Островок на вершине холма

“A day like this I really hate: rainy and muddy ground and a flat tire. I need help!”
С этого крика о помощи началось моё общение с Мирой-Викторией. Я заглянул на страничку в Фейсбуке, откуда пришёл этот крик, и увидел фото молодой женщины, улыбчивую нежную дочь юго-восточной Азии. В глазах её читалась глубокая печаль, которую девушка пыталась прятать.
В первые минуты нашей переписки она извинилась за свой крик отчаяния. «Это был случайный эмоциональный всплеск», – написала она.
А через пару дней, связавшись с ней по скайпу, я представился уже, так сказать, непосредственно, воочию, сделал искренние комплименты (она, и правда, была красива и обаятельна). Назвал себя  – «Вильдан», кратенько рассказал о себе: религиовед, культуролог, преподаю. Затем, с тактичным любопытством, стал расспрашивать Миру о её родине, доме, родных, занятиях.
И женщина отвечала. Да так, что я не могу прийти в себя до сих пор, хотя миновало несколько дней.
– Однажды, – рассказывала Мира, – мы узнали страшный прогноз. Господи, мы и без того сидим на вулкане, а тут ещё телевидение сообщило о грядущем землетрясении в нашем городе. Восемь баллов! И уже очень скоро. Тогда мы воззвали к мощи и помощи Святого Духа, всех высших сил: «Защитите наши семьи, дома, дороги и мосты от гнева природы и оставьте всех нас в живых! Господи, Господи, об этом мы заклинаем Тебя именем Иисуса. Аминь». Не спасло. И теперь мы живём на вершине горы. Это всё, что осталось от нашего большого острова. Его поглотил океан. Большинство наших граждан погибло. Остальные ушли отсюда ещё в первые дни после сообщения, в спешке, в панике. Только я и дочка остались: ведь это наш дом, мы привыкли, мы не уйдём. Да и куда? Что обретём мы на большой земле? Там гибель, я знаю. Работала медсестрой в Маниле, нагляделась на жизнь. Все больны: от тяжёлого воздуха, жуткого питания, убийственных механизмов – они дробят людям кости и мозги. Все больны от спешки, постоянного напряжения, безработицы, террора… Там гибель. И дочка моя была бы там обречена.
– А здесь? – осторожно спрашиваю я.
– Здесь легче. Здесь всё настоящее. И своё. Воздух, вода, фрукты и овощи – всё чистое. Потому я и переехала после Манилы сюда, в дом родителей… Знаешь, Вильдан, в вашем мире, который зовут цивилизованным, вами играют все: правительство, корпорации, армия, полиция, медиа… Но… The Lord is my Shepherd; I shall not Want… Это Псалом 23:1. Стихи моей жизни.
Как-то раз Мира показала мне несколько фотографий своего островка. Точнее, его остатков – верхушек острых слоистых скал, покрытых густой зеленью деревьев; ветви одних были курчавы, других – свисали вдоль стволов, как беспомощные руки. А кругом кипел океан, цвет его – серый, а пена морская на гребнях волн – цвета ржавчины.
– Когда-то я училась на бакалавра в Институте Аквината, потом готовилась на медсестру в университете. Но теперь… Затмения, метеоры, парад планет: у меня есть множество причин смотреть в ночное небо.
– Нет, Мира, хоть ночь и прекрасна, лучше показывай светлые дни.
Она с радостью согласилась. И я снова увидел на её фотографиях океан, ревущий у скал островка. Волны были неистовы, как тигры, разъярённые уколами острых пик.
– Нет, Мира-Виктория, это слишком печально.
– Печально? Тогда я покажу тебе кое-что веселей. Глядя из моего окна, я счастлива видеть вот эту маленькую птичку. Я сделала фото, когда она сложила усталые крылья прежде, чем улететь. Вот такое воспоминание о нашем саде, где росло много-много деревьев.
Ох, как трудно было настроить нашу беседу на лад оптимистичный, вдохновляющий. Не то что трудно – невозможно. Сквозь всю весёлость и свет улыбки моей собеседницы неизбежно глядела тоска. Это было прощание с жизнью, ещё такой молодой, только-только расцветшей по-настоящему. Как жалко мне было её! Эти красивые, плавные черты лица, чуть полноватые губы, чистый высокий лоб и нежные  глаза…
– Но, послушай, Мира, я знаю, что говорю. Как-то раз в Сеуле, на саммите по Тихому океану, я тоже слышал крик о помощи. С Соломоновых и Маршалловых островов. Подобный твоему. К собравшимся взывал один из жителей тех мест: их тоже затапливал океан. Но – они обратились за помощью к миру, к международным организациям и…
– Да, я в курсе: их перевезли на континент. Но это не для меня.
– Почему?!
– Я ведь уже объясняла тебе, – терпеливо ответила Мира. И уже хотела продолжить, но в этот момент на экране возникла её дочурка Лора-Мида, смуглая глазастенькая девочка с иссиня-чёрными пышными волосами.
– Мы не уедем отсюда никуда! – заявила девочка. Личико её светилось категорическим весельем, словно в атмосфере какой-то лишь ей понятной игры.
– Но почему?! – снова воскликнул я с удвоенным любопытством и нетерпением сердца.
– Потому что здесь наша родина! – отрезала малышка и скрылась из поля моего зрения.
Я едва не рассмеялся, но вовремя одёрнул себя.
«Maganda sila» («Они прекрасны»), – подумал я вдруг. Почему-то на их наречии.
– Я люблю одиночество, вернее – уединение, – сказала Мира-Виктория. – Люблю природу, свежий воздух, красивые пейзажи. А среди бессмысленной болтовни и шумных людей мне о-очень неуютно. И ещё я люблю, чтобы не было соседей – тогда я у себя. Так же и Лора.
А я вдруг увидел внутренним зрением: вот Мира с дочуркой очутились в одном из мегаполисов. Вот, задирая головы, они разглядывают небоскрёбы, а мимо с воем пролетают автомобили, грохочет надземное метро. Они заходят пообедать в ресторанчик, а там гремит и орёт музыка, вернее то, что называют музыкой сегодня. Мира и дочурка её глядят вокруг с недоумением и страхом, они жмутся к стене, а Лора-Мида, так та и вовсе затыкает свои ушки ладонями.
Я очнулся от грёзы.
– А как же вы питаетесь? – спросил я Миру на этот раз.
– Мы?.. Вегетариански. Как же ещё, Вильдан? Люблю бананы. Или вот, например, смотри. Видишь вон там, за моей спиной? Диета на ужин.
Она отодвинулась от экрана, и за открытым окном её комнаты я разглядел небольшой сад.
 – Там огород, огурцы, немного бледные, но есть можно. Стручки красного перца, душистая травка…
– А вода?
– Воды вокруг сколько угодно, – откликнулась Мира.
Она ещё могла шутить!
– И всё же? – настаивал я.
– Кокосовое молочко. Есть у нас несколько пальм; стоят себе на вершине. А внизу, в ложбине, есть источник питьевой воды. Чистый, прямо хрустальный. Или кристальный, как правильно?.. Правда, скоро он утонет. Вода уйдёт под воду. Воду укроет вода… Хочется написать об этом стихи… Но нет. Не хочется. Лучше глядеть ввысь.

up here
is where the magic happens
where the wonder is still revealed
where miracles are still real

– Что это за стихи? – спросил я Миру. – Твои?
– Да. Там, вверху, небеса, и ты глядишь в них и веришь: тебя не достанет то, что внизу.
– Границ не существует, – кивнул я Мире. – Они воображаемы.
Мне хотелось утешить её чем-то вечным, смягчить её приговорённость к конечному.
Мира мягко улыбнулась. Она не хотела мне перечить и потому всего лишь улыбнулась:
– Конечно. Не существует.
Она поправила прядь волос. Но та снова поддалась порыву ветра. Он дул с океана. То есть со всех сторон пространства.
– А как с погодой у вас? – тревожно спросила девушка. – Я вижу, там стало что-то очень темно.
– Да, набежали тучи. Стемнело быстро, как в тропиках. Но, ты знаешь, Мира, для меня это даже хорошо. Я – метеозависимый. И весь день была какая-то слабость, явно к перемене погоды. И вот погода, наконец, меняется. Теперь станет полегче. Как всё-таки мы зависим от неба!
– Если б только от него! – задумчиво сказала Мира. – Тогда всё было бы прекрасно. Но мы зависим и от земли. И от воды. Не так ли?
Она горько усмехается.
Я снова смущён. Что ни скажи, всё намекает на островок Миры и дочки её, Миды.
– Наверно, ты права. И от космоса тоже зависим… Кстати, сегодня в ночь луна будет очень близко к земле. Так близко она не была с сорок восьмого года.
Мира-Виктория прячет вздох за лёгким смехом:
– Унеси меня на луну!
Я отшучиваюсь:
– Да я бы с удовольствием. Только вдруг на Луне совсем не лучше, чем у нас?
– То есть ты считаешь, мы не одни во Вселенной?
– Уверен! И если там, на Луне, есть жители, мы вряд ли понравимся им. А они – нам. Вряд ли.
– Думаешь, мы так не схожи с ними?
Я пожимаю плечами:
– Неведомо.
– Одни мы во Вселенной или нет, – размышляет Мира вслух, – разницы, по-моему, никакой.
– Как это? – я искренне удивляюсь её выводу.
– Если там, в космосе, нет никого, мы одни. Если там кто-то есть, мы всё равно одни, потому что слишком далеки от них, слишком разделены в пространстве. А это то же, что их нет для нас. Как и нас – для них.
Разговор становился опасным: он снова уводил к ситуации тонущего острова. И я перевожу разговор на другое:
– Ладно, Мира, у тебя скоро ночь. Пора спать… А завтра что собираешься делать?
– Как всегда. Будем с Мидой купаться в океане. Потом она залезет на пальму и сбросит пару кокосовых орехов. Мы станем наслаждаться их чудесным вкусом. После пойдём к зарослям элопеи, в это время года она прекрасна. Душистая, цветёт, розовеет… Раньше я забывала замечать и любоваться на этих малюток в саду. А ведь они живут для того, чтоб дарить мне простую радость жизни! И восторг от того, как она прекрасна. Бог великолепен в этом месте, которое я называю домом.
– Здорово! – говорю я ободряюще.
– Да, это рай. Куда же нам бежать от него?

Я закрываю моё коммуникационное устройство и выхожу из дачного домика.
Могу представить, как волны моря вздымаются выше и выше, медленно и неуклонно. И вот уже домик Миры-Виктории и Лоры-Миды поглощён морской водою по крышу, а сами они плывут, плывут всё дальше и дальше, делая взмахи руками, с гордыми лицами, поднятыми к небу. Куда плывут?.. Удастся ли уплыть?..
Я заставляю себя встряхнуться и гляжу окрест.
Кругом яблони и малина, осенние листья под ногами. Я не мыслю себя без этой простой красоты.
Вечереет. Столица внизу возжигает искусственный свет. Он быстро разгорается в темнеющем воздухе. И вот уже кварталы города заливает огнями. Всё движется, всё сверкает, горит перед тем, как уснуть. И этот огненный океан под моими ногами плещется в темноте, волны его мечутся меж сумраком гор и агатом небес, как слепцы в тупике.
Я стою на холме. Я гляжу в океан.