Дневники Мёртвого моря. День одиннадцатый

2-3 Ноября. Прощание с Израилем. У страха глаза велики.

   Сегодня я уезжаю из Эйн Бокека, в 18 часов вечера за мной заедет автобус, до 12 часов я должна освободить номер. Во время завтрака спросила Людмилу: в силе ли её предложение о моём временном пребывании в её номере. Отвечает: конечно. У неё точно такой же номер, как и мой, то-есть рассчитанный на двоих. Только отвезла чемодан, а тут и уборщица номера подоспела. Спустилась на ресепщен, спрашиваю о камере хранения, а мне в ответ: куда вы так торопитесь, ваш номер оплачен по 2-е число. Как же это я забыла: ну и здорово, ну и хорошо – никого не буду обременять. Солнце уже высоко, дорога не далека, но у отеля стоит парочка, взявшись за руки, ждут «тук–тук». А поеду-ка и я с ними до пляжа. За всё время пребывания первый раз воспользуюсь этой услугой. Не терпится поведать приятельницам, что я с ними буду до вечера (можно было заказывать «тук–тук» хоть каждый день, но мы сознательно ходили пешком). Пока стоим и ждём, новые туристы рас-спрашивают – что да как здесь. Они пенсионеры из Питера, приехали только сегодня.
 – А я уезжаю сегодня в Саратов.
 – Как в Саратов? О, это чудесный город на Волге, я там частенько бывал в командировках в объединении «Контакт», – говорит мужчина.
И начинает сыпать фамилиями, с грустью добавляя:
 – Многих уже нет в живых.
 Приятная такая пара – наши люди. Доехали до пляжа. Они, взявшись за руки, пошли к морю, а я остановилась с «моим генералом».
 – Ну что тебя не уволили за вчерашнюю фотосессию?
 – Нет, – довольный, улыбается.
 – Начальству понравилась, эта шутка с рекламой.
 – Ну и ладно, ну и хорошо.
   Пока делилась радостью с приятельницами (не надо никого стеснять), как вдруг рядом, словно из-под земли выросли два тощеньких паренька в солдатской амуниции с автоматами и рациями. Проходят они мимо, и я решаюсь их сфотографировать. Но вроде как нельзя, – военный объект и всё такое. А рядом резвится селадон со своей молоденькой филиппинской пассией, и я делаю вид, что фотографирую их: «чик» – кадр с солдатиками готов. Я же не стала снимать бомбардировщики, истребители, вертолёты, хотя они и летели низко, это действительно военный объект. А солдат, ну что солдат – никакой он не объект, а вполне себе субъект (потом мне этот эпизод только добавит мандраж). Спрашиваю наших, что опять воюем? Людмила каждый вечер сидит по часу в интернете – вот оттуда она и узнала, что в четверг Израиль бомбил Сирию. А так как всякому действию существует противодействие, на всякий случай его и ищут, хотя может быть, всё было, как раз наоборот…Ладно, это местные разборки и нас они не касаются, вроде... Только вот вновь приехавшие туристы рассказывают, что в аэропорту, усиленный досмотр. Чемоданы перетряхивают сверху донизу. Вернувшись в отель, наконец, добралась до нашего бассейна. Бассейн, как бассейн, только окружён настоящими деревьями и зелёным газоном. А это ещё надо проверить.…Сорвала травинку, пожевала – натуральная. Да и какие сомнения могут быть, вот бродят два павлина, что-то выискивают в траве, а их не обманешь. Про себя, я их называю «сигнальщики-горнисты». Очень похоже, они трубят, совсем как горнисты в пионерском лагере. Пытаюсь сфотографировать их крупным планом, подходит мужчина:
 – Давайте, я вас сфотографирую.
 – Спасибо, не надо.
Стараюсь нигде не фотографироваться с пленёнными животными: слонами верблюдами, и т д. и т п. Хотя на Филиппинах был грех, не утерпела – есть снимок с летучей чёрной лисицей. Иду дальше осматривать наш оазис. Ага, три весёлых гуся, хотя нет, их больше. Разломила им апельсин, а они поели и строем, как положено сим птицам, удалились. Гуси, что с них возьмёшь, не будут же они тереться о сетку вольера в благодарность.
   Сегодня мой день рождения и как-то всё хорошо получается. Первым меня поздравил муженёк, потом позвонила Туська (Наташа). На пляже раздался звонок от Оленьки, они с Наташей в Питере, на соревнованиях. К вечеру позвонила, старшая внучка, вот уж чей звонок был полной неожиданностью – приятно. Сама я иногда забываю сделать это, им проще, есть интернет, где забиты все дни рождения. Принципиально не пользуюсь интернетом, жалко время тратить попусту. В Израиле давно поняли это, и в некоторых школах ученикам запретили выходить в интернет. Вместо этого дают список книг и строго проверяют прочитанное. И ещё: у местного населения очень популярны так называемые русские школы, – это там, где преподают учителя из бывшего Союза. Знания в них более фундаментальные. Всё это я почерпнула из рассказа нашей «минчанки». Она-то знает наверняка, у неё внуки учатся здесь. Купаемся – сохнем, опять купаемся. Фотографирую мусульманку в полном мусульманском наряде, что возлежит рядом в морских водах. Потом идём на нашу цветочно-пальмовую аллею и запечатлеваем себя на все три фотоаппарата. Следующий пункт фотосессии, у отметки уровня Мёртвого моря, а это на минуточку – 417 метров ниже уровня Мирового океана. Всё. Вот только монетку бросить в море забыла.
   Пришли на ужин, а шаббат-то уже закончился. Салаты вчерашней свежести, рыбки деликатесной как не бывало. Да и ладно. Поужинаем, чем бог послал, вернее тем, что осталось после шаббата.
   «Минчанка» всё-таки умудрилась взять несколько кусков жареной рыбки с праздничного ужина. Сегодня с завтрака прихватила – кусочки копчёной скумбрии, которую очень любит её мама. Ещё для мамы она всю неделю понемногу набирает фрукты из ресторана: яблоки, апельсины, мандарины, груши. Она, говорит, что её холодильник уже забит до отказа. Всё это повезёт любимой мамочке, которая живет в небольшом городке под Иерусалимом. Мы с Людмилой её совсем не осуждаем, а отчасти даже прикрываем от зоркого взгляда старшего официанта. Прошлый год, рассказывает «минчанка», даже булку нельзя было вынести. Ей, гордой еврейской женщине, сделать это труднее, чем кому бы то ни было. Ведь все официанты бедуины, а ей приходиться делать реверансы в их сторону…
 И кто бы, что не говорил, а мы её понимаем – она старается для старенькой мамочки, которая целый год выкраивает деньги из своей пенсии, дабы дочь смогла приехать на месяц к ней и дней десять отдохнуть на Мёртвом море. В Израиле тоже всё не просто, а где просто? У нас? на Украине? или может в Белорус-сии – да я вас умоляю…
Кроме фруктов всегда на раздаче есть и сухофрукты. Очень большие черносливины, мочёные финики, изюм, ядра семечек тыквы, подсолнечника. На завтрак я беру творог, сверху поливаю ананасами в собственном соку и посыпаю изюмом и ядрами семян. А сегодня на ужин, позволила себе немного сладкого, это была пахлава. Нет, не правильно, это была чудо-пахлава. Такой я не ела никогда. «Виновата» в этом «минчанка», она взяла несколько кусочков для мамы, дала попробовать мне, и всё… Я съела два кусочка и как говориться – «ум отъела». В общем, взяла пять кусочков для своих, пусть оценят самаркандский деликатес. Смело завернула их в салфетку, они такие маленькие, что уместились у меня в ладони. К концу ужина пришла Людмила, она каждый вечер разговаривает по «скайпу» с мужем (уж и не знаю, о чём так часто они беседуют.). Пообещав скинуть ей фотографии на сайт, отправляюсь раздавать приятельницам кремы, шампунь, мази и т. д. и т. п. – для облегчения багажа. Пришла в номер к «тюменцам», а они в растерянности – их рейс отложили и теперь у них нестыковка со следующим рейсом. А ещё в аэропорту Тель-Авива твориться по их словам – черте-что. Сумки и чемоданы вытряхивают до дна. Они в интернет, а там эта бомбёжка Сирии. Тише, говорю я им, вспомнив рассказ гида о Моссад, вдруг номер на «прослушке». Ко мне вернулся страх, совсем даже и не по поводу террористов.… Поболтали о том, о сём, вспомнили смешные моменты нашего пребывания на Мёртвом море. Всё-таки хорошо было, здесь и люди в большинстве своём встречались только хорошие. И как бы мы не относились к государству Израиль, здесь живёт дружественный нам народ. Когда-то, давным-давно Моисей вывел свой народ из этих земель (Египет тоже имею в виду) и возможно, какая-то его часть добралась до славянских земель. С тех самых времён мы живём вместе, проросли друг в друга корнями. У нас общая история, общая культура: попробуйте в России поэта Маршака назвать еврейским поэтом, вас не поймут ни дети, ни взрослые. И это не единственный пример. Я не могу не рассказать ещё об одном человеке из своей юности – Евгении Иосифовне Олишевской. Нашей тёте Жене, потом бабе Жене, матери моего одноклассника Сашки. Родом из Белоруссии, она совсем молоденькой девчонкой попала в партизанский отряд, работала санитаркой, медсестрой, после войны окончила фельдшерские курсы. В нашей больнице она работала фельдшером, и была нашей соседкой по улице. Моя мудрая бабушка очень любила её, почти как свою дочь.
 – Отнеси-ка тёте Жене молочка и яичек, – частенько говорила она (ей было трудно, она одна воспитывала Сашку). К тёте Жене шли все: ребёнок ли заболел, сердечный приступ случился или какая другая болячка. Она не отказывала никому. Для многих на нашей улице она была семейным доктором. Нет, правда, сравнивая её знания с квалификацией сегодняшних врачей – я думаю, она была врачом высшей квалификации. В тоже время тётя Женя была очень скромным человеком. Однажды мы с её сыном Сашкой делали вместе уроки, а она что-то снимала со шкафа и я увидела на икрах её ног крупные ямки, спросила: Что это? Вот тогда и узнала, что она была на фронте и это осколочные ранения. Они с Сашкой никуда не уехали. И куда, скажите, это всё отнести, к какой такой нации, в какие такие земли. А тем, кто всё-таки уехал, хочется сказать: давайте дружить домами. Такой вывод я сделала для себя. Возможно, это ещё и потому что за то время, что была на Мёртвом море, мне не встречались выходцы ни из Америки, ни переехавшие сюда евреи из европейских стран. Только наши люди.
   За час до намеченного отъезда спустилась в холл отеля и только сейчас вспомнила о монетке, которую так и не бросила в море. Хорошо, сделаю так: иду в наш чудесный сквер, там где гуляют павлины, нахожу большое дерево с дуплом и кладу туда монету. Может и правда, когда-нибудь вернусь сюда…
Мои приятельницы уже ждут меня – пришли проводить, а тут и автобус подъехал. Мы очень тепло попрощались – «оттаяла» таки наша «минчанка».
   Пока я одна в автобусе, едем собирать других отъезжающих туристов из отелей. Собрали, водитель сделал перекличку – нас человек восемь всего. За всё время впервые вижу весь приморский проспект ночью. Кра-со-та: море огней, чинно парами гуляют туристы. Вот куда ходят мои приятельницы по вечерам. Здесь спокойно, возможно потому, что нет местного населения. Гуляй, никто не пристанет. Едем по серпантину. Укачивает, но всё равно смотрю в окно. Горная дорога меня порядком поразила, абсолютно гладкое полотно и через каждые пять-десять метров светящиеся столбики. Разделительные полосы и развязки тоже светятся огоньками… из-под асфальта. Скорость на указателях – 60 км. Оно и понятно слева пустыня, справа – горные откосы. Улетишь только так. Доехали до заправки в городе Арад, почему-то не заправляемся, а водитель выгружает наши чемоданы. Вот те раз, водитель бедуин и плохо говорит по-русски. Бормочет, а что не понятно. Наконец, подъезжает второй автобус, и мы пересаживаемся в него. Народ начинает выказывать недовольство – можем опоздать на рейс в Москву. Водители, как ни в чём не бывало, мило беседуют. Слава, богу – закончили. Новый шофёр спрашивает: во сколько у нас рейс. Ничего себе, кажется, действительно опаздываем – едем явно быстрее. Хорошо ещё автобусы здесь современные, с автоматической скоростью передач, с навигатором и с компьютером. Никакого дымяще-коптящего старья, как у нас, нет и в помине. И всё равно страшно – не впишешься в поворот и поминай, как звали. Такое здесь случалось. Ровно за два часа до посадки приезжаем в Тель-Авив. И ещё, пока ехали, заметила, что вдоль дороги нет никакой рекламы, только указатели. И это правильно. Рысцой, с чемоданами спешим в терминал. Две женщины, что сидели впереди меня в автобусе, узнав, что я тоже лечу до Москвы, предлагают:
 – Давайте держаться вместе.
 – Давайте, – соглашаюсь я.
 Проходим паспортный контроль, молодая девчушка, забрав наши паспорта, с пристрастием так вопрошает: знаем ли мы свои имена, а отчества, а место где родились? Наши паспорта у неё в руках. Совпали, прошли и дальше на новый контроль с досмотром багажа. Теперь спрашивают:
 – Не передавал ли вам кто-либо что-либо?
 Дальше автоматическая проверка багажа и наши чемоданы с одной из двух новых знакомых, отправляют на ручной досмотр. На ленте перед нами у парня вытряхнули весь рюкзак: тапочки, трусы, носки в сторону, бутылки в другую. Меня охватывает паника. Вот тут я вспомнила полемику с гидом – чёрт меня дёрнул за язык (вернее: о, язык мой – враг мой!). И ещё эта странная реакция в турбюро… и фото военного патруля. А записи в тетради…
Короче, «мандраж» по полной программе, мне уже чудятся кругом агенты Моссад. Девушка на контроле утомлённо спрашивает:
 – Что у вас в чемодане?
Перечисляю, всё что помню, в том числе и две бутылки вина.
 – Где куплены и есть ли чек?
 – Купила в Назарете и с чеками порядок. Бутылочка соли Мёртвого моря, сушила сама (не покупала и никто не передавал).
 – Нет, – говорит она, – есть что-то ещё, откройте чемодан.
 Открываю, а сама начинаю лихорадочно вспоминать, что же такое там я положила? Достаю коробку: маникюрный набор, иголка, нитки, ножичек и прочая мелочёвка.
 – Нет, нет, не то, – устало говорит она.
 – Хорошо, тогда смотрите сами.
 А ей видно тоже уже надоело рыться в чужом белье. Но автоматический глаз увидел что-то такое, что воля не волей, а надо «копать». А я стою и тупо не понимаю, что же такое там у меня. Моя тетрадочка с записями при мне, фотоаппарат на мне. Наконец, она вынимает два целлофановых пакетика:
 – Что это?
 Боже, как же это я забыла? В них в бумажке глина Мёртвого моря. Опять вопросы:
 – Где взяла, может кто-то передал?
 – Да никто мне ничего не передавал, сама сушила.
 Девушке за день таких горе-туристов встречается столько…
Вот и моя знакомая попала под подозрение с двумя пакетами гороха (нут).
 – Ладно, – говорит досматривающая, забирайте свою глину, и клеит стикер на чемодан.
 Спасибо, не отобрали, вон у её ног стоит корзина с конфискованными бутылками и пакетами…
Фу, кажется, теперь всё. Дождаться рейса и в Москву, в Москву! В суете сами собой исчезли мои страхи. Жизнь опять прекрасна и удивительна! Мои новые знакомые попросили меня пойти с ними, куда? Правильно, в туалет. Оказывается, они перенервничали так, что едва добежали до ту… Караулю их вещи, а сама прикидываю, что мне нужно купить в «Дьюти-фри». Договариваемся сделать покупки и встретиться в кафешке под табло. Разбегаемся в разные стороны. Магазины, расположены по окружности, а в центре зала, по-моему, всё-таки это фонтан (не записала–забыла).
… Не мудрствуя лукаво, покупаю внучкам по набору косметики Мёртвого моря по 25 долларов за штуку, Игорю бритву – это 15 долларов, коробку швейцарских конфет и коробку халвы с орехами. За всё про всё 100 долларов. Возвращаюсь в назначен-ное место, жду. Смотрю на табло, а до посадки всего ничего. Высветилось – рейс на Москву, терминал такой-то. Бегом вперёд, а там длинный такой пролёт. Пробегаю, смотрю слева, наши люди сидят, спрашиваю:
 – Куда путь держите?
 – В Питер, – отвечают.
Я дальше – фу, успела, вот и посадка.
Протягиваю мужчине билет, он вертит его в руках и зовёт другого. Этот другой, владеет русским языком и объясняет, что посадка на мой рейс совсем в другом терминале. Вот такая я недотёпа. Время, время – мне нужно пробежать назад весь этот пролёт и завернув, пробежать ещё следующий. Я даже не допускаю мысли, что самолёт может улететь без меня.
 – Успею, успею, – твержу себе.
 С чемоданом и тяжелой сумкой через плечо бегу, ищу свой терминал. Успела, добежала, встала в конец быстро исчезающей очереди на посадку. Тут подоспели и мои новые знакомые.
 – Где вы были? – спрашивают они меня – мы вас ждали!
Ага, где же это вы меня ждали, думаю я. А им отвечаю:
 – Да так прогулялась в одно место, вернулась – вас нет, вот, я и пошла сюда.
А сама думаю – пора заканчивать эти «шапочные» знакомства. Всё, всё, всё – теперь по-настоящему: всё! – Израиль остался за бортом. Самолёт – огромный старый «Боинг». Мои знакомые сидят через пролёт от меня. Мне досталось второе кресло от прохода, почему так подробно, скоро поймёте…
Позади, сидит пожилая семейная пара. Отец, видимо, звонит сыну:
 – Всё хорошо, самолёт прекрасный. Спасибо сынок.
Наверное, первый раз летят: кресла старые – потёртые, экранчики, что показывают маршрут и время полёта, светятся через два, а то и три кресла. Мой, кстати, светит чёрной дырой. Короче, мы на борту самолёта фирмы «Трансаэро». Интересно на Израильских авиалиниях летает такое же старьё? Ладно, летим, за бортом ночь – 3 ноября. Спать не хочется, записывать нельзя, в салоне темновато. Стюардессы развозят обед-ужин, кроме традиционного вопроса:
 – Курицу или рыбу? – добавляют:
 – Вам кошерный?
Семейная пара сзади, дружно:
 – Кошерный.
На нашем ряду из пяти или шести кресел, все заказывают обычный. Стюардессы передают подносы с едой, вдруг соседка, та, что слева, обиженным голосом:
 – Мне кошерный.
Её, наверное, забыли спросить. Она довольно молода: лет, этак тридцать-тридцать пять, невысокого роста. Смуглая черноволосая и, как мама наверно, курносая – это слова какой-то песенки, ей они подходят. Вообще-то кошерная пища мало чем отличается от обычной. Мы уже поели, хочется пройтись размяться, но жду соседку. Вот и стюардесса, собирает подносы. Спрашиваю соседку, ту, что слева:
 – Вы не позволите мне пройти?
 – Пожалуйста, – отвечает она.
Я встаю с подносом в руках, она приподнимается с кресла и краем пледа задевает поднос с остатками еды. Всё вываливается ей под ноги, говорю:
 – Как же неудачно у нас получилось.
 – У нас? – с неприкрытой неприязнью говорит она, – нет уж, во всём виноваты вы.
 – Ладно, – спокойно отвечаю, – сейчас позову стюардессу, и всё уберут. Возвращаюсь, слышу, как девушка, выговаривает парнишке-стюарду:
 – Я не намерена сидеть в этом свинарнике.
Убрать рассыпавшуюся пищу из-под кресла действительно трудно. Он сбегал, принёс две большие салфетки и постелил ей под ноги. Она продолжала ворчать. Мне стало жаль парня, и я говорю ей:
 – Что же это вы, поев кошерной пищи, стали такой злюкой. Ну, совсем не кошерная девушка.
Она недоумённо уставилась на меня.
Я всё-таки вышла, и пошла гулять по салону, благо самолёт большой. Выглядит это так: сначала иду в один конец до места дислокации стюардесс, делаю переход во второй ряд, и иду в другой конец. По пути помогла девчатам разгрузить их тележку с подносами. Они поблагодарили меня, и я двинулась дальше нарезать свои круги. Ко мне присоединилась одна из новых знакомых, спрашивает, как мне отдыхалось?
 – Прекрасно! А вам?
 – Да всё бы ничего, только вот моя приятельница. Как же она мне надоела своим нытьем. Да и подругами нас назвать сложно: она живёт в Москве, а я в Минске. Знакомы – по совместному бизнесу.
Представляю, как трудно находиться 24 часа вместе. Это и с близкими то нелегко. Нет, всё-таки нужно отдыхать в одиночку. Компанию всегда можно найти, если, конечно, это кому-то нужно. А ради экономии жить с чужим человеком – это накладно, психологически. Проводила её до места. Гуляю уже часа два, хочется пить, попросила у стюардесс воды. Они, наверное, в благодарность протягивают мне бутылку кока-колы. А я её на дух не переношу. Отказываюсь, они удивляются, но наливают мне два стакана простой воды. Проходя очередной раз мимо своего законного места, вдруг слышу:
 – Может быть, вы присядете?
 Это моя «кошерная» соседка (так я называю её про себя). Наверное, что-то в её мозгах сдвинулось в позитивную сторону. Лететь осталось всего один час, так что можно и присесть. Благодарю её за любезность. Большинство пассажиров ещё спят, но близок час – Москва под нами. «Кошерная» соседка быстро набирает эсэмэски, её длинные ногти так и порхают по клавишам. Эх, мне бы научиться так печатать. Прилетели, сели и дружно похлопали экипажу за благополучную посадку. Всё-таки хорошо, что у нас есть такая традиция, благополучным европейцам этого не понять. Багаж выгружают долго, на регистрацию всего два окошка, а у белорусов целых три. Получаю свой чемодан и по традиции его не открываю, вроде всё чисто, значит, целы мои бутылки с вином. В этот раз я не спешу сразу ехать на Павелецкий вокзал – во Внуково спокойнее. Привожу себя в порядок, в кафе заказываю чашку кофе. Продавец меня предупреждает, что это маленькая чашечка (150 руб.). Да, мне больше и не надо, он подаёт мне маленькую не полную чашечку. Удивлённо спрашиваю:
 – Вам, что воды долить жалко?
 – Так, я же, сказал вам, что всего 30 гр.
Но, долил-таки до краёв. А ещё говорим, что Израиль дорогая страна, а Московия как вам? Начались мои телефонные страдания: попытка позвонить домой не удалась, набрала эсэмэску – высвечивается, что идёт отправление. Ладно, хоть так, Игорь не будет беспокоиться (а это, оказалось, совсем даже и не так). Можно было бы и подольше здесь побыть, но если выйдешь подышать на улицу, то на обратном пути тщательный досмотр, то есть чемодан и сумку на ленту сама через рамку. Спустилась к кассам аэроэкспресса. Человек кавказской наружности уговаривает меня и ещё одного паренька ехать на его такси (всего-то на 50 рублей дороже). Странно, строгий досмотр, а этот товарищ прямо в недрах аэропорта…
Спускаюсь на платформу, пропускаю пару электричек, следующая – моя. Из вагона торопливо выходит женщина в тёмных очках и платке – знакомое такое лицо, но ведь так закуталась, что и не узнать. Вспомнила: это же актриса Алфёрова! Да, приходиться маскироваться, коль пользуешься общественным транспортом.
Киевский вокзал очень старый и неуютный, здесь почти нет эскалаторов, то есть сумки и чемоданы приходиться тащить по многочисленным ступенькам переходов. На выходе вас одолевают таксисты с криками:
 – На Брянск, на Брянск!
Мокро – идёт дождь. За мной увязалась женщина с большими сумками, ей тоже на Павелецкий вокзал.
Вот и «родной» Павелецкий. За год здесь ничего не измени-лось, на первом этаже сплошные забегаловки, в которых торгуют всем подряд: парфюмерия, газеты, сувениры и тут же кофе и булки с сосисками. На второй этаж, где можно посидеть, подниматься не хочется, выхожу на перрон. И тут всё по-старому: снуют продавцы подержанных или уворованных сотовых телефонов. Милиция вроде как их не замечает. Мне ждать ещё три часа, подхожу к конторке оператора «Мегафона»
. – Может быть, поможете оживить мой телефон? В Израиле работал, а здесь молчит.
. – Да не вопрос, – отвечает, – покупайте у меня «симку» по Москве и звоните во все концы, всего-то 250 руб.
 Дороговато, думаю, для одного звонка, да и эсэмэску я уже отправила.
 – Зря отказались, – кричит мне вслед продавец, – ваш телефон заработает, только когда будете подъезжать к Саратову.
 Посадку в вагон объявили только за полчаса до отправления. По лужам, основательно промокнув, добралась до своего вагона. Дверь закрыта, сам вагон построен, наверное, в середине прошлого века, только вот цены в него нынешние. Наконец дверь распахнулась и, явно недовольная нашим появлением проводница, наскоро, проверив билеты, захлопнула дверь вагона. И мы тронулись. Внутри вагон оказался ещё хуже, чем снаружи: скрученные половики на полу и застиранные занавески на окнах. В последнюю минуту в купе вошла женщина в полицейской форме. Не переодеваясь, она стала заправлять постель. Я последовала её примеру. Но, боже мой, откуда такой мерзкий запах нестиранных носок. Ага, это пахнет моё одеяло. В это время в купе вошла проводница проверять билеты. Высказываю, ей своё неудовольствие. «Полиция» поддерживает меня. Проводница как-то без должной корпоративной солидарности говорит:
 – А то, как же, конечно, я за всё в ответе: за тепло, за туалет, за чай, и за постель. А некоторые считают, что и современными вагонами должна обеспечивать тоже я.
 – Ладно, уж, пойдём, сменю вам одеяло. Вспомнила, ехал тут один перед вами, запашок от него шёл ещё тот.
 – Почему же вы ничего не предприняли? – задаю ей наивный вопрос.
 – А что я могу, билет у него был, вот ноги только не хватало ему помыть.
Логично. Нелегка доля у проводника, даже в такой богатой системе, как РЖД. Соседка по купе прямо в полицейской форме улеглась под одеяло. Хорошо, что она не затевает купейных откровений. Хочется остаток пути провести в мажорном настроении. Всё-таки по натуре я интроверт и устаю от общения. Проводница ушла, я задремала – сутки без сна дают о себе знать. Часа через три нас разбудили голоса разносчиков снеди и прессы. Как же живуча эта назойливая услуга. Сходила за чаем – пьём с соседкой, молча. Она заговорила первая:
 – Нам с вами повезло, наверное, больше никто не подсядет.
 – Вам куда? Я выхожу в Тамбове.
 – А мне до Саратова – и произношу неосторожную фразу, учитывая, что она в форме и вроде как при исполнении,
 – наверное, вы были в командировке в Москве?
И тут я услышала очередную исповедь на тему личной жизни. Ездила она на свидание с гражданским мужем-полковником, который призван для усиления столичных рядов полиции. В Тамбове у неё семья: дочка и мама. Дочка заканчивает школу. Затем она рассказала, как она её воспитывает: к примеру, захотелось той гитару – пожалуйста, только закончи сначала музыкальную школу. Дочка поверила маме: выучилась, закончила. Куплена гитара, сначала простая, а потом и электрическая. Всякой молодости хочется всё попробовать – теперь гитара стоит в углу. Были увлечения косметикой, танцами, рисованием – не было ни в чём отказа. Мама полицейская, мудро учила дочь познавать всё в сравнении. И только однажды сорвалась, когда дочь вместо 9 часов вернулась в 11, влепила ей затрещину и на неделю оставила без прогулок. Судя по всему, девочка оказалась разумной – не бунтовала. Школу заканчивает с медалью и собирается поступать в художественное училище. Мне интересно её слушать, потому что сама мать и бабушка. Только один момент смутил меня в её рассказе, это когда её дочь обидела подружка. Полицейская мама научила, как давать сдачи, то есть резко выбросить кулак вперёд и ударить в нос обидчицу. Дочь в точности сделала, как учила мама. Естественно маму вызвали в школу, но она там быстро всё уладила. Она ещё много чего рассказывала и про службу и про свой гражданский брак, но я как-то потеряла интерес к её рассказам. В Тамбове, где совсем мало огней и по ночам, возможно, туда забегают волки в поисках себе товарищей…(шутка в духе поговорки: тамбовский волк тебе товарищ), она сошла, а я поехала дальше. В 6 часов утра на перроне меня встречал Игорь с букетом моих любимых хризантем, которые так чудно пахнут морозом и снегом. Но ни того ни другого нет и в помине, вокруг только слякоть и дождь.