Не оборачивайся, дорогой!

Не оборачивайся, дорогой!

Аид сидел за своим ониксовым столом, подпирая щеку костяшками пальцев. Перед ним стоял Орфей – музыкант, чье лицо было мокрым от слез, а лира чуть не плавилась от накала сыгранных мелодий тоски. Рядом, полупрозрачная и печальная, витала Эвридика.

– Ладно-ладно, – вздохнул Повелитель Мертвых, отодвигая стопку отчетов о невыполненных квотах по грешникам. – Ты меня растрогал. Редкость. Обычно тут либо воют, либо угрожают. Твоя музыка... она даже Харону скидку на перевоз сделала. Хит "Плач по Укусу Змеи" – огонь, в прямом смысле. Эвридику можешь забрать.

Орфей чуть не подпрыгнул от радости. Эвридика просияла (насколько это возможно для тени).

– Но! – Аид поднял длинный, бледный палец. –   Важное правило. Золотое. Нерушимое.  Будешь выводить её из Тартара. Идете по туннелю.  Не оборачивайся.  Ни за что. Ни под каким предлогом. Слышишь шорох её шагов? Отлично. Чувствуешь её прохладное дыхание в затылок? Замечательно. Зачесалась спина? Потерпи. Запел в голове навязчивый мотив? Промурлыкай про себя.  Не оборачивайся!  Пока не выйдете на солнечный свет. Оборачиваешься – она тут же возвращается ко мне. Навечно. Понял?

– Понял! Клянусь лирой, Аполлоном и всеми Музами! – выпалил Орфей, уже представляя, как они с Эвридикой будут пить амброзию на лужайке.

– Отлично. Стартуете от вон той арки с надписью "Без Возврата. Серьезно". Харон! Проводи их до начала туннеля!

Путь был долгим, темным и слегка сырым. Орфей шагал уверенно. Шаги Эвридики тихо шуршали за спиной. Он напевал новый хит: "Вверх по туннелю к солнцу вдвоем".

 Первая Помеха:  У Орфея внезапно зачесался нос. Сильно. Нестерпимо. Он сморщился, задержал дыхание. "Не оборачиваться!" – пронеслось в голове. Он судорожно потер нос о плечо. Пронесло.

 Вторая Помеха:  Задняя штанина его хитона как-то странно завернулась и стала натирать под коленом. "ААА! Неудобно же!" – подумал Орфей. Он попытался незаметно дернуть тогу, идя. Получилось криво. "Эвридика, милая, ты не могла бы... А, нет, нельзя оборачиваться". Он потерпел.

 Третья Помеха (Роковая):  Они уже почти у выхода. Впереди забрезжил тусклый свет – не солнце еще, но его предвестие. Орфей почувствовал невероятный прилив счастья. И тут... в его божественной голове заиграл мотив. Тот самый! Из нового хита! Играл громко, навязчиво и...  с ошибкой в третьем такте!

"Так не пойдет!" – пронеслось в голове музыканта. Он обязан был проверить этот пассаж! Мелодия крутилась, как назойливая муха. Орфей попытался мысленно её поправить. Не выходило. Она звучала все громче и фальшивее в его воображении. Это был профессиональный зуд, сильнее любого чесания носа или штанины!

– Не могу! – простонал Орфей. – Всего на секундочку! Проверить мотив! Эвридика, ты поймешь?

Он резко обернулся.

Перед ним стояла Эвридика. Она уже почти обрела плотность, но теперь снова становилась прозрачной. На её лице было не горе, а...глубочайшее возмущение.  В руке был...один сандалий.

– Орфей! – её голос звучал как шелест осенних листьев, но с интонацией разъяренной учительницы. – Я ТЕБЕ КРИЧАЛА! КРИЧАЛА! "Не оборачивайся! У меня сандалий развязался! Я всего на секунду присела его поправить! ИДИ ДАЛЬШЕ!" А ты?! Ты оборачиваешься из-за какой-то дурацкой ноты?! Третьим тактом "Солнечного Вальса"?! Я ТЕБЕ ВСЮ ДОРОГУ НАПЕВАЛА ЕГО ПРАВИЛЬНО, ЧТОБ ТЫ НЕ ПУТАЛ!

Орфей замер с открытым ртом. Мелодия в голове умолкла, уступив место гробовой тишине и осознанию полнейшего идиотизма ситуации.

– Эвридика, я... я думал...

– Думал?! – её тень задрожала от негодования. – Думал о нотах, когда я тут со сползшим сандалем по этому скользкому аду плетусь?! Знаешь что? Мне тут спокойнее! Аиду хоть есть до сандалей дело! Он выдает невидимый гель для подметок! А ты... ты... музыкант!

Тень Эвридики стала стремительно отдаляться, уносимая неумолимыми правилами Подземного Царства. Последнее, что услышал Орфей, был её возглас:

– И забери свой этот... этот "Плач по Укусу Змеи"! Он теперь у меня в голове на вечном повторе! Спасибо огромное!

Орфей стоял, опустив голову, у самого выхода в мир живых. Он чувствовал себя полнейшим ослом. В ушах звенело: "Не оборачивайся... Сандалий... Ноты... Иди дальше..."
        ***

В тронном зале Аида Персефона, доедая гранат, взглянула на мужа:

– Ну что? Обернулся?

Аид, не отрываясь от планшета с подсчетом новых поступлений (Орфей -1, Эвридика +1 обратно), тяжело вздохнул:

– Обернулся, дорогая. Из-за ноты. В третьем такте.

Персефона фыркнула:

– Музыканты. Всегда у них в голове одна фигня. Эвридика уже в нашем "Саду Вечного Покоя" с подругой-дриадой чай пьет. Говорит, тут хоть сандалии не развязываются. И музыку можно выбрать любую, кроме Орфеевых плачей.

Аид потер виски, ощущая приближение адской (в прямом смысле) головной боли.

– Харон! – позвал Аид, голос его звучал устало. – Готовь лодку для... – Он замолчал, увидев, что происходит у самого выхода.

Орфей не двигался. Он стоял у края света Подземного мира, его спина была напряжена, а плечи дрожали. Но это была не дрожь отчаяния. Он слышал! Он слышал, как Эвридика кричала ему про сандалий, про то, чтобы он шел дальше... и особенно – как она напевала ему правильный вариант третьего такта "Солнечного Вальса". Этот правильный вариант теперь звучал в его голове громче любой фальшивой ноты, громче любого приказа Аида. И он понял. Понял всю чудовищную, идиотскую глубину своей ошибки. Он обернулся не просто так – он обернулся на свой внутренний голос, проигнорировав её реальный крик о помощи (пусть и о помощи с сандалией).

Вдруг он резко развернулся. Не к выходу, в мир живых. А обратно, вглубь сумрачных коридоров Аида. Он шагнул не в солнечный свет, а в вечный полумрак.

– Орфей? – Аид приподнял бровь. – Лодка ждет. Ты свободен. Увы, один.

– Нет, – голос Орфея прозвучал непривычно твердо, хотя в нем и слышалась тряска. – Я не свободен. И я не уйду.

– Дорогой, – вмешалась Персефона, отложив гранат, – правила есть правила. Ты обернулся. Эвридика осталась. Ты – нет. Ты можешь идти.

– Я не могу, – Орфей подошел ближе к трону, его глаза горели странным огнем – смесью стыда, отчаяния и внезапного озарения. – Я услышал её. По-настоящему услышал. Только слишком поздно. Я не могу вернуться туда, где каждое дерево, каждый камень будут напоминать мне, что я променял её крик о помощи на... на ноту! На фальшивую ноту в моей пустой голове! – Он схватился за лиру. – Как я буду петь? О чем? О своей глупости? Нет. Я остаюсь здесь.

Аид и Персефона переглянулись. Повелитель Мертвых тяжело вздохнул:
– Орфей, ты понимаешь, что это значит? Ты добровольно отказываешься от жизни. Навсегда. Ты станешь тенью. Как она.

– Я стану тем, кто слышит, – сказал Орфей с какой-то маниакальной решимостью. – И я буду петь. Для неё. Для всех, кто здесь. Я буду напоминать им... и себе... что важно слушать не музыку в своей голове, а голос любимого человека. Даже если он кричит о сандалии!

Персефона прикрыла рот рукой, но в её глазах мелькнуло что-то похожее на понимание, даже на жалость. Аид потер переносицу:
– Ты хочешь стать придворным менестрелем Аида? Вечно поющим о потерянных шансах и развязавшихся сандалиях?

– Да! – воскликнул Орфей. – Или... или хотя бы жить здесь. В саду. Рядом. Невидимо. Я буду слушать, как она пьет чай. Как она смеется. Как она ругает меня... Мне больше ничего не нужно. Только не отправлять меня обратно в тот мир, где её нет, а я – вечный памятник своей глупости!

Тишина воцарилась в тронном зале. Даже отчеты Аида на планшете перестали мигать. Цербер на заднем плане тихо заскулил, предчувствуя новые душераздирающие баллады.

– Хм, – промычал Аид. – Добровольных постояльцев высшей категории (живых, превращающихся в мертвых по собственному желанию) у нас не так много. Перс, что думаешь?

Персефона взглянула на Орфея – жалкого, одержимого, но искреннего в своём новом безумии.
– Пусть остается. Но с условиями. Во-первых, никаких "Плачей по Укусу Змеи" в радиусе трех стадиев от Сада Вечного Покоя. У Эвридики и так нервный тик начинается. Во-вторых, ты – тень. Невидимый слушатель. Никаких явлений, напоминаний, подглядываний из-за кустов! Иначе – сразу к Сизифу, катить мелодию в гору. В-третьих... – она улыбнулась едва уловимо, – напиши что-нибудь весёленькое для наших субботних посиделок. А то всё нытье да стенания.

Орфея будто подкосило от облегчения.
– Согласен! На все условия! Я напишу... я напишу "Оду Липучке для Сандалий"! Или "Шансон про то, как важно не оборачиваться, когда жена поправляет обувь"! Что угодно!

– Ладно, договорились, – Аид махнул рукой Харону, который уже начал было грести пустую лодку обратно. – Отмена. Лодка свободна. Харон, внеси его в реестр как "Орфей Добровольный, Менестрель-Невидимка, Категория: Прослушка с Сандалиями". И выдай ему пропуск в Сад... с пометкой "Только слушать! Не материализовываться!"

 Финал. Мораль:  Иногда цена собственной глупости – вечность в подземном царстве. И если уж ты остаешься, постарайся стать хотя бы популярным у местной публики. А Эвридика? Она так и пьет чай с мятой забвения в Саду. Говорят, она заказала у подземного сапожника сандалии на липучках. И иногда, когда ветер из мира живых доносит отголоски чьей-то фальшивой ноты, она тихо улыбается и поправляет свою удобную, надежную обувь. Навсегда. А где-то в тени кипариса незримо витает мелодия новой песни – о любви, глупости и вечном выборе между нотой и зовом сердца. Или сандалией.