Почтенный мистер Рокко

 
Я шёл пьяный и расхлыстанный по тёмному, шумящему листвой ночному парку. Ветер, очень тёплый и вкусный, как в детстве, наполнял мои легкие и поднимал казалось над землей. Впереди горели огни площади, но я не хотел туда. Мне хотелось задержать, продлить это мгновение как можно дольше, и я присел на скамейку. Мимо прошёл молодой человек с собакой на поводке, потом прошла одинокая собака, и на скамейку запрыгнул чёрный кот. Он боялся подойти к протянутой руке, и держались на расстоянии с осторожностью принюхивался. Мне не чем было его угостить, и я принялся шарить в карманах, в надежде хоть что-нибудь для него отыскать. И о, чудо! в моем кармане нашелся завалявшийся каким-то образом кусок копченой колбасы. Когда я её достал из кармана кот заметно ободрился, напружинился и кажется даже заулыбался всей своей выразительной мордочкой. Он тут же оказался у меня на коленях и я с огромной радостью что смог его угостить протянул ему колбасу. Он ел медленно, аккуратно, а когда доел, мяукнув коротко лишь раз, спрыгнул с моих ног и мгновенно растворился в темноте. Я с сожалением глубоко вздохнул и хотел уже позвать его привычным способом, но тут вдруг услышал шорох и повернулся. Рядом со мной сидел, закинув ногу на ногу невысокого роста плотный человек одетый весьма причудливым образом. Ноги его были обуты в блестящие лакированые, с металической набойкой на носу, штиблеты коричневого цвета. Вельветовые коричневые брюки задрались почти до середины голени, и отливали идеальной разглаженностью, пиджак, кремового цвета был расстегнут на все пуговицы, и я увидел золотые пуговицы на черной как самая темная ночь в году рубашке застегнутой под горло с белой бабочкой, каких-то невероятных для этого предмета размеров. Пиджак был потёртым и выглядел будто исцарапанным, что не унижало его состояния и вида не коем образом, и я придал эту особенность стилю. На голове его сидела коричневая кожаная шляпа с широкими незагнутыми полями и с какой-то большой синеватой кокардой на лбу. Человек курил сигару, и выдыхал дым медленно, отчего дым поднимался от губ к носу, где сливался с ещё двумя струйками и далее наполнял глаза, которых я не мог видеть из-за больших круглых очков в роговой оправе с темными стеклами. Возраст его мне было сложно определить. Он был бородат, но бороду словно сегодня остригли. Морщинистые руки и щёки выдавали в нём глубокого старика, я бы дал ему не меньше ста лет.
 
Я невольно поднялся и сгибаясь в пояснице вежливо поздоровался с почтенным господином. Как ни странно, но его очень удивило такое мое поведение, что со всей выразительностью проявилось мимикой. Он быстро и ловко для его преклонного возраста поднялся на ноги, и протянул мне руку.
 
- Мое почтение, - сказал он глубоким бархатистым мягким голосом, - весьма признателен вам!

Рукопожатие его оказалось крепким и цепким, как у труженика-каменщика или борца. Лицо его выражало глубокую мудрость, и некую загадочность, понять которую, как мне на тот момент показалось, было очень сложно.
 
Он сжимал мою кисть и смотрел на меня не шевелясь ни единой мышцей, казалось он был памятником. Несколько мгновений мы молчали глядя друг на друга. Когда наваждение немного схлынуло, я принялся панически вспоминать его слова, и насилу вспомнив, с трудом заговорил:
 
- Признательны? За что?
 
- За то что вы заговорили со мной!
 
Я попытался разъединить наши руки, но он сжал мне кисть ещё сильне, и не менее спокойно и добродушно сказал:
 
- Может хотите присесть?
 
- Можно, - ответил я, отмечая что меня будто влечёт к чему-то неизвестному, и очень интересному. Он отпустил мою руку, и затянувшись сигарой, повернулся к скамейке.
 
- Прошу вас, - сказал он мне и не  присел на скамейку пока я не занял свое место.
 
Молчание затянулось. Я косился на него и отмечал что он не шевелится вовсе. Сидит как замороженный или как вырезанный из скалы. Только сигара в его руке опущенной на закинутую на ногу ногу дымила плотной струйкой белового дыма.
 
- Вы курите сигары? - спросил я как можно осторожнее.
 
- Да, знаете ли имею такую слабость, но тут нет моей вины, это данность. Хотите? Простите что не предложил вам сразу.
 
- Нет, спасибо, - ответил я, - я хмелён… но он уже потягивал мне толстую длинную сигару.
 
- Не отказываетесь! Эквадорская , она знаете совсем не крепкая и очень ароматная, как чашечка хорошего кофе.
 
Я принял сигару и не зная как с ней обращаться сунул её в рот.
 
- Разверните, - сказал почтенный старец, - сейчас я дам вам огня.
 
Я развернул сигару и прикурил от огромного размера зажигалки.
 
- Как вам?
 
- Восхитительно. Это лучший вкус на свете.
 
- Благодарю вас.
 
Я затягивался без перерыва наверное с минуту. Почтенный старец терпеливо ждал пока я насыщусь.
 
- Восхитительно, - повторил я свою оценку.
 
- Благодарю вас. Будем знакомы? - он снова протянул мне свою руку, и я подал свою.
 
- Александр, - представился я.
 
- Очень приятно Александр, меня зовут Рокко.
 
- Рокко?
 
- Именно так.
 
- А отчество?
 
- Ах, отчество, нет, просто Рокко, но если вы настаиваете я представлюсь полным именем Рокко Озург.
 
- Очень приятно, Рокко.
 
- И мне очень приятно, Александр.
 
- А как зовут вашего отца?
 
- Даниэль. А вашего?
 
- Владимир.
 
- Что же вы, совершаете вечерний променад? Простите мне мою настырность, в гордом одиночестве? Пардон, без дамы? Или вы уже, простите, проводили даму?
 
Я испугался своего положения, и уже было решил откланяться сославшись все равно на что, но мне было необычайно интересно повести время с этим человеком, и одновременно стыдно. Я же не стану ему рассказывать, боже, да он и слушать не станет, просто молча встанет и растворится во тьме как тот кот, что я иду домой с увеселительной прогулки с друзьями, вследствие которой мы напились до безобразия, обсуждая разные безобразные темы, и обмочив все деревья и кусты в округе, после чего один из моих друзей упал в лужу, в которую тут же наблевал, пардон,  - стошнил, и нам пришлось тащить его на себе через весь город домой, где я получил по голове скалкой от его жены, а мой наш друг разбил в прихожей зеркало и обмочился в штаны избиваемый за свой проступок женой «павшего друга», а потом уже вдвоем мы снова пили, ругались матом, шарили и валялись  в кустах в попытках найти друг друга на трех квадратных метрах, и , о, господи, от меня несёт за километр перегаром!.. Нет, всего этого я рассказать не мог.
 
- Да, проводил, отмечали день рождения друга.
 
- О, друзья это прелестно! Друзья это хорошо. Много у вас друзей?
 
- Близких всего двое…
 
- Превосходно! Я белой завистью завидую вам. Простите, я вас не задерживаю? - спросил он, повернувшись ко мне всем телом, и оживившись как будто ранним утром после чашки горячего кофе.
 
- Нет, нет, - поспешил я с ответом - совсем нет.
 
- Позвольте спросить чем вы увлекаетесь? Чем полнится ваша душа, и горячится сердце?
 
Вот так постановка вопроса, подумал я, отмечая что хмель улетучился и голова приобрела небывалую ясность.
 
- Ну,.. рыбалку люблю, - ответил я - охоту,.. немного…
 
- Интересно! И много рыбы ловите? Много добычи?
 
- Рыбачим и охотимся с целью провести время на природе, на острова, знаете, уходим, и там живём по несколько дней, рыбачим, охотимся совсем немного, так, в силу традиции…
 
- Охота и рыбалка самые древние занятия человека. Это у человека в крови.
 
- А Вы тоже рыбак? Охотник?
 
- Я,.. я скорее путешественник.
 
- И сейчас в путешествии?
 
- Я всегда в путешествии.
 
- Вы многое видели, я завидую вам белой завистью.
 
- В последнее время я,.. - он замолчал выражая глубокую задумчивость, - редко путешествую. Хотите изюм? Невероятное лакомство! К сигару очень подходит! - он положил руку в карман пиджака и вынул её сжатую в кулак и протянул мне.
 
- Благодарю. Вы объездили наверное весь мир?
 
- Да, но только, так сказать весь старый мир.
 
- Великий путешественник Рокко Озург!
 
Он молчал. С минуту мы сидели молча.
 
- Как вам вечер? - спросил я, прервав молчание.
 
- О, вечер восхитителен. Я, знаете, давно не дышал воздухом.
 
- Отчего?
 
- Отчего?! Оттого что я, Александр, не волен, так сказать, гулять когда хочу. А на улице я не был, не поверите, тридцать лет. Но сейчас я уже три месяца на улице, всё лето.
 
- Вот это да! А где же вы были? Не в тюрьме надеюсь сидели?
 
- В тюрьме, да, в тюрьме я гулял и общался с людьми чаще чем где либо. В тюрьме, да, было время.
 
- Тридцать лет? - спросил я, вкладывая в этот вопрос интонацию в которой можно было прочесть вопрос: «за что?»
 
- Нет, в тюрьме я находился пятьдесят лет, а затем двадцать  лет я пылился в пыльном углу на полу, а потом и вовсе десять лет был прижат роялем. Ха-ха-ха, служил искусству, так сказать.
 
- Как это?
 
- Очень просто, ведь я - книга.
 
Я подумал что сплю, или умер. Неужели мы допились, то есть я допился до смерти?!
 
- Что вы сказали? - спросил я в надежде что ослышался, и до сих пор ещё жив.
 
- Не пугайтесь Александр, таков уж мой удел. Я - книга. Книга которая живет только тогда когда её берут в руки и читают. Меня читали и я жил. Потом забросили в пыльный угол и я умер, ненадолго. Потом меня отправили в тюрьму и я воскрес. Потом снова пыльный угол, а потом мной подпирали рояль. Да было время когда меня швыряли, терзали, полосовали, и даже рвали, но не оставляли валяться в пыльных углах, читали.
 
- Вы верно шутите?!
 
- Нет, Александр, я не шучу.
 
- Вас достали из-под рояля?!
 
- Да. Достали и распахнули. Я ожил. Во мне затрепетала надежда на продолжение жизни, но ненадолго. Меня прочли, ох, знали бы вы какое это удовольствие, какое блаженство.
 
- Да,.. - выдохнул я иронично, и уже понял что делать тут нечего, и необходимо ретироваться.
 
- Да!.. блаженство.
 
- А что было потом? - спросил я уже механически, представляя себя спящим в своей кровати и видящим сон.
 
- Потом меня вынесли на улицу, и забыли на этой вот скамейке.
 
- И вы ждёте кто вас прочтет?
 
- Да, я жду. Но знаете, на самом деле, я живу тут, неподалеку,..
 
«Наконец-то старик протрезвел, - подумал я, - или отступил некий приступ, какие там приступы бывают у душевнобольных. Но чёрт возьми он не вызывает таких чувств. Но голову пудрит изрядно. И да, это не сон, не сон!»
 
- Где же вы живете? - впервые перебив его, выпалил я с нескрываемой издевкой.
 
- Меня вынесли на улицу, в этот вот парк, и забыли на скамейке. Вы не представляете что произошло! Пошёл дождь! Я очень запереживал, и только моя обложка намокла, меня подхватила юная леди…
 
«Ишь ты! Юная леди!..»
 
- Подхватила и унесла к себе домой. Мы с ней ездили к морю. Ах, Александр, какой там воздух, какие дни, а какие ночи! А потом в этом парке открылась летняя выставка-библиотека, и моя юная леди принесла меня сюда. Но на выставке, поверьте, за целый месяц меня никто не взял и в руки. Моя юная леди не забыла обо мне, она тут работает неполадку в кафе.
 
- Угу, угу, хм…
 
- Да, она приходит утром и выкладывает книгу на эту вот скамейку. Она подписала, вот смотрите! - он распахнул пиджак и я увидел красивым почерком написанный текст: «Пожалуйста не уносите книгу, а если унесли, не забудьте вернуть. Эта книга живет в кафе «Mon ami».
 
Мне надоела эта болтовня. И я решил уйти.
 
- А сегодня, что же, вас забыла занести ваша юная леди?!
 
Он молчал.
 
- Прощайте Рокко, - вставая сказал я.
 
Он пожал плечами и ответил -  До свидания, Александр.
 
Я поднялся на ноги и пошёл. Мне почему-то казалось что он окликнет меня, или мне хотелось чтобы он меня окликнул, но было тихо. И тогда я обернулся. Его не было. Я подошел к скамейке. Она была пуста, на ней не лежало никакой книги. Я усмехнулся самому себе, протёр глаза и принялся шарить по карманам ища сигареты. Я был убежден что присев на скамейку просто задремал. Но мне хотелось доказательств. Я жаждал убедится в своей правоте и психическом здоровье. «Окурки сигар» - подумал я и уже сделал шаг к мусорному бачку в который лично отправил окурок сигары, но удержал себя. «Психическое здоровье, говоришь? - сказал я сам себе. Психически здоровые люди не требуют от себя же доказательств своего психического здоровья! Ну давай! Ройся в помойке!» Я развернулся и пошёл прочь. Дорогой я рассуждал о том что не гулял в этом парке добрых несколько лет, а кафе? Кафе появляются и исчезают, может и есть там кафе с таким названием, может я слышал о нём, что с того? Но мысль и загадка, которую вселил в меня этот старик все же занимала меня, ведь он был прав - книги действительно обладают загадочностью, пока хотя бы не начнёшь её читать. А я не читал давненько, и даже не вспомню какую книгу в последний раз держал в руках.
 
Я приближался к своему дому. Войдя, я разделся и улёгся на кровать. Мой сон напомнил мне о произошедшем ночью. Наспех позавтракав чашкой кофе и бутербродом я отправился на поиски кафе.
 
Подходя к месту ночного приключения я ненашутку разволновался. Подошёл к скамейке, заглянул в мусорный бачок. Он был пуст. Дворник уже вытряхнул из него всё. Я повернул голову и увидел яркую светящуюся неоновым цветом вывеску «Mon ami». «Ну и что, она ведь светилась и ночью и естественно попала в поле моего зрения!» Я перешёл улицу и вошёл в кафе. Кафе было заполнено поситителями, но все же один столик был свободен. Я присел. Ко мне подошла официантка и я заказал кофе и булочку. Наслаждаясь вторым завтраком я отметил уютность заведения, вокруг все дышало, наполнялось этим уютом и жило. Я осматривал помещение. Вот вешалка, столики, стойка, холодильник с пирожными, картины с местными пейзажами на стенах…«Да, я здесь никогда не бывал, и даже не вспомню что было раньше на этом месте»,.. и тут мой взгляд упал на подоконник. Меня как током ударило. Я увидел книгу, одну единственную, с посеревший и исцарапанной твердой обложкой некогда белого, а точнее голубоватого цвета, точно такого же как пиджак на почтенном гражданине. Я сидел не шевелясь и смотрел на книгу. Я забыл обо всем на свете. В ушах я только слышал: «Книга которая живут только тогда когда её берут в руки и читают…»
 
Я подошел к подоконнику. Прикоснулся к книге. Раскрыл, и прочитал на обороте обложки: «Пожалуйста не уносите книгу, а если унесли, не забудьте вернуть. Эта книга живет в кафе «Mon ami»
 
Ну раках моих я почувствовал кристаллики. «Морская соль. Они ездили на море.»
 
Я сглотнул подступивший к горлу ком, поднял книгу и понюхал. От книги шел устойчивый аромат эквадорской сигары.
 
Я вернулся за свой столик. Мир вокруг замер, всякое движение и звуки перестали существовать, передо мной открывался новый мир:
 
«С самого раннего детства я больше всего на свете любил море. Я завидовал каждому матросу, отправлявшемуся в дальнее плавание. По целым часам я простаивал на морском берегу и не отрывая глаз рассматривал корабли, проходившие мимо…»