Аноним. часть первая. глава 15, 16

 Глава 15

 Во зале дворца инквизиции круг зажженных свечей, как символ космического начала, воссоздал образ, уходящий корнями в древность  — нечто,  имеющее отношение к сотворению мира.

  В центре круга лежало куриное яйцо, а вокруг него, неподвижно и завороженно, словно в мистическом созерцании, стояли прелаты.

  Барджелло, глава бирри губернатора, отколупнул маленький кусочек скорлупы и пошебуршил палочкой внутри, убеждаясь, что это обычное вареное яйцо.

Никто не мог объяснить, что это значит, если вообще это имело какое-то значение.

 Монсеньор Аркес первым нарушил отчужденное молчание, когда в сопровождении двух бирри в зал вошел эксперт по шифрованию.

— Что  это значит? — спросил он, взмахнув руками.

 Мужчина  смиренно объяснил, что, узнав о яйце, был захвачен одной идеей и пришел, чтобы убедиться в ее справедливости.

  Папское государство учредило секретную службу под названием Entit; "Сущность", которая располагала самым эффективным и передовым отделом по расшифровке кодированных посланий. Вошедший человек возглавлял эту службу, поэтому монсеньор Аркес счел за лучшее выслушать его, полагая, что, возможно, он даст ответы, которые были не состоянии найти инквизиторы, вызванные на эту встречу.

  Как вести себя перед куриным яйцом, выкрашенным в красный цвет, найденным в лоне убитой женщины?

  Что это, если не  абсурд, насмешка, бессмысленное издевательство.
 
  Ничего иного сбитые с толку инквизиторы придумать не могли.
 
Однако  интерес со стороны опытного  расшифровщика заставил всех вспомнить закодированные письма Тремадио и его друзей-колдунов.

 Каждый его жест сопровождался  движением чужих глаз, а глаза  монсеньора Аркеса словно приклеились к рукам.

Прошло не более минуты, однако нетерпеливый инквизитор предложил эксперту по поделиться результатами осмотра.

— Как по вашему мнению, что все это может значить?

— Может, яйцо отравлено? — вмешался барджелло. Он был человеком непригодным для занимаемой должности, но его ценили за честность и преданность папе. И он всегда дергал себя за усы или мочку правого уха, когда чувствовал, что говорит что-то остроумное.  - Эх, это должно быть смертельно опасно.

  Воцарилось молчание.

  Самый загадочный предмет, когда-либо порождаемый курятником, снова оказался в центре стола, как неопознанный иероглиф.

  Эксперт объявил, что, возможно, он нашел объяснение.

—Стеганография, — начал он. — это техника тайнописи, основанная на сокрытии сообщения, которое мы желали бы передать. Интересный пример того, насколько универсальной, а иногда и изобретательной может быть подобная техника — это общение с помощью сваренного вкрутую яйца.

   Он взял его, разбил и начал осторожно снимать скорлупу, осколок за осколком.
— Вы изготавливаете чернила из тридцати граммов квасцов в полулитре уксуса и используете их для письма на скорлупе. Скорлупа пористая, поэтому раствор проникает внутрь и не оставляет следов, но окрашивает затвердевший белок, который можно прочитать, очистив яйцо.

—Вы заслуживаете памятника! — торжественно изрек Аркес, сжимая его плечи. — Что там написано?

  Вместо ответа эксперт положил очищенное яйцо на ладонь и позволил прочитать ему самому.

Надпись, выполненная совершенной каллиграфией, была яркой и четкой на яркой белизне.
                Гроты Ватикана

А на другой стороне:

                Иоанн 8,32

  Первые слова указывали на подземелья базилики Святого Петра, или, скорее, на зазор между полом древней базилики внизу и полом нынешней, все еще строящейся.

Этого было достаточно, чтобы дрожь пробрала Аркеса до костей.

Будучи теологом, он мог процитировать наизусть не только указанный отрывок из Евангелия от Иоанна, но и весь Новый Завет. Однако в тот момент он ни в чем не был уверен, не доверял своему воспаленному уму и главное, отчаянно надеялся ошибиться.

— Библия — провозгласил он, вытянув руку  ладонью вверх и оставаясь в таком положении до тех пор, пока ему не положили то, о чем он просил.

  Он открыл священную книгу наугад, и его глаза сразу же наткнулись на две страницы из четвертого Евангелия, Евангелия от Иоанна.

Он провел кончиком указательного  пальца по бумаге и остановился на словах:

          Вы узнаете истину, и истина сделает вас свободными.

— Читайте вслух — шагнув к нему, попросил барджелло. — Что  написано на яйце?

   Но Аркес с блуждающим взглядом только и  смог, что пробормотать — читать  нечего. Он знал, что этим посланием кто-то, возможно, Аноним, угрожал сообщить правду о смерти девушки. И он, конечно, не мог раскрыть ее остальным: ему пришлось бы объяснить, что он сам тайно похоронил ее, чтобы избежать скандала, поскольку дон Карло Карафа последним  видел ее в живых.

  Он коснулся рукой своего холодного лба, чувствуя, что сейчас упадет в обморок, и во имя Христа, пообещал не сдаваться.

  Прислонившись к стене, он тяжело задышал.

— Уходите — прошептал он. — Оставьте меня в покое.

— В чем дело, брат Аркес...?

 —Вон,  я сказал!

Барджелло и бирри вышли первыми, но прелаты озадаченно задержались.

 —Вон! — завопил Аркес.


                ГЛАВА 16

  Под строительной площадкой новой базилики Святого Петра,  Аркес, подсвечивая себе факелом, пробирался сквозь тысячелетнюю тьму некрополя. Он осторожно ступал по полу древней базилики, построенной римским императором Константином, часть нефа которой все еще оставалась не поврежденной. Проходя по коридору мимо ниш и боковых часовен, он ожидал в любой момент увидеть что-то ужасное. Пламя потрескивало и шипело, словно шепот дьявола, замысливший против него худое. Он умирал от страха, но он должен был быть один.

  Почему человек, глубоко верующий в Бога, должен бояться страданий или смерти? Разве не находился он в том самом месте, которое более, чем какое-то иное,  должно напоминать ему о мужестве первых христианских мучеников, отдававших жизни за веру? По преданию где-то здесь должен был быть погребен первый папа, апостол Петр, распятый Нероном вниз головой.
 
  Однако страх покидал душу Аркеса лишь в двух случаях: когда он очищался, истязая себя плетью и когда причинял праведные страдания еретикам в камере пыток. В остальное время его существование было хрупким, он постоянно находился во власти своего рода ипохондрии, делавшим его рабом жизни, заставляя  быть чрезмерно привязанным к земным вещам, к уверенности в своих привилегиях. И со временем это ослабило его и развратило.

 Собравшись с духом, он сделал глубокий вздох, сказав себе, что лучше умереть от руки убийцы, который, возможно, прячется в темноте, чем позволить бирри сопровождать себя. Контролировать ситуацию должен он  сам и только сам.

 Внезапно в конце туннеля  на земле показался предмет, по виду не представлявший никакой угрозы: он был белым, прямоугольным и примерно в локоть длиной.
  Он подошел посмотреть. Его шаги стали увереннее, дыхание спокойнее. Он почувствовал облегчение — что бы это ни было, успел он подумать, по крайней мере, это не новый труп.
   По мере приближения становилось все яснее, что это картина, прикрытая выбеленной холстиной. Он остановился, вперив в нее недоуменный взгляд. В его голове промелькнула мысль, что не стоит сбрасывать ткань, не стоит смотреть на нее, а просто взять, вынести наружу и сжечь.

 Но он знал, что не будет этого делать и знал, почему. Он видел своими глазами, как тело Лавинии опускали в яму. И тот, кто выкопал его, а затем бросил в Тибр, вложив в ее лоно яйцо, сделал это, дабы именно он, Аркес, единственный человек  в Святой канцелярии, получил его сообщение. Оно было здесь, под холстиной, у подножия раннехристианского саркофага, в котором покоилось тело папы Марцелла II, похороненного всего за несколько дней до этого.

  Знак того, что в священных стенах поселился злой дух.

Аркес склонился над картиной, освободил ее от ткани и обнаружил в руках портрет пожилого мужчины в полный рост с длинной бородой, одетого как папа.

  Он медленно водил факелом над полотном, и ему казалось, что он будто сквозь стекло разглядывает реальность.

Дьявольски совершенная работа, подумал Аркес, как и все работы Анонима, которые ему удалось захватить и уничтожить.

 Он вновь рассмотрел ее, более всего захваченный двумя деталями — насмешливой улыбкой, тронувшей губы папы и чуть ниже, на ладони его левой руки маленькой фарфоровой caraffa {графин}, выставленной на показ зрителям.

  На белом сосуде, имитирующем стиль аптекарских банок, художник написал слово digitalis {наперстянка (лат.)}.

  Аркес не сразу узнал человека, изображенного на картине. Теперь он уже не сомневался — с картины на него смотрел кардинал Джанпьетро Карафа.

 Богохульство!

Сердце колотилось в висках, подступало к горлу, перехватывая дыхание.

 Жалкие и несчастные отрыжки ада! Как они посмели?  Неужто они намекают,  что Карафа - отравитель? Что он убийца папы Марцелла?

  Неслыханный, невыносимый абсурд!

  Он бросил яростный взгляд на саркофаг, сердито отвернулся и его случайный взгляд упал на холстину, которой была обернута картина и которую незадолго до этого он рассеянно уронил на пол. Из-под нее торчал уголок сложенного листа бумаги. Аркес присел на корточки, взял его, развернул одной рукой, а другой осветил факелом и прочел:

 Мы знаем правду, и истина делает нас свободными. Вы должны отпустить нашего брата Тремадио. Прекратите охотиться на нас. Это последнее сообщение, которое мы тайно посылаем вам, монсеньор Аркес. Если вы не сделаете то, о чем  мы просим, следующие картины мы повесим там, где их сможет увидеть каждый. И тогда весь мир узнает. Бог проклинает вас.
Подписано: Аноним