Адамов и Ева Глава 2

                Глава 2.
Каждый день, приходя на работу, я кидала взгляд на табличку, затем в зеркало, хитро пристроенное в глубине книжных полок абонемента.
И видела себя короткостриженную, с влажно блестящими от присутствия линз глазами, в Санькиной водолазке и джинсах и думала: «Вот и еще один день, который пройдет, не принеся перемен…»
Каких перемен я хочу, толком я не могла объяснить даже себе самой, но соки бродившие во мне, как в бутылке с молодым вином, будоражили мою голову, гнали по жилам мою кровь, лихорадили мое сознание дерзкими видениями, почерпнутыми из книг на полках моей библиотеки.
Я видела себя за рулем дорогой иномарки; в салоне красоты, где меня в один присест превращают в Анджелину Джоли; в тесной близости с молодыми красавцами из высшей футбольной лиги, помещенными на обложках «Телеантенны» и «Семи дней»; на звездных телепроектах, которые в считанные недели превращали обычного человека в кумира миллионов…
Да, я понимаю, что дорогой иномарке взяться неоткуда! На это нужны деньги, которых у меня в принципе не может быть. И права на вождение, которые мне недоступно получить из-за неважного зрения.
В салоны красоты не обращаются женщины, которые все детство стояли на шухере в то время, как другие будущие женщины наводили красоту, занимались бальными танцами и  ездили на морские курорты.
В футболе я ничего не смыслю и не отличаюсь азартом болельщика, так что, мне негде встретиться с футболистами высшей лиги и шансы быть ими замеченной тут же обнуляются…
Для телепроектов и участия в них у меня нет талантов и нахрапа, как у Саньки.
А насчет близости…
В детстве мама всегда закрывала мне глаза властною рукой, когда на экране целовались. Значит, поцелуй - уже нешутейная  близость!
Потому-то я, застав в квартире на кухне целующуюся с очередным кавалером Саньку, сразу зажмуривалась и малодушно убегала на улицу, бросив сумки и ссылаясь на якобы срочные дела, которых у меня отродясь не было.
Да что там поцелуи! Когда в период сессии в абонемент валом валили студенты и мне приходилось решать с ними массу проблем по поводу их методичек, рефератов и курсовиков, даже в глаза некоторым из них я стеснялась смотреть напрямую.
Как правило,  робела я перед смазливыми самцами Санькиного отделения. Все они, в той или иной степени, мнили себя уже готовыми артистами и им нравилось испытывать свои чары на ком угодно.
 Думаю, они были одинаково развязны и покровительственно - фамильярны с кассиршами в магазинах, с лаборантками в аптеках, с билетершами в кинотеатрах…
И возглавившая абонемент Тимашова Ева Евгеньевна не была для них исключением.

«Слушай, - спросила меня однажды Санька в начале нашей совместной жизни, - признавайся: ты хоть целовалась?»
Саньку невозможно было провести; она во всем была пройдохой и я сказала все, как есть. Ну, не целовалась!
«А хочется?» - продолжала лезть в душу Санька.
«Не знаю, - сказала я, подумав. - Наверное…»
«Так, за чем дело стало? - подскочила Санька. -  Как тебе Славка?»
«Ты о чем?» - не поняла я Санькиного вопроса и вспомнила  бугая, у которого Санька сидела на коленях в кухне три дня назад, когда я ввалилась домой из своей библиотеки.
«Рекомендую! - Санька двусмысленно перешла на шепот. -Просто улет! Распечатает так, что глазом не моргнешь!»
«Что значит - распечатает?» - удивилась я.
«Господи! Ну, должно же это когда - то случиться, наконец! Ты вспомни, сколько тебе лет!» - возвела к небу очи моя ретивая квартирантка.
«Да что должно случиться? - продолжала тупить я. - При чем тут я? Он же-твой парень! Разве нет?»
«Для подруги не жалко! - констатировала Санька. - Святое! А то, что Славка - супер, так на себе проверено!»
«Нет, Сань, давайте как - нибудь без меня!» - заартачилась я.
«Ну, черт с тобой! - горячилась Санька, которой не терпелось устроить наше совместное счастье в моей квартире.- Хочешь, я попрошу, чтоб Славка привел для тебя приятеля?»
«Нет, не хочу!» - я представила себя сидящей на коленях у Санькиного Славки и помотала головой, гоня прочь это видение.
«Ну и дура! Сиди всю жизнь одна, недотрога! Так и помрешь нецелованной!» - Санька психанула и хлопнула дверью.
Я осталась одна на кухне.
Побродила из угла в угол, зашла в ванную, в упор взглянула на себя в зеркало сквозь торчащие в стакане на призеркальной полке расчески и зубные щетки.
На меня смотрела девица  с отродясь нещипанными бровями и совершенно не запоминающимся лицом. Я через голову стянула футболку и снова уставилась на себя, приподнявшись на цыпочки. Обнажились бледные плечи. Я протопала в комнату, повесила на грудь одну из бирюлек, купленных у моей предшественницы, накрасила губы Санькиной помадой и яростно причесалась, высекая расческой искры из волос. Стало получше. Сняла лифчик. Потом остальное.
Следы от резинок оставили на коже полосы, которые, казалось, напрочь перечеркивали мои девичьи мечты о счастливом будущем.
Я удрученно оделась, стерла помаду с губ и в который раз подумала: «Что ж тебе делать с собой, недотепа?»
Весь вечер Санька дулась и не разговаривала со мной.
На следующее утро мы в молчании попили чаю на кухне - это у нас называлось завтрак  и я, вздохнув про себя, пошлепала собираться на работу.
Частенько мы выходили из дома вместе, но тут дверь бабахнула: Санька ушла, не дождавшись, пока я оденусь.
Днем у меня все падало из рук. Я натыкалась на все углы и все думала о вчерашнем. Меня очень угнетало, что Санька дуется.
После работы я зашла в магазин, купила любимые Санькины пельмени и слоеное тесто, которое готовится быстро и вкусно и поплелась к дому.
В квартире было пусто и я, одев фартук и закатав рукава, распластала на столе тесто.
Поставила на газ воду для пельменей и стала думать, что же я первым делом скажу рассерженной Саньке, когда она явится и как я буду с ней мириться. Пока я нарезала тесто на полоски, посыпала их сахаром, вода закипела.
Я бросила пельмени в кастрюлю, разожгла духовку и тут раздался звонок в дверь.
«Ага…- злорадно подумала я про Саньку, - уходя, хлопаешь дверью так, что забываешь взять ключи!»
Я с ухмылкой открыла дверь, спрятавшись за ней и из-за двери пропела гнусаво: «Мирись-мирись-мирись и больше не дерись! А если будешь драться, то я буду кусаться!»
С идиотским выражением лица я выскочила из-за двери и больно ткнулась в каменную грудь бугая Славки.
«Опа, - сказал он.- Здрасти-здрасти!»
«Здрасти…» - эхом повторила я, оторопев от неожиданности и мигом стирая улыбку с лица.
«Сама в объятья прыгаешь, молодец!» - похвалил Славка и намертво сцепил в замок руки на моей спине.
Я забилась в его ручищах, понимая, что с моими силенками ни за что не вырваться из этаких тисков.
«Пусти!» - просипела я, безнадежно пытаясь освободиться.
«Ты не рада, что ли?» - удивился Славка и ослабил хватку.
Я воспользовалась его замешательством и ускользнула в кухню.
Славка, приняв мой маневр за приглашение продолжать игру, шустро последовал за мной. И снова сграбастал в объятия, как медведь.
Я с тоской поняла, что бежать некуда, разве что в окно, и прижалась лопатками вплотную к холодильнику. Славка навалился всем телом и я почувствовала, как его стальные руки теребят узел фартука на моей спине.
Такая близость не предполагала радостного изумления Принца, нашедшего, наконец, после долгих поисков свою избранницу, которую он готов прямо сию минуту повести к алтарю.
Я перегнулась пополам, уходя от настырных губ, которые собирались причинить мне радость первого в моей жизни поцелуя и свалила на пол кастрюлю с кипящими пельменями.
Мой насильник вдруг ослабил хватку, матюгнулся и кинулся прочь из кухни.
В ушах у меня звенело от волнения и я не сразу пришла в себя.
Когда я приобрела мало - мальскую способность соображать и увидела на полу лужу дымящегося бульона и рассыпанные пельмени, мне стало ясно, что я обварила человека, который целенаправленно собирался стать первым мужчиной в моей непутевой жизни.
На дрожащих ногах я присела на пол, обозревая степень кухонной разрухи. Кастрюльная крышка на полу раскачивалась туда-сюда, словно качели. На всем полу моей крошечной кухни не осталось сухого места и мне пришлось, разогнувшись, на цыпочках добраться до ванной, сгрести там половую тряпку и вернуться ликвидировать аварию.
Санькино любимое блюдо было сметено веником в совок и сброшено в мусоропровод.
Лужа вытерта, кастрюля водворена на полку.
На столе плющились засахаренные полоски теста, так и не отправленные в духовку. Бросив на них очумелый взгляд, я и полоски, под горячую руку, швырнула в мусоропровод.
Словом, я психанула очень похоже на Саньку и, оставив в кухне все, как есть, ушла в свою комнату и не раздеваясь завалилась в постель. Я ковыряла пальцем стену и ревмя ревела.
Санька появилась, когда я уже наревевшись, крепко спала. Очевидно, она выжидала время, которое нужно для установления близости девушке и молодому человеку. Хм, как благородно...
Когда утром я вышла в кухню, подслеповато щурясь без линз и без очков, Санька недоуменно на меня посмотрела - она сидела за утренним чаем и грызла сушку.
Не говоря ни слова, я налила себе кипятку в чашку, бросила туда пакетик чая и вернулась с чашкой в свою комнату.
Села на кровать, чашку поставила на пол между ногами. Тупо уставилась на нее и думала при этом, сильно ли обварился мой вчерашний соблазнитель.
Санька без стука вошла ко мне, вызывающе скрестила на груди руки, облокотилась о дверной косяк и спросила: «Это что, бойкот?»
Я молча пожала плечами.
«Ну, что? Покалечила парня - и рада?» - пошла в наступление моя квартирантка.
«Еще мало!» - ответила я равнодушно.
«Ты хоть понимаешь, что поступила по - свински? Ну, сказала бы «не хочу!» - и никто б тебя не тронул! Зачем же так дико?»
-Если я тебя подвела, извини. И давай закроем эту тему!
-Ты подвела!? Ты подвела!? Да ты меня навсегда рассорила с приличным парнем! Он меня теперь за версту обходить станет!
- Очень сожалею. Другого найдешь! А этот пусть придет, я перед ним извинюсь, если тебе от этого станет легче!
-Да он никогда не придет! Что он - сумасшедший, что ли?
-А что ты так убиваешься? Сама говорила - для подруги не жалко! Одним больше - одним меньше, делов -то...
- Кто ж знал, что ты так встретишь?  Тоже мне, подруга! Это ж надо, в ответ на ласку - кипятком!
-Знаешь, Сань, если это ласка, то, пожалуй, без нее я проживу легко и ни разу не пожалею!
«А, ты неисправима!» - Санька махнула рукой и вышла.
Я угрюмо допила свой чай и заставила себя подняться, чтоб все же, дойти в этот день до работы.
Разговор с Санькой совершенно меня истощил.
И думалось мне об этом эпизоде еще долго, но жить с Санькой мы продолжали, как прежде. Только попыток устроить мое счастье она больше не предпринимала.
На свою удачу или на свою беду она, как раз, в это самое время устроилась в ресторан.
Потом у нее завязался роман с местным ударником, которого она, к моей радости, не водила к нам домой, так как у него был свой плацдарм для свиданий.
Нахрапистая Санька, по своему обыкновению, решила, что сразу прыгнет в дамки со своей смазливой мордашкой и  женским обаянием, но не тут-то было!
Три месяца этого рьяного со стороны Саньки и абсолютно индифферентного (как было видно постороннему глазу) со стороны ударника романа, закончились, вы знаете, чем.
Мне было ее жалко в этой неистовой любовной схватке - кто кого; ведь расстались они, разругавшись в пух и прах. Что - что, а жалеть от души я умела!
И после расставания с ударником, я почему - то была уверена, что на Санькином горизонте вновь замаячит бугай Славка. 
Но, видать, мы обе прижгли его - одна попользовалась и попыталась передать по цепочке.
Другая, не являясь объектом вожделения, так - чисто от его же губительной снисходительности, чуть не вывела из строя то, что, в каком-то смысле, делает мужчину мужчиной.
Далее Санька, оправившись от ран (во всех смыслах), потеряла голову от легкоатлета. Она таскала к нам домой его футболки и прочее барахло, набивала им стиральную машинку и с восторгом сообщала, что пряный запах пота ее возлюбленного заводит ее до одури.
Все мои познания о близости мужчины с женщиной упирались в сцепленные на спине руки, которые развязывают узел кухонного фартука и тяжелое дыхание при этом.
И я пыталась представить себе, как спортсмен что-то постоянно развязывает, расстегивает, распутывает у Саньки на спине. При этом на нем от усилий развязывания узлов выступает тот самый пот, от которого Санька сходит с ума.
Что и как там дальше, ума не приложу. В книжках про это пишут, конечно, но так, слегка, мельком; наверно, чтоб поддерживать интерес к повествованию, иначе зачем такие намеки?
Конечно, люди практикующие подняли бы меня насмех, но я - то библиотекарь, для которой вся жизнь умещается на книжных полках абонемента - что с меня взять?
Хотя, вру. Не вся. Много чего есть и для меня за стенами библиотеки и все в открытом доступе.
Так что, если говорить о том, чем я могу компенсировать свою неосведомленность в отношении между полами, это целый мир красоты и удовольствий, которые я умею замечать и никогда не пройду мимо…
Пусть я никогда не была на море, но я могу себе представить чудную картину морского заката.
Я никогда не летала на самолете, но могу почувствовать восторг от подъема в высоту, когда под крылом остаются мириады белых облаков и близость солнца слепит глаза.
Я никогда не чувствовала на себе восхищенных взглядов мужчин, но могу представить себя, идущей легкой походкой по Арбату в кожаной косухе, в гетрах, с рюкзачком за спиной и ловящей на себе изумленные взгляды легкоатлетов, благоухающих пряным потом; ударников, исполняющих для толпы на бис боссанову и бугаев Славиков, жующих сосиски в тесте и сухарики с пивом.
Я люблю смотреть в окно, когда наступают сумерки и мечтать; я люблю, когда за окнами идет дождь, а мне не надо рано вставать и идти на работу; я люблю выйти на балкон после дождя и счастливо задохнуться от терпких запахов мокрой земли и листьев; люблю, когда в лужах отражается вечерний город с его огнями и рекламами; люблю запах яблок, упавших с яблони в траву; люблю гадать на ромашке; люблю стрекот цикад в летнюю жару; люблю ехать в вагоне метро в поздний час, когда вагон пуст; люблю оставить свои следы на только что выпавшем снегу; люблю после ванной лечь в постель, которая застелена свежим бельем; люблю чай с малиновым вареньем; люблю вытаскивать из почтового ящика открытки с поздравлениями; люблю канун нового года, когда ждешь чудес…
Вот, Санька - та чудес не ждала. Из-за бесконечных приключений она чуть не вылетела из института. Каких трудов, усилий, унижений стоило ей остаться в своей группе после бесконечного отсутствия на занятиях! И долги, которые накапливались от сессии до сессии были нескончаемы.
А я, несчастная зубрила, снова жалела Саньку, которая вертелась на лезвии ножа…
Кажется, из деканата написали Санькиным родным гневное послание с просьбой повлиять на дочь.  Санька не говорила про это, я краем уха услышала в институте…
Тогда -то, по приезде домой, она вдрибадан разругалась с семьей. Хлопнула там дверью и сказала, что знать их больше не желает.
Я, сирота, потихоньку завидовала Санькиной многосемейности. Так хотелось, чтобы хоть какая близкая душа - брат, сестра, неважно…
Мне казалось - это так здорово, когда есть с кем не соглашаться, есть с кем спорить, есть кому в раздражении, выпуская пар, кричать друг на друга, чтобы потом слаще было мириться.
А, помирившись, всем вместе сесть за круглый семейный стол и чтоб чайник на столе дымился и звенела посуда. И смеялись бы вместе над происшедшей только что ссорой, как над веселым анекдотом, твердо зная, что это больше не повторится…
Санька, напротив, считала, что это именно я - баловень и мне крупно повезло быть одной и не донашивать колготки и платья сестер.
А я про себя думала, что вот сейчас, когда Саньки нет рядом, с удовольствием донашиваю ее вещи.
Когда окончилась эта ее скандальная история с родителями, мы зажили более спокойно. Или я, наивная, просто на это надеялась?
Я уже успела свыкнуться с мыслью, что моя квартира стала коммунальной и Санька Волошина - моя соседка навечно.
И вдруг - как гром среди ясного неба!

…Я закопалась в работе над своим дипломом, а Санька в это же время, клятвенно обещала в деканате рассчитаться с долгами, чтоб тоже получить тему дипломной работы. И даже на пару дней засела за конспекты лекций.
В преддверии защиты  я на какой-то период почти перестала есть, пить, ложиться и вставать в нормальное, привычное время…
Мы толком не разговаривали в эти дни с Санькой;  по крайней мере, разговоры мешали мне.
Засидевшись у компьютера и уйдя в дебри целей и задач моей работы, я не услышала, как вернулась Санька.
Очнулась я от созерцания монитора только тогда, когда в прихожей заговорили два голоса разом.
Привычный Санькин и мужской бас, рокочущий, как барабан на военном параде. Затем, дверь в квартиру захлопнулась и стало тихо.
Я никогда не подглядывала за Санькой, но тут выскочила из комнаты и приникла к кухонному окну, которое выходило на подъезд.
Благо, на подоконнике громоздились герани экс-заведующей абонементом Любови Николаевны и за ними с улицы, если бы кому-то приспичило поднять голову к окну, было не видать, кто там смотрит сверху вниз.
Санька вышла из подъезда с плечистым военным и сразу взяла его под руку.
Гадать, откуда взялся новый Санькин знакомец долго я не стала и, пожав плечами, вернулась к дипломной работе.
Вечером Санька явилась домой одна, но с тортом и бутылкой своего любимого вина «Исповедь грешницы». С порога объявила мне, что уезжает в Абхазию.
«Чего? - не поняла я. - Какая Абхазия? А институт? А хвосты?»
«А, осенью сдам! - беспечно махнула рукой Санька, нарезая торт на куски, которые даже бугаю Славику в рот не засунуть. -  Такой шанс! Не в силах упустить!»
«Ты что, больная? - я по- бараньи уперла взгляд в Санькины очи. - С ума сошла? Тебя до сессии не хотят допускать, не говоря уже о дипломе! И не видать тебе его будет, как своих ушей с этой Абхазией!
«Да что ты прицепилась с этим дипломом? - Санька плюхнулась за стол напротив меня. - Ну, сдам я, сдам! Я с Иркой из деканата договорилась, с секретаршей! Она поможет решить вопрос о пересдаче. Она - своя в доску девка!»
«Да, бог с ней! - нетерпеливо отмахнулась я. - Осталась ведь самая малость! Ну, потерпи же! Какая с бухты - барахты, Абхазия?»
«Да, не до учебы мне сейчас, Тимашова, пойми ты! - Санька звала меня чаще по фамилии. - С классным парнем познакомилась!  В тридцать два уже преподаватель военного университета! Отпуск у него сейчас. Мы едем вместе!»
«Ты с ума сошла?» - тупо повторила я.
-Да-да-да, Тимашова! Я сошла с ума! Мне сорвало башню! И я еду с Володей в Абхазию!
- Ах, Володя, значит! Спасибо, хоть не Славик! А что он преподает, кстати? Часом, не игру на ударной установке?  Или легкую атлетику? Или как морские узлы на спине у баб распутывать?
- Ну, ты злючка! А еще подруга!
- Да какая я тебе подруга? Так, угол тебе сдаю…
- Тимашова,  давай вина выпьем! Меня не отговорить - ты знаешь! А насчет угла…Надоело мне по чужим! Своего хочется! Володя на днях квартиру получить должен…
-А, тогда конечно! С Володей куда как приятней жить под одной крышей, нежели с чудачкой в очках!
«Да ты что, Тимашова! Да я ж тебя, как сестру!» - Санька выскочила из-за стола, обняла крепко и, дохнув «Исповедью грешницы», стала  с силой целовать мои соленые от слез щеки.
Я поняла, что сделать ничего нельзя и уступила, пожелав ей, естественно, волшебной поездки.

А, вернувшись из Абхазии, Санька объявила, что они с Володей расписались во время отдыха в местном загсе и было очень романтично.  И что теперь  она носит фамилию  Гордеева.
«Гордеева, так Гордеева. Примите поздравления!» - без эмоций сказала я и пошла помогать Саньке укладывать вещи по чемоданам, так как оказалось, что квартиру капитан Гордеев получил и надо туда перебираться вдвоем  с молодой женой, как можно скорей.
От Санькиного штурмового отъезда осталось в моем шкафу и пышное свадебное платье в матовом чехле и сбившаяся в комок длиннющая фата, которые затребовала купить у Гордеева взбалмошная невеста для скоропалительного бракосочетания.
Платье заняло полшкафа и было слишком громоздким, чтобы волочь его за собой в гарнизон, ведь более нужных в повседневной жизни вещей и так увозилось молодоженами немало.
А у меня оно могло висеть годами, как и многое другое, что принадлежало Саньке. Места одному человеку и разным вещам в квартире хватало вполне.
Продолжение следует)