Благодарность сибирского купца

     Оленька шла, автоматически переставляя ноги, не зная, куда идет. Думать о чем-то уже не было сил, хотелось есть, пить, от усталости ног она уже не чувствовала, вернее, чувствовала сильную боль. Башмачки ее почти полностью порвались, и ступни все были в ссадинах и ранках, лицо и руки распухли от укусов лесных насекомых, одежда, цепляясь за деревья и кусты, тоже была во многих местах порвана. Хотелось лечь, уснуть и не просыпаться, чтобы не чувствовать ни боли, ни усталости, ни голода, ни жажды. «Сейчас я отдохну возле этого дерева», - подумала Оленька, опускаясь на толстые корни старой березы, и спасительный сон, а может быть, беспамятство, действительно притупили измучившие ее тяжелые ощущения последних дней.
     Пришла в себя она от приятного ощущения влаги на своих губах – кто-то вливал ей в рот воду, которую она, несмотря на беспамятство, глотала. Открыв глаза, она увидела перед собой незнакомое, явно нерусское лицо, и опять все уплыло и исчезло. Ее поили, сначала водой, потом молоком с незнакомым привкусом, потом еще чем-то противным, обтирали лицо чем-то влажным, сознание ее то приходило, то опять куда-то исчезало.
     Когда она окончательно пришла в себя, то увидела, что лежит в странном помещении на мягких шкурах, а рядом сидели девочка примерно ее возраста и женщина - обе смуглые, с обветренными лицами, не похожие на тех, кто окружал ее до этого, одежда на них тоже была необычная, и говорили они непонятно. Женщина улыбнулась, и что-то сказала, погладив Оленьку по голове, потом принесла чашку, от которой пахло едой, и жестами показала, что это надо выпить, и Оля послушно начала пить, поняв, что в чашке был бульон. Она хотела спросить, где находится, но опять провалилась в сон.
    Понемногу Оля стала возвращаться к жизни, сознание больше не теряла, но много спала и ощущала сильную слабость, не имея сил встать с постели, да и вряд ли бы смогла, даже если бы захотела – ступни ее ног были воспалены. К ним были примотаны какие-то растения, и наступать на них она бы не смогла. Ее поили бульоном и молоком, кормили мясом, и она с каждым днем чувствовала, что силы возвращаются, и она уже могла сидеть. Девочка, примерно ее возраста, часто сидела возле постели и что-то пыталась ей рассказать, но Оля не понимала. Вечерами в жилище приходили еще люди: женщина, которую Оленька уже видела, мужчина и юноша. Они спали на шкурах, а днем куда-то уходили.
    Наконец, настал день, когда с помощью девочки, Оля попыталась встать с постели. Ногам все еще было больно, но она могла стоять, и, опираясь на свою новую помощницу, потихоньку вышла на улицу. Они были в лесу. Оля увидела четыре конусообразных жилищ, в одном из которых все это время она лежала. В стороне паслись животные, которых раньше она видела только на картинках, и вспомнила, что это олени. Девочка объяснила, что ее зовут Айра, женщину - Ойса, и она ее мать, мужчина – ее отец Урго, юноша – брат Рано. Постепенно Оля начала узнавать их язык, Айра называла предмет на их наречии, а Оля – по-русски, и вскоре они уже более-менее понимали друг друга.
     Так Оленька начала жить среди спасших ее охотников-оленеводов, именно они нашли ее в лесу, без сознания, едва живую, и буквально чудом спасли, и выходили. Начиналась осень, ночи стали холодными, теперь в жилищах, в центре, всегда горел очаг, для тепла и готовки пищи. Девочке сшили одежду, как у Айры, из шкур, в ней было тепло и удобно. Айра учила ее стрелять из лука, и они вместе ходили в лес охотиться на белок, куниц, соболей и других зверушек. Соболя добыть так и не удалось, очень уж хитрый был зверек, но иногда Оле все же удавалось подстрелить кого-нибудь, правда, очень редко, в отличие от Айры, у которой все получалось очень ловко.
     Так прошла зима. Весной Урго собрался ехать в поселок, где жили русские, менять пушнину на то, что им было необходимо для жизни. Располагался поселок очень далеко, даже на оленях добираться по тайге надо было три дня. Урго сказал Оле, что возьмет ее с собой, может быть, жители деревни помогут найти ее родных. Оля не могла поверить, неужели она сможет вернуться домой! К ней очень хорошо относились, заботились, но она никак не могла привыкнуть к тому, что спит на полу на шкурах, есть надо только мясо, бульон и молоко, вкус хлеба она начала забывать, его здесь просто не было. Но есть ей очень хотелось, и она ела, что давали, да и как откажешь, ведь они все ели то же самое. Ее одели и обули, ведь ее одежда, пока она блуждала по тайге, вся изорвалась, ее выхаживали и лечили, когда нашли полуживую, и конечно, Оля была этим людям благодарна, но очень тосковала по дому, по той, другой жизни, которая осталась в прошлом.      Иногда она уходила в сторонку и потихоньку плакала, чтобы никто не видел, вспоминая, как приехала в гости к бабуле, и деревенские девочки позвали ее за грибами.
     Бабушка, как чувствовала что-то плохое - не хотела ее отпускать, но Оля уговорила ее. Сначала девочки шли всей кучей, потом как-то все разошлись в поисках грибов. Так Оля и шла – там грибок, чуть дальше еще один, и сама не заметила, как осталась одна среди тайги. Думала, то вот сейчас выйдет, а получилось, что уходила все дальше и дальше, и к вечеру поняла, что заблудилась окончательно. С собой бабушка положила ей две ватрушки и туесок с водой, Оленька съела одну, запила водой. Начало темнеть, и ей стало страшно, хотелось куда-то спрятаться, она думала о том, что ночью придут звери и непременно съедят ее. Оля присела на упавшее дерево и начала плакать, ведь ей было всего десять лет, она была единственной и любимой дочерью очень богатых родителей и внучкой хозяйки большого поместья. С рождения она привыкла к любви, вниманию и заботе, и вдруг оказалась одна, в темнеющем, прохладном лесу. Оля обратила внимание, что у огромной ели лапы лежат прямо на земле, и подумала, а что если спрятаться под них? Подняла еловую лапу и поняв, что там и вправду можно спрятаться, залезла под нее, там было тепло и уютно, как в маленьком шалашике. Свернувшись калачиком на толстом слое хвои, и подняв ножки к самой груди, Оленька согрелась, и уставшая за день, быстро уснула.
     Проснувшись, девочка выглянула из-под ели – было уже светло и солнечно. Она вылезла, доела вчерашнюю ватрушку, допила всю воду, и стала думать, в какую сторону идти. Сидеть на одном месте почему-то не могла, говорила сама себе, что надо обязательно идти, что непременно выйдет к людям. И опять двинулась в путь.
     К обеду ее хорошенькие, но совсем не предназначенные для ходьбы по тайге, сафьяновые башмачки совсем развалились, хотелось есть и пить, но даже ягодных кустов она нигде не видела. К вечеру, обессиленная, голодная, с искусанными таежными насекомыми ногами, Оленька, увидев большую ель, опять устроилась под ее лапами. Она, то спала, то впадала в забытье, а наутро, выбравшись из своего убежища, опять куда-то побрела. Устало присев возле какого-то большого дерева, она уже ничего не помнила. К счастью, на нее случайно наткнулись лесные жители, даже и не они, а их собаки, и спасли ее.
     Оленька понимала, кому она обязана своим чудесным спасением, была благодарна этим людям, но как же ей хотелось домой! Ей было тяжело в этих непривычных, суровых условиях, она привыкала, терпела, и только иногда потихоньку плакала. Поэтому и ощутила счастье, когда Урго сказал, что берет ее с собой – появилась надежда, что она сможет вернуться к родным. Она была уверена, что обязательно найдет их, ведь ее отец был не только богатый, но и влиятельный в округе человек, он вел торговлю до самого Красноярска.
     Настал день, когда они выехали из стойбища. Ездить верхом на олене Оля научилась, поэтому поездка не была для нее утомительной, да и привыкла уже к трудностям за время лесной жизни. Через три дня приехали в деревню, где их приветливо встретил староста, решил с Урго все вопросы обмена, а когда Оля рассказала свою историю, воскликнул:
     - Как же, знаем мы все про твоего батюшку, в Игрине живет!
     - Да, да, в Игрине! Отвезите меня туда! Батюшка вам хорошо заплатит.
     - Далековато, однако, ну да ладно, что-нибудь придумаем.
     Урго дал Оле шкурку соболя, и объяснил на своем языке, чтобы она заплатила ею тому, кто отвезет ее домой. Оля отдала шкурку старосте, и сказала, что это плата.
     - Я бы и так придумал, как тебя доставить, - сказал староста. - Но, спасибо! – и пожал руку Урго в знак благодарности.
     Урго передохнув, на следующий день вернулся в стойбище, а староста, которого звали Никифор, сказал Оле:
     - Сам я поехать не могу, но отправлю тебя с добрым, надежным человеком, Иваном зовут.
     Снарядили им телегу, насыпали побольше сена, чтобы удобнее было ехать, собрали с собой еды, мешок овса лошадям положили, староста денег дал, чтобы ночевали не на улице, а заплатили за постой, и отправили в путь. Ехать предстояло не меньше трех дней. Иван действительно оказался разговорчивым и заботливым провожатым - и покормит по дороге, и уложит поспать. Ночевали они в деревнях, заезжали обычно к старостам, а те, узнав Олину историю, принимали их приветливо, кормили и устраивали на ночлег.
     И вот он, ее родной Игрин, и речка Игринка, и дом родительский, самый большой и богатый в городе, Иван таких и не видел раньше. Как только они подъехали к воротам, Оленька соскочила с телеги, и побежала к калитке. Дворник Федор, увидев девочку и давай креститься. думал, призрак – Олю уже оплакали и похоронили. Что было в доме, не описать! А Оля вспомнила:
     - Там же Иван на улице. Он меня привез, а я его бросила и убежала!
     Выбежали за ворота, завели во двор лошадку, а уж самого Ивана, как самого почетного гостя, проводили в горницу. Баню затопили, чтобы отмывать их с дороги, чему Оля безмерно обрадовалась.  За все время жизни в лесу она не мылась ни разу, где уж там - ее лесные спасители не знали, что такое мыло, да и баня тоже.
     А вечером папенька Андрей Семеныч сел с Иваном за ужин. Ивана одели в новую одежду, хорошую, справную, он такую сроду не нашивал, да еще сапоги хромовые в придачу дали - такого он в жизни не видел! Андрей Семеныч сказал:
     - Сделал, Иван, ты меня сегодня самым счастливым человеком, я как заново родился! В долгу перед тобой не останусь!
     - Да, я то, что, это все Никифор, он меня снарядил в дорогу, всем обеспечил.
     - И с Никифором рассчитаюсь, и с тобой. Расскажи-ка, какая у тебя семья, как живете, чем кормитесь?
     - Ну, я, баба моя Аграфена, сын Павел шестнадцати годов, дочери Марфе - четырнадцать.  Домишко есть, лошаденка, на ней вот приехали, телега, огородишко, рыбачим, охотимся. Не голодаем, одним словом, много есть, кто и хуже нас живет.
     - А если я тебя к себе возьму?
     - Как так, а семья?
     - Да нет, ты ж не понял, я всех возьму, дам жилье, работу всем, содержание, ну, и все остальное.
     - Так я же у тебя не смогу поди работать, что делать надо?
     - Помощником управляющего будешь. Грамоту выучишь, будешь по деревням работать, жену в дом возьму – к хозяйке помощницей. Дочь – к Олюшке, что бы, не дай Бог не повторилось случившееся, сына тоже к делу приспособим. Грамоте детей твоих обучим, сейчас без нее молодым никуда. Ну, как думаешь?
     - Да я бы всей душой! А ну, как не потяну?
     - Потянешь – мужик ты смышлёный, подучим, и порядок! Одно условие – здесь мы твою семью обеспечим, с собой возьмете только одежонку, хотя здесь и она вряд ли пригодится. А все остальное – домишко, лошадь с телегой, огородишко и то, что в избе – оставишь самой бедной в деревне семье.
    - Да что же жалеть-то, коли все дают – отдам, конечно!
     - Вот и решили, а теперь давай ужинать.
     На следующий день собрались, и поехали с Иваном в его деревню Аграфена мужа как увидела в новой одежде сперва и не узнала, а узнав новости, разохалась:
     - Как же так – все отдать! А сами-то как, с пустого места все начинать?
     - Все у тебя будет, хозяин сказал.
     - А как обманет?
     - А зачем ему тебя, дуру, обманывать?
     - Да уж больно обещанки-то большие, да и непонятно, что мы там делать будем. В кабалу заманят!
     - В кабале у нужды мы здесь, хуже-то быть не может!
     - Ну и не хуже всех живем, не голодаем!
     - Дура ты, баба!
     - Да с чего же это мы все свое задаром оставим, за что?
     - Не жадничай, тебе больше предлагают. Собирайся, бери только одежду, больше ничего, хозяин так велел.
     - Страшно как-то. А кому отдадим-то все свое нажитое?
     - Сказано – самым бедным! Пойду сейчас к Митричу, и скажу, что и дом, и огород его семье отдадим, его-то избенка уже еле на подпорках держится, того и гляди, раздавит вместе с ребятишками.
     Андрей Семеныч в это время заехал к старосте Никифору – поблагодарить. Никифор стал отказываться:
     - Да я то что? Тут это же орочен все оплатил – шкурку соболя выложил, не поскупился, видно, полюбили они твою Олюшку!
     - Ладно тебе! Я умею быть благодарным. Тут вот тебе кое-что привез – мука, крупы разные, сахар, соль, еще кое-что.
     - Что ты, зачем, я же сказал, не мои расходы были, а орочена.
     - Его я тоже отблагодарю – соберемся, и на той неделе к ним поедем, а ты мне проводника найди.
     - А чего ж искать - Иван дорогу знает.
     - Да, еще не сказал тебе, Ивана с семьей я к себе забираю, а его избу и хозяйство велел отдать самой бедной семье. А ты муки этим беднякам подбрось еще, из той, что я тебе привез, да не прикармань, сделай все как надо!
     - Что ты, батюшка, как можно, нешто ты меня такой тварью считаешь!
     - Да не считаю, потому и приехал поблагодарить. И деревню твою теперь без внимания не оставлю, больше не будешь сам с пушниной в город ездить, и рисковать не будешь.
     - Да уж Бог миловал пока.
     - Будет мой уполномоченный к вам приезжать, все забирать и брать от вас заявку, и привозить будет все необходимое, и без обмана, да без мзды приказчикам – знаю я, как у вас в городе скупают!
    - Вот спасибо, так спасибо!
     Назавтра поехали обратно. Дети Ивана хоть и побаивались, но было видно, что рады переменам. Для жилья выделили им флигелек, пока ездили, Андрей Семеныч распорядился там все подготовить, мебель занести, и все, что для жизни необходимо. Как приехали, на следующий день всех переодели, и объяснили, кто что должен делать. А у Оленьки папенька спросил, что, по ее мнению, нужно отвезти ороченам. Оля сказала:
     - Да все, нет у них ничего из обихода. И чайники, и чугунки, ведра, чашки и кружки, понимаешь, все! Они даже не знают, что такое сахар и хлеб, ни крупы, ничего не знают, кроме мяса и оленьего молока, ну, и рыбы. У них нет ни полотенец, ни ножниц, ни пил, ни топоров, они даже стреляют из лука, даже плохонького ружья нет! Ну, и женщинам нужны ленты, бусы и платки, да много чего.
     - Ну, что ж, все, так все! Все и увезем!
     Загрузили четыре воза продуктов и обихода, и тронулись в путь в сопровождении Ивана и его сына. До Ивановой деревни ехали на телегах. А там перегрузили все на спины лошадей – телега по тайге не пройдет. Еще три дня пути, и прибыли на место. В стойбище начался переполох – ничего подобного здесь еще никогда не было. Иван мало говорил по-ихнему, а вот семья Урго, да девочки ороченки, общаясь с Олей научились понимать русский язык. Кое-как объяснились, кто они, да зачем приехали, подарки разложили. Со многими предметами орочены знакомы не были, Иван рассказывал, показывал. Андрей Семеныч осмотрел все, и видимо, принял какое-то решение. Попросил Ивана объяснить, что забирать пушнину будет он, Иван, и он же будет привозить все необходимое.
     Многое ороченам было непонятно. А тут еще Андрей Семеныч через Ивана спросил разрешение на постройку в стойбище деревянного дома, чтобы запасы можно было делать на год вперед, в жилищах места мало, да и хранить неудобно. Урго со своими поговорил, и согласился. 
     Пришлось задержаться, чтобы объяснить обитателям тайги, что, да для чего нужно, что можно приготовить из привезенных запасов продуктов. А Иван показал, как пользоваться ружьем. Всем мужчинам подарили по ружью, дали запас дроби и зарядов, и пообещали, что приедут еще, привезут все, что ороченам надо для жизни, да предупредили, что скоро приедут русские мужики – дом строить, да помогать осваивать ороченам новшества.
    И, правда, через десять дней, приехали три мужика и женщина – кухарка, построили шалаш в сторонке. Андрей Семеныч с ними договорился, что жить и работать они будут все лето, и заплатит он им хорошо, не обидит. Кухарка Катерина привезла с собой подарки женщинам – ленты, бусы, платки, ткани. Сначала ороченки приняли дары с удивлением, а потом с восторгом, ведь женщина любой национальности остается женщиной. Работники привезли необходимый инструмент, продукты, и все, что необходимо для долгого проживания в тайге, а главное, привели четырех лошадей.
    Первым делом на берегу начали строить баню – жить три месяца, не моясь, им не подходило. Баньку срубили быстро, котел и дверцы к печке привезли с собой. Когда первый раз затопили баню и взялись париться, а потом нырять в речку, орочены смотрели на них с удивлением и непониманием – что эти русские делают, и зачем? Сами они не мылись никогда, и не знали о мытье в бане ничего. Через две недели появился бревенчатый дом, разделенный на две части, одна половина жилая, в другой – склад. В жилой половине сложили печь, наладили палати, для Катерины вместо кровати соорудили топчан. Катерина набила матрасовку и наперники сеном – вот и постель, а одеяла привезли с собой. Постепенно женщины стойбища обучались пользоваться кухонной утварью, готовить из круп и муки, а мужикам очень понравилось использовать в охоте ружья – уж очень она тогда получалась успешной!  На охоту орочены брали с собой русских мужиков, и понемногу начали понимать друг друга, охотничьи трофеи делили на всех поровну, в общем существовали мирно.
     После строительства большого дома-склада начали возводить небольшие избы - Андрей Семеныч велел построить, чтобы зимой орочены жили в тепле. Сложили в избах печи, сделали палати и столы, а вот лавок орочены не признавали, на них им было неудобно сидеть. Ну и объясняли, как топить печь, чтобы в морозы не сидеть возле костра, как заготавливать на зиму дрова, да как готовить еду в печи. Орочены привыкали с трудом, лишь постепенно понимая, что в домах жить лучше, а самым сложным оказалось научить их мыться в бане. Первыми позвали с собой Урго и Рано, отшоркали, оттерли их мочалками с мылом, подстригли их длинные, сальные волосы и жидкие бороденки. Одели после баньки в чистое нижнее белье, и позвали в свою избу – чай пить.  На помытых и побритых сородичей сбежались посмотреть все жители стойбища. Следующими в баню пошли Ойса и Айра, ими занялась Катерина, и после двух-трех раз все четверо стали сами ходить мыться, постепенно приучая и остальных. Через три месяца мылись уже все, хоть и не часто, раз в месяц, женщины почаще – им баня нравилась. Научились готовить в печи, пользовались кружками и чашками, сковородками и чайником, готовили каши и похлебки, попробовали на вкус сахар, и очень он им понравился. Жизнь ороченов стала значительно лучше!
     В сентябре приехал Андрей Семеныч, узнать, как отнеслись оленеводы к его новшествам, может зря он все затеял? Убедился – нет, не зря! Мужикам сказал, что они могут уезжать, пообещал щедро заплатить за труды. Но один из мужиков, Николай, вместе с Катериной захотели остаться на зиму – поохотиться. Пока жили все лето, поняли, что вдвоем им будет лучше – Катерина вдовая была, а Николай, как-то так получилось, до сих пор не женился, жил с родителями, нанимался на разные работы, часто в разъездах бывал, так вот семью свою и не завел. А теперь нашли друг друга, и решили пожить среди ороченов, кое в чем им помочь, самим поохотиться и заработать на домишко свой. Андрей Семеныч остался доволен проделанной работой и решением Николая с Катериной, сказал, что назначит Николаю зарплату, а тот будет скупать пушнину у ороченов да привозить им все необходимое, довольны будут и те и другие.
      Вот так сибирский купец отблагодарил всех, кто сделал для него доброе дело. С купеческим сибирским размахом, и от всей души!

2025 г.