В городе улицы. Рецензия Игоря Льва

Стихи Сергея Радченко «В городе улицы» на канале "Сергей Радченко. Память": https://rutube.ru/video/72a434d6abccb5848976904a5904df55/

«В городе улицы снова волнуются»

Каждый может понимать-трактовать стихи вообще и данные в частности, как ему захочется, не правда ли? Особенно, когда у трактовки нет заказчика. Когда заказчик – я сам себе, трактующий. Значит, критерий качества моего прочтения-трактования остаюсь только я сам. Тем более, когда публика не заметна – то ли её нет, то ли есть, но никак себя не проявляет, не желает обозначить. То есть, желает обозначить, что её нет.
Итак, я здесь один (ну, почти) и могу читать-понимать стих так, как мне будет то интересно.
Мне вот сейчас интересно слушать стихи построчно. То есть, уже после строчки выносить свои реакции-суждения. Не зная о контексте. И вот, почему. Именно так стих в меня входит впервые. Я ж его в себя загружаю именно строчку за строчкой. И каждая очередная строчка рождает сразу уже варианты понимания. Такова правда моего восприятия.
Если ж потом, с появлением строчек следующих-последующих понимание моё данной строчки изменится, ну так я изменю и свои реакции-рефлексии, здесь мною излагаемые.

Строчка данная – «В городе улицы снова волнуются» - тормозит меня своей красотой. Хочется ею полюбоваться, не спеша идти дальше, к строчкам следующим.
«Снова» - это что-то про наступившую весну – так подумалось. Что-то про приближение к Первому мая. Вспоминается фильм «Застава Ильича» (люблю эту версию, а не сокращённую, «Мне двадцать лет» которая – хочу потому что, чтобы этого фильма было больше, дольше бы не кончался) – думаю, там, как нигде в кинематографе воспето это самое настроение праздника. Теперь понимаешь, что советский Первомай был не про демонстрацию трудящихся, а был вот про это самое, которое в строчке этой.
И я шёл такими утрами по тем улицам того города. И волновалась душа – как ей хотелось, чтобы что-то сегодня свершилось!

«И втихомолку сходят с ума дома»

Красиво это – «сумадома».
Мне Юля в апреле всё же призналась: как весна, как лето впереди, так мне крышу сносит. «Втихомолку» носила-носила и вдруг вывалила. Ей было 19, она была красоткой и ежедневно к ней подкатывали. А какие-то мужики же не просто подкатывают, они предлагают. И вот предстоящее лето одевалось в образы сказочных приключений – поездок-путешествий. «Увези меня в даль светлую», «На закат, где дрожат паруса» - ой, как много всяческого про заветность лета, «маленькой жизни».
Сумасшедшие же дома – это про то, как начинают светиться их плоскости – слепить отражённым солнцем на фоне свежей голубизны. И как стремительно обрастают они новой зеленью и вот уже она пьянит новыми запахами…

«Ты живёшь, умница.
Ты не волнуешься».

Образ его подруги, которая чего-то не чувствует. «Его» - это и моей тоже, значит. То есть, как раз о моей подруге и речь. Всяк слышит про своё. А зачем кому-то не про своё? Кто-то занят, что ли, не тем, что ему интересно?
Ещё как! Именно на это нас и воспитывают – чтобы не про своё, а про чьё-то. И так уж получается «почему-то», что сплошь – про начальническое.
Ну, она не волнуется моим. Она правильная (умница). Как там, у Светлова?
«Верблюдам поди, докажи,
Что безвитаминны колючки,
Что надо сжирать миражи».
Она, выходит, про колючки, а я, выходит, про миражи.

«Знай же: я не люблю тебя»

Поворот, однако…
Это он ей говорит? Или она ему? А в моём случае – как?
Допустим, он – ей.
А чего же вместе тогда? Это «знай же» - к самому себе, выходит. Она ни при чём.

«Руки опущены. Волосы стрижены»

Это он о ней же? Или о себе?
Допустим, о ней.
Опустить руки – это про ничего не хочется делать. Волосы стрижены – и нечему развиваться парусами. Что деловое, не женское – в этом контексте.

«Сердце остужено»

Ну, да, пассивная девушка, без горения, мы поняли. Или с пониженной температурой процессов. Не для звёзд с неба, для нижних слоёв атмосферы. Вина ли это её? Она-то как сама к этому относится к своему состоянию?
Если сердце остужено, значит, когда-то пылало. Остужено чем-то ведь. Или кем-то.

«В сердце – тоска»

У неё? Тоска – это другое несколько, чем просто остуженное сердце. Не несколько, а совсем другое, впрочем. Тоска – это уже есть проблема. Значит, есть заинтересованность в решении задачи. Тоска имеет величину-измерение. Отрицательную, но далёкую от нуля.
Кстати, потому и руки опущены (не знает, что делать, как избавиться от тоски), что сердце остужено? Сердце не горит. Нет связи с мечтой.

«Улицы, улицы…
Кровь еле движется…»

Чья кровь? Теперь думаю – его.

«Знай же. Что я не люблю тебя».

Зачем ей это знать? Она любит его?

«Я не приду к тебе ночью по холоду»

А она ждёт его?
Вот сколько вопросов, когда пытаюсь читать стих способом номер два. А всего я знаю три способа. Первым читают стихи те, кто здесь их читает. Способ второй – это пытаться понять, что говорит автор, вести следствие, сопоставлять, выявлять картину «преступления». Способ третий – читать про самого себя. Узнавать своё, представляя, что кто-то с неба шлёт послание мне про меня. И никто, кроме меня, его не поймёт.
Меня ждали ночью, а я не приходил. Не шагал по светящемуся льду асфальта.

«Не позвоню.
Не отвечу
Я…»

Когда я не звоню, начинает звонить мне она. Так вот, о каком тут холоде. Хоть заново всё перечитывай. Читая о себе самом. 

«Холодом душу зима студит
Холодом».

А ведь когда-то я к ней пылал. Куда всё делось? Почему исчезло? Разве блаженство менее блаженно? Наоборот, куда более. Всё более и более.
Есть вот такие аномалии бытия. 

«Знай же, что я не люблю тебя
Ты
Не волнуешь
Мя»

Но разве эти освобождения, которые всегда трагичны и видятся тяжкими ошибками, не оборачиваются новыми сказками? Не было бы чуда весны, не случись зимней смерти.