Страдания в Страстную седмицу
Прикрыв устало глаза, а ведь уже 3 часа ночи! Полярный день, и даже ночью ярко светит солнце, изливая на нас, живущих на Полярном круге свой живительный свет.
- Словно где-то на юге и на пляже оказалась
подумала я, рукою отодвигая седые пряди волос от лица.
- А ведь еще не так давно пережила с помощью Божьей те страдания, когда при любом движении у меня, словно от кровоточивой раны отрывали сухую перевязку. Кричала так, словно внутри мышцы рвали! И так больше месяца.
Улыбнувшись, я мысленно продолжила вспоминать, нежась под золотистыми лучами, которые продолжали даже через вертикальные жалюзи так освещать комнату всю с ее небогатой обстановкой, со сломанным креслом-качалкой, накрытым старым покрывалом, но создавалось впечатление, что я уже где-то не на земле. Свет, проникая и внутрь меня, становился исцеляющим душевные раны, трещины души, как художник реставратор и наполняя тихой радостью, умиротворяя:
- Тогда пришел батюшка и причастив Святых Тайн, и я даже не заметила, когда прошли те жуткие боли..Я тогда написала свои впечатления на Проза.ру. И кто-то, ничтоже сумняшася, выложив мои сумбурно написанное на Литрес и других сайтах. Только потом я узнала, что мой комп давно взломан и что мне только номинально он принадлежит - продолжала свой мысленный разговор я - а они, используя мою почту, разослали по разным сайтам мою писанину под видом рассказа, а кто-то, даже печатая начало, за продолжение просил оплаты.
А ведь я обратилась к Александру Ивановичу тогда, чтоб удален был мой "рассказ", и он, несмотря на занятость, помог и рассказ удалили. С Литрес, а потом и других сайтов.
Но я отдавала себе тогда отчет, что те, кто взломал мой комп и кто так заинтересован выставить меня в таком виде, будут продолжать. Так и оказалось, много литературных сайтов вновь выложили мое не оформленное описание, а где-то моя почта была уже зарегистрирована, хоть я никому, а мне и в голову такое бы не пришло!, не не посылала и тем более с такой страшной обложкой. И ведь в голову никому не прийдет, что до 1 группы инвалидности с 23 лет я была сначала оформлена предпринимателем по изготовлению печатей и штампов, и разрабатывала через несколько лет логотипы, фирменные бланки, что меня обучала даже архитектор города, когда мне захотелось изготавливать баннеры: она, увидев меня тонкую, высокую с красивыми чертами лица, но едва ходящую, почувствовала, видимо, что-то материнское ко мне, стала рассказывать какие цвета и сочетания цветов для создания различных видов реклам на баннерах надо использовать. И я со временем стала мастером, к которой прилетали на вертолете с Ненецкого автономного округа и других областей, городов. И неужели никто не заметил, что я, перед все проницающим взглядом Божиим, не стала бы даже соглашаться с такой системной обложкой, на которой мертвый темный город, без куполов с крестами, без жизни...
Так размышляя, я не заметила сразу что комнату заполняет что-то похожее на туман.
- А это что? Ладан от общества "Христос воскресе" давно перестал воскурятся, что комнаты наполнялись настоящим ароматным облаком. Пожар? Да нет. Запаха нет.
А тем временем туман сгустился. Но тревоги не было.
-Как я тогда переживала, что не могу без крика перенести ту боль! Папу, умиравшего от рака вспоминала, 38 лет ему было всего..Он не кричал, только раз слезинку увидела..
А Господь что перенес? Даже подосланный меня убить и бивший меня металлической палкой, а потом за ноги на бетон при -50С- даже он не смог ничего сделать против воли Отчей, но боль от отмороженной большей части тела, хоть боль была сильна и я не могла встать и даже шею повернуть, но не кричала и даже тогда, я не испытывала такой боли, какая была у папы, и тем более страдания Христовы не могу себе представить.
И тут я заметила, что облако меня накрыло с головой.
Глаза ярко ослепил солнечный свет. Стояла я на возвышенности и рядом увидела высокое и широко раскидистое дерево, в тени которого поспешила укрыться. Отодвинув с зеленой листвой и какими-то плодами ветку, посмотрела вдаль, что мне северянке ранее было почти невозможно: с детства не переношу жар и зной, увидела поразившее меня зрелище:
Иерусалимский храм восхищал глаз. Покрытый со всех сторон тяжёлыми золотыми листами, он блистал на утреннем солнце ярким огненным блеском, ослепительным для глаз, как солнечные лучи. Мне, чужой здесь и прибывавшим паломникам на поклонение в Иерусалим, он издали казался покрытым снегом, ибо там, где он не был позолочен, он был ослепительно бел.
- Настоящий шедевр. А плиты стен очень похожи на мрамор...Не поняла, я что, в прошлом? Ведь храм давно уже разрушен и в наше время война..Так какое это время? Да и почему я стоять могу? А может и ходить могу? Не скрючивает и не дергается тело.
Надо попробовать бежать, ведь когда-то выиграла соревнование в Сыктывкаре на результат кандидата в мастера по бегу. Боже, в помощь мою вонми, потщися!
Оглядев, как могла себя, хоть и с непривычкой: не люблю зеркал, кроме как песню из сериала "Знахарь":
..и не узнают зеркала, кем ты стал сейчас..
Я увидев, что одета совсем не к времени этому и настоящему пеклу, а ведь только на раннее утро похоже: берцы высокие, брюки стиля хаки, юбка сверху тонкая, колокольчиком, цветная светло зеленая майка, сверху туника, волосы сверху уложены частично и закреплены заколками, с красивой диадемой. Остальная часть красивых пепельных волос волнами спускались и обрамлляли лицо, грудь и спину до талии.
- Не хватает палатина, а то камнями закидают.. Да, смешно, Валентин-Ворх вспомнился из книги Поселягина:
- Кто о чем, а женщинам все о тряпках.
Да, он прав, просто не хочется быть побитой ещё и камнями.
Сорвавшись, я быстро понеслась с пологой стороны высокого холма, который можно принять за гору невысокую. Набирая скорость постепенно, я потом резво лавируя между камнями и растущими деревьями с яркой листвой, быстро добралась до святого града. Несмотря на рань, было много на узких улицах людей. Притулившись к каменной стене, достав святую воду из наплечной котомки и поблагодаривв мысленно Бога за заботу о мне даже в таком, помыв и лицо ею, жара стояла неевыносимая для меня, которой было жарко даже в Сыктывкаре:
- Под 40 что ли жарит? И это утром? А днем что будет?
тут я заметила Женщину высокую, не узнать Которую невозможно. Богородица, Пречистая Дева. Она куда-то взволнованная торопилась. Страдания Христовы! Вот в какое время то облако меня занесло! Обернувшись в пошитый мной платок, где верхняя часть была из прозрачной бордовой узорчатой ткани, а нижняя не просвечивала, быстро стала пробираться сквозь толпу за Нею, Честнейшую херувим и Славнейшую Серафим, Возвеличенную над всеми созданными, Выносившую и Вскормившую Ставшего Человеком Божие всемогущее Слово. Сквозь Нее на людей просвечивало солнце и люди в изумлении расступались перед Ней.
Несколько времени вперед.
- Опоздала- с сожалением промолвила я. На небольшой площадке каменными плитами уложенной, было пролито много крови. Мати Божия с молодой и красивой женщиной вытирали ее бережно.
- Это, наверное, Мария Магдалина, а может и другая из жен-мирроносиц- подумала дальше и став на колени, стала протирать тряпичными салфетками эту святыню. Наши взгляды встретились.
- Мама, Ты меня узнаешь? Моя бабушка Тебе обо мне молилась, как к нашей Заступнице и Скорбящих радости -сказала я по русски.
И Она поняла! А вот я не понимала: это именно Она понимала, или я на русском, а другие - на своем понимают?
Она кивнула, с такой любовью и кротостью взглянув на меня. Я продолжала тряпичными салфетками бережно собирать святую кровь нашего Спасителя, складывая бережно в пакет. И уплыла в детские свои воспоминания. Как бабушка Тоня, сидя на стуле в спальне ее дома, купленном ещё монахиней Мариной, когда изгнали при советской власти монахинь из монастыря, рассказывала бабушка о ней, украшала кивот с иконой Пресвятой Богородицей, покрывая потом лаком. Я с тихой радостью слушала молча и впечаталась такой красотой. И вот предо мной Та, к Которой молилась бабушка, а потом и я, воспевала и молилась. Небольшой ветерок немного освежал меня и так мы все вместе отерли площадку.
Потом я снова пошла за Ней и ее спутницей. Вдали услышав злобный гул, мы завернули и пройдя красивый сад, где я заметила красивую и плачущую женщину в очень дорогих и знатных одеждах, - Наверное, жена Пилата, и успела рассказать ему свой сон-
подумалось мне, и еще раз завернув, мы оказались позади толпы, которая бесновалась и кричала:
- Распни! Распни Его!
Впереди стояли люди в длинных одеждах.
- Слепые вожди для слепых. Фарисеи, кто еще.
Среди них выделялся один более богатыми одеждами. Он оглядывался и словно подавал знак, так что некоторые из толпы, все более разогревая накал страстей, кричали, и крик подхватывался толпой.
- Это Каиафа- догадалась я.
Прикидывая в уме, думала, как мне добраться до Пилата.
- Живущие под покровом Всевышнего, под сенью Всемогущего покоится. Говорю Господу - Ты прибежище мое, Бог мой, на Которого уповаю..
И так, незамечаемая никем, прошла по краю площадки. Но остановилась, как вкопанная.
Понтий вывел избитого Господа в терновом венце. Я упала на колени, головой ниц. Меня заметили все. Слезы ручьем катились, не могла остановить.
- Господь Всемогущий, сотворивший все видимое и невидимое. Прости мя, грешную и окаянную, омый вся беззакония мои и сердце чистое созижди во мне, Боже, не отрини меня, даруй радость спасения Твоего! Даруй узреть Твоего Отца!
Слезы катились на каменные плиты ступеней. Подняв главу мою, посмотрела на Него. Боковым зрением увидела злобный взгляд Каиафы. Господь с такой любовью и состраданием проницал все внутреннее мое. Время остановилось. Это мне не забыть никогда!
Но Его повели, возложив на Него часть Креста. Я подняв руку, остановила их. Поднявшись, я приложила к Его лицу новое белое полотно, смочив его святой водой. Стараясь облегчить Его вольные Страдания и остановить от впивающихся в кожу больших терновых колючек.
- Ты солнце мое, неизреченный Свет, просвети меня!
- Жди Меня, прийду. Только будь верна и Мой мир будет с тобой.
Он кротко взглянул на меня и пошел, сопровождаемый злобной толпой. Хотя, о чем это я? Там были и верные Ему и Его Пречистая Матерь.
Я осталась стоять на каменных плитах.
- Как же так? Они должны были знать все пророчества о Нем. Упаси, Господи, так прилепиться к материальным благам и желанию иметь власть над другими народами, что несмотря на все знамения и пророчества такое совершить, да еще перед Богом сказать: Кровь Его на нас и наших детях. Спаси, Господи, народ наш русский, независимо от национальности людей от такого.
Эти мысли быстро пронеслись в голове и, подняв голову, я увидела Пилата с полотенцем еще в руках. Я поднялась по широким ступеням и взглянув на него с улыбкой, спросила:
- Ты и в правду думаешь, что умывши руки, не пострадаешь, как тебе рассказала твоя жена?
Ты до конца времен будешь Понтием Пилатом вспоминаем каждый день, что распяли с твоего согласия Слово Божие, принявшего человеческую плоть, Бога, создавшего нас и все видимое и невидимое.
Да, ты спрашивал, что такое истина. Так вот знай, что Истиной является Тот, которого ты разрешил распять!
Пилат стал бледным, как полотно или очень больной человек.
- И он не только Истина, но и Жизнь наша, ведь Он, как Бог создал нас, Он есть Путь, идя по Которому мы наследуем вечное блаженство. А ты, Понтий пострадаешь. Те же иудеи напишут жалобу на тебя. Как и увидела твоя жена. Готовься, ты скоро будешь сослан. А вот ставшему тебе другом Ироду я не завидую: он скоро умрет очень страшной смертью. Черви изнутри его съедят и сквозь плоть вылазят на свет. Бр-р-р.
На Пилата было страшно смотреть и я испытала даже сострадание к нему и к незаметно подошедшей его супруге.
- Я, идя сюда, увидела ваш красивый сад. Деревья и цветы так изысканны, благоухают, как самые дорогие благовония. Ты не покажешь мне его? Таких я в жизни не видела.
Пребывая в полуобморочном состоянии, супруга Пилата слабо улыбнулась кивнула.
- Как тебя зовут, о красивейшая из женщин?
обратилась она ко мне. Как резанул слух это ее обращение.
- Имя мое тебе не известно. Светлана - от слова Свет. Иудеи женщин с моим именем называют Фотиния. Одна из них стала, а для вас этого еще не было: мученицей за Иисуса Христа и моей святой небесной покровительницей. Если еще более понятнее: я гостья из будущего.
Мы гуляли по изысканному саду. Какой аромат стоял: незнакомые мне цветы, из которых я узнала только лилии, но не белые, привычные мне, а цвета топленного молока с оранжевыми прожилками, кустарники с зацветшими благоуханными цветами, дорожки аккуратные, посыпанные мелкими, словно речными камушками. Мы разговаривали, прогуливаясь по дорожкам сада, я ей постаралась объяснить то, что теперь им нужно сделать, чтоб не погибнуть. Она наконец посвежела, стала больше улыбаться. И тут мы дошли до красивейшего фонтана. С ее разрешения я набрала воду в ладони и умылась, а потом по детски брызнула в нее. Она рассмеялась и мы стали в друг друга брызгами обмениваться. На наш смех пришел Пилат. И глаза его просветлели.
- Скоро тьма накроет землю. Не бойтесь. Если исполните то, о чем сказала, то можете спастись. Иисус есть Истина, помни это, Понтий. Не теряй надежду. И прошу вас даровать мне хоть один из стеблей лилии, правда, не знаю, как цветок, вот этот у вас называется - сказала я и Понтий хлопнув в ладоши, что перед ним, как в сказке неведомо откуда вытянулся слуга и, наклонив голову, выслушал Пилата, ловко срезал три стебля благоухающих неповторимым сильным ароматом и с поклоном преподнес их мне. Вдохнув аромат и, улыбнувшись,напоследок повторив:
- Не теряйте надежды!
я, и обхватившись за дерево, ловко обернувшись вокруг, перепрыгнула на знакомую мне тропинку, и разбегаясь, стремительно умчалась от здания и такого красивого сада. На ум пришло, что человеческое сердце напоминает сад, у кого-то зимний, а у кого - в преддверии весны. Чтобы потом под нетварным светом и теплом, начать оттаивать и начать благоухать, сначала слабо, а потом все сильнее, когда распускаются сначала почки и листочки, а потом распускаются цветы от живительных света и тепла. А разве Пилат с супругой не созданы так же по образу Божию? И разве Бог их не любит? Чтоб и их сердца стали перед очами Божиими цветущим благоуханным садом? А дело теперь в их выборе.
Пилат с супругой все продолжали смотреть туда, куда исчезла из виду удивительная женщина и им стало грустно, что больше ее не увидят.
Вся вселенная сольется
В Любимом Существе -
думала я, стремительно пробегая узкие улочки-переулочки, вспоминая частично стихи батюшки Бориса Трещанского.
Вспомнила: батюшка Борис освобождает себя не только от знаков препинания, от определённого ритма, но, как мне думается, и от желания — сделать легкими свои мыслительные образы, интуиции. Известно — и «повторять это стало пресно» — что стиль — это в читающем человеке. Отец Борис — сдержанный, вдумчивый священник, который, что называется, зря разговаривать не станет. Он знает цену слову. И движению. Не души только — это само собой — но и руки, брови… И вот, в его застывших на бумаге словах — и вдруг такое пространство, такая свобода от узко понятой жизни...Мысли разбежались.
- Кажется, заплутала и людей нет рядом. Куда же направляться?
Вдруг золотистый яркий луч попал мне в глаз.
- Это специально, да? Кто у нас тут хулиганит?
поднимая глаза и, забывшись, что я не в своем времени и с зеркальцем тут никто играть не станет, вслух спросила я, вдруг увидев в подвижном от жары мареве, некую живую звездочку, которая, словно увидев, что я ее вижу, задвигалась и я, повинуясь уверенности в сердце, побежала за ней.
Несколько времени спустя.
Я вновь стояла, как вкопанная. Холм и на нем три Креста. До боли знакомая картина, но легче от этого не становится. Многотысячная толпа, римские воины ближе ко крестам.
- Страсти Господни!- с огромным волнением подумала я. И вновь припустила бежать, желая вновь увидеть Его и Пресвятую Деву, предизбранную стать Его Мамой, вскормившей Его грудью, и по Его сейчас изволению станет и нам Мамой, Которую из рода в род будут прославлять и воспевать.
- Господи, помоги протиснуться к Твоей Маме! - мысленно взывала я, проходя между людей, гудящих, кто с удовольствием в голосе, а кто и с насмешкой:
- Других исцелял, спасал, теперь Сам Себя спаси!
- Вот.. хотела я сказать унижающее умственные способности этого человека и вовремя остановилась. Человек с большим брюхом, в котором нельзя было не узнать фарисея, недовольно повернулся и злобно посмотрел на меня.
- Что смотришь? Скоро вас таких "красивых не станет, вы, книжники, фарисеи и салдукеи перестанете существовать. Да и ваш красивейший храм будет через несколько десятков лет полностью, ну почти, кроме одной стены разрушен, где вы будете плакаться и в наше время, даже спустя 2000 лет. Уже сегодня пополам разорвется завеса, когда Его душа спуститься в ад и много праведников на ваших глазах, вместе с Предтечей Господним, который вас призывал покаятся восстанут из мертвых. Вон смотри: бросают жребий римские воины о Его одежде, что было предсказано царем и псалмопевцем Давидом.
Он добровольно пошел на Крест, чтобы люди смогли попасть в Царствие Небесное и могли стать очищенными от греховных уз. А вы, созданные им и знающие пророчества о Нем, не приняли Его.
Кажется, я стала закипать. Надо успокоиться, и как мне научится не осуждать, не уничижать. Посмотри за собой: ты сама, каждый день по много раз хоть с недовольством, даже в мыслях, хоть на короткий миг думаешь о ком-либо, даже о сыне. Тебе ли учить этого человека, которого уже давно в твое время нет?
- Господи, вспомни царя Давида и всю кротость его - вспомнила я одну из любимых программ на радио "Вера", которая называется "На струнах Псалтири", где Андрей Борисович к совершенно разным жизненным обстоятельствам прилагает какой - нибудь псалом. И в этой передаче, где, если правильно помню, к нему пришел домой, кажется, племянник и спросил о часто повторяемых его бабушкой словах, которые я сейчас повторила, и попросил прояснить Андрея Борисовича их. После такой молитвы, не слышавший этого дед успокаивался, да и бабушка оставалась спокойной. Мир в семье - это такая ценность.
- Да кто такая, что смеешь меня учить? - грозно сказал тот лоснящийся от жира фарисей. На лбу его катились капли пота. Он грозно сделал шаг в мою сторону. Что он хотел сделать, так и не успела понять, понятно, что ничего хорошего, как тот луч, который коснулся меня, когда я заплутала, прошелся, словно прожектор по его глазам и он закричал:
- Не вижу ничего, не вижу! - беспокойно вертясь на месте.
- Слепые вожди слепых, как и сказал вам столько времени ожидаемый вами Мессия, Иисус Христос, воплощенное Божие Слово. Но вы отвергли Его и распяли. Впрочем, Он Сам добровольно пошел на Крест, чтобы, будучи безгрешным, заплатить за все грехи всего человечества, от Адама и до всех людей, которые до конца времен будут рождаться. Сейчас Его не сколько физические страдания мучают, сколько грехи каждого из всех людей, которые жили и еще неродившиеся. Человеку сложно носить на себе груз грехов, поэтому Он призывал: Прийдите ко Мне все труждающиеся и обремененные тяжестью греховной и Я успокою вас. Если хочешь исцеления, призови Его имя, прими Его, как Мессию и Спасителя, и Он исцелит. И Он воскреснет на третий день, как и говорил вам, что вашему роду неверному дастся знамение только Ионы пророка: как пророк пробыл во чреве кита три дня и три ночи, так и Он в преисподних земли и восстанет из мертвых. Выбор за тобой - сказала напоследок и побежала сквозь толпу, где яблоку негде было упасть, но люди умудрялись расступаться и я быстро достигла переднего края толпы, где увидела разряженную молодую девушку, впрочем она для этого времени могла быть и женщина, всю в драгоценностях, которые ярко сверкали на солнце. Она грязно ругалась на Господа.
- Бесноватая, что ли? Стоп, а если это и есть
в реальности, а не придуманная автором повести о Варавве сестра Иуды Искариотского, любовница Каиафы?
А ведь создал ее Господь такой красивой. Впрочем, мне некогда выслушивать и высматривать за ней.
Ближе ко Кресту со Христом стояла Его Пречистая Матерь, некоторые из жен мирроносиц, которые служили Ему своим имением, и кто-то был из Его сродников по плоти. Рядом с Пречистой Девой стоял молодой юноша:
- Да это Иоанн Богослов, любимый ученик, который впитал в себя много Божественной любви! - воскликнула я и перекрестилась. Люди отшатнулись и я вспомнила, что для них крест - проклятие и улыбнулась.
- Да восскрестнет Бог и расточатся враги Его.
Яко исчезает дым, да исчезнут.
и пошла ближе ко Кресту.
- Это Матерь твоя- расслышала слова Господа к любимому ученику. И Иоанн, Иван на русском языке, приобнял ПрисноДеву Марию, защищая Ее от поднявшего ветра сильного, что и кресты могли повалить.
- Это сын Твой..
- Как Он может говорить? Ведь Ему и дышать почти невозможно.
Пока я думала, Он возопиил:
- Или, Или! лама савахфани?
кульминационный момент Распятия: было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце, и завеса в храме раздралась по средине. Иисус, возгласив громким голосом, сказал:
- Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух. Сотник же, видев происходившее, прославил Бога и сказал:
-истинно Человек Этот был праведник.
И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь. Все же, знавшие Его, и женщины, следовавшие за Ним из Галилеи, стояли вдали и смотрели на это, я вздыхала, слезы текли, которые не замечала и подошла ко Кресту. Римский воин не препятствовал мне подойти к ногам Господа моего. Я прильнув губами к Его ступням, пригвожденным гвоздями ко к Кресту, струями слез орошала их. Тут подошла Его Мама и мы обе молча продолжали орошать Его ступни слезами, поддерживая друг друга. Подошел и Иоанн и остальные женщины. А между тем, во ужасе разбегаться стали римские воины, увидев в этом необычном явлении грозное предзнаменование будущих бедствий, кроме Лонгина, который только что познал радость открытия, Кто перед ним. Мы отраненно от всего происходящего немного во тьме, как Египетской, немного различаем, как стремительно оседлав коней, солдаты пускаются в бегство, стремясь как можно скорее покинуть место казни. Напротив, святые жены, предстоя перед Распятием, испытывая глубочайшую скорбь, рыдают о Распятом Учителе, который взирает с высоты Креста на происходящее внизу смятение. Над Ним разверзаются небеса, грохочет гром, метая острие молнии на бренную землю.
- Завеса раздралась!
душераздирающий крик приводят огромную толпу в еще большее смятение. Люди стараются быстрее покинуть это место. Оглядываюсь, и вижу того фарисея, беспомощного, что мне его жаль становится.
Кто-то подходит и начинает помогать ему.
- А вот той девушки и не видно. Может, Варавва помог ей выбраться, если та повесть хоть немного содержит в отношении Вараввы и сестры Иуды исторические события.
Фарисеи Иосиф и Никодим были тайными учениками Христа. Иосиф, придя к Пилату, уже открыто, без страха перед фарисеями, просил тела Иисусова.
- Неужели Он уже умер?
и приказал воину проверить это. Тот быстро обернулся и подтвердил сказанное, добавив о необычайной тьме и панике толпы.
- Сами виноваты, требуя распятия. Теперь пусть пожинают плоды своей злобы и зависти.
Тогда Пилат приказал отдать тело. Пользуясь сим, так как Господь уже умер, просил Иосиф у Пилата позволения снять и погребсти тело Его.
- Позволяю! Сего Праведника надо достойно погребсти.
И Иосиф, радуясь, что Пилат занял их сторону, пошел на Голгофу, место Страданий Христовых.
И прийдя, вместе с Пречистой Девой и остальными верными, включая и сотника Лонгина, аккуратно сняли и обвили тело чистым белым полотном. Я стояла на коленях, не было ни физических, ни душевных сил. Только когда они понесли Его во гроб-пещеру, я поплелась за ними.
Ночью. Гефсиманский сад. Какая красота ночного южного неба! Там очень рано темнеет, поэтому даже дети могут наблюдать за этим чудесным явлением! Небо там все усыпано яркими маленькими звездочками, словно расшито золотым бисером. Которые сверкали и помигивали..вставали только темные силуэты старых оливковых деревьев, словно призраки. Сад дышал нежным, еле уловимым ароматом цветов. В эту холодную ночь цветы лилий распространяли нежный, еле слышный аромат со своих чашечек. Было холодно, как в ту ночь, когда слуги первосвященника должны были раскладывать костры, чтобы греться. Было тихо, и когда пробегал легкий ночной ветер, листья старых деревьев тихо - тихо шелестели, словно вспоминали и шептали друг другу о том, что они слышали, чему были свидетелями в ту святую ночь моления о чаше. И я словно понимала их речь. Этот шелест листьев над головой, словно шепот неба, доносился с вышины, словно шепот сверкающих звезд. И когда стихал этот шепот, снова воцарялась тишина, в которой погребены слова, раздававшиеся здесь несколько дней назад. Хотя я уже не понимала, сколько времени прошло, время тут и у нас сильно разняться.
Вон, жены-мирроносицы поспешили соблюдать субботу, когда у нас только вечер едва начинается, еще день и многие не успевают добраться с работы до дома.
Эти деревья-свидетели того, что произошло. Они видели несколько темных силуэтов людей, пришедших с той стороны долины, от Иерусалима. Они видели как отделился Один, удалился и пал на колени с мольбой. До них доносился шепот молитвы о чаше. Смущенные они молчали, внимая шепоту, вздохам и стонам, и своей тишиной навевали сон на утомленных апостолов. В благоговейной тишине они внимали скорбной молитве Спасителя мира. А ученики все спали. Я все это живо представляла, проходя между старых оливковых деревьев и покрытыми благоуханными бутонами цветов и островками, покрытыми моими любимыми цветами лилий.
Здесь прозвучал звук поцелуя предателя, того поцелуя, который отравил сомнением все поцелуи мира. Эти безмолвные свидетели слышали полный скорби вопрос:
– Лобзанием ли ты предаешь Сына человеческого?
Своей тенью эти вековые деревья покрывали убегавших и видели Христа, оставленного одного среди врагов. По ним в последний раз скользнул красноватый отблеск факелов, и все снова погрузилось во тьму. Все это, как кадры, вставали перед мысленным взором. Яркими точками сверкали удалявшиеся факелы.
Замирал стук шагов и голоса, доносившиеся издали, и под этими деревьями воцарилась тишина, в которой было запечатлено и сохранено виденное и слышанное.
Лишь когда ночной ветерок пробегал по листве, деревья тихо, смущенно шептали. Словно вздох срывался у них.
И я стояла здесь, на этом самом месте, дрожащая от воспоминаний, окружавших меня. Но в сердце просыпалось волнение ожидания Пасхальной ночи, перемешиваясь с болью увиденного и пережитого.
- Это было здесь, на этом самом месте.
Я глядела на ярко мерцающие звезды, свет которых доносился так ярко сквозь прозрачный горный воздух. Тихая, холодная, звездная ночь Палестины.
И нежный аромат цветов, особенно лилий поднимался к небу, как тихая молитва Гефсиманского сада. И моя, надеюсь.
Хотела я пойти и найти разбежавшихся и спрятавшихся апостолов, но, пожалуй, не буду этого делать. Они все еще в плену своих представлений, каким должен быть Мессия. И что Он должен спасти их народ и быть их земным Царем, и их народ должен быть, по их мнению, царствующим над другими. А пришел ожидаемый Мессия, а ведет и учит другому и совсем не торопится стать тем царем, о котором они помышляли. А кто я сама? Словно сама не обольщаюсь. Как же часто сама ошибалась в отношении других и делала больно людям, посланным мне по Своей любви на моем жизненном пути. И не смей прикрываться болезнью, мыслям дурным она не помеха.
- Помоги мне, Господи, перестать взглядом, помыслом, словом кого-то принизить, осудить. Всех, кому причинила боль, исцели.. В помощь всему нашему народу, воинам и защитникам Отечества поспеши, вонми моему молению. О сыне моем, столько лет ухаживающим за мной Иоанне прошу, а также и о моей дочери некрещенной и которой не дали меня знать, как маму, и ее избраннике.. об исцелении батюшки Иоанна, сломавшего ногу..Прошу так же об упокоении архиепископа Питирима, недавно скончавшегося, моих бабушек: Антонины и воспитавшей ее монахини Марины, папы Анатолия...
Так молясь около камня, возможно, возле которого молился Сам Спаситель, я наклонилась, подобрала камушек, поцеловала вековое дерево, прошептав:
- Держись и постарайся дожить до моего времени.. А вы, лилии, разрешите мне собрать букет из вас. Вы все вокруг являетесь свидетелями той борьбы между ненавистью и самой Любовью, всего того, что тут произошло. Вы переживаете, чувствую. Чувствуете, как повеял ветерок, который несет нескончаемую уже радость Воскресения! Он скоро восстанет, Создавший вас, меня и все видимое и невидимое. И рассточатся враги Его, рассеются, как дым.
А вот что со мной? Может, как в этой песне, услышанной на радио "Вера":
Может жизнь похожа на сказку, может на кошмарный сон
Ты узнаешь, когда снимешь маску и поймёшь кто ты такой
Может ты герой из историй,
Может странник без лица,..
Будет счастлив в этом мире каждый, если счастлив я.
В глубине чужих территорий
Молишь о своей судьбе.
Из чужих рассказов и историй ты узнаешь о себе
Словно перелётная птица ищешь место без конца
Может даже так судьба сложиться, что под маской нет лица..
Не унывай, душа и не смущайся и надейся на Бога. Да, как сейчас:
..В глубине чужих территорий
Молишь о своей судьбе..
И в глубине времен, где текущее время сталкивается с Вечностью.
Я обернулась. Рядом со мной в метре от земли висело уже знакомое облако и словно ожидало меня. И тут моего лба дотронулся лучик, который словно по дружески поцеловал в лобик. Подняв глаза, я увидела живое солнышко и лучи-крылья. С благодарностью улыбнулась:
- Спасибо тебе!
и в это время, с этими мысленными словами, облако, словно одеялом, укутало меня.
Ощущение любви, тихой радости, заботы о тебе. Как в моем детстве, у бабушки Тони, когда мама привозила меня из Коми в Житомирскую область..
В старом моем кресле, потрепанном, в некоторых местах сломанном, покрытым старым потерявшим свой вид покрывале. Сквозь мои оранжевые жалюзи, вертикально висящими, всю комнату освящал такой яркий солнечный свет.
- Сколько уже времени? Я, наверное, заснула, а ведь батюшка Стефан должен в 6 утра прийти.. 5.30 утра уже. Как тяжело и больно знать, что батюшка Иоанн, который как папа мне, сломал ногу. А в его возрасте.. Впрочем, не буду о этом. Господи, исцели его.
Ваня, сыночек, встань, пора дверь открыть и поставить чайник: батюшке вода нужна. Для запивки после Причастия Святых Христовых Тайн.
Иван сонно прошел мимо меня, поставил старый электрочайник, чтоб батюшка его здесь мог использовать и снова проходя мимо, вдруг, как вкопанный, резко притормозил около меня, ошарашенно глядя на меня:
- Мама, это ты? Это ты? Как такое может быть? Такое только Богу под силу. Опять молилась до утра? И откуда такой загар? Да и вообще, что это на тебе надето?
- Стоп, стоп, стоп. Сколько вопросов, а ответа пока нет. Молчать пока надо, мне причащаться скоро, надеюсь, новый батюшка не откажется меня причастить. Сыночек, дверь открой, а после совета батюшки - днем, после сна и благодарственных молитв, постараюсь, по возможности тебе поведать. Может, приготовишь мне кашу, очень голодна, да и пить хочется, после Причастия.
- Это потом, как батюшка уйдет, приготовлю-
все также ошарашенно глядя на меня, но вернувшись в свое несколько флегматическое расположение, он пошел открывать дверь.
- Сыночек, вернись, я сейчас пересяду на диван, а ты кресло передвинь к стенке шкафа.
Подальше от дивана передвинь, чтобы батюшка мог пройти ко мне. Еще немного. Вот так.. А теперь иди в комнату к себе и благодарю за помощь, Ванечка.
Мой почти 30-летний сын Иван пошел еще немного передохнуть, а я, заметив на столе неубранными подсвечники, некоторые из которых были в виде Креста, они называются подсвечники "Распятие", один из которых был куплен мной на Wildberries, их быстро распродавали. Я тогда нашла в другом месте, сын оформил все, а оплата: да, с пенсии, конечно. По инвалидности, за 1 группу. А ведь помимо обострений, меня и устрашить пытались, в том числе и с кавказцами. Один из них даже обещал нас с сыном с балкона на седьмом этаже скинуть вниз. Угрозы маме, которая приезжала навестить. Сажали в машину и угрожали, а ведь ей сейчас 75 лет, сердце больное. Мог случится сердечный приступ. Даже подослал убить меня. Без шуток: шанса выжить у меня не было. В живот много ударов металлической палкой, а потом за ноги на ледяной бетон при - 50С. Пока бил, рассказывал, как ему знакомый человек пригласил в кафе свое и попросили это сделать, так как ни уговоры, ни угрозы, чтобы я оставила свою квартиру ему, на меня не действуют.
- Только так ее можно заставить-
был уверен он, с именем одного из святых архангелов. Но ошибся. Как я тогда ответила тому кавказцу, так и тебе говорю:
- Если мой Отец не захочет, ты не сможешь меня убить.
Вы скажете, что такое невозможно пережить?!
Значит, вы не имеете опыта благодати, когда ты, как и мученики и тогда и сейчас, особенно в Советское время и годы повального уничтожения верующих, храмов и святынь, ни за что приговаривали к расстрелу или закапыванию живьём. Я просто боли не ощущала, проще говоря. А женщина, где-то двумя-тремя этажами ниже и имя которой ни тогда, ни сейчас не знаю, прибежала и сказала, как услышала "мой" голос, зовущей ее на помощь. Она меня и затащила в открытую дверь, где стоял в прострации сын..
- Здравствуйте - услышала я голос и увидела человека, не очень-то похожего на батюшку, худенького, с копной совершенно седых растрепанных волос и маленького ростом в старой потрепанной курточке и помятых штанах.
- Батюшка Стефан, проходите.
- А где тут можно куртку снять и переодеться?
- Батюшка Иоанн на это кресло ложил свою куртку
Но батюшка Стефан пошел к уже открытому от жалюзей окну, там нашел место, где куртку положить и облечься в рясу и эпитрахиль. И задал мне неожиданный вопрос:
- Исповедоваться будешь?
Совсем не ожидала такого вопроса. Он же не думает, что если человек такой инвалид, то и не грешит?
- Конечно, буду
- Лилии любишь?
он указал на букет лилий в вазе.
- Мой любимый цветок, а благоухание какое, чувствуете?
Но он жестом показал молчать, раскладывая все необходимое для Святого Причастия на столе.
- Вода вон там в чайнике, на стуле, вскипевшая, стакан для запивки на столе, вон он
- А ещё стакан есть?
Вопрос меня поставил в тупик, ведь для запивки и одного стакана было много. Видя мое замешательство, он пошел на кухню, осмотрев сначала стол, где были стаканы, но в них были остатки чаев из алтайских трав, и с кухни принес
пластиковую кружку.
А дальше последовало то, что и представить не могла. Он опустился на пол рядом с этим столом и, внимание, отжался на кулачках. Что мне напомнило что-то китайское, на ум пришел Джеки Чан.
- И глаза мне теперь видятся более узкими. А тогда почему не слышно никакого акцента?
Он начал молитвы, спросив мое имя в крещении, а потом спросил, знаю ли я символ веры православной.
- Конечно.
Верую во единого Бога Отца..
а вот на Духе Святом споткнулась. Дело не в том, что забыла, а в осложнении парезом моей болезни, так что трудно вздохнуть и сказать. Батюшка, видимо, не понял, сам продолжил, а я подхватила, когда этот мини-приступ прошел. И сама закончила читать вслух по памяти.
Он и далее просил меня читать некоторые из молитв. На одной я ошиблась: он попросил 40 раз: Господи, помилуй. А я живо представила себе митрополита Амвросия, который, ещё будучи архиепископом, на видео во храме, который похож на Небеса на земле, читает во время утренних молитв 12 раз эту молитву и повторила за ним 12 раз, но батюшка Стефан кивнул и продолжил. Но самое поразительное: он ещё раза три-четыре вставал на кулачки при этом и отжимался.
- Неужели он и в алтаре храма так отжимается?
подумалось мне.
Спустя время.. Я, неожиданно для себя рассказала ему после Причастия то, как меня убивал тот человек, подосланный. Это реальное чудо. С этим он согласился. И вдруг задал вопрос:
- Как его зовут?
Этого вопроса я не ожидала. Но он боком стоял ко мне, и лицо было немного повернуто, а глаза пристально смотрели на меня. Они мне показались более узкими и жесткими. Что ещё больше прибавило ему сходства с китайцем.
Я отвела взгляд, немного замявшись, и все-таки назвала его имя, сначала сказав, что это имя одного из святых архангелов. У меня сложилось впечатление, что он взял меня под духовную защиту и будет теперь сугубо о мне молиться.
Какая бы сильная я ни была, а духовная защита от священника монаха еще более укрепила меня.
Он ушел, сын приготовил мне кашу и чаю налил.
Подкрепившись, я оглядела себя, как могла: действительно на мне была одежда, в которой я бегала и столько пережила в древнем Иерусалиме. Кожа была покрасневшей и начала темнеть. Если это правда, то прислушался ли Пилат к моим словам? А тот ослепший фарисей?
Загадка. И я уснула без сновидений, а жаль.
Слава Тебе, Боже. Слава Тебе, Боже. Слава Тебе, Боже.
Свидетельство о публикации №225071101683