Дар забвения

Дыхание сбивается. Я сползаю на холодный камень мостовой. Она скользкая от миллионов ног. Я всё ещё в старом городе — диком лабиринте узких каменных ходов, заражённом безликими толпами туристов. Я надеялась тут потеряться. От себя не убежишь.

Помню, как часы отбивали девять: месса. Толпы горожан вытекали из трещин между рядами домов, сливались в общий поток и прытким «водопадом наоборот» вливались в старинный собор.

— Ты! Да, ты! Они уже ждут тебя! Беглянка!! — скрипуче объявила всклокоченная тётка у церкви. Грязные волосы, из под посеревшей майки виднелась иссохшаяся грудь, неровно обрезанные спортивные штаны, вонь пота и гнили.

Я сбежала. Испугалась. Лабиринты улиц слились в один пыльный коридор. Я не помню, что было потом. Я очнулась только здесь. Я не знала, сколько прошло времени. Меня разбудил её голос.

— Девушка, посетите музей иллюзий в Задаре! — зазывала — воплощение мечтаний моего бывшего: хрупкое и податливое тело, зовущие глаза. — Сегодня бесплатно! Когда ещё доведётся. — она облизывает губы, смотрит прямо на меня, но я игнорирую флирт. Она напомнила мне бывшего. Пусть теперь помогает забыть!

Весь этот бешеный автобусный тур по Европе — лишь бы не думать, не есть себя поедом. Череда городов, лиц, впечатлений. И везде его тень. От себя не убежишь.

— Пойдем? — она снова развеивает мой туман и я принимаю её руку. Мы заходим внутрь под колокольный звон: пол одиннадцатого.

Её зовут Мора, не Мойра. Она щебечет, что будет моим личным гидом по музею. Она предупреждает, что здесь всё не то, чем кажется, и показывает перевёрнутые комнаты, иллюзии перспективы и граненые зеркала. Из них на меня калейдоскопом смотрят сотня бледных кудрявых девок с синяками под глазами — автобус прибыл в Задар в пять утра — и ни одной красотки Моры. Молодец: научилась так стоять, чтобы не мешать туристам.

Музей волшебный. Я и правда почти забываю тот ужас: пьяную толпу, злой смех, липкие руки, запах пота…

— Музей посвящен главным знатокам иллюзий — Морам. Они насылали на местные побережья туманы и иллюзии, ловя беспечных рыбаков. — улыбается Мора.
— Они их убивали?
— Моры питаются памятью, — еле слышно шепчет она мне почти на ухо, — не мясом. Для многих потеря себя страшнее физической смерти.

— Далеко не всё нужно помнить, — бормочу. Тело каменеет от воспоминаний о предательстве и унижении.

— Согласна! — улыбается Мора, — На самом деле забвение — это свобода. Свобода от грехов, свобода от предопределённости, от кармы. Боль прошлого перестаёт притягивать боль будущего.
— Потеря себя как второй шанс?
— Как обнуление.

Мы заходим в зеркальный лабиринт. Мора нежно обнимает меня за талию, глядя в зеркало перед собой. Я смотрю туда же, и снова вижу только себя. Там, где её пальцы ласкают мой бок, отражается только примятая двигающаяся ткань. Как? Или…

— Ни одно зеркало не отразит иллюзию, — улыбается Мора.
— Это конец? — я напоминаю себе ходячий труп. Впрочем, с той ночи я им и являюсь.
— Это начало. Многие умоляют нас об избавлении. Лишь сегодня, в самый длинный день года мы можем подарить кому-то свободу от самого себя.

Слеза против воли стекает по моей щеке. Мора целует её, дрожжа от удовольствия. Моё проклятие — её лакомство.

— Забери всё! — всхлипываю я, ноги подкашиваются. — П-прошу!

Она улыбается, обхватывает  мои щеки прохладными ладонями, смотрит мне в глаза и прижимается к моим губам.

Где-то далеко церковные колокола звонят полдень. Я растворяюсь в чистоте.