Змий зеленый из книги из океана жизни
Виноградная продукция, этот божественный синтез энергии Земли, Воды и Солнца, абсолютно не виновата во всех негативных последствиях при ее употреблении. Конечно, вино — это лекарство и здоровье при разумном умеренном потреблении, и то же вино губительно при чрезмерном к нему пристрастии (Мы-слободзейские- это хорошо знаем, но не все, к сожалению, усвоили эту истину). Не виним же мы Солнце, когда загораем летом Хороший загар и красит, и заряжает бодростью, а чрезмерный может привести к самым тяжелым последствиям .Но ни Солнце, ни то же вино, ни в чем не виноваты. Повторяю, это мы сами виноваты в несоблюдении оптимальных жизненных режимов. От этого страдаем и ищем причины, чаще всего опять же не там, где надо.
Много раз в разных странах вводили так называемые «сухие законы». И что? Где те «сухореформаторы»? Одних, как говорится, «уж нет», другие не у дел, а вино есть и будет, пока живет на Земле человек.
И благословенна та женщина (наверное, было так!), которая забыла помыть сосуд после виноградного сока или оставила часть сока в сосуде, и он перебродил, а мужчина попробовал и понял, что так пить лучше. Как бы то ни было, но за многие тысячи лет люди разобрались, что к чему, научились приготавливать как вино, так и более концентрированные, более «крепкие» напитки, как производные от вина, так и выработанные из других компонентов, с применением отличительных от виноделия технологий.
Нет ни одного уголка на Земле, где бы ни употребляли алкоголизированные напитки. И не важно, что где-то в глухой тайге пьют какую-нибудь клюквенную настойку, а на каком-нибудь затерянном в океане острове — бамбуковую или кокосовую водку или что-то в этом роде. Все равно люди пьют, и будут пить, пока жить будут. Одни будут пить с горя, другие с радости, богатые — от богатства, бедные
— от нищеты. Будут пить, так как знают, что с помощью вина или чего-то подобного можно хоть на время быстро изменить свое отношение к каким-либо событиям или поступкам, забыться или вообще отключиться на какое-то время от всего.
И чтобы добиться такой возможности, мы, люди, как правило, «за ценой не постоим».
Любой рост цен и налогов не сможет стать препятствием на пути к алкоголю. В этом плане он (алкоголь) сродни роскоши. Сколько бы ни повышали налоги на роскошь (недвижимость, машины, слуг-лакеев, рестораны, модные вещи), человек, раз вкусивший ее (роскошь), никогда от нее не откажется и будет платить все, что ему скажут или установят, лишь бы не потерять свой имидж в глазах окружающих.
Сколько раз повышали цены на спиртное, а что, пить стали меньше? Наоборот, при внедрении антиалкогольных, ограничительных, как правило, бредовых, доходящих до государственного идиотизма идей, общество получало в ответ резкое повышение интереса к алкогольной теме и появление новых, гораздо более опасных явлений, таких как наркомания, токсикомания и т. п.
Антиалкогольные пропагандисты-идеологи, как правило, могли быть или абсолютными глупцами (если вели антиалкогольную кампанию искренне), или платными врагами, работающими в чьих-то интересах. Третьего не дано. На памяти у взрослого населения совсем недавняя, на нашей памяти, более чем бредовая антиалкогольная реформа (которая по общим параметрам материальных, моральных и физических потерь могла бы сравниться со средней отечественной войной или десятком Чернобылей).
Если бы тот бывший перестройщик-идеолог просто лепетал об этом на всех уровнях, выжимая слезы у жен алкоголиков и вызывая восхищение своих сподвижников, то это было бы ладно. Но наш плебейско-угоднический «менталитет» всегда предполагал «инициативу» снизу и скорейшее развитие любой, даже самой чудовищной идеи, лишь бы отрапортовать и выслужиться.
На скольких тысячах гектаров были вырублены и молодые, и плодоносящие виноградники? Сколько выдернуто, уничтожено или за бесценок реализовано шпалерных столбиков? Сколько загублено виноградных питомников, свернуто научных разработок, ликвидировано цехов первичной и товарной переработки и распущено специализированных виноградарских коллективов?
Только в кошмарном сне мог кому-то присниться в то время приказ о переброске 40 тысяч тонн натурального вина из Молдавии в Башкирию, чтобы там использовать его в виде добавки при производстве комбикормов! Причем была установлена «сверху» цена — 2 копейки за литр. Цистерна с вином в 60 тонн оценивалась всего в 1200 рублей, а сама перевозка ее до Башкирии стоила 1500 рублей за цистерну!
И это еще не все. Практически ни одна цистерна не «довозила» вино до места назначения, так как на всем пути следования по томящейся от «сухого закона» стране, при остановках, над каждым «винным» составом, куда бы он ни следовал, — совершались специфические действия под кодовым названием «подоить корову». Хорошо проинформированные о содержимом цистерн местные жители, в кооперации с железнодорожниками, «выдаивали» вино из цистерн, разливая в любую посуду, а затем перепродавали этот супердефицитный продукт в другие районы. Образовались целые «пьяные» линии, где и появлялись первые криминальные групповые коммерческие структуры.
Но там хоть пили вино. А что начали пить, глотать, сосать, жевать, нюхать, прикладывать, вдыхать в других регионах, особенно молодежь? Запретив одно и не дав взамен ничего другого, мы получили такую страшную отдачу от той преступной реформы, что вряд ли теперь сможем вообще ликвидировать ее последствия.
И никакие наказания, пусть это будут далее сотни и тысячи лет тюрьмы для идеологов, причем довольно пьющих, не смогут стать эквивалентными их вине.
Особенно пострадали те регионы, где нет своего «подножного» корма, где не из чего сделать спиртное. Это в основном весь денежный в то время, да еще и сегодня, север России. Сколько сейчас там наркоманов, больных СПИДом и т. п.? А это все тянется оттуда, их тех «реформ». Мы еще помним те блефовые «безалкогольные» свадьбы, которые снимались телевидением, широко рекламировались, хотя никто не признавался, что в закатанных бутылях с этикеткой «Березовый сок» были или водка, или самогон и т. д. Местные власти, «набирая очки», старались выслужиться и рапортовали об «успехах» в таком благородном «антиалкогольном» деле, а высшие «идеологи» суммировали всю такую ложь и козыряли этим.
Я был в то время свидетелем в принципе уникального действия, по всей вероятности достойного книги рекордов Гиннеса, если там
есть раздел идиотизма. В 1986 году, будучи летом на курсах повышения квалификации в Харькове, довелось мне жить в одном номере с коллегой из Белгородской области. Перед одним из выходных сосед говорит: «Давай съездим к нам в район. В субботу мой брат дочь замуж выдает, будет шикарная свадьба, отдохнем, посмотришь, как у нас свадьбы играют».
Я заколебался — как раз начался чемпионат мира по футболу, и хотелось в выходные посмотреть несколько матчей. Но желание увидеть что-то новое пересилило, и мы в субботу после занятий, выехали электричкой на Белгород. Езды около двух часов, так что мы прибыли как раз к началу свадьбы. И я не пожалел о том, что поехал, так как увидел такое, что вряд ли больше увижу. На весь сельский переулок, метров на 50—60, растянулся высокий брезентовый навес, посредине которого стояли в один ряд столы с закусками. А против каждого места с обеих сторон стояли... двухсотграммовые флаконы тройного одеколона. «Видишь, — восхищенно шептал мой коллега по комнате, — какое богатство!» Эти два длиннейших ряда флаконов врезались мне в память навсегда. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы представить всю последующую картину «овеселения», и уже кусок не лез в рот. Но увидеть все это стоило.
Вообще, если в организме человека главное движущая сила— кровеносная система, то в нашем российском, если хотите — советском, да и в постсоветском обществе, главным энергетическим или связую-щим звеном, к сожалению, является спиртное. Оно пронизывает всю нашу жизнь — от политики и бизнеса до любых видов услуг. Спиртное стало и разменной монетой, и видом платежа, и даже средством накопления. А мы еще с больной головы (у нас!) пытались вводить сухие или полусухие законы.
Да у нас если не будут пить, то и вспомнить-то будет нечего.
Вы думаете, почему у нас всегда в принципе были дешевая водка, хлеб и коммунальные услуги? Политика была такая. Те, кто все эти последние 80 лет был у власти, этот бетонный слой, который пережил и Ленина, и Сталина, и Хрущева, и Брежнева, и Горбачева, очень хорошо знал российскую политэкономию и наш менталитет. Знал сущность простого россиянина, которому надо дать гарантированные 100 или 200 рублей зарплаты, затем 50 лет не менять тарифы за коммунальные услуги, цену на хлеб и водку. Сделать так, чтобы хватало с «подсосом» денег от зарплаты до зарплаты, чтобы человек
шел в систему: «напился-забылся, напился-забылся и т. д.». Тогда никто не будет думать и возмущаться, почему он так плохо живет. Из системы уже не вырвется и не пойдет искать правду. А кто рискнет искать, — для него найдутся нары в другом месте...
Но оставим политику и вернемся к вину и спиртному вообще.
В наших краях издавна вино — это и повседневность, и обрядность, и лечение, и многое другое. Ни один уважающий себя человек не запретит себе принятие стакана хорошего вина на десерт. Особенно в жару, из холодного подвала.
Все мои предки, до глубокой старости, перед едой два-три раза в день пили по стакану вина и жили по 90—100 и более лет.
Если во дворе не было своего вина, то считалось, что в том доме не было хозяина. Люди научились делать домашнее вино и использовали его только при необходимости. При этом вина обязательно отличались индивидуальностью, что было предметом гордости их производителей.
Все было хорошо до тех пор, пока вино не стало товаром в широком смысле слова. Потребности и неограниченность внешнего (союзного) рынка, где шла любая продукция, лишь бы «сшибала» с ног, заставили Молдавию ускоренными темпами увеличивать производство вина на промышленной основе. Была организована система заготовок вина у населения. Тут и началось...
Натурального виноградного сока в требуемых объемах не хватало, да натуральные вина в России не особо и ценились, значит пошло упрощение — немного сока для окраски и какого-то вкуса, вода и спирт. В шестидесятые-семидесятые годы «эпидемия» винозаготовок достигла апогея. Лихорадочно возводились многокубовые домашние бассейны для выработки так называемого «вина». Технология до смешного проста — несколько мешков виноградного жома, несколько мешков сахара, остальное — водопроводная вода. Переиграло — и готово. Сдал по 60—70 копеек за литр, и делай снова. И так — цикл за циклом
Особенно этим увлекались авторитетные люди, которые могли сами или через кого-то заставить приемщиков-заготовителей принимать это, извините, пойло. Конечно, сдавали люди и хорошее вино, но то был мизер, причем абсолютно невыгодный, так как себестоимость бурды на жоме была в несколько раз ниже, да и делать ее можно было сколько угодно раз в году.
На винзаводах, куда свозилось все это «сырье», в него добавляли спирт. В результате подкрашенное и довольно дешевое вино , под разными названиями, в зависимости от места разлива,«разливалось» по всему Союзу. Бедные те люди, которые его пили.
Короче говоря, довели винопроизводство до полного абсурда. Слава Богу, до кого-то еще в 1977 году дошло, и приемка вина от населения была прекращена.
Вообще, этот баланс между индивидуализмом и массовостью даже в таком, казалось бы, второстепенном деле, как производство вина, вреден и неуместен. Если у крепких напитков, особенно в настоящее время, тех же водок, технология в принципе шаблонная, только названия разные, то вина, как и сорта винограда для их приготовления, во многом различны и требуют именно индивидуального, особого подхода. Здесь лучше меньше, - да лучше. Ценится и натуральность, и сроки выдержки, и многое другое, но именно индивидуальное. И в этот процесс не надо вмешивать ни политику, ни экономику, ни еще что-то в виде запретов, монополий и т. п.
По-моему мнению, государству в нашем крае никогда не надо вмешиваться в индивидуальное производство того же домашнего вина, да и напитков покрепче «для себя». Запрет должен быть только на продажу, здесь должна быть полная монополия государства и лицензирование права для частной торговли. А в то, что производится для себя, не надо вмешиваться. Если мы беспокоимся за здоровье человека, так человек для себя плохой напиток не сделает. Если думаем, что потеряем в выручке, так тот, кто делал для себя вино, так и будет делать, он не ходил в магазин и не будет ходить за вином.
Да пусть делает какие-то наливки, настойки из фруктов, даже перегоняет их на спирт, чтобы не пропадали. Все это не опасно и не антиобщественно. Опасно, когда аэрозоли нюхают и т. п.
Какими мы выглядим смешными для самих же себя (другие ведь этого не знают) в этих вопросах.
К примеру, собираем дома абрикосы, переспелые они осыпаются и пропадают. Дней десять постоят в кадушке, косточки оседают на дно, масса перебродит и без всего (дрожжей, сахара и т. п.) готова к производству уникального абрикосового спирта — в простонародье «абрикосина». Тот, кому довелось попробовать этот обжигающий натуральный продукт с приятным тонким запахом абрикоса, никогда не променяет его на десятизвездочный коньяк, если таковой в природе имеет место быть.
Помню, в старые времена «нюхающих» милиционеров, в величайшей тайне, у кого-то из «имущих» мы с отцом занимаем на день «аппарат», устанавливаем его среди деревьев на середине огорода и запускаем в работу. Картина для кисти хорошего художника: лето, жара, естественно зелень, а в кустах идет перегонка абрикосовой жижи на спирт. Куб металлический (емкость), змеевик в бочке с холодной водой — вот и все «оборудование». И все в тайне...
Тоненькой ниточкой стекает в баночку спиртное. А вокруг сидят человек пять-шесть кумовьев или родственников-мужиков и поочередно «снимают пробу». Снимают так, что жидкость не успевает капать, и трудно дожидаться очереди.
Вообще, в связи с такими событиями можно привести массу курьезных случаев. Расскажу всего один.
В селе Копанка, это когда оно еще было Копанкой с большой буквы, с сорок шестого года работал председателем колхоза Герой Социалистического Труда, известный многим человек, Георгий Трофимович Болфа, В начале пятидесятых годов первым секретарем ЦК компартии Молдавии был Л.И. Брежнев. Так вот, приезжает секретарь в Копанку, как обычно, знакомится с колхозом, селом, полями. Болфа был человек не только хозяйственный, но и обладал достаточным запасом юмора Где-то к обеду, объезжая плавни, они подъехали к огромному дереву, растущему посреди поля. Сели отдохнуть в тени. Тут же появились помидоры, огурцы, брынза, то есть обычная молдавская закуска. Хитрец Болфа повесил заранее на дереве бочоночек абрикосовой водки, шланг от него вниз опустил, сзади ствола, чтобы не было заметно, кран на шланге от кислородной подушки, все как надо. Ну и так незаметно наливает в кружку граммов 150 «абрикосина» и подает Брежневу. Тот понюхал, выпил, крякнул и говорит: «Слушай, замечательная вещь, никогда такого не пил. А где ты его берешь»? Выпил еще столько же и уехал. Недели через две снова приехал и сразу к тому дереву направился...
Лет через двадцать, уже будучи Генеральным секретарем, Брежнев проездом, сделал остановку в Кишиневе. Естественно, торжественная встреча на высшем уровне на перроне. А он вышел из вагона, увидел Болфу среди встречающих, направился прямо к нему и, улыбаясь, спросил: «Ну, как там, есть еще у тебя тот благородный напиток?»
Рассказывая мне об этом случае уже в восьмидесятом, через шесть лет после приезда в Кишинев Генсека, Болфа смаковал его с разных
сторон, а потом сказал: «Ты знаешь, у меня еще есть из тех запасов одна бочка, лет двадцать пять уже стоит, правда не абрикосовая, а сливовая, но все равно поедем — попробуем, что такое сливовая водка в дубовой бочке после 25 лет выдержки».
Раньше во всех колхозах были пункты по выработке спирта-сырца из фруктов. Все, что не было товарным, — шло на спирт. Производство было сезонным, работало там немного людей, но оно таки работало, и что-то потихоньку «капало» в колхозную кассу, а нетоварная продукция не пропадала и не растаскивалась.
Конечно, работа в этом «цехе» была сродни каторге. Так как непьющих трудоспособных в колхозе практически не было, то работать на спиртопроизводстве посылали по графику — больше, чем по две недели, мужики там не выдерживали, спивались и потом долго отходили от такого почетного поручения-наказания.
Раньше в колхозах всегда были вино и спирт своего производства Их и реализовали, и сдавали государству, да и выдавали в счет оплаты труда.
Процесс этот тоже был своеобразным: в кладовой — по выписке, а «своим» — по записи. Как; выдавали? Заходит, к примеру, бригадир в кладовую или кто-то еще из руководства, пьет литр вина, а кладовщик ему галочку ставит в разделе «вино». И так постепенно количество накапливалось. В конце года, когда на трудодни что-то начисляли, делались перерасчет и удержания.
Помню, на одном из отчетных собраний в пятидесятых годах председатель колхоза объявляет, кто и сколько выпил в кладовой за год. Называет бригадира Соколова Андрея, он как раз наш сосед по огороду, и говорит: «Соколов выбрал в кладовой за год,-29 ведер вина». А сидящая с ним рядом жена, как зашумит: «Ты что ж, гад, не мог дома пить, у тебя в подвале вина нет?» «Так ты же не даешь, вот и пришлось брать в счет зарплаты».
А сколько курьезов случалось с нашими гостями-приезжими, особенно с отдыхающими? Москвичи, ленинградцы, мурманчане и другие, многими тысячами заполняли летом Приднестровье. Тепло, вода, дешевые овощи и фрукты, дешевое жилье и... вино. По 20 копеек стакан, пей - не хочу.
Так вот, они подойдут к бочке и с ухмылкой, глядя, как на квас, по нескольку стаканов пьют залпом, а потом тут же и лежат несчастные, не понимая, что с ними происходит. Не разбирались они, особенно с первого раза, в особенностях и коварстве нашего вина. Хотя не все.
Как-то я приехал в отпуск, кажется, в 69-ом. Шла уборка хлебов. Отец получил новый комбайн прямо в ее разгар, и я помогал ему в наладке и комплектации. В бригаде №1 колхоза «XX Партсъезд», что в Слободзее, раньше действовал большой студенческий лагерь, там были студенты из разных стран, в том числе и советские.
В тот год работал большой отряд из ленинградского педагогического института им. Герцена. Группа была «интеллигентная», с работой у них не очень ладилось, зато во всем остальном они здорово преуспели. Так вот, иду я от комбайна в кузницу, что-то там согнуть надо было. Слышу, кто-то кричит: «Ты мне, старик, не заливай, уж в чем-чем, а в вине я разбираюсь!» Захожу — молодая девушка выскакивает мне навстречу в мини-купальнике и с явно злым видом. Спрашиваю у кузнеца, ныне покойного дяди Лени Вихрова, в чем дело. «Да, — говорит, — возил я им вино, их же в село не пускают, в основном, «штапельное». Вчера деньги взял, набрал банку, а бочка за-кончилась. Ну, не буду же я деньги возвращать. Набрал банку чистого вина, для себя ведро хранил, и привез студентам. Они «штапельную» бурду пили — крепкая, бьет по всему телу, тем более по мозгам. А чистое вино им не понравилось — слабое, мол. Вот и послали ко мне командира на разборку. Она, видите ли, в вине разбирается. Здорово разбирается, если за такое вино скандал подняла».
Ну, это, так сказать, пример, когда пьют за деньги, а на «халяву» могут пить, что угодно.
Помню, случай был у нас в доме. Выходной день. Я лежу на печке, читаю книгу. Внизу на кухне мама стирает отцову спецовку. За столом сидят двое: спиной ко мне — отец, напротив него — дядя Федя. Завтракают, запивая вином, которое отец разливает из чайника. Заходит сосед, Максим Димитренко, прижимистый такой был старик, и очень, прямо очень любил надурняк выпить. Зашел и сел рядом с дядей Федей. Мама вышла развесить постираное. Корыто с черной мазутной мыльной водой стояло на скамейке у печки.
Отец с левой руки наливает кружку вина и подает деду Максиму. Тот быстро пьет, кряхтит и спрашивает: «У кого бралы выно? Добрэ!»
В очередной раз отец наливает себе, дяде Феде и... черпает неза- метно кружку мыльной воды из корыта. Подает ее деду. Тот опять быстро пьет и опять хвалит вино. Мне сверху все было видно. Я удержался от смеха дважды, но когда отец в третий раз подал деду мыль-ную воду, уже не выдержал и взорвался смехом, одновременно грохнув обеи
ми ногами в трубу так, что два кирпича упали вовнутрь. Отец, конечно, позже со мной разобрался — и за неожиданный смех, и за грубу, но больше из корыта не черпал. Скорее всего, потому, что вино в чайнике закончилось, и завтрак тоже.
Из-за вина случались всякие курьезы, особенно в семьях, где жена считала себя главной. Как-то в Слободзее,брат жены решил тихонько проверить, готово или нет молодое вино. Надо было без шума войти в подвал, но выключатель находился наверху, в летней кухне. А жена как раз там стирала. Решил пойти в темную, знал же, где бочка стоит.
В темноте не нашел винный шланг и решил сточить в литровую банку через отверстие внизу бочки. Но когда ослабил чоп, он под давлением полутонны вина вылетел, струя вина ударила в стену подвала. Пришлось брату вставить вместо чопа палец... Около получаса он полулежал, полусидел, закрывая пальцем отверстие. Палец онемел от холода. Свободной рукой он лихорадочно шарил вокруг себя и не находил тот чертов чоп. Когда стало невмоготу, пришлось «раскрываться» и звать на помощь жену. И каково же было его разочарование, когда жена включила свет и зашла: оказалось, что чоп находится в банке, которую он подставлял. То есть был прямо перед носом, а он этого не знал и принимал такие муки.
Вообще, тема вина и всего, что с ним связано у нас, — бесконечна. Вывод общий может быть только один — не вино к нам плохо относится, а мы к нему. Причем, так: плохо, что потом и самим плохо становится.
Я не винодел и не рассказываю о вине, я говорю о людях во взаимодействии с вином. Пить можно, надо только знать, когда, с кем и сколько. «Надо не от случая к случаю напиваться вином, надо уметь пить его каждый день и при этом не стать пьяницей». Такой вот афоризм. Лучше не скажешь.
—
Свидетельство о публикации №225071200606