На гусей

Ранняя весна. Все степные овраги на целине и низины на хлебных полях уже наполнились талой снеговой водой, в ночное время так бесполезно вымерзающие.
Начинается прилёт и пролёт водоплавающей дичи. Распускаются почки ракит и лозы. Когда видишь в небе пролетающий гогочущий клин гусей, сердце невольно трепещет, и ты долго его провожаешь взглядом. И хотя такой полёт приходилось наблюдать много раз, но при каждой очередной весенней встрече этот полет очаровывает и завораживает своим «га - га - га». Добыть гуся в весенний сезон большая удача. Проводив их в безоблачную даль, начинаешь думать: «Летят же куда- то такими табунами, а тут, когда бы не поехал, редко приходилось заполевать хоть одного гуся» Трудно непосвящённому и равнодушному к дикой природе человеку представить, какое ощущение может сравниться с тем, что испытываешь на гусиной охоте. В ней так много волнующего, трепетного и таинственного, что случившись с тобой хоть раз, уже не забывается никогда.
  Охота ранней весной по прилёту птиц на целинных межах между хлебных полей с рядом стоящим тальником или ракитником. Главное на весенней охоте - это транспорт, чтобы добраться до хороших пролётных мест. Ранней весной степные межи, да и хлебные поля превращаются в снежное месиво с талой водой. Но нас это мало волнует, наш ГАЗ – 66 пролезет в самые труднодоступные места.  Местами по степной дороге приходится преодолевать заснеженные участки мокрого снега, и, несмотря на ощутимую оттепель, снег бывает ещё глубок и крепок. Чтобы не выдать свое присутствие, надо с вечера найти местечко и отабориться, ожидая долгожданный рассвет. Место выбирается у ракитника или на целине, где есть большие поросли сухостоя бурьяна, углубления, какая-нибудь рытвина или не запруженная весенней водой пологая ямка, чтобы спрятать – укрыть там свой автомобиль.
До заката надо успеть выбрать такое место и обозначить- замаскировать засидки. После долгих блужданий по степи, подыскивая место, выбираем более подходящее, на взгляд моих товарищей по охоте, место вероятного пролёта гусей. Это место представляет собой залитый в вперемешку с мокрым снегом луг, называемый почему- то местными «стояком», находится он у ракитника, неподалёку от хлебных полей. Стаи гусей подходят на такие открывшиеся от  снега и залитые водой места…
      Наконец-то обустроились. Транспорт замаскирован, приготовлены места для засидок.
Разжигаем таганок и начинаем чаёвничать с лёгким перекусом. За разговором и наставлениями своих товарищей незаметно надвинулись сумерки, и все начинаем укладываться подремать.
  Для меня время шло томительно долго, не спится. Толком не сомкнув глаз, пробуждаюсь от дремоты среди тёмной ночи и всматриваюсь в бездонное, звёздное небо, а во все стороны расстилается степь и ракиты, от испарения влаги все в дымчатом тумане. Затем от бодрствующего одиночества тебя одолевает хандра, и невольно думаешь:  «Зачем я здесь среди этой тьмы, далеко от уютного жилья?»
Но вспоминаешь прошедший день, торопливые сборы, разговоры товарищей об удачной охоте и выезд на степную дорогу, по которой с трудом пробирались. Озираешь окрестности полей, и приходит к тебе мечта о том желанном, что побудило тебя на эту поездку, и хандра проходит вместе с дремотой окончательно.
На месте не сидится, душа жаждет новых впечатлений, и ты волнительно дожидаешься рассвета. Устремлённый твой взгляд куда- то в кромешную темноту заставляет тебя слегка вздрогнуть и оглядеться вокруг.
Мои товарищи сонными глазами поглядывают на тебя - полуночника, и, видя бодрствующим, неохотно, один за другим поднимаются, закуривают…
- Не спишь? - обратился ко мне один из приятелей.
- Не спится.
- А который час?
Я смотрю на часы – три часа.
- Рано ещё, - отозвался другой.
Но какой тут сон. Начинаются хождения. Опять  разжигается таганок, и уже шипит чайник. За разговорами прошло ещё часа полтора…
  Начинаем сборы. Натягиваем на себя прорезиненные костюмы. Одевшись, встряхиваем руками, ловко ли будет при стрельбе. Выслушиваем наставления «бывалого», которые слышали по нескольку раз. Поверх куртки стягиваю патронташ. Взяв ружья на плечи, шагнули в темноту. Как только отошли от места с сотню шагов, я перестал ориентироваться в пространстве. Идя последним, остановился в нерешительности, и хотел было уже высказаться,  не рановато ли сорвались, как от впереди идущего услышал бодрый голос: « Не отставать!»
И ты идёшь. Прислушиваешься к шагам, вытягиваешь в темноте перед собой непонятно зачем руку, осторожно ощупываешь ногами почву…
- Тихо! Журавли, - облегчённо вздохнул впереди идущий. И мы, прислушиваясь, услышали знакомое : «Урлы - урлы».
Мы опять осторожно ступаем среди темноты, боясь провалиться в глубокую, холодную, напополам со снегом трясину. И не выходит из головы: «О чёрт, скорей бы добраться до места». Дошли до первой засидки – мой скрадок, я, переведя дух, устраиваюсь, как могу, и вслушиваюсь в степную дремоту, надеясь услышать заветные звуки – весенний птичий гомон. Товарищи мои, обходя по периметру воду, скрылись через несколько минут в темноте. Мне, оставшемуся одному, немного жутковато, потому что вокруг себя я не вижу в темноте никакой воды.
Прошло ещё какое- то время, прежде чем над горизонтом начал вставать рассвет, подёрнутый багряными отблесками. С рассветом стал подниматься слабый ветерок, дымящийся туман начинает улетучиваться, и встают перед тобой тёмные воды…
Вот пролетела мимо со свистом стайка шилохвостей, и сразу стало как – то бодрей. Через несколько минут взмывает прямо  передо мной стайка уток, и я было уже приложил к плечу ружьё, но тут вспомнил наставления товарищей:  «Не стрелять  по уткам до полного рассвета.»
- Ах, жаль! – и я опустил ружьё. Вдруг справа и слева раздался бойкий гул - это пролетела надо мной стая уток и  шумно опустилась на воду. Действительность походила на сон, являя собой чудную картину изобилия дичи. Сердце тревожно бьётся, в ушах стоит звон. Рука нервно сдавливает шейку приклада, велик соблазн,  но нельзя поддаваться искушению, надо подавить в себе обуявшую тебя страсть ради той заветной минутки, которая может выпасть на твою долю и которая останется в памяти уже навсегда.
С появлением багрянца на горизонте утки заходили одна стайка за другой. «Может, шут с ними, с гусями», - подумалось мне.
«Лучше синицу в жмени, чем журавля в небе», - как говорят в народе.
И когда моему терпению подходит конец, как бы в награду за выдержку, в небе послышался характерный говор гусей. Стая заходила издалека, от горизонта, со стороны ракитника за моей спиной, и пошла не по прямой, к воде, а по кругу разлива.
Я непрестанно всматриваюсь в летящих гусей. Грянули два выстрела, и одна птица, судорожно зачастив крыльями, пошла вниз и шлёпнулась на снег. Клин, как бы отшатнувшись, взмывает в небо и с разворота идёт через разлив воды.
Грянули канонадой ещё четыре выстрела, одна птица пошла вниз комом, плюхнувшись уже в воду, а другой гусь, расправив крылья, снижаясь, потянул к полю. Стая пошла прямо на меня, их говор всё усиливался, становился звучнее, и казалось, что они вот – вот обрушатся на тебя, и сердце ещё больше затрепетало. Первый раз вижу близко так много гусей. Видел их в таком количестве только в недопустимой вышине. Боюсь пошевелиться.
Смотрю из-подо лба прямо перед собой, вдруг стая начала забирать в левое плечо. Я встал на ноги и, заводя стволы левее птиц, сделал дуплет, один гусь, к моему удивлению, в которого я и не думал целиться, сложив крылья, пошёл вниз, шлёпнувшись на жижу из снега и воды. На радостях я выбрался из засидки и не успел сделать пару шагов, как поплатился за свою беспечность. Справа, почти рядом, молча прошла пара гусей.
Я приложился им  вдогонку и, естественно, дал дуплетом промах. Гуси, гомоня, ошеломлённые выстрелами, забирая вверх, всё тянули и тянули через разлив, затем стали затихать и уходить навстречу поднимающемуся рассвету. Слева со свистом прошла пара шилохвостей и, растопырив крылья, шлёпнулась на воду. Я дал дуплет, и пара, встрепенув крыльями, теряя перья, осталась на воде. За полчаса удалось взять ещё пару чирков…
Время как – то быстро пролетело, и уже разлив сверкал в ослепительных лучах полуденного света, легко дышалось и не чувствовалось ни малейшей усталости после проведённой бессонной ночи. Пора возвращаться к стоянке, видел, как вдали стали покидать скрадки мои товарищи. Идти обратно было легко, хоть и нагружен добычей. Под ногами чавкала вода, и пахло талой землёй. Утки ещё иногда пролетали над водой поодиночке, да так низко, словно их никто и не пугал выстрелами. Но если бы какая пролетела мимо меня, я всё равно не стал бы сейчас стрелять, нарушая тишину этого навеянного свежестью только народившегося весеннего дня. И глянув на свой увесистый трофей, ещё бодрее зашагал к нашему стойбищу.