Танец со смертью

Этот небольшой рассказик занял третье место на пиратском конкурсе "Весёлый Роджер"
Значит, чем-то зацепил )


Рассвет застал «Чёрную шутку» в сорока лигах к северо-востоку в сторону Багамских островов. Низкое серое небо напоминало гнилой парус. Бриг, некогда носивший гордое имя «Глория» в составе английского военного флота, теперь вонял дёгтем, крысиным помётом и человеческой тоской. Капитан Маркус Кирк, опираясь на дубовый планшир, пересчитывал в уме дни, недели, месяцы: с тех пор, как они покинули Порт-Ройял с пустыми трюмами и полными надеждами. Надеждами на испанский «Сан-Хасинто», гружёный серебром из Картахены. Но вместо галеона они встретили лишь штормы да чаек, круживших над их кораблем, словно над падалью.

– Чёрная шутка, – с горечью пробормотал Кирк. – Быть может, не стоило менять название судна?

Судьба словно нарочно подсовывала одну неприятность за другой, а смерть являлась ему в ночи в виде вертлявой зубастой бабы, тряся пеньковой верёвкой.
Он просыпался в холодном поту, но лишь мрачно усмехался: «Привидится же такая чушь».

Но оказалось, что неприятности и не думали заканчиваться. Чума и чёрная оспа – две уродливые сестрёнки свили гнёзда в Атлантике, сотнями пожирая человеческие жизни и устилая прибрежные воды костями. На островах полыхали костры, и похоронные команды не успевали сжигать мертвецов. Несколько раз встречались корабли со зловещими жёлтыми флагами. И «Чёрная шутка» неслась от них прочь на всех парусах. Добычи не было, и к исходу второго месяца Кирк решил возвращаться. Вот только он не рассчитывал, что губернатор Порт-Ройяла закроет город на карантин.

Напрасно квартирмейстер охрипшим голосом орал солдатам, выстроившимся на пирсе, что на борту нет чумы и они обязаны принять «Черную шутку». Болезненного вида капрал лишь нюхал грязный носовой платок и смотрел в сторону. Солдаты за его спиной застыли с тяжёлыми мушкетами, только и ждущие приказа стрелять.
А когда корсары, несмотря на запрет, попытались пришвартоваться – раздался пушечный рык, и десятифунтовое ядро, прочертив в воздухе дымную кривую, плюхнулось под самым бушпритом судна.

– Твари! – вопил квартирмейстер. – Гореть вам в аду! Доложите губернатору!
Капитан схватил его за шиворот и оттащил от мостика. Рот Маркуса сводила судорога, когда он приказал:

– Паруса на ветер!

Рассчитывая на недолгое плавание, они взяли недостаточное количество провианта. Он обещал морякам месяц похода. Как же заблуждался.

После того, как и Тортуга отказалась принять их, на корабле вспыхнул бунт.
– Они обрекли нас на голодную смерть! – ярился боцман. – Братцы, капитан и квартирмейстер жрут солонину и прихлёбывают ром, а мы уже доели последние сухари! А воды у них столько, что они моют руки перед едой! Зачем нам капитан, которому плевать на команду?! Скоро мы станем Летучим голландцем, как те бедняги под жёлтыми парусами! Клянусь, я сам вскрою себе брюхо, но я хочу сдохнуть сытым и пьяным!

Моряки горячо поддержали его.

– Нет, Билли, – сказал капитан Кирк. – Ты сдохнешь голодным. – И разрядил пистоль в раззявленный рот боцмана.

– Ну? – зловеще поинтересовался Маркус. – Кого ещё накормить свинцом? Это не сухари – переварить не сможете…

Бунт не состоялся. Пока не состоялся.

А смерть явилась к капитану во сне со взведённым пистолетом:
«Держи, Маркус. Зачем неудачнику жизнь?».

– Нет, – прошипел Кирк. – Я приду к тебе позже, безносая. Я не трусливая неженка. Зря стараешься, сволочь.

– Мистер Флэч! — крикнул капитан, и квартирмейстер, бывший хирург с обожжённой кислотой щекой, поднялся на ют, спотыкаясь о пустые бочонки из-под солонины. — Где твои проклятые голландцы? Солнце уже выше мачт, а брашпиль не чищен!

– Трое в лихорадке, капитан, пятеро умерли, — Флэч вытер ладонью нос, оставив кровавый след. — От той партии воды из Мансанильи.

Маркус стиснул зубы. Вода. Они набрали её в спешке, когда испанские патрули выгнали их из бухты. Теперь жажда убивала медленнее, чем пули — кишащие в бочках черви оказались более живучи, чем экипаж.

Палуба встретила его взгляд мозаикой из усталости и безысходности: матросы в холщовых штанах, перепоясанных верёвками, чистили мушкеты песком. Двое ямайцев, купленных за бочку рома у работорговца в Порт-Ройяле, драили пушки свиной щетиной. На носу, у гальюнной фигуры — облупленной русалки с лицом жуликоватой торговки — юнга-бастард из Бордо ковырял ножом цинговую язву на десне.

Новый боцман, выполняя приказ капитана, не давал морякам времени на дневной отдых. Но в глазах голодных измождённых людей Маркус не увидел покорности. Вон как зыркает рябой ирландец. Представится случай – и вцепится в кадык зубами, жадно лакая сладкую кровь.

Вода. Он сам бы отдал половину жизни за полную кружку холодной чистой воды. Временами он даже жалел, что приказал вылить заражённую червями болотную жижу. Язык стал шершавым и жёстким, как наждак. В его каюте стоял последний бочонок с ромом, но Маркус не притрагивался к нему, зная, что после глотка тростникового пойла жажда станет невыносимой.

Юнга полоснул себя ножом по предплечью и жадно припал губами к ране.
«Дурак», – мысленно обругал его Кирк, но ничего не сказал.

«А может, направить корабль на Тортугу и с боем прорваться в порт? Расстрелять картечью губернаторский гарнизон, вывалиться на сушу и вдоволь напиться воды в первом встречном доме? Или погибнуть под огнём сторожевых батарей. Всё лучше, чем медленно подыхать от жажды».

На небе ни облачка. Солнце выжигает разум и плавит воздух. Небо вязкое и серое, но Маркус знает: дождя не будет. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Почему никогда? Потому что так захотела смерть.

Он вздохнул и отправился в свою каюту. Упал на кровать, жадно хватал губами сухой горячий воздух, потом задремал.

Смерть. Опять явилась. На этот раз в её руке не верёвка, не нож, не пистоль. Она протягивает Кирку что-то светлое и хрустящее.
Да это бумажный кораблик!
 
«Маркус, я решила сделать тебе подарок. Бери его – это твой приз. Изящное судёнышко. Я буду ждать тебя там».

По бумажному кораблику бегут чёрные символы, а на дне нарисован красный кружок с изображением льва. И Кирк вдруг понимает, что это печать, а сам кораблик сложен из его каперского патента…

– Как ты посмела, гадина? – шипит он и скатывается с кровати, просыпается. Трясёт головой, прогоняя наваждение. А в ушах ехидный шёпот смерти:
«Иди, мой избранник».

Сидя на полу, Маркус истерически расхохотался. Но хохот оборвал спазм. Капитан закашлялся и вдруг услышал крик:

– Парус! Зюйт-Вест!

Кирк вскочил на ноги, натягивая на колени пришивные клапаны высоких ботфорт, спотыкаясь, выбежал на палубу.

Все матросы нетерпеливо вглядывались вдаль. Там у горизонта действительно белел чужой парус.

Маркус схватил подзорную трубу — медную, с гравировкой «Дж. Дэвис, 1605». Объектив запотел, но он разглядел: не испанский галеон, а утлое судёнышко, флибот, с надломленной бизань-мачтой. Голландский вымпел? Нет, французский. Торговец.

– Братцы! – хрипло рычал квартирмейстер. – Это наше спасение! Я уже слышу, как в дубовых бочках плещется вода!

– Вода! Вода! – кричали моряки.

– Полные паруса! — рявкнул Кирк, и «Чёрная шутка» застонала, разворачиваясь к добыче.

Но когда они приблизились на расстояние картечного выстрела, Маркус заметил детали. Флибот шёл слишком низко в воде, будто трюмы были набиты камнем. На реях болтались обрывки веревок — не такелаж, а петли. А на корме, у штурвала…
– Труп, — прошептал Флэч. Человек в камзоле с гербом Нанта сидел, привязанный к румпелю, с лицом, почерневшим от жары. В его распахнутом рту шевелилось что-то тёмное…

– Господи, – простонал боцман, – у него в пасти крабы.

– Чума? – предположил кто-то из моряков.

– Я знаю это судно, – квартирмейстер ударил кулаком по планширу. — Это «Маргарита», из Гавра. Видишь выцветший вымпел с лилиями? Они везли сахар с Мартиники.

– Тогда где команда? — Флэч достал пистоль, руки дрожали и стучали зубы. – Мне это не нравится.

Капитан не ответил. Он помнил матросские байки. Судно без экипажа, но с грузом – подарок дьявола. Такие истории рассказывали у костров в Нассау: голландский китобой с трюмами, полными янтаря, но каждый, кто поднимался на борт, сходил с ума к утру. Испанская каравелла с сундуками золота, где монеты превращались в анаконду и душили моряков, португальская каракка, на которой слоновьи бивни оказались костями младенцев. И эти младенцы…

– Абордажная партия – вперёд! — приказал он, вынимая из-за пояса дагу с зазубренным клинком. — И пусть там хоть живые мертвецы – без воды и провизии я оттуда не уйду!

Первым ступил на палубу «Маргариты» гигант-ашанти по кличке Соль. Его предки молились творцу-Ньяме, и теперь он плевал через левое плечо, шепча заклинания на языке, забытом даже работорговцами. За ним — старпом и дюжина оборванцев с факелами и топорами. Капитан замыкал шествие.

Чужой корабль встретил их тишиной, густой, как смола. Бочки с сахарной патокой, разбитые ящики… и запах. Сладковатый, как испорченный мёд. Запах смерти.
Пираты столпились у лестницы, ведущей в трюм.

– Мне это не нравится, – повторил квартирмейстер. – Мне кажется, внизу притаился сам дьявол… Мертвец с крабами во рту – нам предупреждение. Это его груз. Чуете? Серой воняет.

– Трусы! – рыкнул капитан и первым ступил на почерневшие ступени.

Кирк спускался по лестнице в чрево флибота и не испытывал страха. Напротив, его охватило странное нетерпение. Словно чувствовал чей-то тихий, но настойчивый зов. Он ждал его, мысленно был готов. И теперь, когда его позвали – вздохнул с облегчением. Наконец-то!

Капитан «Чёрной шутки» не удивился, когда увидел Смерть. Она сидела на большой бочке и улыбалась ему двумя рядами острых зубов:
– Вот и ты, мой избранник! Я заждалась.

Маркус рассмеялся:

– Ты настойчивая дама. Ну, хоть напоишь вволю?

Смерть протянула ему большую железную кружку. Именно о такой он мечтал последние дни.

В бочке оказалась свежая прохладная вода. Даже родники Эспаньолы не могли сравниться с ней по вкусу.

Маркус пил кружку за кружкой и не мог напиться. А ещё эта вода пьянила как вино. Разгоряченный и охмелевший, Кирк крикнул Смерти:

– Я готов! Веди меня в свои чертоги!

– Всё впереди, милый. А сейчас я хочу танцевать.

И вдруг полилась музыка.

Кирк узнал мелодию. Новый танец, ставший популярным лет десять назад. Назывался он «Сэр Роджер де Коверли»

Смерть протянула ему руки, и Маркус с восхищением отметил, какие они у неё изящные и красивые. А её улыбка – немного робкая, но притягательная. И вообще, почему же раньше эта прелестная дева виделась ему уродиной? Как же он ошибался.

Они смеялись и кружились в танце, и пирату казалось, что это самый счастливый момент в его жизни.

* * *

Когда из трюма послышалась музыка, абордажная команда в ужасе бросилась прочь. Целый день на «Чёрной шутке» шли споры: уходить или вернуться на дьявольское судно в поисках воды и капитана.

Чернокожий ашанти ударил себя в грудь кулаком и заявил, что не боится белых демонов. Его и отправили.

Соль плюнул через левое плечо и пробормотал защитное заклинание от духов и подземных чудовищ.
Через короткое время уроженец Ганы вынес из трюма на руках мёртвое тело капитана Кирка и крикнул, что на флиботе много воды и еды.

Уже позже моряки удивлялись, почему лицо Маркуса было таким спокойным и умиротворённым. На губах застыла блаженная улыбка. И кто играл танец Роджера, если на судёнышке не было ни одного живого человека? Но эти тайны Маркус Кирк унёс с собой в могилу. Историю о танцующем пирате долго рассказывали по всем кабакам Атлантики, а потом забыли. В свете и не такое случается.