Про привычки

Ничего не могу поделать с привычками, да (если быть откровенным) и не хочу.
Сон рубит и складывает в восемь вечера. Продержаться до девяти не удается категорически.
Тот же сон куда-то улетает или испаряется в четыре тридцать утра. Лежать далее нет никакой возможности. Меня не выбрасывает в гипоманию, но находится в постели совершенно некомфортно.
Минут сорок пять-пятьдесят длится разминка, по сути малоинтенсивная тренировка, до пота. Заметил: коль с утра не размялся, далее весь последующий день в вату.
Завтрак без собак и котиков рядом в глотку буквально не лезет. Кот, сидящий на столе рядом с моей миской с кашей, не просто норма, но уют.
Кофе неизменен и ждан. Одна большая кружка. Вторая чашечка вообще не помышляется.
Вне всякого плана, но как-то само выстроилось циркадно: завтрак в шесть утра, обед ровно в полдень, ужин в шесть вечера. Перекусов между ними нет ввиду ненадобности.
В течение дня физический труд не просто обязателен ввиду многих необходимостей, но буквально притягивает. По сути имеет место выраженная трудоголическая зависимость.
Армейское правило: упал и отжался, проходя мимо турника — подтянулся, — каждодневно и завязано на самоидентичность.
Посты пишутся утром. Причина непонятна. Вечером не пишутся абсолютно.
Вечером — читается. Непременно в «бумажной» форме. Последние несколько дней — романтик Константин Паустовский. Если кто не слышал — номинант на Нобелевку по литературе, но присудили тогда Шолохову за «Тихий Дон».
Сны постоянны, каждоночны и помнятся. Яркие. В цвете. Многосюжетные. В действиях и эмоциях. Коль сон ментально неприятен, научился уже в полудреме пробуждения его мысленно переигрывать в желанном варианте. То есть буквально переписываю либо воспоминание, либо сценарий, либо (надеюсь) кривую психологическую установку.
Рассказано откровенно.
Но это только поверхность «водоёма» привычек. Скрытое глубже не рассказываю, чтобы не пугать и не привлекать...