Купала-да-Мавка

— Деда! А можно я Машке этих цветов нарву!
— Коли любы — рви. Они, ведь, тоже иван-да-марья зовутся.
— Деда, а Деда! Помнишь, ты про химеризм рассказывал? Когда пол лепестка одного цвета, а половина другого?
— Было дело, Ивашка, почём вспомнил?
— Это тоже химера? — Ивашка протянул деду жёлто-синий дикоцвет. Дед задумчиво покрутил цветок в руках и тяжело вздохнул.
— Это, Ивашка, не химера. Это напоминание да завет.
— Расскажи, Деда!

Давным-давно, когда горы были маленькими, а деревья ещё не заснули, жили на свете братец Купала и сестрица Кострома. Отцом их был огненный бог Семаргл. Он днём и ночью охранял мир Яви. Дочь назвали в честь его костров. А мать — дева Купальница — красивейшая из богинь, хозяйка рек да озёр и повелительница рыб. Мальчика назвали в её честь. Вопреки именам, брат унаследовал огненный нрав отца, а сестра — материнскую красоту и нежность.

Дни напролёт проводили дети в полях и у рек. Пели, играли, венки плели, покуда не прилетели гуси-лебеди, да не унесли братца Купалу далеко-далеко через Железные горы да за Калинов мост.

— Деда, ты что! Это совсем другая сказка!
— Та, Ивашка, та, истинная. Слушай, да не перебивай!

Семаргл с братьями-сварожичами весь мир облетели в поисках мальчика. Купальница всех обитателей подводных сына искать навострила, да куда там!

— А почему за Калиновым мостом не смотрели?
— Туда без позволения Чернобога никому ходу нет. Слушай, Ивашка, да на ус мотай.

Выросла Кострома красавицей, матери под стать. Женихи в очередь, да ей никто не люб: всё по брату тосковала, себя винила, что недоглядела. А как в возраст невесты вошла — отдала ей мать цветок папоротника. Он одно, самое сокровенное желание исполняет. Сам Перун на рождение детей подарил!

Обрадовалась Кострома и тут же загадала вернуть себе брата. А брат не появился. Видать, и правда умер.

Задул сильный ветер, венок ей с головы сорвал да в реку бросил. Река тот венок подхватила да унесла. Побежала Кострома следом — ведь было поверье, что коли венок в реку упал, то к судьбе тебя приведёт. Бежала она через кусты и промеж деревьев, еле за бурным течением поспевала. Раз — и не видать уже венка. Села, расплакалась от отчаяния. И тут ей навстречу добрый молодец выходит. А в руках у него — её веночек.

— И он ей помог потом брата найти?
— Почему ты так решил, Ивашка?
— Ну, желание-то она загадала!
— Слушай, что дальше будет!

Влюбились они друг в друга крепко-крепко. Будто всю жизнь вместе прожили. И решили пожениться. Непременно в тот же день, как и родители Костромы — самый длинный, пик лета. И все боги на их свадьбе были, даже навьи. И вот, когда свадьба свершилась, встал на пути молодых сам Чернобог и поведал, что именно этого доброго молодца его гуси-лебеди много лет назад украли с поляны у речки.

— Так он и есть её брат! — подпрыгнул Ивашка. Дед странно шмыгнул носом. — Деда, им же нельзя жениться!

Кострома с Купалой так и поняли, что нельзя. А поздно. Заплакала Кострома, поцеловала брата и пёстрой птицей прочь полетела — никому не догнать. Настиг Купала её только у реки, да поздно. Прыгнула она в воду и первой в мире мавкой обернулась. А Купала с горя со своим огнём не совладал да сгорел. А на его месте огненный цветок папоротника расцвёл.

Сжалились светлые боги над братом с сестрой. По незнанию с ними беда приключилась. И позволили им жить дальше. С тех пор огонь Купалы — костёр, что на ночь летнего солнцестояния разжигают, — от любой скверны очищает. А Кострома сводит в реке девушек с их судьбой и следит, чтобы их венки не в те руки не попали. А если девушка от неразделённой любви в реку прыгает — превращается и она в мавку, да танцует с Костромой да Купалой в самую короткую ночь — единственную, когда брату с сестрой дозволено видеться.

А в остальное время они вместе в виде вот такого цветка. В старые времена его так и звали: «купала-да-мавка».

— Деда, а Деда! А почему мне так плакать хочется?
— Это, Ивашка, потому, что ты — живой!