Последняя воля история одного завещания

Пролог. Детство Андрея

1990 год. Загородный дом Громовых.
Андрею десять лет. Он сидит за кухонным столом, сжав в руке карандаш. Перед ним – тетрадь с ненавистными задачами.
— Не понимаю, как решать эту задачу… — бормочет он, ёрзая на стуле.
Из кабинета выходит отец, Дмитрий Сергеевич. Взглянув на сына, он улыбается: — Опять проблемы с математикой? Давай разберёмся вместе.
Он садится рядом, терпеливо объясняет. Его голос спокоен, пальцы уверенно выводят цифры на бумаге. Андрей расслабляется и начинает понимать, как решать такие задачи – с папой всё просто.
В дверях появляется мать, Ольга Михайловна: — Дмитрий, тебе нужно позвонить в Швейцарию.
— Сейчас, Оля. Помогаю Андрюше с математикой.
Она бросает взгляд на тетрадь, на их склонённые головы: — В его возрасте ты уже сам справлялся с такими легкими задачами.
Холодный тон. Лёгкое раздражение в глазах. Андрей съёживается. Отец кладёт руку ему на плечо: — Ничего. Продолжаем.
Дверь в кабинет захлопывается.


Игра в шахматы


1991 год. Гостиная.

— Конём на е5, – говорит отец, – и король в ловушке.
Андрей хмурится, изучает доску. Ему одиннадцать, но он уже обыгрывает папиных коллег: — Сдаюсь.
Дмитрий смеётся: — Ты слишком быстро сдаёшься. Ищи ещё пути, чтобы выиграть.
Из-за двери доносится голос матери:
— Андрей, ты сделал уроки?
— Сейчас!
— «Сейчас» – это когда? В институте тоже будешь всё на последний момент оставлять?
Отец подмигивает сыну, шепчет: — Игнорируй. Это её способ сказать «я волнуюсь».
Но Андрей уже встаёт из-за стола. Ей никогда не нравилось, когда они играли.


Первые шаги в бизнесе (Андрею 22 года)


Андрей Громов был умным, целеустремлённым, с аналитическим складом ума. Всю свою сознательную жизнь он помогал матери, работал в ее компании, был ее «локомотивом». Когда Ольга Михайловна только начинала свой бизнес – сеть небольших санаториев – ей отчаянно не хватало инвестиций. Банки отказывали, партнеры сомневались.
Именно Андрей, тогда еще студент экономического факультета, помогал ей с расчётами и первыми договорами и нашел первого крупного инвестора. Он три недели подряд дежурил у офиса венчурного фонда, пока глава компании не согласился на встречу.
— Мама, посмотри, я нашёл инвесторов для «Лесного»! – 22-летний Андрей положил перед ней контракт.
— Откуда?
— Договорился. Они готовы вложить 50 миллионов — Мама, подпиши вот это, — он положил перед ней контракт. — Они дают деньги, но забирают 15% доли.
Ольга возмутилась: — Это грабеж!
— Без них у нас завтра не будет электричества в «Лесном», — холодно ответил он.
Ольга тогда впервые почувствовала, что её сын – не просто ребёнок, а партнёр.
Она подписала.


Кризис 2008 года (Андрею 28 лет)


Когда рынок рухнул, основные кредиторы потребовали досрочного погашения займов. Ольга была на грани паники.
Андрей: — Продаем «Морской бриз».
— Ни за что! Это мой первый санаторий!
— Тогда потеряем всё.
Он лично провел переговоры с турецкими инвесторами, выбив цену на 30% выше рыночной. Эти деньги спасли остальные объекты.

Скандал с министром (Андрею 34 года)
Когда чиновник потребовал взятку за разрешение на строительство. Ольга готова была заплатить.
Андрей: — Мы его подставим.
Он организовал «утечку» переговоров в СМИ, не называя конкретных имен. Министра уволили. Но с тех пор мать называла его «безрассудным».


Развод, который расколол семью


Жизнь Ольги резко изменилась десять лет назад. Она застала мужа, Дмитрия Громова, с молодой ассистенткой. Развод был мгновенным и беспощадным. Она выгнала его из дома и лишила всех активов.

— Ты больше не увидишь детей, — сказала она ему тогда.
— Это не тебе решать, — ответил он.

2015 год. Кабинет Ольги Михайловны.
— Ты знаешь, с кем он был?! – её голос дрожит от ярости. – С моей же помощницей!
Андрей молчит. Ему тридцать пять, но сейчас он снова чувствует себя тем мальчиком за шахматной доской.
— Я запрещаю тебе с ним видеться.
— Мама, он мой отец.
— После того, что он сотворил со мной и нашей семьей?!
Она бьёт кулаком по столу: — После всего, что я для тебя сделала!
Но в чём «всё»? В дорогих подарках, которые он не просил? В нравоучениях за каждую четвёрку? В её вечном недовольстве?
И Андрей не подчинился. Он поднимает глаза: — Я буду встречаться с ним, он остается моим отцом, — холодно заявил он.
Её лицо становится каменным: — Ты должен сделать выбор. Либо он. Либо я.
Андрей уже в дверях: — Ты сделала его за меня. Я не могу не общаться с ним, он много сделал для меня и вложил в мое воспитание всю свою душу.
Она впервые ударила его – пощёчина огненной волной прокатилась по щеке и прозвучала как гром в тишине кабинета. Андрей не дрогнул. Просто развернулся и ушёл. С тех пор между ними выросла стена, они оба знали — война объявлена.
Ольга сосредоточилась на дочери – Анне, которая всегда была мягче, покладистее, удобнее. Анна не спорила, не перечила, не напоминала ей о прошлом.
Андрей же продолжал работать в компании, но их отношения стали чисто деловыми.


Ольга Михайловна Громова, 2025 год


Кабинет в пентхаусе на Рублёвке был выдержан в строгой английской классике: тёмный дуб, кожаные кресла, массивный письменный стол с позолотой. Здесь всё дышало властью и холодным расчётом. Тяжелые портьеры едва колыхались от сквозняка. Тишину нарушало только тиканье старинных часов — подарок от друзей.

Ольга Михайловна сидела за столом, откинувшись в кресле, её пальцы медленно перебирали золотую ручку Montblanc. Она просматривала документы. В шестьдесят пять лет она была воплощением успеха: владела сетью элитных санаториев, несколькими домами в Европе и состоянием, которое многие могли бы назвать сказочным. Но сегодня её мысли были далеки от бизнеса. Перед ней лежало завещание. Её лицо, сохранившее следы былой красоты, было непроницаемо. Морщины у рта и между бровями выдавали лишь привычку сдерживать эмоции.

Она перечитала документ ещё раз: — Всё моё имущество переходит Анне Сергеевне Громовой.
Ни слова о сыне.
— Почему?
Вопрос висел в воздухе, но ответ она знала.

Воспоминание. 35 лет назад.

Маленький Андрей стоит в дверях её кабинета, сжимая в руках рисунок.
— Мама, посмотри! Я тебе нарисовал наш завод!
Она даже не подняла головы от отчётов: — Не сейчас, Андрей.
Мальчик замер, потом медленно опустил лист на стол и ушёл.


Настоящее. Анна и Андрей.


Анна была слабой. Анна нуждалась в опеке. Анна не смогла бы выжить без денег.
Она была другой — Анна умела говорить мягко, ласково, смотрела на неё с обожанием, не спорила, не требовала, не бросала вызов.

А Андрей… он был ее копией. Она сжала губы. В голове всплыло лицо сына – холодное, словно высеченное из мрамора, с её же собственными, чуть более мягкими чертами.
— Он и так всего добьётся сам, — рациональная часть сознания подсказывала логичное объяснение. Но глубоко внутри, там, куда она давно запретила себе заглядывать, шевелилось что-то неприятное, колючее: — Он слишком похож на меня. И я не могу этого простить.
Андрей на самом деле был слишком похож на неё. Жёсткий. Упрямый. Неудобный. Он никогда не просил — он требовал. Не льстил, говорил правду в глаза. Не подстраивался. И это раздражало. Каждый их разговор превращался в битву.
Она вздохнула, захлопнула папку и аккуратно убрала её в сейф, потом откинулась в кресле и закрыла глаза: — Пусть так и будет.
Ольга даже сама себе не могла признаться, почему она написала такое завещание.
— Ты выбрал его сторону, — шептала она в пустом доме, перечитывая завещание.
— Теперь сделаю выбор я.
Ольга стояла перед портретом мужа в своем кабинете: — Ты отнял у меня сына.
Это была месть:
- За то, что он поддерживал  отца-предателя,
- За то, что не встал на её защиту, хотя он помогал и поддерживал ее во всем,
- За то, что он, как ей казалось, оказался больше его сыном, чем её.

Последняя капля. За месяц до завещания Андрей публично отказался от её плана слияния: — Это убьет наш бренд.
В тот вечер она вызвала нотариуса.


Папка из сейфа


Андрей вошёл в кабинет матери без стука — привычка, которая всегда её бесила.
— Нужны документы по швейцарскому фонду, — бросил он, даже не поздоровавшись.
Кабинет был пуст. Он вздохнул и подошёл к сейфу. Ключ лежал на столе — мать стала забывчивой. Когда он открыл сейф, его взгляд сразу упал на красную папку.
«Последняя воля»
Он знал, что не должен этого читать, но он открыл.
Когда он дочитал последнюю строчку, мир вокруг словно рухнул.
— Всё моё имущество, включая недвижимость, акции и денежные средства, переходит моей дочери, Анне Сергеевне Громовой.
Строки сливались перед глазами: — …всё имущество… Анне… — Ни слова о нем. Ничего. Ему — ничего.
Сначала он не поверил. Потом перечитал ещё раз. Потом — ещё.
Андрей замер у открытого сейфа, пальцы непроизвольно сжимали злополучную папку: — Это ошибка. Это должно быть ошибкой, – лихорадочно думал он, снова и снова пробегая глазами роковые строки завещания.
Но нет. Всё было четко, юридически безупречно. Она вычеркнула его. Совсем.
В груди что-то оборвалось, упало в бездонную пустоту.
Андрей медленно опустился в кресло: — Почему?
Он всегда был тем, кто двигал бизнес матери вперёд. Именно он, ещё студентом, предложил ей первую крупную сделку. Именно он вытаскивал её проекты из кризисов, находил инвесторов, когда мать ещё колебалась, брал на себя самые сложные переговоры. Он проводил такие сделки, которые казались невозможными. Они спорили, иногда – жестоко, их характеры сталкивались, как ледяные глыбы, но он никогда не сомневался: она ценит его.
А Анна?
Анна лишь улыбалась, целовала мать в щёку и брала деньги.

Воспоминание. 20 лет назад.

Он стоит перед матерью, держа в руках контракт на сто миллионов.
— Мы сделали это, мама. Компания спасена.
Она кивнула, даже не улыбнулась: — Это твоя работа. Ты и должен был это сделать.

Настоящее.

Рука сжала бумагу так, что хрустнули суставы. Предательство. Он вдруг понял, что всю жизнь был лишь инструментом в ее руках.
А Анна? Анне мать всегда помогала. Платила за её бесконечные переезды, купила ей и ее мужу машины, покупала детям дорогие игрушки. Анна была нежной, ласковой, умела говорить то, что хотела слышать мать. А он – нет.

Флешбек. 3 месяца назад.

Они с матерью в очередной раз сцепились на совете директоров.
— Ты губишь компанию своими архаичными методами! — вырвалось у него.
Её глаза стали ледяными: — Ты забываешь, кто здесь главный.

Настоящее.

Андрей сжал виски: — Может, она права?
Может, он действительно переступил какую-то черту?
Но тут же в сознании всплыло другое – тысячи часов, вложенных в её бизнес, ночи без сна, сорванные сделки... И всё – ради этого?
Внезапно его затрясло – мелкой, неконтролируемой дрожью. Он схватился за край стола, чтобы не упасть.
Это было предательство со стороны самого близкого человека.
Горький вкус этого слова заполнил рот.
Он медленно опустился в кресло, стиснув зубы: — Она об этом еще пожалеет...


Утро. Разговор


Она вошла в кабинет и сразу поняла – он знает.
Андрей стоял у окна, спиной к двери, но по напряжённым плечам было видно – он едва сдерживается.
— Ты прочитал, — констатировала она.
Он резко обернулся. Глаза – два куска льда.
— Объясни, почему? — его голос был тихим, но в нём дрожала ярость.
Она села в кресло, принимая защитную позу – спина прямая, руки сложены на столе.
– Анне нужна поддержка.
– А я, что? – голос дал трещину. – Я двадцать пять лет пахал на тебя!
Её пальцы слегка дрогнули: — Ты всегда найдешь выход.
Он рассмеялся – сухо, беззвучно.
— Значит, всё, что я делал для тебя все эти годы , не имеет никакого значения?
Она промолчала.
— Знаешь, что самое смешное? Я до последнего думал – это тест. Что ты проверяешь мою реакцию.
Тишина.
— Это не тест, – наконец сказала она.
— Ты даже не понимаешь, что сделала и только что потеряла.
Андрей медленно покачал головой: — Значит, ты действительно так меня ненавидишь.
— Не будь... драматичным…
— ДРАМАТИЧНЫМ? — он внезапно взорвался, ударив кулаком по столу. — Я вычеркнут из твоей жизни, как какой-то неудачник!
Она побледнела, но не дрогнула: — Успокойся!
Это стало последней каплей:
— Ты знаешь, что я не возьму ни копейки после этого, — он встал. — Никогда.
— Это глупо.
— Нет. Это единственное, что ты не сможешь контролировать. Прощай, мама!
— Андрей…
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что со стены упала семейная фотография.

 Квартира Андрея


Он стоял перед зеркалом в спальне своей квартиры, разглядывая свое отражение: — Чьи это глаза?
— Материны.
— Чей это упрямый подбородок?
— Её же.

Андрей осознает предательство матери

Он сидел за столом в офисе своего нового проекта, пересматривая письмо матери из 2010 года:
— Сын, ты спас нас сегодня. Я это никогда не забуду.
— Врут.
Все врут.

Телефон завибрировал – Анна. В десятый раз. Он взял трубку:— Передай ей – я создаю свою компанию. И разорю её.
Тишина на другом конце.
— Андрей, давай поговорим...
Он положил трубку. Он больше не её сын. Теперь он – её самый опасный враг.
Ольга Михайловна сидела в пустом кабинете.
Анна вбежала, запыхавшись.
— Мама, что случилось? Почему Андрей…
Она не ответила.
Она проиграла.


Отец узнает о завещании


Андрей с отцом решили вместе поужинать  и встретились в ресторане.
— Она всё оставила Анне? — отец медленно опустил бокал.
— Да.
— Потому что ты общаешься со мной.
— Я не могу не общаться с тобой. Ты мне нужен. Ты же – мой отец!
Тишина.
— Прости, сын. Это из-за меня.
— Нет, папа, это просто она – такая, какая есть.
Андрей впервые за годы разрыдался - тихо, чтобы никто не увидел.
— Держись сын, я уверен, что все в твоей жизни будет прекрасно.
— Спасибо, папа.


Последствия конфронтации


На следующий день Ольга Михайловна проснулась от звонка управляющего.
— Андрей Дмитриевич снял все свои деньги со счетов компании, и… уволился. И…
— И что?
— Он забрал всех ключевых клиентов.
Она медленно опустила телефон.

Воспоминание. Детство Андрея.

Он принёс ей первую пятёрку: — Мама, я лучший в классе!
Она лишь кивнула: — Так и должно быть.

Настоящее.

Ольга Михайловна подошла к окну. За стеклом лил дождь.
Впервые за много лет почувствовала, что совершила ошибку. Не из-за денег. А из-за того, что он действительно ушел и больше никогда не вернётся. И тогда она останется одна. С Анной, которая любит её деньги. И без сына, который любил… её. Она вдруг осознает – он больше не её маленький мальчик. И возможно, никогда уже не будет.

Воспоминания. 40 лет назад.

Маленький Андрей прижимает к груди сломанную машинку: — Папа сказал, настоящие мужчины не плачут.
Её сердце вдруг сжалось так сильно, что она потянулась обнять его... Но вместо этого лишь поправила воротничок: — Папа прав.

Настоящее.

Через неделю она узнала, что он уводит ключевых клиентов.
Через месяц – что он открыл свою компанию.

Через год:
- Санатории Ольги теряли долю рынка.
- Клиника Андрея получила европейский сертификат.
Пятый канал снял фильм о новой прогрессивной клинике, оснащенной самым современным оборудованием, которая недавно открылась, но уже нашла признание у пациентов.
Когда журналист спросил Андрея: — Вы мстите матери?
Он улыбнулся: — Я просто делаю то, чему она меня научила.
В этот момент Ольга Михайловна, смотрящая интервью по телевизору, впервые заплакала.


Приговор


А через полгода Ольга Михайловна внезапно почувствовала себя очень плохо. Слабость, головокружение, боли в животе. Она прошла обследование, и ее направили к ревматологу на консультацию.
В кабинете главного ревматолога НИИ ревматологии профессора Ершовой Ольга Михайловна сидела на краю кожаного кресла, выпрямив спину, наблюдая, как апрельский дождь стучит по подоконнику. На столе перед ней аккуратной стопкой лежали результаты обследований: МРТ, гистология, ангиография, позитронно-эмиссионная томография. Конверт с дисками она привезла лично – не доверила бы даже секретарю.
Напротив нее профессор Ершова перелистывала толстую папку с анализами и внимательно читала все заключения.
— Ну что, Нина Константиновна? – голос Ольги Михайловны звучал ровно, будто она спрашивала о квартальном отчёте.
Врач медленно сняла очки, протёрла линзы салфеткой.
— По данным биопсии и ангиографии... — врач сделала паузу, — у вас системный аутоиммунный васкулит с поражением почечных артерий.
Ольга машинально провела пальцем по мраморной поверхности стола.
— Это лечится?
— Мы можем провести терапию...
— Не надо смягчать. Говорите прямо.
Профессор вздохнула: — Без лечения — 1-2 года до терминальной почечной недостаточности. С терапией — 3-5 лет.
В кабинете запахло стерильностью и тщетностью.

Первая реакция: — Это ошибка. Я сделаю анализы в Германии.
— Конечно, – кивнула Ершова. – Но... ошибки быть не может.
Она протянул ей распечатку: — Вот клиники, где работают с такими случаями. И...
Неловкая пауза, — Вам нужно сообщить родным.
— Какие симптомы будут?
— Слабость. Головокружение. Гипертензия. Ломкость сосудов. Потеря веса. Возможны...
— Боли?
— На поздних стадиях.
Она кивнула, доставая блокнот: — Составьте мне схему лечения. И... — длинная пауза, — сколько это стоит?
Ольга Михайловна пришла в себя, резко встала, поправила юбку: — У меня совещание в полвторого. Пришлите всё на мою почту.
Профессор еще что-то говорила про  лечение, но она слышала только:
— Время ограничено

Что почувствовала Ольга:
1. Первые 30 секунд — ледяное спокойствие. Она мысленно пересчитывала активы.
2. Минута — внезапная ярость к своему телу, предавшему ее.
3. Две минуты — странное облегчение: наконец-то враг обрел имя.

Как она вышла из кабинета:
- Первые 10 шагов – идеально ровная осанка.
- Поворот за угол – схватилась за подоконник.
- Лифт – пять этажей вниз, глядя в зеркальную стену: — Это не со мной!
- У машины – трижды перепутала кнопки на брелке.

Её «Майбах» резко стартовал, срываясь с места. Через тонированные стекла машины московские улицы казались чужими.
По щеке скатилась единственная слеза – не от страха, а от ярости.
— Не сейчас. Ты не смеешь забирать меня сейчас.
Но болезнь, в отличие от людей, не боялась её гнева.
Ольга Михайловна набрала номер Андрея. Набрала и сбросила. Потом резко швырнула телефон на соседнее кресло.
Болезнь не прощала слабостей. Даже материнских.


Бессонница


Ольга Михайловна проснулась в три часа ночи от острого спазма в груди.
— Опять, — подумала она, нащупывая на тумбочке таблетки.
Глоток воды. Глубокий вдох. Но боль не утихала. Боль была не столько физическая, сколько душевная.
Тусклый свет ночника освещал портрет у кровати — семейный, двадцатилетней давности. Она, Дмитрий, дети. Все улыбаются. Фальшиво.
Её пальцы дрогнули, поправляя раму: — Почему так сложилась моя жизнь?
Вопрос повис в воздухе, как всегда — без ответа.

4:17 утра.

Она включила ноутбук. На экране — финансовые отчёты. Цифры. Графики. Всё, что всегда было её убежищем. Но сегодня числа расплывались. Вместо них — лицо Андрея в день, когда он узнал о завещании: — Ты сделала выбор за меня!
Её руки сами потянулись к телефону. Набрала номер. Гудки. Гудки.
— Алло? — Голос сына. Сонный. Раздражённый.
Ольга Михайловна резко положила трубку.

5:23 утра.

В ящике бюро лежало то самое завещание. Она разорвала его. На чистом листе вывела дрожащей рукой: — Андрею — «Лесной» санаторий.
Потом зачеркнула. Написала снова: — Андрею — всё.
Снова зачеркнула.
Рассвет. Горничная, войдя с чаем, застала её у окна — впервые за 20 лет без макияжа, седая, хрупкая, с потерянным взглядом.
— Ольга Михайловна, вам плохо?
— Нет. Просто...
— Я поняла, что не оставила после себя ничего, что действительно стоило бы унаследовать.


Андрей.


Подписывал договор о покупке её любимого санатория — того самого, «Морского бриза»,
— Теперь он мой.
Его телефон взорвался сообщениями.
Анна: — Мама  серьезно больна! Вернись!
Он положил трубку: — Слишком поздно.
Управляющий: — Андрей Дмитриевич, клиенты ждут...

Он выключил телефон. Теперь у него оставалось только одно – доказать, что она ошиблась. Как она ошибалась во всем.


Последний шанс


Больничная палата. Ночь
Ольга Михайловна в полузабытьи. Ей снится тот самый кухонный стол, 1990 год. Маленький Андрей тянет к ней руки: — Мама, помоги!
Но она отворачивается: — Сам разберёшься.

Ольга Михайловна лежала, глядя в потолок. Доктора говорили, что жить ей осталось недолго.
Она вспоминала сына.
Маленького Андрея, который приносил ей свои рисунки.
Андрея-подростка, защищавшего её на собрании акционеров.
Андрея-мужчину, который смотрел на неё в последний раз с таким разочарованием.

Утро. Она увидела на стуле у кровати шахматную фигуру – чёрного короля. И записку: — Папа говорил: — Никогда не оставляй короля без защиты.
Я нарушил правило. Ты – тоже. Но партия ещё не закончена.
Сердце чаще застучало: — Он был здесь!
За окном встаёт солнце.

Аппараты мониторинга выдавали тревожные писки. Ольга Михайловна лежала с закрытыми глазами, её дыхание было поверхностным, а губы шептали что-то неслышное.
Дверь приоткрылась.
— Мама.
Она не сразу поняла, реальность это или бред. Но голос повторил снова, уже ближе: — Мама, открой глаза.
Она заставила себя поднять веки. Перед ней стоял Андрей – в помятом пиджаке, с тёмными кругами под глазами. Он держал в руках папку с документами.
— Ты…
— Молчи. Сейчас не время для слов. Скоро все будет хорошо.
Он резко вышел в коридор, где уже ждали врачи.
—Вот результаты анализов из Швейцарии. У неё редкая форма системного аутоиммунного васкулита. Вот протокол лечения.
Заведующий отделением просматривал документы, глаза его расширились:
— Но это… экспериментальный препарат!
— Я принес заключение фонда «Здоровые сосуды» — Этот препарат привезен для проведения клинических исследований. Он уже спас шестерых с таким же диагнозом. Вводите. Сейчас. Я подпишу все бумаги.

Андрей не мог просто так сдаться. Даже в гневе его аналитический ум продолжал искать решение. Узнав о болезни, он тут же организовал консультацию и диагностику за границей – потому что не доверял российским врачам. Андрей решил помочь не из-за сентиментальности, а просто он принял последний вызов.
Он пришёл не как сын, а как профессионал, доказывающий, что был прав во всём.
Реакция Ольги. Она не плачет и не обнимает его.
Первые её слова, когда кризис миновал: — Ты сделал это, чтобы забрать компанию?
Андрей усмехается: — Нет. Чтобы ты знала – я мог...


Новая сделка


Через 3 месяца, на террасе санатория «Морской бриз»:
— Я переписала завещание. 50/50.
— Мне не нужно.
— Это не подарок. Условие – ты вернёшь клиентов.
Он пьёт кофе, смотрит на море: — Тогда моё условие – ты увольняешь Анну из совета директоров.
Пауза.
— Принято.
Они не обнимаются. Не говорят о прощении.
Но когда он уходит, Ольга тихо произносит в спину: — Спасибо.
Андрей не оборачивается.

Прошел год.

Ольга Михайловна сидела в саду своего загородного дома, наблюдая, как ее внуки - сын Анны и недавно родившаяся дочь Андрея - играют вместе на лужайке. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, создавая на траве причудливый узор.
Швейцарский препарат ей отлично подошел. Болезнь отступила, все анализы снова стали нормальными.
Андрей подошел с двумя чашками чая: — Мама, попробуй новый сорт.
Она взяла чашку, их пальцы ненадолго соприкоснулись: — Спасибо, сынок.
Это было не громкое примирение, не театральное прощение. Просто тихое утро в кругу семьи.
На столе в кабинете теперь стояла новая фотография - все они вместе, на открытии нового совместного медицинского центра.
А в сейфе лежало завещание, где первым пунктом значилось: — Мои дети получат не только капитал, но и то, что действительно важно - нашу общую историю.


Эпилог: Незавершенные партии


Прошло три года.

В гостиной загородного дома стояла тишина, нарушаемая только мерным тиканьем старинных часов. Андрей разбирал отцовские шахматы - те самые, в которые они играли  с отцом по вечерам, пока мать засиживалась на работе. Его пальцы скользнули по полированной деревянной ладье.
— Папа учил меня, что в шахматах важно видеть на три хода вперед, — сказал он, не поднимая глаз. — Но в жизни я этот урок усвоил слишком поздно.
Ольга Михайловна, сидевшая напротив, сжала руки на коленях.
— Я... не умела жить по-другому.
На столе между ними лежало новое завещание. И фотография — маленький Андрей с отцом на рыбалке, оба смеются. Та, что годами пылилась в ящике письменного стола, потому что «не соответствовала имиджу успешной семьи».
— Мы с тобой похожи, — вдруг произнесла она. — Оба проиграли партию, даже не начав играть.
Андрей медленно передвинул короля: — Тогда давай сыграем заново.
За окном первые снежинки ложились на отцовскую скамейку у пруда. Той самой, где они когда-то разбирали дебюты, пока мать не приходила с работы.

P.S. В сейфе теперь хранились два завещания: официальное — о разделе капитала, и другое, написанное детской рукой: — Когда-нибудь мы все вместе пойдем на рыбалку.
Дата — 1989 год. Подпись отсутствовала.

Шахматную партию жизни нельзя переиграть, — подумала Ольга, глядя на внуков. — Но можно начать новую. С теми же фигурами, но другими сердцами. И пусть король никогда не останется без защиты, особенно, если этот король – в душе твоего ребенка.