пошла под мои вечерние, никем не тревожимые, размышления. И вместе с этими воспоминаниями лета и детства в Вине из Одуванчиков расцветали новым цветом, и новой жизнью мои собственные ощущения, воспоминания.

Улица наша была из десяти домов: десять одинаковых, но таких разных. Десять родовых судеб. С каждой семьей складывались свои отношения, к каждой был свой подход, свои слова, поведение. Каждую, еще в детстве, рассматривала по частям, целиком, сравнивала с собой, с соседней, и со следующей. У каждой семьи в итоге было что-то одно, ключевое, что делало ее особенной, незабываемой.

У Пантелеевых – глава семейства, дядь Женя – ноги потерял. От горя курил невероятно и раздавал бесконечную коллекцию значков.
У Куликовых – глава семейства на стройке с лесов упал. Погиб в один миг. Он нам всегда арбузы с базы приносил. Еще моя сестра вышла замуж за их сына, но развелась, почти сразу же. Он потом долго на нее смотрел, косил лиловым, ревнивым до жути глазом.
У Воробьевых – мамка была – как баба яга. Не знаю почему. Ушла из жизни тихо, за одну минуту, никого не побеспокоив. Муж ее – одноногий дядька, бросил ее, когда она была с двумя маленькими мальчишками. Потом вернулся, поднял все хозяйство. До сих пор жив.
В этом ряду, на этой стороне дороги Велковы жили скраю. Те -  всё девочку хотели, а у них все мальчики рождались. Пять народилось, девочки так и не было. Остановились.

Ну, и пятые – были мы. У нас даже номер дома был «5». Что особенного было у нас – наверное – это я. Ведь, через меня все это восприятие улицы было. Про себя я ничего не знаю, кроме того, что я БЫЛА.

С другой стороны жили Савкины, Романовы, Медведевы, Тихоновы, Вековы. Все русские, крепкие семьи. Все мы друг другу помогали, ходили друг к другу, кто за чем. Казалось, что так будет всегда. Да, кстати, так навсегда и осталось, нетронутым, добрым, как в Вине из Одуванчиков, в моем сердце...