И. Д. Якушкин

ОТСТАВКА

В 1817 году Иван Дмитриевич Якушкин выходит в отставку и едет в своё имение Вяземского уезда Смоленской губернии.

Там он ведёт аскетичный образ жизни, имея в услужении лишь одного человека; много работает физически, делает переводы книг на русский язык. Иван Дмитриевич сам берётся за обучение крестьянских мальчиков, а организовав школу, намеревается отправить их потом в московское ремесленное училище. Таким образом, он рассчитывает получить в деревнях помимо крестьян, профессиональных рабочих.
Не дожидаясь законодательного освобождения всех крестьян от крепостной зависимости, о котором мечтают будущие декабристы, Якушкин делает попытку освободить собственных крепостных.

Он уменьшает господскую запашку земли вполовину, отменяет многие поборы, отучает крестьян снимать при нём шапки и кланяться в ноги. Наконец, он отпускает на волю двух музыкантов, за которых граф – сосед  предлагал ему 4000 рублей. Объединив усилия с Михаилом Фонвизиным и Михаилом Муравьевым, друзья ведут активную деятельность по сбору средств для голодающих и для восстановления спалённых войной 1812 года  подсобных хозяйств. Они вкладывают собственные средства и находят благотворителей для закупок и подвоза в деревни продовольствия, семенного материала. Их деятельность заметил даже  Александр I, который год спустя говорил не без гордости, что «В прошлом году во время неурожая они кормили целые уезды…».
Но это было лишь началом задуманных Якушкиным реформ.  «Я написал прошение к министру внутренних дел Козодавлеву, - вспоминает Якушкин, -в котором изъявил желание освободить своих крестьян и изложил условия, на которых желаю освободить их» .
 
Условия освобождения предлагались им следующие:

- освободить крестьян бесплатно, уступив им так же безвозмездно усадьбы с их скотом, лошадьми и прочим имуществом, с усадебной землёй и общим выгоном;

- остальную землю оставить в собственности помещика. Возделывать её на добровольно заключённых условиях с освобождёнными крестьянами (вольнонаёмными или путём сдачи в наём).

Признавая выгоды практики общинного землевладения, помещик Якушкин предлагал крестьянам покупать земли целыми обществами.

В 1820 году по вопросу освобождения своих крестьян Якушкин едет в Петербург, но его идею там посчитают сумасшедшей.
Да и сами крестьяне, узнав, что вся земля, кроме  их усадебной, остаётся собственностью помещика, выразили желание, чтобы всё было по-старому: «мы ваши, а земля наша».

Первое время в Москву Якушкин приезжает редко, хотя с членами тайного общества переписывается постоянно. А с 1821 года заниматься его делами более активно: ездит в Тульчин, Кишинев, Каменку для организации съезда делегатов от обществ в Москве, участвует в создании Северного общества, принимает новых членов.


И.Д. ЯКУШКИН - А. Н. ШЕРЕМЕТЕВА

В самый тяжёлый  для Ивана Дмитриевича Якушкина период жизни, когда он, страдающий от неразделённой любви к Наталье Дмитриевне Щербатовой, готов был распрощаться с жизнью и пойти на цареубийство, он познакомился с Натальей Николаевной Шереметевой. Женщина была вдовой, и по возрасту годилась Ивану Дмитриевичу в матери. Но, проникшись его бедой, Шереметева оказала Якушкину большую моральную поддержку, и они крепко подружились.
 
Надежда Николаевна, в девичестве Тютчева, была человеком умным и начитанным. Известному поэту Фёдору Тютчеву она приходилась тёткой, и разделяла взгляды близкого племяннику общества московских славянофилов. Кроме того, она дружила с Чаадаевым и считалась "духовной матерью" позднего Гоголя.

Н.Н. Шереметева рано овдовела и воспитывала детей в своём подмосковном имении Покровском. В 1818 году, Надежда Николаевна выдала замуж свою старшую дочь, Пелагею Васильевну за графа Михаила Николаевича Муравьёва, друга И.Д. Якушкина по университету и первым тайным обществам. Младшая дочка Анастасия Васильевна была ещё очень молода, да и разница в возрасте у неё с Иваном Дмитриевичем была в 14 лет, но это не помешало девушке без памяти влюбиться в умного, привлекательного молодого человека.

Надежда Николаевна, которой Якушкин очень нравился, была рада отдать дочку за Ивана Дмитриевича. Она была уверена, что этот брак поможет отвлечься Якушкину от своих воспоминаний, а  Анастасию сделает счастливой женой и матерью. Не сомневалась графиня и в том, что Якушкин, непременно, полюбит её дочь, ведь по описанию историка С. Д. Шереметева  "Своими лучистыми, загадочными глазами Анастасия Васильевна пленяла, сбивала и смущала всякого". Категорически против этого брака был, правда, сын Надежды Николаевны, Алексей Шереметев. Зная, насколько Якушкин замешан в антигосударственных тайных обществах, он всячески старался отговорить свою мать от этой ошибки.

В 1822 году, сразу после свадьбы молодожены, как и раннее Муравьёвы, поселились в родовом имении Шереметевых в подмосковном селе Покровское. Здесь, в 1823 году у них родился сын Вячеслав.  Но потом с семьёй решают уехать в имение Якушкина Вяземского уезда Смоленской губернии.

Впоследствии Якушкин признал ошибочность своего мнения о полезности освобождения крестьян с одной усадебной землёй. Якушкин теперь уверен, что если правительство не развяжет этот узел, то он будет разорван насильственно, что приведёт к самым пагубным последствиям.

В 1824—1825 годах Якушкин обрабатывает уже часть своих полей наёмными людьми. Он надеется, что, правительство найдёт способ улучшить положение крестьян, которые выплачивая Якушкину ежегодный оброк, постепенно выкупят свою землю, и будут ею владеть на правах собственности. А в 1825 году -  занимается расчётами по выкупу крепостных у помещиков правительством.


*
8 декабря 1825 г. Иван Дмитриевич Якушкин приезжает с семьёй в Москву, где узнаёт о кончине императора Александра I.

А вскоре, 14 декабря, происходит восстание заговорщиков на Сенатской площади Санкт Петербурга.
 
И пока Анастасия с сыном обустраивается на новом месте, Иван Якушкин снова ищет встреч с членами тайного общества, где начинаются обсуждения дальнейших действий.
На совещании тайного Северного общества в Москве Якушкин предложил Фонвизину и другим поднять к восстанию московские войска, а Муханов предложил ехать в Петербург на выручку арестованных товарищей и убить государя.

Но уже 18 декабря пришло известие о поражении «декабристов», и в Москве начались аресты. На допросах на И.Д. Якушкина донесли сначала  С.П. Трубецкой, потом Н. Муравьев рассказал о намерении Якушкина в 1817 году убить царя.
 
Ивана Дмитриевича арестовали 10 января, в Москве, за вечерним чаем в кругу семьи. Его препроводили в Петербург, где в Эрмитаже Зимнего дворца подвергли первому допросу. Арестованный подтвердил своё участие в тайных обществах и факт угрозы в адрес Александра Первого, однако назвать имена единомышленников отказывался даже под угрозой пыток и обещания помилования, ссылаясь на честное слово, данное при вступлении в общество.

«Что вы мне с вашим мерзким честным словом!» — воскликнул Николай I при личном допросе декабриста и отдал распоряжение «Заковать его так, чтобы он пошевелиться не мог!». В письменном повелении коменданту крепости  было сказано: «Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа, поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея». Ему грозила смертная казнь с отсечением головы.

Несчастная Анастасия Васильевна не находила себе места от переживаний, а в первых числах февраля родила второго сына, которому дали имя Евгений.

Для того, чтобы смягчить себе участь, И.Д. Якушкин принимает решение на очередном допросе всё же дать некоторые показания. Он называет имена уже некоторых известных комитету членов общества, умершего в 1825 году генерала Пассека и своего друга Петра Чаадаева, уехавшего за границу, как он считал, навсегда. Для смягчения наказания М.А. Фонвизину Иван Дмитриевич называет его, как человека, отговаривавшего Муханова убить царя. А на себя берёт вину за то, что сам привёл на собрание малознакомого Муханова, до конца не разобравшись в нём: «Пусть узы мои стеснятся, — пишет Якушкин, — пусть буду осужден я к наистрожайшему наказанию», лишь бы быть избавленным от упрёка совести, что «малодушием или неосторожностью вверг других в несчастье».

В результате, по повелению Государя, с Якушкина к Пасхе были сняты оковы, и казнь была заменена 20-летней каторгой и высылкой на поселение.

*

Тещу - Н. Н. Шереметеву, с ее большими связями в высших кругах, всякий раз уведомляли об отправлении очередной партии декабристов. Дорога каторжников в Сибирь проходила через Ярославль, и Анастасия Васильевна в сопровождении матери, с двумя малолетними сыновьями трижды выезжала в этот город, не зная, будет ли там Якушкин. Лишь в третий раз Анастасии повезло: 15 октября 1827 года она последний раз виделась с мужем.
 
Жёны декабристов получали право расторгнуть брак с осужденным без их согласия и вступить в новый брак. Осуждённые пожизненно лишались имущественных прав, всё движимое и недвижимое имущество поступало к наследникам или по завещанию, написанному до вынесения приговора или по закону. Некоторые жёны, оставив детей, добровольно поехали вслед мужьям.

Анастасия Васильевна тоже собиралась ехать за мужем, которого отправляли сначала в Финляндию, затем в Читинский острог, а после на Петровский завод. Но ей не позволили взять с собой детей, а Иван Дмитриевич желал, чтобы их воспитывала именно жена, а не кто-то другой. И хотя Анастасия Васильевна не мыслила жизни без супруга, Якушкин убедил её, что они непременно будут вместе, но только когда немного подрастут дети. И А.Н. Якушкина осталась с сыновьями.

Все письма и дневниковые записи Анастасии Васильевны в первые годы были страстным объяснением в любви и беспрерывными просьбами к мужу разрешить ей приехать к нему в Сибирь:
*
«Сердце у меня как бы обливается кровью. Не в обиду будь вам сказано, мой любезный друг, я самая несчастная из женщин, то есть жен, которые все имеют возможность отправиться туда, где они найдут счастье, а ты мне отказал в единственном благе, которое могло бы меня сколько-нибудь привязать к жизни»

*
 «…У меня к тебе все чувства любви, дружбы, уважения, энтузиазма, и я отдала бы все на свете, чтобы быть совершенной, для того, чтобы у тебя могло быть ко мне такое же исключительное чувство, какое я питаю к тебе. Ты можешь быть счастлив без меня, зная, что я нахожусь с нашими детьми, а я, даже находясь с ними, не могу быть счастливой».

*
«Я заклинаю тебя еще раз хорошенько подумать, прежде чем произнести решительное слово. Бывают в жизни моменты, которые определяют несчастье или счастье всей жизни», -писала Анастасия.

Несомненно, что Якушкин не испытывал к жене таких же чувств, как она к нему. Между ними так и оставалась преградой его  прежняя роковая любовь к Щербатовой. К тому же, сказывались разница в возрасте, в мировоззрении. В духовном смысле Якушкину была, судя по письмам, даже ближе её мать Надежда Николаевна Шереметева. В вопросе отъезда дочери в Сибирь, тёща всячески её поддерживала и тоже уговаривала зятя: «Умоляю тебя, мой друг, богом, отказом не сделай, как она говорит, свое и ее несчастье».

Лишь четыре года спустя, Иван Дмитриевич, наблюдая в Сибири за тем, как счастливы другие декабристы, не противившиеся приезду жён, и посчитав, что дети, наконец, подросли и вполне могут остаться с бабушкой, даёт своё согласие на приезд жены.
Обрадованная Анастасия Васильевна, пишет прошение о разрешении на отъезд на имя Николая I, однако на докладе III отделения по этому вопросу государь в апреле 1832 года ставит резолюцию: «отклонить под благовидным предлогом».
 
А доклад звучал так: "По собранным частным сведениям оказалось, что Якушкина не искренно желает ехать в Сибирь, а принуждает её к тому её мать, женщина странная. Она выдала её замуж за Якушкина… Если можно воспрепятствовать этой поездке, то оказана будет милость всему семейству".

Что же произошло на самом деле? Кто же в это дело вмешался? Кто-то, явно, из своих, влиятельных, заинтересованных в том, чтобы дети воспитывались с матерью…или чтобы не перегружать этими заботами бабушку? А ведь такие люди в семье Надежды Николаевны были: с годами всё больше невесток и внуков съезжалось в Покровское – Шереметьево.

Самой же Анастасии Васильевне Бенкендорф  объяснил отказ государя так: «… Государь император по всеподданейшему моему докладу о желании вашем отправиться в Сибирь к мужу вашему высочайше повелел мне соизволить уведомить вас, что сначала дозволено было всем жёнам государственных преступников следовать в Сибирь за своими мужьями, но как сим дозволением вы в своё время не воспользовались, то не можете оного ныне получить, ибо вы нужны теперь для ваших детей и должны для них пожертвовать своим желанием видеться с мужем».

Так завершились полным крушением надежды Якушкиной снова воссоединиться или хотя бы свидеться с мужем, которого никто ей заменить не мог.

Она  была в расцвете своей привлекательности, пользовалась вниманием поклонников, ей признавались в любви. Но она со всеми была холодна.

По словам С. Д. Шереметева, «своими лучистыми, загадочными глазами Анастасия Васильевна пленяла, сбивала и смущала всякого. По отношению к ней не чужд был некоторому увлеченно и молодой ректор московской духовной академии, будущей историк церкви, мягкосердечный и впечатлительный Филарет Гумилевский».
Позднее о матери вспоминал и младший сын Евгений: «Она была совершенная красавица, замечательно умна и превосходно образована...
Будучи баловнем семьи, характером была порывистая, неровная, беспокойная, остроумная, насмешливая, полная противоречий, всегда любящая кружить головы, наслаждаясь успехом и нередко смеясь над своими жертвами».
 
И за это её многие тоже осуждали: женщины завидуя, мужчины мстя и досадуя. В ответ на упрёки друга И.Д. Якушкина Петра Чаадаева, Анастасия Васильевна отвечала: «Мне тяжело, что вы судите обо мне подобно толпе, которая считает, что душа, развившаяся в мире, стоящем над людской пошлостью, не заслуживает ничего иного, как одиночества.

Осудить меня, не выслушав, назвать мое сердце;—;нелюбящим, а душу очерствевшей! Но даже если бы так и было, знаете ли вы, что меня сделало такой? Несчастье;—;никогда не встретить дружеского сердца, никогда не услышать дружеского слова. Правда, моя душа несколько утратила свою энергию и разбилась утомленная горестями; она не желала смириться с жизнью в страдании и ослабела в борьбе».
 
Анастасия Васильевна воспитывала сыновей, живя в Москве, прививая им не только любовь к отцу, но и уважение к его взглядам. А они искренне восхищались своей матерью. Вот как написал о матери младший сын Евгений: "Она мне всегда казалась совершенством, и я без глубокого умиления и горячей любви не могу и теперь вспоминать о ней. Может быть, моя любовь, мое благоговение перед ней преувеличивают ее достоинства, но я не встречал женщины лучше ее… Я не встречал женщины, которая была бы добрее ее. Она готова была отдать все, что у нее было, чтобы помочь нуждающемуся… Все люди были для нее равны, все были близкие. И действительно, она одинаково обращалась со всеми, был ли это богач, знатный человек или нищий, ко всем она относилась одинаково… Прислуга и простой народ любили ее чуть не до обожания…"

Скончалась Анастасия Васильевна Якушкина в 1846 году, в возрасте 40 лет. Последний год она сильно болела и не вставала с постели. Ректор московской духовной академии и будущий архиепископ Филарет, утешая Надежду Николаевну,  писал ей: «Летами это неожиданная смерть, но послана она тогда, когда для сыновей почти уже не нужна стала мать. Настасья наша часто шутила с людьми на словах; но не всегда шутила в душе. Как хотите, не могу не похвалить ума ее и в выборе времени смерти. Подумайте и вы согласитесь со мной».
 
Надежда Николаевна Шереметьева умерла в Москве в возрасте 75 лет. Уже в более зрелые годы, графиня, по описанию А.И. Дельвига:  «была женщина умная, добрая и странная. Она в то время, когда дамы не ездили иначе, как в каретах и колясках, разъезжала по Москве в простых дрожках. Костюм её был весьма своеобразен. Она носила остриженные, хотя довольно длинные седые волосы и имела всегда костыль в руках».

*

Сын, Евгений Иванович Якушкин, впервые встретится с отцом в возрасте двадцати семи лет. Он, служа в Министерстве государственных имуществ, в 1853 году добьётся командировки в Сибирь.
 
С 1854 года Иван Дмитриевич постоянно болеет, и ему разрешают поселиться в Иркутске, в семье Трубецких. А к зиме 1856 года, когда по манифесту Александра II  все декабристы освобождались от ссылки, Якушкин возвращается из Сибири «в Россию».

Жить в Москве соратнику декабристов будет запрещено. Однако, в древней столице он на время задержится, перед поездкой в Тверскую губернию. К тому времени из его друзей уже никого не будет в живых: ни друга Петра Чаадаева, ни любимой кузины Екатерины Левашовой.
 
В Москве Якушкин пообщается лишь с дальним родственником Чаадаева — биографом и распорядителем творческого наследия философа М. И. Жихаревым. В своих воспоминаниях (1865г.) Жихарев напишет, что и «после тридцатилетних нескончаемых зол», больше никогда не видевшие друг друга Якушкин и Чаадаев, оставались друзьями, как «в лучшие дни молодости».

Немного погостит Якушкин и у дочери Е.Г. Левашовой Эмилии Дельвиг, которая тогда жила с мужем в домике Алексеевского водоподъемного здания. После долгих разговоров с Андреем Дельвигом о всех  происшествиях, слухи о которых почти не доходили до сибирской глубинки, Иван Дмитриевич даже был рад, что эти 30 лет провёл вдали от тех потрясений, которым подвергалась Россия.

Какое-то ещё время И.Д. Якушкин проживает у своего сослуживца по Семёновскому полку в деревне Новинки Тверского уезда. Но в сырой Тверской губернии Якушкину станет совсем плохо. Старший сын Вячеслав Якушкин, добившись разрешения для отца, перевозит его для лечения в Москву. Здесь он вскоре и скончается 12 августа 1857 года.

Из декабристов на похоронах на Ваганьковом кладбище будет присутствовать Матвей Муравьев-Апостол.


"ЯКУШКИНСКИЙ ЧЕЛОВЕК"

Время показало, что декабристам и их последователям, так и не удалось сделать чего-либо существенного в деле освобождения крестьян и земельной реформе. Однако, тот вклад, который ссыльные декабристы внесли в дело народного просвещения сибирских детишек тех лет трудно переоценить. Значительную роль в деле образования сыграл и Иван Дмитриевич Якушкин.

По примеру школ, организованных отцом в Ялуторовске по ланкастерской системе, организовывает школу для крестьянских детей и его младший сын Евгений Иванович, вступив во владения селом Жуково Смоленской губернии.
 
В дальнейшем наследие, которое оставил просветитель Иван Дмитриевич Якушкин, стало отдельным предметом  в исследовании истории декабристской мысли, называемым «якушкиноведение».

Следуя идеям философии А. Н. Радищева  и взглядам ряда западноевропейских мыслителей, он провозглашал, что конечной целью образования человека должно стать формирование его как цельной, творческой личности, готовой к реализации материальных и высоких нравственных запросов.
 
«Якушкинский человек», по представлению декабриста, является  частью сотворившей его природы, поющий в общем хоре с ней «многозвучную и вечно стройную песнь». Это индивидуальность, самостоятельно конструирующая свою жизнь, в ходе совместной деятельности с другими. «Якушкинская личность»  способна на самопожертвование, как во имя каждого, так и во имя блага целого народа.
 
*

Многое из того, что изложено в этой книги, взято из «Записок», автором которых был сам Иван Дмитриевич Якушкин. По его настоятельной просьбе и другие декабристы начнут писать свои воспоминания, которые в дальнейшем помогут историкам разобраться в том, что происходило в нашей стране в этот чрезвычайно насыщенный событиями 19 век.

Продолжателем дела отца станет сын Евгений Иванович. Многие воспоминания декабристов (Оболенского, Штейнгеля, Басаргина) будут написаны и опубликованы  благодаря и его усилиям.
 
Он станет тайным корреспондентом герценовской "Полярной звезды" и сыграет большую роль в публикации прежде запрещенных материалов о движении декабристов; записок И. Якушкина, воспоминаний И. Пущина, Рылеева, ряда неизданных ранее и запрещенных произведений Пушкина.

Кроме того, он приложит много усилий, чтобы помочь старикам - декабристам, вернувшимся из сибирской ссылки устроиться в новом для них мире. Евгений будет пользовался безграничным доверием и уважением товарищей отца. По инициативе Е. И. Якушкина, и под его руководством будет создана артель, объединившая декабристов по всей стране.